Вниз по лестнице, ведущей в небо

Вниз по лестнице, ведущей в небо

Мягкий, необычайно белый свет с золотым отливом шел откуда-то сверху и разливался теплом по всей комнате. Алексей на мгновение открыл глаза и снова зажмурился, ожидая боли, нестерпимо бьющей в  висках и гулко отзывающейся во всем теле. Но боли не было. Тяжесть и тошнота куда-то неожиданно отступили, оставив место  тишине и спокойствию. Он  снова открыл глаза. Свет совсем не слепил, осторожно проникая в каждую клеточку измотанного болью тела, обволакивал теплом, успокаивал.
- Где я? – вслух подумал Алексей, напрягаясь от сладостной тишины.
- Как ты себя чувствуешь? – не ответил на вопрос чей-то голос.
Собеседника Лешка не видел. Он повертел головой, пытаясь сообразить, где находится, и напряженно стал вспоминать. Обрывки сознания рисовали какие-то странные картины: он видел себя сидящим на диване с поникшей головой и шприцом, вываливающимся из ослабевших рук, слышал откуда-то издалека доносившийся надрывный крик матери, улавливал какие-то движения, звуки, но собрать воедино целостную картину у него так и не получилось.
- Я в больнице? – догадался Лешка и попытался привстать.
- Почти, - ответил голос.
Лешке было необычайно легко и хорошо. Он давно не испытывал такого блаженства, когда его не лихорадило от одной только мысли, что доза не будет найдена или, не дай Боже, ее не на что будет купить, и тогда придется использовать все свое умение, чтобы выманить у матери последние рубли или захватить что-нибудь из оставшихся в доме вещей и бежать срочно сбывать их, осатанело вглядываясь в лица шарахающихся от него людей.
- Ты где? – поинтересовался Лешка у голоса, не найдя в этой белизне собеседника.
- Везде, - ответил голос. – Ты отдыхай, поправляйся. Может, ты чего-нибудь хочешь?
Лешка напрягся, но желаний никаких не было. Они исчезли, оставив ему спокойствие и умиротворение. Не хотелось ни есть, ни пить, даже потребность получить долгожданную дозу наркотика испарилась. Голова была совершенно пустая, мешанина от назойливо проникающих туда голосов разом прекратилась, и Лешка свободно вздохнул, но вздох получился каким-то пустым, со всхлипом.
- Можно я встану? - осторожно попросил Лешка и приподнялся. Вокруг него была белая пустота. Ни окон, ни дверей в этой пустоте он не заметил, не было и лампочек, освещающих помещение. Непонятно откуда льющийся свет делал все вокруг каким-то нереально зыбким.
- Отдыхай, - остановил его голос, - ты скоро понадобишься.
Лешка присел на кровати и огляделся. Он не увидел ни стен, ни потолка, только теплый свет. Он хотел было разволноваться, но у него это никак не получалось. Не то, чтобы он был безразличен ко всему происходящему, просто внутри него поселилось необъяснимое блаженство, мешающее обижаться или требовать чего-нибудь.
Он не помнил, сколько времени просидел ничего не делая, и вздрогнул только тогда, когда услышал голос.
-Идем, нам надо поговорить.
Лешка шагнул в никуда и испуганно отпрянул назад, когда ступни коснулись чего-то мягкого и наполовину утонули, проваливаясь  в беловатый туман. Страха не было, как не было и любопытства. Он сделал несколько шагов и остановился, не зная, куда идти дальше.
-Иди,- потребовал голос, и Лешка неуверенно зашагал, пока не наткнулся на стул, одиноко стоящий среди пустоты.
-Садись,- услышал он. Голос был требовательный, звучал уверенно,  от его теплоты и безразличия не осталось и следа.
- Чего ты хочешь? – поинтересовался голос.
Спросил он это строго, с привкусом раздражения, и Лешка растерялся, так как ничего не хотел. Он стал судорожно копаться в памяти, пытаясь всколыхнуть в ней какие-то забытые чувства, но кроме пустоты ничего не ощутил.
-Тебе даже нечего вспомнить,- констатировал голос,- чем же ты жил все это время?
Обрывки памяти наслаивались один на другой, но склеить их в однородную  картину у него не получалось.
-Тебе помочь? – голос был ровный, безразличный, и Лешка кивнул, не ответив.
- Смотри! – спокойно отреагировал  на его кивок голос, и у Лешки в голове вдруг стали одна за другой проноситься картины его последних дней. Он то видел себя злым и раздраженным, бегающим по городу в поисках дозы, то сидящим в пьяном угаре среди  хлама и старья, то лежащим на старом потертом матрасе в полузабытьи, и ему стало неприятно, что кто-то еще, кроме него видел это.
Ну, как? Понравилось? -  поинтересовался голос, не выражая при этом никаких эмоций.
Лешка зажмурился и притих. Неужели в его жизни было только это? Неужели ему больше нечего вспомнить? Это его почему-то волновало и пугало одновременно.
- А что?- тихо переспросил он, - ничего хорошего не было?
- Было, - услышал он в ответ, в голове снова зашумело, и Лешка невольно заулыбался, наслаждаясь увиденным.
