Ажано

Пьеса «Ажано».               

Действующие лица:

купец - мессер Ажано Ликанти;
фактор торгового дома Ликанти – Туччоне Паруччо;
слуга;
повар;
1бродяга;
2бродяга;
начальник стражи;
князь – Фальтериго Зела Нелла;
синьоры;
слуги князя;
настоятель монастыря – отец Пьетро;
монах – Паоло.

                1

В мощеном дворе, среди каменных стен голоса разлетаются гулко, как в театре.
Это мессер Ажано Ликанти, это его мурлыкающий тенор, а вот и он сам, его розовый колет — немного смешная, но простительная прихоть человека не старого, но и не молодого уже. А к колету — седина колечками в бородке и на висках. Туччоне Паруччо — фактор неапольской фактории торгового дома Ликанти, горбясь над таким же коренастым, как и сам он, столом напротив мессера Ажано (по случаю весны тот перенес дела на нежное солнце).


Ажано: и десять золотых экю, по двадцать пять су каждое…
Туччоне: Нет, мессер Ажано по двадцать четыре су.
Ажано: Почему по двадцать четыре? По двадцать пять, Туччоне.
Туччоне: Нет же, это было зимой, а сейчас по двадцать четыре, мессер! 
Ажано: Ну ладно, ладно, по двадцать четыре.
Туччоне: Взяты из фактории: дорогие покрывала лангедокского сукна, зеркала, сундуки орехового дерева, кожа и флорентийские ткани для французского двора, и  шерсть — двадцать два тюка по четырнадцать флоринов.  Уплачено за погрузку, за аренду корабля — две тысячи, а еще — дорожные, мостовые, береговые, еще за пользование королевскими весами, опять же за гостиный двор в Монпелье…
Ажано: Я вам разве говорил там останавливаться — простодушно удивился мессер Ликанти.
Туччоне: (заёрзал) Да мы…  я решил, что…
Ажано: Ну ладно, дальше, дальше…
Туччоне: По двенадцать денье в пользу короля с каждой бочки…
Ажано: (вдруг спросил) А как мои рудники, что купил в Божоле?
 Туччоне: Я хотел после…
Ажано: Нет уж, мой друг, давай сразу. Что-то я не вижу от них дохода.  А есть ли рудники-то, а?
Туччоне: Дело в том, мессер… королевский казначей…
Ажано: Что,  королевский казначей?
Туччоне: Дает свою цену за медь и серебро. А с нашей не согласен.
Ажано: Ах, грабитель! Вон оно что! (У мессера Ликанти пальцы левой руки от огорчения стали подпрыгивать и стучать по столу). А что это за неприятности, о которых написал мне нотариус Пойоль. Умер кто-то?
Туччоне: Креп обрушилась, мессер, десять рабочих придавило.
Ажано: Гм, смотри-ка, почти дюжина…  И что же Пойоль?
Туччоне: Просил передать, что надо бы замять это дело.
Ажано: (обе руки мессера Ликанти покинули стол и обратились к небу)  Тело Иисуса Христа! Компаньон он мне по рудникам или не компаньон, я тебя спрашиваю, Туччоне?
Туччоне: Компаньон.
Ажано: Или он не нотариус, скажи мне?
Туччоне: Известное дело, нотариус.
Ажано: Святая дева Мария! Почему же всеми этими делами должен заниматься я здесь, в благословенной Флоренции, когда рудники там, у него под боком?
Фактор преданно моргал.
Ажано: Ладно, придется написать казначею, пусть займется... грабитель! Еще что, Туччоне?
Туччоне: (торопливо)  Еще надо, для тех же рудников пять цепов железных больших, бадей для откачки воды, молотов и ломов, наконечников для кирок, один ворот на конной тяге, новую плавильню поставить...
 Ажано: С плавильней и воротом подождать. Жалованье снизить, а поденщиков брать из бродяг и нищих. Распорядись, да не откладывай.
Туччоне: Кривой Денто привез барку кораллов из Египта. Высадился тайно возле Ливорно. Вообще-то пришлось, как вы велели...
Ажано: (перебивая)  Ладно, ладно! Это не надо, это ваши там дела...
Ажано покосился на слугу и повара, которые болтали поодаль.
Ажано: (нетерпеливо)  А что слышно в Париже?
Туччоне: (растерянно)  Много слышно, мессер...
Ажано: Ну, выкладывай, выкладывай, видишь: я уже устал.
Туччоне: Говорят, Жеррара Фочиньи скоро свалят. Завидуют ему очень... советники завидуют,  секретари...
Ажано: Чиновники, советники. Получают по сто ливров,
а воруют по четыре тысячи. Скажи, мой друг, а доходные места там так же продаются, как и у нас во Флоренции? Нобили так же продают должности, а денежки кладут в карман?
Туччоне: (шумно вздохнул)  Да, мессер.
Ажано: Вот они, люди!
Туччоне: (шумно вздохнул)  Да, вот они, люди…
От невидимых ворот долетел стук, потом шум. Слуга, что болтал с поваром, завертел головой, вытер нос и побежал.
Туччоне: А… как, мессер, с моей просьбой?
Ажано: М-да.. В благословенной Флоренции, слава Богу, спокойно. Чернь утихомирилась. Нобили бесчинствуют в меру… Торговлишка движется…
Ажано стал складывать кучку монет.
Ажано: (обернулся к слуге) Так что там?
Слуга: Какой-то бродяга, мессер. Вцепился в ворота, как кошка, говорит, что хочет открыть великую тайну.
Ажано отпустил слугу.
