Исповедь

Андрей Маслов

Исповедь
(комедия «психо дель арт» в двух действиях)

Действующие лица:

БОННА АННА - заслуженная артистка одного Большого театра
ЛИДОЧКА ВАСЬКОВСКАЯ – аналогично заслуженная
БОНН ВИВАН - тихий, но пьющий ангел

Всё действие происходит в спальне Бонны Анны. Поздний вечер. Осень. Грустно. Бонна Анна сидит в полной темноте, вначале мы её только слышим.

Бонна Анна: -"3емную жизнь, пройдя до половины, я очутилась в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…"
Бон Виван: -…С остервененьем ковыряюсь я в носу! Ап-чхи!
А.:- Кто здесь? /Зажигает свечу/. А-у, кто здесь?
В.:- Аум Сенрикё./Раскачивается на невидимой качели, весь в белом с крылышками за спиной/. Ни-ко-го.
А.:- А кто говорит?
В.:- Говорить Київ.
А.:- Да кто вы такой, чёрт возьми?!
В.:- /Шумно отхлёбывает из маленькой фляги/. Вир зинг партизанен, габен ин дойчланд зольдатен гешлоосен. Прошу прощение за произношение.
А.:-А я сейчас кого-нибудь вызову!
В.:- Все ушли.
А.:- Ушли? Куда?
В.:- К месту труда. /Снова отхлёбывает из фляги и что-то напевает под нос/.
А.:- Да? Тогда почему вы не со всеми?
В.:- Я - ангел и моё место здесь.
А.:- Здесь? У меня дома? Эй, вы где? Ну-ка, не молчите!
В.:- /Раскачиваясь на качелях, продолжает насвистывать/ Я сейчас кому-то "нукну".
А.:- На каком основании вы со мной та-ак разговариваете? Между прочим, я - заслуженная артистка республики!
В.:- Без публики.
А.:- Почему это без публики? Да кто вы таков?
В.:- Я? Твой ангел, бабуся, вот взял, да и заглянул. Не пора ли на отдых?
А.:- Ангел?! Зачем мне… ангел... такой? Если вы ангел, то почему от вас пахнет спиртным?
В.:- В конце смены нам немного разрешается, для сугрева.
А.:- Ничего не понимаю! В конце смены? Что за ерунда? Вы где? /Ходит по комнате со свечкой в руке, но не замечает его/.
В.:- Срифмовать?
А.:- Я вас решительно не вижу. Если вы - ангел, то какой: белый или черный?
В.:- /Отпивая из фляги, гордо/ Уже синий, и капельку дебелый. У тебя есть выпить?
А.:- А что это вы ко мне на "ты"? Я с вами свиней не пасла!
В.:- Ещё успеешь, на всех актрисок свиней не напасёшься.
А.:- Вы  грубиян, даже хам! Какой вы после этого ангел?! Вы... вы знаете кто? Ассенизатор! Вот... /Подходит к шкапчику, наливает себе из графинчика в стаканчик и подносит ко рту. Бон Виван ловко выхватывает из её рук стаканчик и, шумно выдохнув, опорожняет/.
В.:- Поговорим о деле. К утру я должен вас доставить из пункта "А" в пункт "Б". На сборы… /настенные часы "кукукают" один час/ н-да, не густо. Пять часов ровно. В шесть свищами наружу. Тьфу ты! С вещами на выход.
А.:- /Ориентируясь на голос, кидает в Вивана пустой стаканчик и попадает в голову. Виван от боли прыгает на одной ноге и потирает ушибленное место/. Вот вам!
В.:- Ах так?! /Щёлкает пальцами и кукушка кукует два раза, потом три, потом четыре/. Получила?
А.:- Ой, извините меня, пожалуйста, я не хотела! Ну простите. Вам больно? Давайте я подую.
В.:- Я тебя сейчас как под-дую! Ворошиловский стрелок, маму твою! Два часа на сборы.
А.:- А потом?
В.:- Потом строимся и выступаем.
/Бонна Анна как-то сразу обмякает, падает на колени и начинает рыдать, Виван ходит по периметру сцены и, заложив руки за спину, театрально декламирует из Фауста/.
В.:- "А той сейчас же жутко стало: в молитвы вся погружена, и чуткой быть приучена, повсюду нюхает она, свята ли вещь или грешна…"
/Заслышав знакомые строки, Бонна Анна оживляется и входит в роль Гретхен/.
А.:- "Что стало со мной? Я словно в чаду... минуты покоя себе не найду. Чуть он отлучится, забьюсь, как в петле... И я не жилица на этой земле".
В.:- Вот это по-нашему, по-взрослому.
А.:- /Находясь в блаженном восторге/ Вы... читали "Фауста"? Нет, вы не ассенизатор. По-честному, кто вы?
В.:- Русским языком говорю тебе в третий раз: ангел я, ангел!
А.:- А?..
В.:- Есть крылья, есть. «Нам Разум дал стальные руки-крылья,  а вместо сердца – плазменный мотор».
А.:- Отчего-то я вам верю.
В.:- /С иронией, хотя Бонна Анна начинает ему нравиться/ И вы ой как правы!
А.:- Но тогда получается, что вы видели... Самого? /Она испуганно тычет пальцем вверх/.
В.:- /Со скучной миной рассматривает фотографии в её альбоме/ А-га.
А.:- И... как Он?
В.:- Как всегда. Про вас спрашивал.
А.:- Правда? /С радостным изумлением, но потом мрачно/. Зачем?
В.:- Не знаю. Скучает, мабыть.
А.:- Да, это приятно, когда тебя помнят спустя столько лет. Вы не находите?
В.:- Не знаю. Меня редко вспоминают, да и то по поводу. /Небрежно кидает альбом на пол так, что все фотографии рассыпаются/.
А.;- Что вы наделали? /Кидается на пол и на корточках собирает карточки, едва не плача/. Здесь же вся моя жизнь!
В.:- Отбери лучшую, но только одну.
А.:- Одну? Почему одну?
В.:- Так, я не пойму: ты на персональную выставку собралась или?..
А.:- Вообще-то, я бы лучше на выставку. Помогите выбрать, может эту, а? Здесь я в роли Заречной! Здорово, да? Как я играла!
В.:- /Сквозь зубы/ Не играла, а пробовалась.
А.:- Публика рыдала, а главный подошёл ко мне в антракте и…
В.:- Врать-то зачем?
А.:- /Не слушая его, входя в раж/... Со слезами на глазах произнёс: "Анна, это божественно. Особенно, когда вы читали монолог",
В.:- /Пародируя/ "Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы… отдохнуть!"
А.:- "...Я - чайка!.. Не то. Я - актриса. Ну да!"
В.:- Ну да! Актриса! Ты стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно... Ты не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого состояния, когда играете ужасно!
А.:- "Теперь уж я не так... Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной…"
В.:- Довольно истерики!
А.:- /Не слушая его/ "...Я теперь знаю, понимаю, Костя..."
В.:- Вот за Костю ты ответишь.
А.:- «…Я верую и мне не так больно, и когда я думаю о своём призвании, то не боюсь жизни".
