Из воспоминаний проклятого жизнью незаконченное

-Вставай! Я жрать принес!
Хомяк разбудил меня сильным толчком в спину. Я поднялся с ободранного матраца, на него с потолка подвала капала вода. Скоро тут будет совсем сыро, надо искать новое место.

В этот городок принесла меня сама хозяйка-Судьба. Теплый южный ветер поднимал горячий песок и обдавал им мои босые ноги. Южное палящее солнце давно и иссушило и сожгло мою кожу. Так хочется жрать и пить! А эти райские теплые птички вот уже который день кружат надо мной, как стервятники, только и ждут моего часа.

Не помню какие сутки уже иду. Не помню, да и не знаю как тут оказался. Хомяк уже давно пристал к шайке воров-беспризорников, так и остался с ними. Но вот меня привела в этот городок, именно на эту проселочную тропу сама Надежда.

Я из тех, кого обходят стороной люди. Я из тех, в ком видят вора, насильника, убийцу, наркомана, бродягу, пьяницу, калеку, юродивого и проклятого Жизнью. Я из тех, в ком человек может найти злость и сострадание, совесть и стыд, печаль и снисходительность. Я тот, кого называют "уродливым шрамом на лице общества", но все же... Я есть.

Я не ел уже двое суток. Проклятый голод крутил мой живот и все больше затуманивал разум. Откуда-то взялось чувство злобы, которое начиналось от кончика пальцев ног и заканчивалось кончиком носа.

В ярком палящем солнце блеснул чей-то силуэт. На этой дороге кроме меня и незнакомца не было никого. Желудок крутило все сильнее. Я ускорил шаг.

"Если я догоню силуэт до того, как дорога упрется в оживленную трассу, то у меня есть шансы поесть.. отобрать деньги.. да что угодно! лишь бы не подохнуть с голоду, как старая псина! Хотел бы я разок оказаться на месте жертвы. Что они думают? Они так пугливы... Не то что я... Ведь им есть что терять. Так-так-так... похоже это девушка... она прет сумки."

С каждым шагом я искусственно нагонял на себя злобу, которую я, вечерами, когда оставался один, так ненавидел. Я просчитал все. Чем ближе я подходил к ней, тем сильнее я пытался представить как колотится ее сердце, как учащается ее дыхание, как адреналин, вызванный чувством самосохранения бьет ей в ноги, от чего они перестают слушаться, как капли пота выступают на ее теле. И как она молит Бога о том, чтобы я прошел мимо.

Я помню, как уже приблизившись к ней вплотную я доставал нож. Никогда не забуду, как схватил ее сзади и подставил его к горлу.
-Бросай жратву.
Она не произнесла ни слова. Легко разжала руки и сумки полные еды свалились на землю.
-Теперь свою сумку. Живей.
Она неосторожно подалась вперед. Нож провел тонкую нить на ее шее. Ни звука. Она покорно скинула сумку.
Она пообещала, что не повернется. Я отпустил ее. Она шла неуверенно. Немного шаталась.  В это время я, как шакал-стервятник, уже ненавидя себя в душе, принялся за трапезу.

Еда кончается быстро, так же как подступает голод. Ночью особенно хорошо чувствуешь, как крутит твой живот, напоминая тебе, что телом ты еще жив.

В поисках ночлега я блуждал по дворам этой деревушки, пока не наткнулся на один небольшой, но уютный домик. И устроившись на заваленке я не заметил как уснул. ... И снился мне дом.

Я сидел за большим столом, на котором стояла вкусная свежая еда. На кухне хлопотала красавица-жена, а рядом с ней играли и смеялись наши дети. Она тихонько подшлепывала их, когда малыши разыгравшись случайнотолкали ее, и парное молоко выплескиваясь из кружки, которую она держала, маленькими теплыми струйками затягивая ладонь. Она была прекрасна! Темные как ночь карие глаза смотрели с добротой и мудрой колкостью. Роскошные русые волосы спадали с плеч до самой поясницы. Ее сочные алые губы и живой румянец не давали мне уснуть по ночам. Меня изводили ее формы, подчеркнутые легким белым платьем. Она тихонько подошла ко мне по холодному полу босыми ножками. Прикоснувшись к щеке оставила запах яблока и меда. Я любил целовать ее невинные, бархатные,не знавшие усталость от тяжелой домашней работы руки, тогда она улыбнувшись затмевала все невзгоды, заставляя меня душой и телом становиться пьяным.

Рассвет забил в глаза. Я проклял все, когда проснулся. Отряхнувшись от пыли и грязи подошел к низкому деревянному забору. В доме хлопнула дверь и на пороге появилась девушка в белом платье. Еще теплая ото сна она собирала свои длинные русые волосы в огромный клубок, пряча их под домашнюю косынку. Она смотрела на мое белое как снег лицо своими карими вишнями.

Спотыкаясь, я поплелся вдоль забора, чтобы больше никогда не видеть этих глаз, которые смотрят в самую душу и переворачивают все мое нутро, смешивая его в кашу, и меняя мир вокруг. Но дерево уже лет пятьдесят назад пустило в землю свои массивные корни. Оглянувшись в последний раз, я как полный идиот споткнулся о корень, и видя как быстро к лицу приближается земля, закрыл глаза в ожидании удара.

Позади раздался звонкий девичий смех. Уже сидя на земле я различал приближающиеся ко мне быстрые шаги.

-Утро доброе, летчик! До чего же ты неуклюж. Еще минуту назад ты мне казался не таким грязным – сказала она с по-доброму насмешливой улыбкой.- Да ты поранился! Тебе очень больно? Хотя ты развеселил меня! Такой большой, а как ребенок. Чего сидишь бледный? Пойдем в дом.

Мой глупый рот никак не открывался, и не проронив ни звука я покорно проковылял в дом. Она хлопотала то надо мной, то в доме. А я наблюдал как играючи горела в ее руках работа.

-Как зовут тебя? – спросила она, утирая мою рану.
-Я рос на улице, у таких как я нет имени. Только прозвище. Люди называют меня Перстень, зови и ты меня так.
-Хорошо, Перстень. А ты зови меня Машей. Неплохо было бы тебе помыться. В доме осталась отцовская одежда, она как раз тебе по размеру. А я пока накрою на стол. Оставайся, гостем будешь.

Растопив себе баньку, я решил вместе с кожей содрать с себя грязь улицы.