Ажано: Извини великодушно, Туччоне. Видишь ли, я дал обет ласково принимать всех пилигримов и странствующих.
Слуга: (повару) Боится прохлопать какого-нибудь святого апостола!
Повар: Это после того, как пустил по миру семейство Кунчи и зацапал все их имущество.
Ажано: Друзья мои, впустите бедного скитальца и устройте ему трапезу...скромную, чтобы не оскорбить его святые чувства.
Повар и слуга поклонились.
Туччоне: Так, значит, насчет прибавки...  Ребята просили узнать… Опасно стало, знаете, бури, разбойники...
Ажано: (перебирая монеты, остановил в пальцах крузат) Бури, разбойники… Сколько напастей ты, приятель, пережил, пока прикатился сюда?
Туччоне: (про себя) Теперь не уступит.
Ажано: Божьего гнева каждый день ожидать нужно. Сегодня тихо, завтра — безумно.  Неустроенно живем, Туччоне. Забыли люди совесть и имя Христово!
Туччоне изобразил некоторое благочестие.
Туччоне: (про себя) Черт бы тебя побрал! Христовым именем мне, что ли, с ребятами расплачиваться!
Звякнуло об стол, рассыпались монеты.
Ажано: Как будешь в Салерно, там, говорят… говорят, пираты-арнауты продают юных мусульманок...
Монеты передвинулись ближе к Туччоне.
 ...купишь мне двух... лет шестнадцати... лучше четырнадцати... чтобы воспитать их в правильной вере.
Весь флот монет причалил к тому краю, где сидел Туччоне.
Тут мессер Ликанти стал смотреть на вновь появившегося слугу и темную оборванную фигуру позади него и уже не видел, как пропали монеты и как фактор Туччоне тихо удалился. Неведомый человек, наконец, очутился близко, и мессер Ликанти разглядел его спекшиеся от упрямства губы, грязные ноздри с презрительным шумом втянувшие воздух богача; неистовые глаза и сальные волосы. Купец остался доволен: настоящий божий человек, презирающий  суету.
Ажано: Откуда ты, милый мой?
1бродяга: (долго смотрел исподлобья, прежде чем ответил) Из Амальфи.
Ажано: Это же далеко. Как же ты так быстро дошел?
1бродяга: Вчера я ночевал в Ластре.
Ажано: А почему ты бродишь? Ты бежишь от набегов турок и сарацин? Дали тебе что-нибудь поесть эти (в сторону слуги) зажравшиеся псы?
Слуга состроил постное лицо.
Бродяга сделал вид, что слова уважаемого мессера для него не более красноречивы, чем сквозняк.
1бродяга: Я несу людям спасение.
Ажано: Во имя Отца и Сына... дело хорошее. А вот скажи мне, давно ли ты бывал в Ри...
1бродяга: Я несу всем правду об Острове Света.
Ажано: Это где ж такой?
1бродяга: Мир прокис во лжи и пороках...
Ажано: Ой, верно!
1бродяга: ...Процветают разбойники, а люди целуют руку, которая их бьет. Бесправный, бесприютный люд набирают на галеры и в цеха и заставляют работать за ломоть гнилого хлеба...
Ажано заморгал.
1бродяга: ...Властители наживаются на войнах и раздорах... ...Но это все  не на Острове Света!
Ажано: Да, милый мой! Кругом поборы, произвол... дорожные сборы, мостовые, за каждую бочку вина, за каждую дюжину кож... Все эти жадные до денег князьки, все эти Талнофрекосс и Иторно...
1бродяга: Но - Остров... (голос дрогнул ) Там никто не сидит в праздности, и никто не голодает, а свободное время проводится в  достойных  и полезных занятиях, а не в разгуле...
Ажано: Слава Иисусу!  Где же такое местечко, милый?
1бродяга: (показал грязной рукой) Остров... там! 
Ажано: (неопределенно согласился)  А...
Ажано опять  услышал какой-то шум от ворот и сделал слуге знак заняться делом.
1бродяга: Законы на Острове немногочисленны, кратки, ясны и справедливы.
Ажано: Так, так...
1бродяга: Люди не подвержены низменным страстям...
Шум вырос, в него вплелись отдельные крики.
...потому что всех примиряет общий труд...
Уже два или три голоса кричали так, что можно было разобрать: «Стой? Ты к-куда? За волосы его!» 
Мессер Ликанти стал невольно коситься вбок. В одно его ухо влетало: «...а разве справедливо, что лучше всех себя чувствуют в этой жизни нечистоплотные торговцы и удачливые убийцы?..", а в другое: «Ах, ты ногой?! У-у, боров!..»
Наконец раздалось несколько ударов палкой словно по выбиваемой перине, и тут же во двор вбежали несколько человек.
Точнее, вбежал один, остальные были фигуры известные — слуга и повар.
Мессер Ликанти успел рассмотреть две спелые ягоды его глаз, словно упавшие с рыжего куста на макушке и закатившиеся за выпуклые щёки.
2бродяга: А! Ты уже здесь, усохшая гнилушка, мозгляк жабий.
Слуга и повар наскочили на вдруг остановившегося беглеца, повисли на круглых плечах, ожидая сигнала.
Но у мессера Ликанти глаза лишь бегали туда и сюда. Ему неожиданно пришла странная мысль, что обе фигуры — худой черный и рыжий на котором висели слуга и повар, — выпали из одной карточной колоды, но только масть у них была разная — один что-то вроде пик, а другой,
очевидно, из бубен.
1бродяга: Природа хочет для каждого человека счастья, но достигает его чаще грабитель бесчестным делом, а не честный труженик своим ремеслом!
Ажано: (про себя) Эге, да они вроде как беседуют!