В.:- Браво! Ну, а теперь в буфет. Не знаю, с чего начинается театр, но оканчивается он всегда именно в буфете. /Подходит к шкапчику и наливает из графинчика в два стаканчика. Один протягивает Донне Анне и галантно раскланивается. Выпивают. Некоторое время сидят молча. В глазах у Донны Анны блестят неподдельные слёзы. Из кармана халата она достаёт сигареты и ищет спички. Бон Виван даёт ей прикурить от свечи и, брезгливо морщась, отодвигается подальше от клубов дыма/
А.:- Значит, всё-таки вы пришли за мной, да? Значит, это всё? "Финита ля комедиа"? Не вовремя, ведь сейчас я репетирую, вы знаете?
В.:- Вот врет, а!
А.:- /Жалобно причитая/ Ничего не вру! Не вру я, понятно?! Мне пообещали, что я сыграю...
В.:- Гертруду? Ничего, мир как-нибудь перенесёт такую утрату.
А.:- Как вам не совестно, молодой человек! Оскорблять актрису, женщину, в конце концов! Где вы воспитывались?
В.:- Там /указывает пальцем в потолок/.
/Кукушка в это время кукует пять раз/.
А.:- Который час?
В.:- Ты же слышала - пять.
А.:- Это по Москве?
В.:- Это по фигу теперь. Сейчас кукушка - самое точное время в мире.
А.:- Сказать по правде; мне она никогда особо не нравилась.  Да и голосок у неё мерзкий.
В.:- Кукушка, как попугай, говорит голосом хозяина.
А.:- Вы мне тоже не нравитесь. Весь какой-то…
В.:- Началось!
А.:- Какой-то неопрятный. Мне всегда нравились подтянутые мужчины, с выправкой, с манерами, а вы… извините, с…
В.:- Смелее, я не обижусь. С чем я?
А.:-  С брюшком.
В.:- Это - цирроз.
А.:- И пахнет от вас гадко!
В.:- А, это - кариес.
А. - Ещё дерзите без умолку.
В.:- Но ты… вы тоже себе много позволяете. Не нравлюсь - пожалуйста, но когда вы увидите некоторых персонажей Там, то я покажусь вам белым и пушистым. Вы не сидите сиднем, делайте что-нибудь.
А.:- Что делать?
В.:- Что-нибудь. Завещание напишите, в конце концов, это здорово успокаивает и отвлекает.
А.:- Завещание? Мне некому завещать. Вся моя жизнь, каждый её миг останется в памяти благодарных зрителей - это и есть моё завещание.
В.:- Вот на это особенно не рассчитывайте.
А.:- Скажите, вы вообще театр любите?
В.:- Вообще - нет.
А.:- А Там он есть?
В.:- Там? Есть.
А.:- Ага, и как называется?
В.:- "ТОЗ".
А.:- Но это - охотничье ружьё!
В.:- Это "Театр Одного Зрителя".
А.:- И как зритель?
В.:- Искушенный.
А.:- Это значительно облегчает дело. Да, мне надо распорядиться в отношении кладбища, а это займёт некоторое время. Мы же не очень торопимся?
В.:- Насколько мне известно, актёров хоронят у кладбищенской стены - можете не хлопотать.
А.:- По эту сторону?
В.:- По ту. Вы что, маленькая? Про Комиссаржевскую слыхали? Что за гадость была в графине?
А.:- Настойка из весенних трав. Моё изобретение, между прочим. Вся труппа хаживает ко мне в гримёрку.
В.:- Мне показалось, что это разбавленный спирт, причём технический.
А.:- Вы - гадкий человек,
В.:- В четвёртый раз говорю тебе человеческим языком, что я - не человек.
А.:- Ах, ну да, ну да, простите. Вы - мой ангел и явились за мной вот так, без предупреждения, без звонка. Человека надо как-то готовить к такому событию. Ну, не знаю, знаки какие-нибудь, звоночки всякие...
В.:- Человек лучше других готовит себя к таким событиям, а что касается звоночков, так... Бок болел?
А.:- Я думала, что это грыжа...
В.:- Это - не грыжа. В голове звенит, когда встаёшь с кровати?
А.:- Но это не звоночек!
В.:- Ещё какой звоночек! А каким, по-твоему, он должен быть? Уцелеть после крушения "Титаника"?
А.:- Вы тоже смотрели? Ну и как? Мне актёрская игра что-то не очень... Чего все восторгаются?
В.:- Кроме настойки, есть в доме ещё что-нибудь, желательно внутреннее - цирроз всё-таки.
А.:- Есть "Пино Гри", но, вообще-то, я держу его для особенного случая.
В.:- Это тот самый случай. В шкапчике?
А.:- Да? Да. Тогда и мне налейте чуток, для храбрости.
В.: - Я?! Налить?! Да за кого ты меня принимаешь?
А.:- А что? Вы никогда не ухаживали за дамами?
В.:- В этом смысле - нет. И вообще, вы у меня первая.
А.:- Первая женщина?! О, это самый дорогой комплимент в моей жизни! А вы… вы у меня тоже первый… ангел.
В.:- /бормочет что-то под нос/ Боюсь, что последний. /Протягивает ей бокал/.
А.:- Хотя, если по правде, был у меня один… ангелочек.
В.:- Ну конечно, "один"!
А.:- Правда!  У него была такая ангельская внешность, что все его так и звали - "Ангелочек".
/Виван дегустирует вино/.
А.:- Но, представьте: он умер от свинки!
/Виван попёрхивается и надсадно кашляет. Анна подходит к нему и заботливо хлопает ладошкой по спине, продолжая рассказывать/.
В.: - (Продолжая кашлять) Аккуратней, крылья не поломай!
А.:- А, это крылья? Да, вот такая детская болезнь - свинка.
В.:- Нечего сказать, по-свински вы с ним обошлись! Наверняка мы с ним встречались.
А.:- Да, он был очень модный актёр. А, вы в другом смысле? У вас на уме почему-то одни чёрные мысли. Мы с ним вместе играли в "Женитьбе Фигаро"… я играла Сюсанну, а он, понятно, Фигаро. Что это вы на меня так смотрите?
В.:- Сюзанну?
А.:- Да, Сюзанну. Нехороший вы чело… ой, ангел! Ладно, я играла Графиню, вам от этого легче?
В.:- Во втором составе, да и то четыре раза.
А.:- Вы - большой знаток нашего театра! Ну и пусть четыре раза, но по-настоящему понимала его я, а не эта старая…
В.:- Старая?
А.:- Всё равно жаба - Васьковская! Неужели и вам понравилось, как она играла? Это же чудовищно! Бомарше не её имел в виду. Вы встречались с Бомарше?
В.:- Нечасто - он на другом этаже.
А.:- У вас тоже небоскребы?
В.:- Не совсем, скорее, подземка.
А.:- Как вы тонко шутите. Не помню, кто из великих сказал: "Не знаю, куда податься. В раю - климат, в "подземке" - компания". Смешно?
В.:- Смешно. Вы о душе собираетесь подумать?
А.:- Чё, чё, чё? Ах, да, о душе. Думаете, пора?
В.:- Уверен, что да. Я ещё немного этого...
А.:- "Пино Гри" - замечательное вино. Мне его презентовал один кавалер после блестящей премьеры... впрочем, вы и об этом наверняка знаете. Хотите, я вам исповедаюсь? Хотите?
В.:- Валяйте, только я , пожалуй, лучше настойку, чем "Пино Гри".
А.:- Пожалуйста, угощайтесь! Так, помню в какой-то пьесе девушку и священника на исповеди разделяла деревянная решётка. О, у меня в ванне есть подходящая. Я сейчас.