Там, он был маленьким, в синеньком костюмчике и рядом с ним была та, которую он почему-то забыл. Мама держала его за руку и радостно улыбалась. Она была молодая и красивая, и Лешка залюбовался ей. Сердце наполнилось любовью и еще каким-то болезненно тянущим чувством. Ему захотелось немедленно оказаться там, в том далеком и счастливом детстве, где не было ни забот, ни тревог, где от всего можно было спрятаться за маминой спиной, твердо зная, что только она сможет защитить тебя и никогда не даст в обиду. Лешке казалось, что он всегда думал так, что по-другому просто не получится. Ему стало хорошо, как не было никогда. Он рассмеялся, радуясь увиденному.
- Мама,- неожиданно для себя прошептал он и потянулся к ней, но она вдруг растаяла и перед Лешкой снова появилась белая пустота, где он одиноко сидел на стуле.
- Да, это твоя мама, -  безразлично произнес голос, - и это она тоже.
И Лешка увидел рано состарившуюся поседевшую женщину, безвольно сидящую около кровати, на которой лежал он, Лешка, в наркотическом опьянении. Он увидел ее снова. Ее лицо кривилось от боли, а рот, приоткрытый в немом крике, напоминал кровоточащую рану. Лицо матери было искажено от ужаса, она держала безвольно повисшую  руку сына в своей, а глаза, наполненные мольбой, смотрели только на него, родного, нужного ей даже таким. Увиденное наотмашь хлестануло его по сердцу, впиваясь в него острыми когтями мучительной боли.
- Увидел? – безразлично поинтересовался голос.
- Боже! – Лешка обхватил голову руками. Он согнулся, воткнув острые локти в колени, и зарыдал от нахлынувшей волны боли за мать и свою никчемность.
- Ты плачешь? – удивился голос. Это была первая эмоция, которую он вдруг проявил, и Лешка снова кивнул, боясь поднять глаза, хотя вокруг никого не было и зрителей бояться было ни к чему.
- Мне стыдно,- голос Лешки стал срываться, он всхлипнул, издал горлом клокочущий звук и заговорил.- Я очень любил свою маму, хотел, чтобы она была счастлива, и сделал ее несчастной. Я раздражался, когда она  уговаривала меня бросить употреблять наркотики и готов был убить ее, если не получал от  нее денег на них. Занятый только этим, я перестал обращать внимание на нее. Она нужна была мне только в день получки и аванса, а если мне не хватало денег, которые я выгребал у нее из карманов и сумочки, то я не брезговал и тем, что выносил из дома вещи. Я убивал ее, ради минутного кайфа,  и ради кратковременного удовольствия заживо хоронил мать.
Он сполз со стула. Встал на колени, но не удержался и неуклюже повалился на бок, продолжая взахлеб рыдать.
- Что ты хочешь? – спросил все тот же невидимый собеседник, и Лешка, преодолевая рыдания, вытирая пятерней мокрое от слез лицо, приподнялся и зашептал:
- Мама, прости меня, родная, прости меня. Мама, мамочка.
-Я здесь, сынок, здесь, - услышал он такой родной и любимый  голос.- Я здесь, рядом. Я всегда буду рядом, маленький мой.
Лешка открыл глаза. Серый потолок больничной палаты грузно нависал над ним. В окно бил яркий, слепящий свет, от которого хотелось спрятаться, зарыться с головой под одеяло. Боль набросилась на него с неистовой силой и вцепилась в голову, отдаваясь во всем теле.
- Ну, вот,- раздался раздраженный голос. – А вы боялись! Очнулся он. Таких смерть не берет.
Лешка увидел лицо врача, склонившегося над ним, затем перевел глаза на капельницу и поморщился.
- Плохо мне, - признался он со стоном, - очень плохо.
- Да уж мало хорошего, - врач рассерженно махнул рукой, приблизил покрасневшее лицо к лицу Лешки и разом выдохнул, - мать благодари. Это она тебя спасла, во время вызвала скорую и пять дней не отходила от тебя.
- Пять дней? – Лешка на какое-то время удивился, но боль снова заставила его притихнуть. Он поднял глаза на мать. Ее заплаканное лицо светилось неподдельной радостью.
- Жив, - шептала она, - жив, мой родной, мой сынок. Она гладила его исхудавшую руку, подносила ее к своим губам и целовала, до конца не веря в свое счастье.
- Мама, - Лешка понял, что тот, кто любит вот так, не прося ничего взамен, достоин ответного чувства. – Прости меня, мама. Я вернулся к тебе.
Он приподнял голову и прошептал в пустоту, обращаясь к тому, кто недавно был просто голосом, бесстрастным, не судившим, не карающим, а умеющим вывернуть душу наизнанку и дарящим любовь:
- Меня любят, даже такого плохого любили, спасибо тебе за все. Ты не учил, не заставлял, ты просто показал все нужное и ненужное. Спасибо, что вернул меня назад и дал возможность подарить любовь тому, кто этого  поистине достоин.
  Лешка осторожно сжал руку матери, и она тихо, так чтобы слышал только он,  произнесла:
- Мы справимся, сынок, мы обязательно справимся.