2бродяга: Значит, если все будут сытно есть и сладко спать, это и будет зваться счастьем?
1бродяга: Не клевещи на Остров Света, мерзавец!
2бродяга: Самозванец! Мое слово разгонит, как пыль твои бредни!
Ажано: (про себя) Еще один странник, божий человек!
1бродяга: Во и-мя сво-бо-ды!
Ажано: Стойте, стойте! Что это вы так шумите? Что это вы так кричите? Вы ведь бродячие проповедники, правда? Божьи люди?
2бродяга: (показывая мизинцем на 1бродягу) Синьор, если б вы знали, как давно я хожу за этим обманщиком, за этим дырявым мешком полным лжи. Он дурит добрым людям мозги, а в словах и без того развелось слишком много мыслей, оттого и все несчастья!..
1бродяга: (протыкая пальцем воздух, похожим на стилет) Вурдалак! Змей ненавидящий! Разве можно назвать человеком того, кто питается сырым мясом себе подобных?
2бродяга: (закричал) А-а!..
Мессеру Ажано Ликанти померещилось, что два пронзительных голоса сталкиваются над ним с искрами и скрежетом, словно отполированная сталь.
1бродяга: А разделение на «жирный» и "тощий" народ - это верно? Значит, дети богатых так и будут получать преимущество?
2бродяга:  Ха-ха! А кто же будет очищать кишки от дерьма, перед тем как набивать туда колбасы? Кто-то ведь должен это делать! Если все полезут в нобили, то колбас не будет.
1бродяга: Вот-вот! Так людей и делают негодяями и обманщиками, ворами и убийцами!
2бродяга: Га-го-го! Когда правителя, мессера Лорджо вели на казнь, глазеть на нее собрался тот самый народ, который вчера боготворил его. А потом этот же народ таскал его труп по улицам!
Слуга и повар снова привычно встали неподалеку, сложив под животами руки, а мессер Ликанти почувствовал, что сходит с ума. Подумать только: сразу два божьих человека, бродячих проповедника, и, как только один что-нибудь скажет - другой сразу скажет наоборот, и у обоих все выходит так правильно и гладко!
1бродяга: Вот ты сам и поймал себя. Когда все будут одинаково трудиться, не будет вони несправедливого богатства, которая затуманивает мозги.
2бродяга:  А кто хранит, да выдавать будет? Мясо резать на кухне? Хлеб в мешки насыпать? Неужто он своему сыночку лишнюю горсть не отсыплет? Да это же опять получится, как в богоспасаемой Флоренции, не лучше!
1бродяга: Вот потому на Острове Света и обходятся без всех этих чванливых приоров и капитанов справедливости, а на главные должности свободный народ выбирает самых мудрых и уважаемых.
2бродяга: О! Да знаешь ты, кого люди считают мудрым?
1бродяга: А я верю в людей!
2бродяга: Потому ты и побираешься по дворам в лохмотьях.
1бродяга: На Острове Света будут другие люди!
2бродяга: А эти куда денутся?
1бродяга: (на миг задумался) Переучим.
2бродяга: Как?
1бродяга: Разумом, искусством. Пусть каждый день занимаются искусством, ибо оно возвышает.
2бродяга: Обожрутся твоим искусством и будут рыгать.
1бродяга: Искусством нельзя пресытиться!
2бродяга: А я? Я— обожрусь!
1бродяга: Таких... (с презрением поглядел) Таких — заставим.
2бродяга: О-хо-хо! Вот это уже по-нашему!
Ажано: (решил вставить слово) Я вижу у вас обоих благородное стремление размышлять о людях...
2бродяга: Люди! (завопил вдруг  и ткнул рукой в самую осоловевшую рожу повара, да так, что чуть не попал ему в глаз) Нищие души! Орут и дерутся по пустякам, но когда их притесняют — кланяются подлым властителям. Эти люди достойны только батогов и тюрем!
1бродяга: (закричал) Да потому несчастные и молчат, что властвует тот, кто захватил место мошной или силой!
Ажано: (поддакнул) Ой, верно! Неизмерима людская жадность...
2бродяга: Ха-ха!.. Что-то не много видел я справедливости, когда во время бунтов поджигали дома и рвали людей по-звериному на части!
Ажано: (опять вырвалось) Ой, верно! Хуже нет, когда нищий попполан становится нобилем!
1бродяга: Чтобы правители не зазнались, их решения должен одобрить народ!
Мессер Ликанти вдруг с ужасом  почувствовал, что этот спор и крик уже не может прекратиться. Или прекратится только тогда, когда один из божьих странников по какой-нибудь причине замолчит. Но при мысле о такой причине мессера стала покалывать дрожь.
2бродяга: Да ты что — растерял мозги? Не помнишь: когда Синьория предложила наемного солдафона-герцога Корье государем Флоренции на один год, народ сам стал кричать - пожизненно! А потом толпа носила его на руках по площади!
1бродяга: Что же ты хочешь низкий раб, от непросвещенной толпы, когда все законы вокруг применяются для охраны власти и богатства? А человек...
2бродяга: (завизжал) Человек-то, человек! Этот-то сосуд греха и обжорства? Ха-ха! Ты ему о свете, а у него одна мечта — бабу на сеновал завалить. А если у праведного вашего правителя вдруг испортится печень? Желчь бросится в мозги. Или жена у него... знаешь, что с бабами бывает, когда они в летах?.. а...
На этом месте словесный поединок оборвался. Посланник Острова Света как бы поставил точку, достав сухим кулаком розовога уха визжавшего. После этого оба странника так стремительно побежали друг за другом по двору, что купец, его слуга и повар не сразу догадались, что возвышенная богоугодная беседа окончательно перешла в вульгарное пересчитывание чужих зубов.