/Анна выходит, а Виван наливается настойкой. С каждой рюмкой его настроение заметно улучшается. Появляется Анна, в руках у неё - деревянная решётка, которую обычно кладут под ноги/.
А.:- Она слегка влажная, но ничего, я поставлю её так, а вы сядете вот здесь. Мне на коленях исповедоваться?
В.:- Хоть на корточках.
А.:- Нет уж, обычаи нарушать нельзя. Вы готовы? /Заглядывает за решётку/.
В.:- /Отхлёбывая прямо из бутылки/ Почти готов. Валяй.
А.:- Так, так... Вот видите, даже не знаю, с чего начать. Так и быть, начну с плотских грехов. /Загибает пальцы/. У меня было два, нет, пожалуй, что три мужа. Первым двум я почти не изменяла.
/Виван закатывается беззвучным смехом, прикрывая рот свободной рукой/.
А.:- А вот с третьим... но он сам виноват. Зачем ему было обзываться?! Да такими, знаете, страшными словами. /Она снова заглядывает за решётку/. Если обзывал, то это не считается?
В.:- /Пытаясь быть серьёзным/ Это... не считается, но учитывается.
А.;- Скажите пожалуйста! Кто бы мог подумать! Ну ладно, с этим покончили, теперь по мелочам...
В.:- /Иронично, но по-доброму/. О мелочах, пожалуйста, поподробнее.
А.:- Но ведь у нас не так уж много времени, верно?
В.:- Не у "нас", а у вас. Совсем ничего для перечисления библейского списка,
А.:- Тогда я постараюсь вспомнить только самое яркое, самое светлое. Вот на третьем курсе у меня была влюблённость в преподавателя по мастерству. Как бишь его звали? Михаил...Михаил…
В.:- Львович.
А.:- Точно, Львович! А откуда вы?..  А… так вот, Михаил Львович. Уже тогда он предрекал мне яркую сценическую жизнь. Да, он так и говорил: "Вам, Анечка, не будет равных среди субреток!"  И оказался прав, заметьте.
В.:- Примерно то же говорил и Борис Моисеевич на дипломном. Дипломный спектакль помнишь или?..
А.:- О, да! Ещё бы, ведь тогда мне доверили сыграть Миранду в шекспировской "Буре". Надеюсь, вы присутствовали на премьере или… понаслышке?
В.:- /Встрепенувшись/ А как же!
А.:- Но ведь это было так давно.
В.:- /Просовывает указательный палец сквозь решётку и грозит Анне/  Не настолько, чтобы забыть этот восхитительный… провал.
А.:- Каждая актриса имеет право быть не в голосе.
В.:- Ну с Шекспиром у тебя по жизни как-то не очень. Виолу помнишь? А, помнишь!
А.:- Всё как будто вчера. А... вы?
В.:- "Не стану так низко падать, чтоб напоминать мои заботы".
А.:- /Заметно оживилась и теперь мучительно вспоминает текст/ "Я не знаю их. И вас не знаю, вас впервые вижу. Неблагодарность же я презираю сильней, чем ложь, тщеславье или пьянство, чем все пороки, что нам портят кровь".
В.:- Брависсимо! /протягивает ей из-за решётки бутылку, Анна радостно кланяется, берёт бутылку и делает маленький глоток/.
А.:- Вообще-то, если как на духу, всю жизнь я мечтала сыграть знаете кого? /Снова делает глоток, после которого Виван забирает бутылку/.
В.:- Клеопатру? Все актриски мечтают об этой роли.
А.:- Я не «все»! Я не «актриска»! Кем бы ты ни был: ангел или дьявол, но запомни - я не актриска! Я - актриса!
В.:- Виноват, виноват. Ну надо же! Всё, всё, всё! Вот этого не надо, я вас прошу, только без этих штучек! /Перебирается на её сторону, садится рядом и по-дружески обнимает за плечи/. Теперь и я вижу, что вы - актриса, да какая! Кого будем играть? Не скромничайте, сегодня я исполню любое ваше желание, но /словно спохватившись/… только одно. Не - молчите, у нас, у вас мало времени. Скоро петушка прокричит "шесть", Тьфу ты, кукушка!
А.:- Виван, а что, если я остановлю часы или хотя бы подведу стрелки назад?
В.:- Лет на пятьдесят? Ах, Бонна Анна, Бонна Анна! Эти часы уже никому не остановить - в этом вся прелесть. Так кого бы вы хотели сыграть? Золушку, Мальвину, Чебурашку? Кого? А.:- Вы смеетесь надо мной, да?
В.:- Никогда ещё Виван не был столь торжественен и серьёзен. Я с удовольствием буду вашим партнёром, но пьеса должна быть залитованной. Кого мне играть?
А.:- Так вы по правде?
В.:- Да, только поменьше текста - из-за этой чачи я и так половину алфавита не выговариваю, а мне на рассвете ещё надо вспомнить и назвать пароль. Итак, пароль? Тьфу! Роль?
А.:- Я… я боюсь,
В.:- Да говори уже ты, наконец! "Светляк вон утренний поёт..." Так, я больше не пью - Шекспира забыл. Позор! Имя, сестра, имя!
А.:- Н-ну, ладноо-о, сейчас… сейчас... сейчас скажу.
В.:- Да хватит харчом перебирать! Перед смертью не наиграешься. А, я понял, ты - Донна Анна, а я - Бон Джови… Нет, я - Бон Жуан, да? Нет, я - Дон Виван... Нет, не так, я - чайка! О, горе мне, горе! Ну! /В сильном волнении он опрокидывает деревянную решётку; Анна вздрагивает и отползает в сторону/.
А.:- Юдифь!
В.:- /С облегчением/ Наконец-то! Родила царица в ночь. Юдифь так Юдифь, всяко не Макбет. Но, чур, не конец третьего действия, голову отсекать не будем - мне сегодня и так по шее достанется. С какого места? Реплику давай!
А:- /Очень органично входит в роль и будто молодеет на глазах/. "Олоферн, Олоферн! Ты мой большой ребёнок. Я люблю тебя больше, чем ты хочешь, чем тебе нравится. Я хочу видеть тебя владыкой мира, императором над императорами, хочу смотреть на тебя в великой покорности, поклоняться тебе. Сегодня я впервые в жизни нахожусь как бы рядом с богом".
В.:- Господи, это не моя затея! Честно, это пьеса такая. /Весь её пылкий монолог он морщится, словно от головной боли, то и дело прикладываясь к бутылке/. Так, ваш выход, артист!  А, была - не была! /Чуть переигрывая/, "Мама, ты молодая, ты красивая, но так говоришь, что у меня сердце сжимается. Ты не слышала, что люди и народы убивают своих богов? /Поднимает голову к потолку./ Господи, это косвенная речь, я так не сказал бы. Вообще-то это прямая речь, но не моя, а Олоферна, ты должен его помнить. Можешь проверить: Антон Таммсааре, перевод Божича, издательство "Искусство", 1979 год. Клянусь, господи!
А.:- /Сердито/. Это не по тексту.
В.:- Это не тебе. А тебе вот: " Каждый рано или поздно должен убить своего бога..." /Снова поднимает голову вверх и горячо произносит/ Господи, следи за моими ремарками выше! Так,: "... своего бога… каждый... и я, и ты, и все мы. Все убивают, но не все боги умирают, нет, не все"! Видишь, Господи, есть и жизнеутверждающие реплики - не всё чернуха! О, бл-лин, трын-дец нам сегодня! Так вот; "После смерти они становятся еще живучее - и люди с еще большим отчаянием поклоняются им". И я тоже, Господи, с ещё большим… Это лично от меня, прошу учесть. /Большими глотками отхлёбывает из бутылки/. "Олоферн, Олоферн!..."
