Нечто вроде предисловия

Во времена моего детства и юности вокруг было еще много людей, которые не просто жили в блистательную пору Первой Империи, но и имели честь служить в прославленной армии Наполеона. После поражения Франции в 1814 и особенно в 1815 году эти герои оказались не нужны Бурбонам – а потому они жили в глуши небольших городков вроде нашего Сен-Бенинь, озлобленные чинимыми им несправедливостями и зачастую одинокие. Конечно, кто-то с разной степенью успешности сумел приспособиться (и порой очень неплохо приспособиться!) к новой жизни, однако большинство из них влачило довольно жалкое существование на половинное жалование, едва сводя концы с концами. Но всех их – и преуспевших в жизни, и совсем обнищавших, - объединяла причастность к той великой эпохе, отблеск славы которой навеки запечатлелся на этих необычайных людях. Чаще всего они собирались в кофейне «Перегрина» на улице Людовика XIV, которую содержала мадам Куто; полагаю, что не в последнюю очередь кофейня удостоилась такой чести благодаря прекрасным глазам хозяйки. Если верить рассказам людей более зрелых, в молодости мадам Куто была весьма привлекательной особой, хоть и поистине нерушимой добродетели. Даже после того, как дела принял Эварист, ее старший сын, «Перегрина» оставалась настоящим клубом ветеранов Императора, который, по слухам, в пору Реставрации наиболее рьяные местные роялисты из соображений сохранности своих сюртуков и опасения оскорблений предпочитали обходить стороной, поскольку боевой задор былых победителей Европы не угасал даже в их тогдашнем жалком положении. Однако время шло, и ветеранов становилось все меньше – возраст и болезни безжалостно уносили их жизни.

Последним из этого поколения героев в нашем городке был Анри Марсо, отставной драгунский капитан, владелец бакалейной лавки. Даже на восьмом десятке жизни это был весьма бодрый, хотя и совершенно седой старец, сохранявший живость движений, не жаловавшийся на здоровье и не знавший, что такое очки. Если уж на то пошло, то даже в те времена, когда он уже отошел от непосредственного управления делами своей лавочки на улице Кармелиток, мсье Марсо выглядел куда живее многих более молодых людей.

Наши беседы, из которых впоследствии я составил эту повесть, начались совершенно неожиданно для нас обоих, даже более того – они начались благодаря счастливой случайности. В один из пасмурных летних вечеров я сидел за столиком в «Перегрине» (в те дни меня неудержимо влекли именно в эту кофейню не только невысокие цены и недурная кухня, но и черные глаза Аньес, юной племянницы мадам Куто), просматривая недавно присланные мне мемуары господина Мио де Мелито… они-то и привлекли ко мне внимание Марсо, по давнему своему обыкновению занимавшего столик в углу. Этот столик, еще в дни молодости облюбованный бывшим капитаном, считался едва ли не священным и мало кто осмеливался занимать его.

- Любите читать воспоминания, молодой человек? А не думаете, что там порой здорово привирают?

Я обернулся на по-стариковски скрипучий голос. Уже то, что со мной заговорили, было настоящим событием. Мсье Марсо нечасто удостаивал беседы молодежь вроде меня. Он обычно устраивался на своем излюбленном месте и, с тех пор как остался последним из ветеранов Императора в Сен-Бенинь, довольствовался тем, что просто молча наблюдал за собранием. Неизменный, молчаливый и загадочный, как сфинкс. И вот сфинкс заговорил с ничтожным бедным письмоводителем, коим я в то время являлся!

- Да, мсье. Величайшая эпоха Франции, великий человек… а вы не думали написать мемуары? – эти слова вырвались у меня сами собой, и я продолжил, пьянея от собственной смелости, - вы ведь были офицером, прошли не одну кампанию… уверен, вам есть что поведать!

В ответ Марсо рассмеялся и сделал небрежное движение рукой, приглашая меня за свой столик. Я поспешил пересесть, прихватив книгу и свою чашку кофе.

- Ах, молодой человек, вы, верно, считаете, что каждый, кто носил мундир солдата Императора, был героем, совершавшим подвиги, достойные быть увековеченными на картинах? – выцветшие от старости, но все еще острые глаза Марсо ехидно прищурились, - да, конечно, я участвовал не в одном сражении. Даже, признаюсь без лишнего бахвальства, имел честь видеть Императора так же близко, как вижу вас.

Видел Наполеона… почему-то, несмотря на то, что мне было прекрасно известно, что император был человеком из плоти и крови, меня это поразило до глубины души – словно мсье Марсо заявил, что беседовал с самим Христом. Должно быть, лицо мое выразило крайнюю степень изумления и столь же великое любопытство, поскольку Марсо усмехнулся.

- Тогда вам тем более стоит написать воспоминания... – начал было я, но бывший капитан оборвал меня резким жестом, словно я говорил совершеннейший вздор.

- Увольте, юноша! Я могу поведать вам историю своих похождений – лишь затем, чтобы вы убедились, что моя служба под знаменами императора еще не повод переводить бумагу на хвастовство и лживые домыслы…

Прямо здесь, за столиком в углу «Перегрины», мсье Марсо начал свое повествование, которому я внимал с совершенно искренним благоговением. Постепенно это вошло в привычку – покончив со службой, я шел в небольшой домик на улице Кармелиток, принадлежавший семейству Марсо, поднимался по узкой лестнице на второй этаж и устраивался на жестком стуле в небольшой светлой комнате, обставленной более чем скромно, слушая рассказы отставного драгуна о былых годах и делая записи для памяти.