Мессер Ликанти опомнился, толька, когда бродяги, завыв ужасные угрозы, стали карабкаться по лестнице на галерею второго этажа: первый впереди, второй за ним.
Ажано: Эй, ловите их!.. (Слуга и повар переглянулись). Нет! Пусть один бежит за стражей. (И тот и другой бросились со двора). Эй, стойте! Куда вы оба!
Но слуга и повар, очевидно, бежали так быстро, что уже не слышали последних слов хозяина.
Мессер Ликанти остался один на скамье, тоскливо ругая бестолковых прислужников и наблюдая, как соперничающие пророки наконец вцепились друг в друга на галерее. Иногда они падали, и тогда за перильными столбиками было плохо видно, чьи аргументы на сей раз убедительнее. Слушая рычание и сочные звуки драки, мессер Ликанти от испуга стал читать "Отче наш", сгоряча прочитал пять раз и вдруг обнаружил; каждая новая строчка приходиться на удар «Иже еси...» — бах! «Да приидет Царствие..." - трах! - о колонну. А потом оба тела, сцепившись, покатились обратно вниз по ступеням. «И прости нам...» — «И не введи... » — «И слава во веки... » — и в конце: «Аминь!"
В этот момент во двор вбежали нерадивые слуга и повар с арбалетчиками.
Ажано: Ах, ах! (только и успел сказать мессер как жилистые руки с привычной ловкостью подхватили два тела и поставили на ноги, держа за дергающиеся, как у жуков, локти. Все тут же обрело шахматный порядок, в котором выделился начальник стражи, никого не держащий за локти, а стоящий от утихшей суматохи в некотором презрительном отдалении. Проведя начальственный осмотр, он сделал несколько гордых шагав к мессеру Ликанти, чтобы лучше показать ему сваю значимость вместе парой прекрасных, новый перчаток из желтой кожи).
Начальник стражи: Мессер, эти люди что-нибудь украли или испортили?
Купец невольно встал, испытывая почтение к желтым перчаткам и красному берету.
Ажано: Нет... Они немного поспорили, а потом подрались.
Начальник стражи: Вам не угрожали?
Ажано: Слава Создателю, такого не было.
Начальник стражи: Ясно. ( и по его энергично двигающимся усам было видно, что ему действительно все ясно как божий день). Просим извинить за вторжение. Эй, ребята!..
Ажано: Постойте! (совершенно непонятно зачем заволновался вдруг Ажано). Как-то всё это так…
Начальник стражи: А вы бы не принимали дома всяких голодранцев, сударь.
Ажано: Божьи же люди.
Начальник стражи: Это выяснят, божьи или из другой конторы. Ваши ребята мне по дороге порассказали кое-чего...
Начальник стражи начал было торжественно поворачиваться обратно — к своим служебным обязанностям, но купец  сам не понял, как очутился возле него и пальцами нащупал грубое сукно рукава.
Ажано: Надеюсь, мое имя не будет... вы понимаете...
В тот же момент начальник стражи ощутил, как в перчатку ему проскочило что-то холодное.
Начальник стражи: Господь не оставят своих верных слуг. ( уклончиво ответил начальник стражи, пытаясь определить по весу, во сколько наглый купец оценил сдержанность официального лица).
Ажано: Помилуйте! Уж Господь-тo все видит, он-то знает, что за такую простую услугу достаточно.
Начальник стражи: Ах, не богохульствуйте! У меня начинают пальцы дрожать.
Начальник стражи не успел договорить эти слова, как в перчатку снова упало, звякнув о первое.
Начальник стражи: Желаю спокойствия и благополучия, мессер! (Начальник стражи наклонил берет, повернулся и сделал привычный жест). Пошли!
Тут же стражник толкнул в спину 1бродягу, а следом потащили 2бродягу. Но, вывернувшись в чужих руках, посланец Острова Света продолжал хрипеть перекрученной шеей (видно, спор так и кипел в этих глотках, не прерываясь)
1бродяга: Величие духа, а не кошелька!..
2бродяга:  А если я хочу иметь не один плащ, а сто?
1бродяга: Тот, кто имеет сто плащей, захочет иметь и сто домов и тысячу слуг!..
2бродяга: А-а! Так ты бережешь печень этих свиней от зависти! Не хочешь, чтобы они ломали себе голову над тем, как добываются деньги!
1бродяга: Вот-вот! Они одними добываются, а другим ничего не остаётся...
Это были последние слова, которые слышал Ажано, а последнее, что он видел, была внушительная спина начальника стражи, позади которой взбудораженный воздух вновь удивительным  образом обретал спокойствие благородного хрусталя.

                2
Купец Ликанти кутался в шубу, прижимаясь к стенам. Никого не было на улицах, только побирались две вороны. Увидев большую серую птицу, подпрыгивающую на камнях мостовой и шмыгающую покрасневшим носом, вороны злобно загалдели и отлетели прочь, опрокидываемые ветром.
Ажано: (про себя) В его доме схватили двух божьих людей, двух проповедников, да еще таких умных, и при этом он сам послал за стражей! Какой позор! И даже если начальник стражи будет держать рот на замке, все равно — позор никуда не денется, ведь он oчутился в самом надежном месте - в сердце у Ажано Ликанти. В детстве мама рассказывала ему об Иуде, и он пугался: как же мог так поступить этот ужасный человек? И, хотя удавившегося было жалко (из-за того, что все-таки раскаялся), грусть была не горькая, а торжественная, как молитва, потому что была положена на высокую музыку справедливости.