А.:- Это же моя реплика! "Олоферн, Олоферн! Ты говоришь так печально, как будто уже убил своего бога и у тебя не осталось ни знакомых, ни друзей".
В.:- Типун тебе на язык! Так в пьесе. Господи, я помню. А вот теперь 0лоферн: "Мои боги умерли, но друзья живут. Если нужно, они отдадут за меня свою жизнь". Что-то я не припомню таких друзей.
А.:- Послушайте, Виван, прекратите пороть отсебятину, вы меня сбиваете. И не просто читайте текст, будто одолжение делаете, а перевоплощайтесь, будьте настоящим Олоферном - мужественным и нежным!
В.:- Покорнейше благодарю. Я и так уже наговорил на свою голову. А перевоплощаться - так это для тебя сейчас самое время. Ну что, хватит? Поигрались и буде тебе, грешной.
А.:- Нет, еще немного. "Чего же ты ждёшь?"
В.:- Я? Странный вопрос. Шестых петухов.
А.:- Каких петухов?! Роль надо знать!
В.:- А, так мы ещё играем?
А.:- Ну да. "Сбрось о себя рубаху слуги и надень императорскую мантию".
В.:- Ага, спасибо! «Я уж как-нибудь в этом лагерном клифу, чем у Фокса на пере…» Тьфу ты, чёрт! Господи, извини, вырвалось, Эта баба точно доведёт до цугундера. Всё, последние шесть реплик. Так, ладно, как там говорил Олоферн: "Думаю и жалею… Жалею тебя и себя самого".
А.:- "Я опять не понимаю тебя, Олоферн".
В.:- /как бы про себя/ - «Никогда ещё мне не было так тоскливо в присутствии женщины". /В сторону/. Что правда, то правда! "Может быть, старею? Что это - предчувствие чего-то или просто ты нравишься мне больше, чем кто-либо раньше". Это не я, это Олоферн,
А.:- "Олоферн! Олоферн!"
В.:- /Сквозь зубы/. "Ты красива, Юдифь, ты привлекательна, но ты могла бы быть ещё привлекательнее, не будь ты так..."
А.:- "Говори, Олоферн, я жду".
В.:- Не будь я Олоферном, я бы сказал! Всё, последняя реплика: «Не будь ты так говорлива и тщеславна". Всё, занавес! Подавай занавес, говорю! /Виван залпом допивает остатки настойки, бормоча себе под нос проклятия/.
А.:- С премьерой вас! Знаете, вы - великолепный партнёр!
В.:- Мне об этом ещё сообщат, будьте покойны.
А.:- Ну что, я собираюсь?
В.:- И как можно быстрей.
А.:- Что с собой брать?
В.:- Как обычно: смену белья, зубную щётку, военный билет... Стоп! Вы что, издеваетесь надо мной в самом-то деле?! Сперва эта дурацкая пьеса, теперь - "что брать?" Нагими мы приходим, нагими и уйдём.
А.:- Что, прямо нагишом? Как Маргарита? Скажите, а Воланд... он правда существует, или это... вымысел?
В.:- Очень скоро узнаешь.
А.:- А Мастер и Маргарита?
В.:- Она его бросила и переехала к Озазелло.
А.:- Да вы что?!! Ничего себе! Такая любовь была и вот вам, пожалуйста, -... к Озазелло! А Петрарка и Лаура?
В.:- Пару раз видел их, вроде нормально.
А.:- А этот... Моцарт и Сальери?
В.:- Живут вместе.
А.:- Да вы что! И он простил его?
В.: - Не было вариантов.
А.:- Ну а Ромео и Джу...?
В.:- Тройню родила.
А.:- От Ромео?
В.: - Я свечку не держал, врать не буду.
А.: - Ишь ты! Давно?
В.:- По-вашему, лет тридцать назад.
А.:- А Тристан и Изольда?
В.:- Целуются перманентно.
А.:- А... а  Рабочий и Колхозница?
В.:- Стоят.
А.:- Ну и слава богу. Постойте, как это "стоят"? Они же здесь стоят!
В.:- Они везде стоят - карма такая.
А.:- Бон Виван, скажите, то, что описал Данте - это правда? Ну, я имею в виду все эти отвратительные круги со всякой нечистью?
В.:- А что, предчувствия нехорошие? Совесть гложет?
А.:- Не то, чтобы гложет - людей жаль.
В.:- Там людей нет.
А.:- Ох, прав был поэт: " На свете правды нет, но нет её и выше…" А вы кем раньше были?
В.:- В каком смысле?
А.:- До того, как крылья выросли.
В.:- Всегда был таким, с крыльями.
А.:- Так вы не были человеком?
В.:-.Много потерял?
А.:- Ну, не знаю. У нас ведь тоже случаются приятные мгновения… А вы кого-нибудь любили? Кроме Самого, разумеется.
В.:- Разумеется... Нет, не положено.
А.:- Да бросьте вы! Положено, не положено... Вот смогли бы полюбить земную женщину?
В.:- Что вы пристали? Ерунда всё это.
А.:- Ой, не скажите. Любовь возвышает человека, делает его почти святым, даже ангелом, а вы вот так запросто отказываетесь от прекрасного. Скушный вы чело... ангел, Бон Виван. А что это вообще за имя такое - Бон Виван? Это настоящее или кличка?
В.:- Тебе какая разница?
А.:- Что это вы это мне "тыкаете", а? Я, может быть, вас старше на... г-м... полгода.
В.:- Тогда ты очень старая.
А.:- Бон Виван, Бон Виван... Откуда в вас столько мизантропии? Вы расслабьтесь, отвлекитесь от служебного долга, представьте, что вы у меня в гостях, безо всякой цели, без миссии. Посмотрите на меня, как на женщину глазами мужчины.
В.:- Это невозможно.
А.:- Что невозможно? Посмотреть как на женщину или посмотреть глазами мужчины? Ну-ка, ну-ка, взгляните мне в глаза! Понятно. Теперь мне всё понятно. Нет уж, вы не отворачивайтесь, в глаза смотреть! Н-да, друг ты мой сердешный. Ладно, не переживайте вы так - у нас полтеатра таких же, только без крылышек. Эх, тяжело вам наверно. Оттого вы и пьёте, да? Ну признайтесь.
В.:- Вот привязалась.
А.:- Теперь мне всё ясно, и я даже прощаю вашу грубость. Хотя... почему я должна вам верить?! Посреди ночи врывается некто и заявляет, что он - Ангел! У вас документы есть?
В.:- Всё, довольно! Готовы?
А:- Записку можно написать?
В.:- Кому?
А.:- Коллеге.
В.:- Коллеге – нет.
А.:- Я всё-таки напишу.
В.:- Не больше десяти слов.
А.:- Мне и двух хватит. /Что-то торопливо пишет на листе бумаги/  Всё, я готова.
В.:- /Берёт листок и читает вслух/. "Васьковская - дура!" Кто это? А, коллега. Зачем вы так?
А.:- Ей будет приятно. Давно хотела это сказать, да всё времени не хватало. Ну-с, "прощай, немытая Россия!"
В.:- /Укоризненно/ Э-э, Бонна Анна, Бонна Анна! Руки за голову! Тю! Что-то я… Руки на грудь. Да не на мою!