Эти вот воспоминания и подталкивали сейчас мессера Ликанти сильнее, чем ветер. Потому он и шел в это утро, борясь со стихией, к князю Фальтериго Зелла Нелла.
Князь принял купца весело и радушно.
Князь: A! (произнес князь с обитого красным бархатом стула через всю залу, где по мраморному холоду расхаживали завернутые в плащи нобили и шуршали по углам секретари). Вот и любимый сын торговли! Почтите его подвиг подогретым вином. Садитесь, мессер.
 Нос у князя лоснился, а, губа краснела сквозь бородку.
Потом Фальтериго Зелла Нелла занялся с секретарями, с какой-то бумагой, стал шептаться с некоторыми носителями больших фамилий, хмыкать, крякать, сердится, хохотать.
Короче, вершил государственные дела.
Наконец, когда чаша в руках мессера Ликанти уже опустела, а ее серебряные бока стали неприятно остывать, князь отпихнул какое-то  очередное лицо и наклонился к Ажано.
Князь: Ну, как дела, мой друг?
Ажано: Идут помаленьку, ваша светлость. Благодарю за заботу, времена, слава Богу, спокойные... корабли уплывают и приплывают...
При этом мессер Ликанти задумчиво посмотрел на синьоров Лоска Кортебраччо и Дамбертуччо Халеаццо совершенно  случайно остановившихся неподалеку и совершенно  поглощенных беседой; а затем туда, где Торезе Боцци с трепетным вниманием разглядывал на стене фреску "Вручение ризы святому Ильдефонсу". Князь, увлеченный глядением мессера, тоже заозирался.
Князь: (к синьорам) Что это вы липнете ко мне, как к девке? Ступайте, ступайте! Дайте перемолвиться словечком с моим другом!
Синьоры сдержанно поклонились и отошли.
Князь: Любопытные все, хоть плачь! Так что там корабли?
Ажано: Уходят и приходят, ваша светлость. Один из них, «Сан Джованно»…
Князь: Хорошее название.
Ажано: Да, хорошее название, покровитель нашего города... Этот корабль вернулся из Леванта и привез шелк такой редкой красоты, чтo я решил... я подумал...
Князь: Правильная мысль мой друг.
Ажано: Завтра же пришлю вам образцы, ваша светлость (добавив мысленно к шелкам три квинтала перца, миндаль и александрийский сапфир, но сапфир тут же мысленно убрал). Я также, ваша светлость, высоко ценя доброе отношение ко мне синьоров нобилей, передаю в  дар те подсвечники и семь бочек вина, за которые Синьория должна 400 флоринов...
При этих словах князь не сдержался и хлопнул себя по колену.
Князь: Hy! Я так и думал! А ведь некоторые уже стали поговаривать,  что, мол, Ликанти совсем загордился!  Забыл Бога и совесть! Но ты достойно поступил, мой друг. А? (Восклицания князя громко прокатились по зале, но синьоры нобили были так увлечены своими делами и беседами, что не расслышали их). А вот что (снова убавив силу голоса) Говорят твой человек… этот… Пар… ну, бог с его именем, в общем, который пронырлив, как кот, был во Франции и в Риме. Что он рассказывал?
Ажано: (печально заморгав) Ничего веселого, ваша светлость. Сплошные угрозы и вымогательства. Из-за денег всюду оговаривают и отправляют на эшафот, травят честных купцов... В Париже сведущие люди поговаривают, что конец света...
Князь: Это верно, в Париже любят болтать. Но я слышал, у тебя есть смелые ребята в Марселе и хорошие знакомые в Александрии.
Ажано: Да, ваша светлость, есть кое-какие... правда, чужие языки, бывает, говорят лишнее...
Князь: Это я к слову. Я вдруг подумал: а не может ли мой друг помочь отправить корабль с грузом в Левант?
Брови у князя взлетели, потом опустились, а в глазах появилась философская отстраненность, как будто перед ним сидел не мессер Ликанти, а какой-нибудь Сократ, а сам он был, например, Платоном.
Ажано: Это, наверное, ценный груз?
Князь: (вздохнув) Ценный и очень дорогой.
Ажано: М-да…
Князь: То-то и оно!
Ажано: (сбивчивым шепотом) Ваша светлость, вель папа отлучает от церкви за продажу неверным ору…
Князь: Продажу — чего?
Ажано: (дошептал) Вашего ценного груза.
Князь: Я думаю, что святой престол не откажет мне в маленькой просьбе. Солидные люди всегда договорятся.
Ажано: Но ведь это получается... вроде как уби… хри… хри...
Тут купец снова таинственным образом онемел.
Князь: (ледяным голосом) Так что, ты отказываешься, мой друг?
Ажано: (простонал) Ах, ваша светлость, ценя вашу дружбу, я к вашим услугам.
Князь: Спасибо, мой друг! Я почему-то не сомневался в твоем понимании, и – видишь! - не ошибся. Это дело мы обговорим позже. Можешь располагать мной, если будет в чем-то необходимость.
 И князь Фальтериго Зелла Нелла уже стал искать глазами секретаря, вспомнив о прерванном течении государственных дел, и не
ожидал, что мессер Ликанти захочет располагать им так скоро.
Ажано: Ваша светлость, непростительно отвлекать вас мелкими делами.
Князь: (поморщившись) Да-да, Ажано, говори.
Ажано: Ваша светлость, я хотел бы попросить за двух божьих людей…
Князь: Чьих людей, Ажано?
Ажано: Божьих.
 Бровь у князя зашевелилась, а по лбу прочертился неприятный зигзаг.