А.:- Гасим свет?
В.:- Пора.
А.:- "По-ехали!"
/Сцена погружается в темноту. Звучит обратный отсчёт, грохот стартующей ракеты, радиопереговоры в эфире. Затем наступает звенящая тишина. Спустя какое-то время раздаётся глухой стук в массивные двери. Долго никто не отвечает и тогда стук повторяется. Издалека доносятся сиплое покашливание, старческие шаги и позванивание ключей. Скрипя, открываются двери, и в узком луче яркого света мы видим силуэты всех трёх персонажей/
Голос:- Кто?
А.:- Дед Пихто! Ха-ха!
В.:- Свои.
А.:- Чьи это "свои"? Пароль?
В.:- Аллах акбар.
Г..- Вам не сюда.               
В.:- Тьфу ты! Одним местом чувствовал, что попадём. Сейчас, сейчас вспомню!.
А.:- /Шёпотом/ Попробуйте этот: "Вы продаёте шведский шкаф?"
В.:- Да замолчи ты, наконец! Голова и так не соображает. Извините, секундочку, сейчас вспомню... "Ленни..." Йо-ма-йо! Забыл.
А.:- /Смеется/ "Ленин и теперь жалеет всех живых".
Голос.:- Будем веселиться?
В.:- Секундочку... "Ленни, Ткеле, Ханни"! Фу! Вспомнил! Правильно?
Г.:- Имя, фамилия, должность?
А.: - /С гордостью/  Заслуженная артистка…
В.:- Заткнись же ты! Всё испортишь. Это меня спрашивают. Бон Виван, Ангел "007".
А.:- /Сокрушенно вздыхая/ Даже в этом не повезло. Небось, только мне достался ангел с двумя нулями и циррозом впридачу! Эх, жизнь моя…
Г.:- /Старчески покашливая/  От кого это пахнет?
В.:- От нее.
А: /Тихо, но зло/ - Вот, сволочь, а! Это от него!
Г.:- Лидия Васьковская, 62-х лет, артистка - так?
В.: - /Радостно кивая и характерно топчась на месте/. Так, так!
Г.:- Проходите.
А.:- Что?! /Вне себя от обиды, переходя на фальцет/. Какие 62? Какая Васьковская?! Да я сейчас всю вашу богодельню..! А ты чего поддакиваешь, скотина?!
Г.:- Ты кого доставил? Об этом инциденте я вынужден доложить. Не завидую я тебе, "007", ох, не завидую.
В.:- Да я и сам себе уже не завидую.
А.:- Я - Вальковская! Спутать меня с Васьковской, это всё равно, что тебя с…
В.:- Умоляю, замолчи! Сейчас всё уладим.
Г.:- Боюсь, что ничем не смогу помочь, в наряде написано: "Диана Васьковская, 62 лет, артистка".  Чужие нам не нужны.
В.:- Выручай, подруга! Скажи что ты - это она!
А.:- Ага! Сейчас! Ты что, издеваешься?! Мне уж никак не 62, тем более, я - не эта бездарная мымра Васьковская! Я ещё понимаю, если бы перепутали с Раневской, но с Васьковской - это беспредел! Делай же что-нибудь, пьянь тупорылая!
Г.:- Барышня, вы всё-таки выбирайте выражения. Это вам не театр.
А.:- В это я охотно верю. Там меня даже последний плотник не спутает с этой… Что ты переминаешься, мальчуган? Пи-пи хочется?
Г.:- Барышня, отойдите от врат.
А.:- Интересно, как это я отойду, если вот этот даже одежду не разрешил с собой взять? Дайте чем-нибудь прикрыться, и ноги моей здесь не будет. Секундочку, вам действительно нужна Васьковская? Нет, честно?
В.:- Как это я лопухнулся? Ой, влетит мне по самые…
А.:- Бонечка, так это правда, что им нужна не я, а Васьковская?
В.:- Выходит, что так. Уй-й… /Переминается с ноги на ногу, держась руками за низ живота/. Который час?
А.:- Я часы не брала.
В.:- Я не у тебя спрашиваю. Скажите, пожалуйста, сколько у меня осталось времени?
Г.:- Максимум час и двадцать минут. Только эту… отсюда увози.
В.:- Всё, всё, всё! Скоренько, скоренько! Руки на грудь и молчи, грусть, молчи!
А.:- Бонечка, так ты правда сейчас за ней смотаешься? У-ти, моя прелесть! У-ти, моя пусечка! Ты бы… это… не тянул бы с поручением, а?
В.:- Садись, трогаем.
А.:- Конечно, конечно, трогаем. Хотите /обращаясь к старцу/, подарю вам на память свою фотографию с автографом? Хотите?
Г.:- /Рассержено/ Нет, спасибо. Всё своё, пожалуйста, забирайте с собой. Виван, остается час и семнадцать минут. Трогай!
/Врата захлопываются, сцена погружается в темноту/.
А.:- Бонечка, милый, ты чё так взопрел, а? Умаялся, поди, сердешный, - такие концы мотать. Ну дык, сам виноват, тщательнее надо. Хотя, все мы - люди. Ой, да, да, прости. Мы - люди, а ты, ты - мой любимый ангел. Хотя и тебя теперь придется делить с Васьковской. Ну, ничего, этим можно и поделиться. Представляю, как она сейчас обрадуется! А я, стало быть, Гертруду-то сыграю - больше некому. Боня, послушай, а ты не можешь по дороге ещё и к Наташке Смирновой залететь? Ей, соплячке, досталась Офелия, прикинь! Небось догадываешься, как в театре можно получить такую роль? Ну, хорошо, нельзя, так нельзя. Для первого раза Васьковская тоже неплохо. Гертруда! Всю жизнь мечтала сыграть её по-новому и тут счастье такое негаданное!
"Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела её в кровавых язвах! О, боже, нет спасенья!" Надо перечитать, там, по-моему, иначе. Нет, Бонечка, это я про себя. Ты давай, поторапливайся, слыхал, что старшой сказал? А тебя я приглашаю на премьеру и после - в гримёрку. Посидим, настойки попьём, поговорим по-свойски. Только цветы не забудь! В театре так принято на премьеру непременно с цветами приходить. Традиция. Н-но, гони, мужик, на водку получишь!
В.: - Да не дави ты на шею, блин! И дорогу показывай!
/В полной темноте искрятся разноцветные огни, и слышится нарастающий рёв пикирующего бомбардировщика/.

2-й акт.

Раннее утро следующего дня. Спальная Лидочки Васьковской. Она мирно спит в кресле-качалке. Ноги прикрыты пледом, а в руках и на полу - страницы из шекспировского «Гамлета».
Со страшным криком страдающего в комнату врывается Бон Виван и бегает по кругу в поисках туалета. Следом заходит улыбающаяся Бонна Анна. На ней  - накинутая шаль, волосы растрепаны. Васьковская вздрагивает и приоткрывает глаза.

Лидочка: - Гришка, ты что ли? Нельзя ли потише?
В.: - А-а-аа! У-ау-у!
А.: - Здравствуйте, Лидочка! Здравствуйте, моя славная!
Л: - Бонна Анна? Вы?!
А: - Я, милочка, я.
Л: - Что-то случилось?
А: – Да, в общем, нет. Ничего особенного…
Л: - А этот… кто таков?
А: - О, это очень хороший человек. Вы скоро подружитесь! Но сейчас он сильно хочет пи-пи. Где тут у тебя?..
Л: - Там. (Потирает глаза, не веря в реальность происходящего). А этому хорошему человеку больше негде… пи-пи, кроме, как у меня в… (смотрит на будильник)? Кошмар!
А: - Не бойся, ничего страшного. Все мы однажды Там будем. Я только что оттуда и – ничего, жить можно! Ты, Лидочка, просыпайся – у него оч-чень мало времени и оч-чень много дел. Боня, туалет вон там.
(Бон Виван не может даже бежать и уходит на полусогнутых, придерживая живот руками. Из-за кулис доносятся характерные звуки)
Л: - Что за Боня? Мы знакомы?
А: - Думаю, что нет, но вы непременно подружитесь. Он просто ангел, хотя и со странностями.
Л: - Ты в своем уме?! Мне в такую рань никто не нужен. Ну-ка, ну-ка, дыхни! Нет, дыхни, дыхни! А, теперь все понятно. По какому поводу банкет? Неужели тебе дали отдельную гримешку?
А: - Злая ты, Лидочка. Нельзя так, тем более, накануне важных новостей.
Л: - (Сладко потягиваясь) Меня давно уже трудно удивить новостями. Все, чего может добиться в жизни талантливая актриса…
А: - Так это в жизни. Тебе, Лидочка, предстоит сыграть едва ли не лучшую свою роль. Так что, собирайся!
Л: - Неужто пришло подтверждение на Народную? Ну так могла бы не торопиться…
А: - Я бы сказала: не на народную, а на избранную.
Л: - Что это за звание?
А: - Это, Лидочка, не звание – это должность. Даже миссия в своем роде. Так что…
Л: (Встает с кресла и хватается за поясницу) – Ой!
А: (Заботливо растирает ей спину) – Ничего, ничего, потерпи, скоро все пройдет. Очень скоро. Боня, ты долго еще? У вас мало времени.
Л: - У кого это «у вас»?
А: - Сейчас Боня тебе все объяснит. (Заговорщически шепчет) Ты будь с ним поласковее, рекомендую даже угостить чем-нибудь. Он у тебя покладистый.
Л:– Черт возьми! Да объяснит мне кто-нибудь, что происходит?
   В комнате появляется Бон Виван, виновато оттирая стопы об ковер.
В – Кажись, я готов.
А – Вот и прелестно! Давайте начнем.
Л – Что начнем?
А : - Уважаемый господин Бон Виван! Не могли бы ввести в курс дела нашу замечательную актрису Лидочку… Ой! Лидию Васьковскую, 62 лет от роду, православную, актрису, подарившую зрителям истинное наслаждение от общения с прекрасным.
Л – Возраст могла бы не акцентировать в присутствии посторонних – сама, поди, не молодица!
А – Лидочка, да какой же он посторонний?! А про твои 62 знает от других. Честное слово!
В – Вам надо следовать со мной. Выступаем через… (задумчиво смотрит в потолок). У вас что, нет «кукушки»?
Л – Это мещанство. Что вам от меня надо?
В – Мне, собственно, ничего. Хотя, может… на дорожку?..
А – (Шепчет) Налей ему чего-нибудь, так будет лучше. Да и сама прими для храбрости. Рекомендую, как бывалая.
Л – Я в такую рань не употребляю, а вы травитесь, коли есть охота.
   (Достает из серванта початую бутылку дорогого коньяку и две рюмки).
А – Лидочка, я тебе по старой дружбе все-таки рекомендую. Хоть капельку. Согрейся на дорожку.
Л – Да отстаньте вы наконец – никуда я не собираюсь!
А – Ой, Лидочка, сейчас твое желание не учитывается.
Л – Ты что, господь Бог, чтобы решать за других?
А – Я – нет, но вот он…
Л – А ты кто?
В -  Я ваш ангел – Бон Виван.
Л – (Передразнивая) «Я ваш ангел, Бон Виван»! Знаешь, где я видала такого ангела?!
В – (Печально пьет из одной, потом и из другой рюмки) Знаю.
А – Лидочка, ты что?! Разве можно так?! Он действительно ангел, я проверяла. Сегодня… нет, уже вчера вечером, он по ошибке прилетел ко мне, но за тобой, понимаешь? У нас ведь фамилии схожи. Так вот, вместо тебя, Там была я!
   (Лидочка недоуменно таращится то на Боню, то на Анну, то вверх. Медленно подходит к серванту, наливает и пьет коньяк)
А – Ну вот, сейчас станет легче. Правда. Он действительно прилетел по ошибке ко мне и доставил Туда. А там какой-то старик сказал, что не потерпит подлога и отправил за тобой. Предупредил, что на все про все у вас с Боней есть только двадцать минут… теперь и того меньше.
   (Лидочка закрывает лицо руками, плечи ее мелко дрожат и вдруг… у нее подкашиваются ноги. Анна кидается к ней, и они вместе падают на пол. Анна нежно поглаживает ее по голове и что-то нашептывает на ушко. Лидочка безутешно рыдает. Виван тайком наливает рюмку за рюмкой. Похоже, коньяк ему по душе. Воцаряется тишина, слышно лишь, как всхлипывает Лида).
В – (покосившись на остатки коньяку) Однако пора.
А – Лидочка, времени в обрез. Дела я закончу за тебя: все выхлопочу, всем позвоню, всех утешу – ты не переживай!
Л – А как же Гертруда?! Через десять дней – премьера!
А – Вот за это меньше всего беспокойся! Есть еще в нашем театре крепкие драматические актрисы.
Л  - (Ядовито поглядывая на Анну) Конечно, есть! А звание что же, пропадет?
А – Что-нибудь придумаем. Бесхозным не останется.
А – Ну да, ну да! Самозванцы всегда сыщутся, да вот достойных я не припоминаю. А пуделек мой, Жулечка?! А-аа-а! (Рыдает).
А – Да не убивайся ты так, страна воспитает. Ты сейчас о другом думай.
Л – (Сквозь слезы). О чем?
А – Самое время о душе, верно, Боня?
В – (Поглядывая то на будильник, то на недопитый коньяк). Я вот что подумал: можем немного потянуть время. Есть один способ. Жульнический, но верный. Надо остановить все часы в доме, тогда еще посидим (наливает себе в рюмочку).
   Лидочка на глазах оживает, утирает слезы, кошкой кидается к будильнику. Хрясь – и об пол! Анна укоризненно смотрит то на ангелочка, то на Лидочку. Лидочка хватает с тумбочки золотые наручные часы и остервенело кидает об стену. Анна подбирает часы с пола и цокает языком.
А – Боня, ты – мудак! Нельзя человека так обнадеживать. Перед смертью не надышишься.
В – Зато напьешься.
А – Ты – пьянь, причем, редкостная. Почему же ты мне про этот трюк ничего не сказал, скотина стоеросовая?!
В – У тебя коньяку не было.
Л – Месье Ангел, и сколько можно так время тянуть?
В – Не так уж долго, как хотелось бы.
Л – До премьеры дотянем?
В – (скосившись на бутылку) Не-а.
А – Ну что ты, Лидочка, все на завтра откладываешь? Вот так всю жизнь. Надо, как в омут с головой, а ты…
Л – Ну конечно, не за тобой же явились. Посмотрела бы я на тебя.
А – Как тебе не совестно, ведь я только что Оттуда по твоей милости!
Л – По моей?