 Князь: Что с тобой, мой друг? Я не занимаюсь
божьими людьми.
Ажано: (зашептал) Знаю, ваша светлость. Но такое дело…(«Святой Джованно! Еще решит, что я не в своем уме!») Уж больно необычные люди… проповедники, ваша светлость… («Ну точно, решит, вон глаза стали совсем оловянные».) Один рассказывает про Остров Света, а другой наоборот… («Что я несу! Дева Мария!») Я такого еще в жизни не слышал… но их схватили в моем доме… потому тяжело на сердце… вот тут — как будто свинец. Я всю ночь, ваша светлость…
 Однако князя сбивчивая словесная отрыжка, неожиданно обуявшая купца, почему-то заинтересовала.
Князь: Смотри, как тебя разобрало, друг мой. Неужели такие хорошие проповедники? Бойкие ребята, а?
Ажано: Бойкие. Божьи люди.
Князь: Надо будет на них посмотреть. Скукотища такая, между нами скажу тебе, Ажано, одни и те же рожи вокруг, и погода, будто на небе  кто-то обо…(последнее слово князь от чего-то не договорил и задумчиво перекрестился) Впрочем, там видней, чего мы, грешные, заслуживаем… Когда схватили этих парней?
Ажано: Вчера, ваша светлость.
Князь Фальтериго Зелла Нелла щелкнул пальцами, чтобы подошел секретарь.
Князь: Посмотри, записано ли где, что каких-то двух оборванных проповедников вчера схватила городская стража?
(Через секунду секретарь вернулся, согнул свою гибкую спину. Левая бровь у князя дрогнула - примета высокого благородства крови). Интересно…
И что же?.. Вот как… Ну-ну! И куда их? А!.. К святым отцам!.. Вот видишь, дорогой мой, монахи уже зацапали твоих бездельников. Они что — еретики?
Ажано: (испуганно) Нет, ваша светлость! Ничего такого, клянусь Христом!
Князь: М-да, любопытно… Непростые ребята, а?( спросил князь вроде как у секретаря (тот с достоинством кивнул), но вроде как и у
мессера Ликанти (и тот тоже торопливо согласился). Взгляну, что за птички… Ради тебя, Ажано, разумеется. Ради нашли дружбы, а?
(Последние слова вытекли из красного рта, как из фагота — с многозначительным переливом).
Ажано: Совершенно верно, ваша светлость. Чрезвычайно польщен, ваша светлость.
Мессер Ликанти от радости не заметил, куда девал серебряную чашу, из которои пил
вино, и опомнился только на улице от сырого ветра. Одной рукой он стал пеленать себя в плащ,  а другой несколько раз перекрестился
на проросший вдали сквозь крыши купол собора.
А после, предвкушая, как спокойно будет спать нынешней ночью, купец заторопился -
скорей! скорей!— от Синьории и от всей этой истории.

                3

Монастырь Сан Сальви отделился от суетнои Флоренции доброй милей полей и огородов. В тот пасмурный день весь он предавался благочестию и глядел на окружающее со строгим смирением, сжав створки захлопнутых ворот. Когда князь Фальтериго Зелла Нелла со свитой, мелькая красным, пурпурным, бордовым, золотым и нежно-зеленым, подскакали ближе, могло показаться, что стены недовольно сморщились. Но на самом
деле, конечно, это просто играло солнце, которое то появлялось, то залезало за облака. Светло-серый под князем остановился, и
вперед сразу поскакали несколько человек из тех, которых специально берут во все высокие свиты, чтобы кто-то мог крикнуть в нужный момент: «Посторонись, бревно!» или например: «Ты что, ослеп, плебейская рожа?»
Слуги князя: Эй, кто там есть! Отворяй!
Стены насторожились, в окне замигала чья-то голова. Потом, как и следовало ожидать, ворота разъехались. Будоража своды
сытым цокотом, все втянулись во двор, где топтались подвязанные веревками монахи. На одном висел большой крест, и именно ему достались княжеские слова, как только Зелла Нелла расстался с седлом и стременами.
Князь: А! Пьетро, мой друг!
Настоятель: (бесцветно) Да благословит вас Бог.
Князь: Как дела, мой дорогой?
Настоятель: Хвала Иисусу.
Князь: Да, вижу, вижу…
Присутствующие благожелательно слушали эту приятную беседу.
А мы вот ехали (и оглянулся в подтверждение на своих бордово-нежно-зеленых)
и подумали: дай помолимся у братьев, а?
Настоятель: Дело святое. (При этих словах на губы ему сами собой спустились молитвы, и он некоторое время беззвучно шептал, пока не нашел в себе силы снова вернуться к прозаическим обязанностям). Братья, отоприте храм для почтенных гостей.
Князь взял монаха под руку, слегка сморщив при этом длинный нос аристократа (показалось, что от рясы воняет казармой).
Князь: Я слышал, мой дорогой, что тут у вас завелись два интересных парня.
У отца настоятеля глаза польщенно поехали в сторону.
Настоятель: В уважаемым месте как не быть интересным людям. Брат Сонмазо на днях научился лечить геморрой наложением рук…
Князь: Да с чего ты взял, что у меня геморрой? (сердито отстранился от монаха) Я тебе толкую про тех двоих, что схватили на днях в городе, в… одном месте. Проповедники, что ли, божьи люди… В общем, болтали невесть чего, несли без колес, языками сучили.
 Пока князь говорил, на лице монаха отражались какие-то приливы и отливы, а потом из него с гневной натугой медленно полезли
слова.
Настоятель: Божьи люди… У этих божьих людей слов - как мух на помойке, и ни одного — о церкви и о Господе, а ведь Божьим провидением мир устроен и процветает.