А – Ну по его, какая разица? Будь мужественной, а ты, алкаш, не отвлекайся, занимайся делом!
В – Сейчас, тут уже немного осталось.
   Анна решительно подходит и наливает себе до краев. Подумав, столько же наливает и Лидочке.  Виван судорожно хватает остатки и не выпускает из рук.
А – (Торжественно) Ну, на дорожку! Чтобы добрались без происшествий, чтобы погода была летной, чтобы рейс не откладывали… Словом, с Богом!
   Пьют молча, не чокаясь.
А – Там прелесть, как интересно! Мне Боня рассказывал. Это же фантастика! Все великие живут там в мире и согласии. Такие люди, такие судьбы! Знаешь, я тебе даже немного завидую.
Л – С удовольствием уступлю тебе эту роль.
В – (Нервно вздрагивает) Нет, нет, никаких замен! Я и так выгребу по полной программе. Ну-с, пора! (Он пьет большими глотками прямо из горлышка. Анна и Лидочка пьют молча и… кидаются на шею друг другу. Обе плачут).
Л – Только я тебя очень прошу: если тебя… ну это… в мою гримешку, то ты не…
А – Ни-ни-ни! Ничего менять не буду, все останется как при тебе! Клянусь всеми святыми!
Л – И, пожалуйста, не…
А – Лидочка, ну разве я на это способна?!
Л – А еще, скажи ему, что… (плачет)
А – (Обнимая ее за плечи, успокаивает, как ребенка) Лидочка, Лидочка! Ну кому нужен этот старый…
Л – «Старый»?
А – Ну пожилой.
Л – Нет, повтори. Ты сказала «Старый»! А что же ты ему постоянно глазки строишь? Хвостом перед ним виляешь и после премьер норовишь к себе в гримешку затащить на свою хренову наливку?! Зачем ты ему галстуки даришь, а?
А – (Потупив глаза) Во-первых, не галстуки, а галстук, да и то на 60-летие. Тебе сейчас не об этом думать надо.
   (На этих словах Лидочка смолкает).
Л – Ладно, извини меня за все, что было. Правда извини.
А – Ну конечно, конечно, Лидочка, ангел мой! И ты меня прости ради Бога!
Л – Тебя-то за что?
А – (В порыве чувственной откровенности) Ну, хотя бы за… Жору!
Л – Стоп, отсюда поподробнее! А что Жора?
В – Осмелюсь доложить, пора.
Л – Заткнись! Так что Жора?
А – Ну не гневись ты, особенно в такую минуту. И было-то всего… один раз.
Л – Когда???
А – Только дай честное слово, что не будешь психовать!
В – Я говорю: отправляемся.
Л – Я сейчас дам тебе «честное слово»! Когда, я спрашиваю?
   (Подходит к Анне, впивается ей в волосы и валит на пол. Виван в ужасе хватается за голову – с ним случается истерика).
А – Да отпусти же ты, больно! Дура ревнивая! Отпусти, говорю!
Л – Я тебя спрашиваю, когда и что у тебя было с моим Жорой?
   (На полу настоящая борьба. Боня пытается вмешаться и разнять, но ему крепко достается и он ретируется, потирая ушибленные «места»).
А – (Ей удается оседлать Лидочку и коленками прижать ее руки к полу) Все, все, успокоилась.
Л – (Тяжело дышит и пытается скинуть с себя Анну, но, тщетно) Когда и где?
А – Раз тебе это так уж интересно, то изволь: в Саратове, на гастролях.
Л – Это когда я осталась дома с бронхитом?
А – Не знаю, с чем ты осталась, но тебя не было все десять дней.
Л – Ну и?..
А – Не переживай, все было прилично, да и всего один разочек. Клянусь будущими ролями!
Л – Не клянись тем, чего у тебя не будет.
А – У-тю-тю!
Л – Ну я ему строю, ох, устрою! Он у меня будет землю жрать! Эй, ты, Боня! Жора Там?
В – Кажись.
Л – Что значит «кажись», скотина?! Он Там или нет7
В – Вроде да.
Л – Ты его видел своими глазами?
В- Один раз, мельком.
Л – Место запомнил?
В – Там всего лишь одно место, чего его запоминать.
Л – Ладно, поехали.(Успокоившись, обращается к Анне) Отпусти. Тебя прощаю, твоей вины нет, но… если это было один раз.
А – (Радостно кивает головой) Один, один. Мы не подошли друг другу.
Л – Ну да, мой  Жора – эстет, на кого попало не западает. Отпусти руки. Отпусти, говорю!
А – Не будешь пороть горячку?
Л – Я всю свою злость для него, кобеля, припасу! Пусти.
   Они медленно поднимаются с пола, поправляют волосы, оттирают пот со лба. Анна пугливо поглядывает на Лидочку, но та вне себя от бешенства.
Л – Все. Как бишь тебя?.. Боня?
В – Бон Виван.
Л – Один хрен, мой юный друг, Бон Виван. Готов? Тогда поехали. Э, браток, да ты и вовсе нетрезв.
В – Вашими стараниями. Надо часы запустить, а то не взлетим.
Л – Так я же их… вдребезги! Чего же ты раньше не сказал, что они пригодятся? Что теперь делать?
В – Надо, чтобы кто-то отсчитывал секунды в течение четырех минут, пока доберемся.
А – (Радостно) Давайте я?!
Л – Ты у нас добрая, Анна! Все об этом знаю. Ладно, иди, расцелуемся и простим былое. Узнала бы я раньше, я бы…
А – Да что уж теперь!
   (Они обнимаются и искренне расцеловываются. Виван приседает, разминаясь перед стартом).
Л – Ну все, я готова!
А – Лидочка, ты что, вот так и полетишь? Так могут не пустить! Все-таки приличное заведение! Надо во что-то белое переодеться, да, Боня?
В – Да, но поскорей.
Л – Тогда отвернись!
А – Лидочка, не переживай, он не мужик, я проверила.
Л – (С угрозой в голосе) Ты что, сучка, успела и с моим персональным ангелом?..
А – Я не в том смысле! Боня, подтверди!
   (Виван, потупив глаза, пытается выдавить из бутылки несколько капель).
А – Вот видишь, так что, не стесняйся.
   (Лидочка облачается в белую ночную рубашку и подходит сзади к Боне, ощупывая его холку, словно у скаковой лошади).
А – Счастливого пути! Боня, как считать: быстро или медленно?
В – По секундам: раз, два, три, ну и так далее. После каждой шестидесятой вслух объявляй минуты – так до четырех минут включительно. Останавливаться нельзя.
А – Поняла, поняла! Вы не волнуйтесь. Начинать?
В – Выпить больше нечего?
А – Боня, ты же за рулем!
Л – Бонифаций, я с пьяным не поеду!
В – Тогда начинай.
(Комната погружается в темноту. Раздается звук метронома и голос Анны).
А – И раз! И два! И три…
(Снопы искр, дым, рев стартующей ракеты, радиопереговоры в эфире).
А – (Под метроном)…и восемнадцать, и девятнадцать, и двадцать…
(Характерные шумы, узнаваемое гагаринское «Поехали!», переговоры в эфире: «30 секунд, полет нормальный! Есть отделение первой ступени!»)
А -…и сорок девять, и сорок десять… Ой! Уже пятьдесят три, пятьдесят четыре… Господи! …пятьдесят пять… как долго! Пятьдесят шесть…
   (Радиопереговоры: «Минута двадцать – полет нормальный! Есть отделение второй ступени! Вас понял, продолжайте полет!»)