Князь: Это верно, храни нас всех святой Джованно. (быстро сказал князь и перекрестился) Ну, Пьетро, покажи-ка мне их, хочу послушать.
Настоятель: Они мерзкие развратники, и слушать их - только радовать дьявола.
Князь: ( задумался, а потом спросил — с коварным простодушием)
Так что же, подумай сам значит,  я зря сюда тащился?
Настоятель: Ты молиться ехал. (воткнул ты, как булавку).
Князь: Ладно, ладно, давай, показывай. (и хлопнул монаха по спине) Не ссорься со мной, друг мой.
От шлепка отец настоятель распрямился.
Настоятель: (нехорошим голосом) Хорошо. Развлечем нечистого. ( зашагал к постройкам, быстро забубнил по латыни, и мимоходом объяснил) Замаливаю грех нечестивого любопытства.
Князь: (добродушно) Ничего! Думаю, глотка у тебя не пересохнет, ты ведь знаешь верное средство. А я завтра пришлю бочоночек.
Монах шагал быстро, и князь стучался плечами о стены в узких проходах. Они спустились, поднялись, опять спустились, и перед  дверью Пьетро достал из рясы толстый ключ.
Настоятель: Вот здесь они постигают мудрость и терпение.
Князь: И хорошо, что постигают. (Ключ торжественно повернулся.
Но прежде, чем заскрипели петли, княжеская бородка подъехала к монашьему уху). А они - без ножей? Щупали их?
Настоятель: Будем уповать на милосердие Божье.
Отец Пьетро, поднял глаза в потолок, и князь понял: щупали.
Убедившись на всякий случай, что длинный стилет при нем, Зелла Нелла шагнул в тухловатми сумрак, застоявшийся за дверью, и не успел еще ничего разглядеть, кроме маленького окошка, как его спутник радушно представил
бродяг.
Настоятель: Терарло Бампецци и Дукаччо Ламбарезе, самозванцы и бездельники, поощряемые, дьяволом.
Два бледных лица всплыли навстречу гостям; со втянувшимися щеками и жидкими волосами, похожими на перья, был Терарло, а Дукаччо напоминал сердитого рыжего кота.
Князь: Ага. ( страдая от запаха гнилой соломы и немытого, плебейского тела) Пусть расскажут, что они там болтали, Пьетро. Я хочу послушать.
Настоятель: (вытаращив глаза) Послушать? Этих?
Князь: Ну да! (уже злясь на грязную рясу настоятеля, на то, что мало солнца и много вони, на две эти головы с дурной начинкой, но прежде всего – на глупую, прихоть мессера Ликанти) Должен ваш князь знать или нет, кого и за что во Флоренции хватают и сажают в подвалы?
 Отцу Пьетро ничего не оставалось, как поджать губы и сделать вид, что согласен. Князь Зелла Нелла брезгливо присел на топчан.
Ну, что вы такое болтали, свинячьи дети?
И после того, как в ответ некоторое время ничего не раздавалось, подозрительно покосился в сторону монаха.
Ты что, трогал их языки, Пьетро?
Настоятель: Наложили в штаны, наверное.
1бродяга: (бойко отозвался) Сам ты наложил в штаны. Просто я, например,не вижу смысла метать бисер перед тем, кто этого недостоин!
Настоятель: (с ликованием) Вот, пожалуйста, какие речи. Я скорблю.
2бродяга: (ввернул в адрес 1бродяги) Тогда ты должен вечно молчать, болван, потому что люди — все, все! — свиньи. Силен ты – ненавидят, а слаб — презирают.
Князь: (оживился) Ну-ну. Это уже интересней.
Настоятель: (перекрестившись) Что же. Спаси вас всех дева Мария, а я пошел. Не могу выносить такого надругательства.                Его ряса исчезла за дверью.
Оба оборванца посмотрели вслед, а потом упрямыми глазами уперлись в дублет из узорчатой парчи, облегающий князя, а тот
поощрил их.
Князь: Ну, ребята, признавайтесь, за что это на вас так рассердились в нашей благонравной Флоренции.
1бродяга: За правду об Острове Света! 
Князь: Ага, и далеко он? Не возле Леванта случаем? 
2бродяга: (тут же пояснил) Нигде этого вонючего Острова нет и быть не может.
1бродяга: (захлебнувшись) Молчи, злобная мартышка! 
Князь: Ладно. Вижу, что придется вам помочь. Говори вот ты, поросенок! ( и ткнул пальцем во 2бродягу)
2бродяга: Видите ли, уважаемый мессер, этот гнусный ублюдок, отравляет души людей баснями о том, что власть и достояние можно, как булку, разре…
Князь: Власть? (вдруг рявкнул князь, как будто его ужалило это слово) Да ты, знаешь ли, кусок грязи, что такое власть? Это значит:
смотрет на людей, а видеть дукаты, корабли и пики, а за тенями событий и шуршанием слов различать людей. Это значит — терпеть
и выслушивать всех и, соразмерив сказанное с небесным заветом, вершить судьбы подданных. Это милосердие и кровь; это умение
быть почти что богом, забей себе это в глупую голову, чучело, и не рассуждай слишком много.
2бродяга: Да я ему о том и говорю! (обрадовался рыжий)Я и говорю, ведь мясо-то все равно должен кто-то по мискам раскладывать!
(забывшись, подмигнул князю) Какое сборище идиотов, а? Заведется один вор — всех и облапошит!
1бродяга: (презритсиьно усмехнулся) А его судить и повесить!          2бродяга: Ха-ха! Хорош Остров Света с виселицами! Чем он лучше богоспасаемой Флоренции?.. А потом, скажу тебе, (наклонился и — брызгая слюной) кто мясо делит — тот и будет вешать.