А – Минута сорок восемь, минута сорок девять, минута пятьдесят… Что же время так?.. минута пятьдесят одна… долго тянется? Минута пятьдесят две… что же это мне за… минута пятьдесят три… наказание? Минута пятьдесят четыре…
   (Переговоры: «У нас неполадки с отделением третьей ступени! Как поняли? Понял. Понял вас! Не волнуйтесь, все под контролем! Продолжайте полет!»)
А – две тридцать одна, две тридцать две, две тридцать три… ну, давайте уже, давайте! Две тридцать пять… две тридцать шесть… Фу, мне дурно! Две тридцать шесть… Тьфу, уже было! Две тридцать семь… уже восемь, уже девять…
   («В капсуле падает давление! Как поняли, прием. Понял, понял вас, не волнуйтесь! Сейчас все нормализуется!»)
А – Три ноль четыре, три ноль пять… поди уже на… три ноль семь… месте… три ноль восемь… чего я мучаюсь?
   («В кабине появился конденсат! Замля, как поняли? Понял вас. Мы проверяем все системы. Переходите на ручное пилотирование..»)
А – Три пятнадцать. Девять двадцать! Ой! Три шестнадцать, кажись. Три семнадцать. Семь сорок! Пол-шестого! Бллин! Три двадцать две, нет, уже три тридцать. Как колбаса. Три… трым… трым. Все, хорош на сегодня! Наверняка уже в двери стучатся. Ну вот и все!. Так, что это?
   (Анна ползает на четвереньках, собирает, читая, рассыпанные листы).
А – «Причина, к сожалению, одна: смерть короля и спешность нашей свадьбы». – Да, Васьковская, в твоем возрасте Пиковую Даму играть или старуху-процентщицу, а ты все в Гертуды норовишь! Гертруда – это еще молодая и чувственная женщина, умеющая слышать зов плоти и повиноваться ему. Или вот: «Он дышит тяжело от полноты. На, Гамлет, мой платок. Какой ты потный. Я, королева, пью за твой успех»
   (Она заглядывает в шкапчик и извлекает оттуда изящный графинчик. Открывает, наливает в рюмку и повторяет реплику).
А – «Какой ты потный! Я, королева, пью за твой успех». (Пьет). «Нет, неправда, Гамлет, - питье, питье! Отравлена! Питье!»
   (Она испуганно прикрывает рот и икает, потом еще и еще. Долго принюхивается к остаткам в рюмке и к содержимому в графинчике. Опять прислушивается к себе).
А – Фу, отлегло, - и она наливает полную рюмку. Подносит ее ко рту, и тут звонит телефон. Она автоматически снимает трубку и раздраженным голосом. – Алло! Алло? Да. Кто вам нужен? Тогда правильно набирайте номер! Куда попали? А куда вы целились? Нет, это не Лидочка. Ой!.. Вы знаете, Лидочка здесь больше не живет. Нет, я не шучу. Она сменила место жительства. Н-ну, как бы это вам объяснить? А вы кто? А, кажется, я вас узнала – вы Марк Иосифофович?! Верно? Маска, маска, я вас знаю! Марк Иосифович, будьте мужественны – Васьковской с нами больше нет. Нет, она не перешла в другой театр, она… Да какие шуточки, Бог с вами! Я не пьяна, и даже не пила… Ну, разве так, рюмочку. Такое горе, такое горе! Какая талантливая яркая актриса – и на тебе! Это я не вам. В апогее своей славы, ну надо же было такому случиться! Да, я вас понимаю, накануне премьеры…  Вы столько сил вложили в этот спектакль. Это будет что-то грандиозное, такого «Гамлета» мир еще не видел! Я правда так думаю. Да, но можно что-нибудь придумать. Зрителю ведь не объяснишь. Нужна равноценная замена. Ну почему нельзя, можно. И не надо далеко ходить. Нет, я не напрашиваюсь, но роль-то знаю! Я даже сегодня могла бы вам показать куски. Правда. Правда? Ой, вы мой миленький! Спасибо большое! Нет худа без добра! Не подведу, Марк Иосифович! Во сколько? В одиннадцать? Я приду к десяти. Спасибо огромное, я оправдаю ваше доверие! (Кладет трубку и вальсирует по комнате, припевая). «Лаврентий Палыч Берия не оправдал доверия. Осталися от Берия лишь только пух и перья»!
   (откуда-то сверху слышится тихий тревожный свистящий звук, вскоре переходящий в рев пикирующего бомбардировщика. Анна в ужасе падает на пол и истинктивно закрывает голову руками. Звук становится все громче и пронзительнее, а через мгновение раздается мощный взрыв. Комната заполняется дымом. В наступившей темноте слышится беззлобное: «****ец, приехали!» Когда дым рассеивается, в комнате снова трое. У Лидочки и Вивана закопченые лица и дымящиеся лохмотья. Они катаются по полу, кроя на чем свет стоит Анну, ее маму и весь мир. Анна первая возвращается в реальность).
А – Это… снова вы? Опять… сюда? Опять не та?
   (На корточках она подползает к Лидочке и ощупывает ее. Лидочка катается по полу от боли).
А - Лидочка, ты… жива? Что же ты такая… невезучая? Боня, маму твою, что случилось? Зачем вы здесь?!
   (Боня держится руками за живот, корчась от боли и матерясь)
А – (Чуть не плача от обиды) Вот так всегда: только жизнь начинает налаживаться, как тут же все кем-то разрушается! Разве это справедливо?!
В – (Шепчет нечленораздельно) Са-са-са-ма-ма-ма-аа-а ви-но-но-но-оо-ва-та-ааа! Ка-ак-как чело-ло-ло-оо-ве-ка-аа про-си-ии-ил до-оо кон-ца-ца-аа сщи-чи-та-аа-ть, ма-аа-ть! Чу-чу-чууу-ть не угро-оо-би-би-бля-ла, сте-рвь-фь!
   (Лидочка приходит в себя, и держась за контуженную голову тяжело встает и, раскачиваясь из стороны в сторону, расхаживает по комнате).
Л – Мне этот ваш цирк велосипедов знаете уже где сидит?! Выметайтесь на фиг!!! У меня репетиция через полтора часа.
А – У тебя?.. Репетиция?..
Л – Ну не у тебя же! Давайте, гости дорогие, проваливайте! Видно, долго жить буду, раз с первого раза не умерла. Все, концерт окончен, все в сад! Можно даже в зад!
А – Злая ты, уйду я от вас!
   (Кидает ей стопку листков на тумбочку, поворачивается и собирается уходить. Боня, корчась от боли, протягивает, как младенец руки в ее сторону).
Л – Ишь ты! И роль уже мою на себя примерила! Нет, господа хорошие, Гертруду сыграет заслуженная… народная артистка, а не… первая встречная! Вот жаль только я Жорку не достала! Ну, ничего, когда-нибудь и до него доберусь! Я вам устрою битву при Саратове – раненых не будет, обещаю! Проваливай! И Карлссона своего захвати, дарю!
   (Она растирает ушибленную спину. Анна с поникшими плечами подходит к Боне, помогает ему встать и опереться на свое плечо. Они ковыляют вглубь сцены. Лидочка повторяет сцену)
Л – «Верь, если слово заключает вздох,
А вздохи – жизнь, я задохнусь скорее,
Чем выдам то, что ты сказал…».

Занавес.