Князь: Это на что ты намекаешь, бездомная собака? (подозрительно спросил князь, и 2бродяга, подавившись, замолчал) В священной
Флоренции процветает закон. Народ сам избирает себе правителей и благоденствует.
1бродяга: А-а! (с желчной задумчивостью произнес) Все эти «капитаны народа», «знаменосцы справедливости», которые творят, что хотят! Лучше бы их назвали: «капитаны грабежа» и «знаменосцы наживы»...
Только на Острове Света ждет подлинная свобода.
2бродяга: Ха-ха! Свобода! Собери этих свободных, чтобы обсудить
простейшую ерунду — и увидишь, как они передерутся, не договорившись. Человека надо унизить! Тогда он станет мудрее. А свобода... (сплюнул) Свободными людишки себя чувствуют, когда им говорят, что дслать.
1бродяга: Нет, гнилой сморчок! Свободными люди себя чувствуют, когда не чувствуют себя беднее других.
2бродяга: Бр-р-р-р! А не скучно ли будет быть такими… одинаковыми?
1бродяга: А многим ли весело, когда и душа и тело оцениваются в дукатах?..
Князь: (про себя)Да они самые обычные сумасшедшие, что думают, то и болтают!
2бродяга: Как же твой глас народа? Поперли мессера Филиппо из гонфалоньеров, а после смерти он был с почетом похоронен теми же, кто при жизни донимал его оскорблениями и клеветой!
1бродяга: Это происходит тогда, когла блеск денег сводит всех с ума, и ты сам это знаешь! 
Князь: (про себя) Точно — сумасшедшие!
Князь встал с вонючего топчана, но те двое продолжали словесно гневно перестреливаться и вроде бы даже не заметили княжеского вставания.
2бродяга: А если кто не поймет твоего рая? Силком потащишь?
1бродяга: Джованни Медичи был кротким и мягким, а при нем только стало больше раздоров!..
Фальтериго Зелла Нелла выпятил из бородки губу, но подумал, хмыкнул и убрал обратно. Квакающие в луже лягушки недостойны
княжескага гнева.
За дверью серым привидением стоял монашек.
Князь: Ты кто?
Монах: (пугливо заикаясь) Причетник... Брат Паоло. Отец Пьетро велел... ключ чтобы…
Монашек юркнул вбок, и князь услышал за спиной стон задвигаемого засова.
Отец-настоятель гулял по двору.
Настоятель: (вполне довольный собой, кротко заметил) Сегодня, думаю, дьявол может идти обедать. 
Князь: Не надо лишних вздохов, друг мой. Просто два ненормальных болвана. Я так толком и не понял, о чем болтали их глупые языки... А, в общем — все это я и раньше знал. Ничего такого особенного. Чего с ними маяться? Пускай ползут прочь из нашего города.
Отец Пьетро страдальчески сморщился.
Настоятель: Как же отпустить их вот так — со всеми грехами?
Князь: Какие же грехи у умалишенных, подумай сам. И болтовня их неба не трогает.
Настоятель: Помню, Мария Грасси тоже отрекалась от преступлений... А  потом призналась, что ела младенцев. Предпочитала печень.
Князь: Не знаю (губа у князя снова начала вылезать, а в горле засипел нехороший сквозняк), что они там ели, а отпустить двух этих дураков придется, Пьетро.
(Фальтериго Зелла Нелла оценивающе осмотрел полузакрытые глаза монаха, сжавшийся в кривую складку рот) И сделаешь это сегодня... что ты там шуршишь? 
Настоятель: ...велики грехи наши...
Князь: Велики, друг мой, и наши, и ваши... Одна надежда – на заступника, святого Джованно... О! Смотри-ка, благородные синьоры уже помолились и ждут! Что же, хорошенькое у вас тут местечко, тихое. Но пора в суету.
Настоятель: ( буркнул) С богом.
Князь: Аминь! И не забудь о моей просьбе. Я о ней буду помнить.
Отец Пьетро некоторое время смотрел вслед конским задам и подпрыгивающим коротким плащам, а когда обернулся, то увидел серую фигурку, протягивающую ему ключ.
Настоятель: Иди со мной, Паоло. ( Причетник засеменил, легко шаркая, и послушно молчал. Наконец отец Пьетро остановился, созрев для разговора.) Скажи братьям, чтобы натаскали хвороста и дров. Сегодня должен свершиться суд над двумя отступниками. 
Монах: (попытался уточнить) Двумя этими?..
Настоятель: Этими, этими.
Монах: А… князь?
Настоятель: Ну и уши у тебя, Паоло?  А что – князь? По сравнению с вечным небом и вечной идеей...  (Отец Пьетро не был лишен философских наклонностей. Вздохнув, он посмотрел в серенькие облака.) Вот где свобода духа, вольная игра стихий… (Он спустил взгляд с неба прямо в разинутый рот причетника и, спохватившись, усердно перекрестился, взял с груди крест и поцеловал.) Аминь!
Монах: Аминь!
Затем, дав брату Паоло ласковую затрещину, отец-настоятель пошел дальше.
Настоятель: Ей-богу, завидую я где-то этим двум бездельникам. А тут – следи за картулярием и пожертвованиями, просматривай записи о поминовениях, организуй работу по посеву,  вытряхивай из крестьян платеж с земли, заключай рыночные сделки, готовь места для погребения синьоров, и чтобы все были довольны! ругайся с мельником, меняй луг на виноградник, напоминай, чтобы проветривали утварь и книги…