Лингвистический сопро. мат, ч. 3

(в дополнение к ранее опубликованному "О мате в жизни и жизни в мате")

                «Давайте чертыхаться, пока есть время.
                В раю нам этого не позволят» – Марк Твен


     Табуированная лексика, лингвистический с о п р о. м а т. И ты, Брут! Обильно процитирую тебе своего учителя и наставника, нашего с тобой сверстника, блистательного эссеиста и рассказчика Михаила Веллера,(я тебе его рекомендовал), с которым у меня схожи не только взгляды, но даже некоторые факты биографии.
   «Вот есть огромное помещение: язык. И при нем – тесный чуланчик с  в и х л я с т о й, (разрядки здесь мои), дверью. Можно убрать эту дверь вместе с  ф а н е р н о й перегородкой? Да. А что будет? А будет одно большое помещение. Заметим ли мы, что оно стало больше? Практически нет. К паре тысяч кубических метров языкового пространства прибавилось еще несколько дециметров. А останется ли у нас два помещения, как раньше?
Нет, теперь только одно. То есть: у нас практически ничего не прибавилось. Вот только двухкомнатная квартира стала однокомнатной.
     Раньше, значит, был «двухкамерный» язык, и состоял он из двух лексических пластов: нормативного и ненормативного. А теперь стал однокамерный, упрощенный. Ненормативный пласт исчез, вместе с ним исчезло понятие нормы, потеряло смысл, не осталось чего отделять одно от другого.
     ...Т а б у  есть  с у щ н о с т ь   м а т а. ...С детабуированием мата мы добавим к нашим двумстам тысячам слов еще три. Процент в нолях после запятой считайте сами. А потеряем лексический пласт и норму, как таковую… Не добавим, а лишимся. Вот такая нехитрая арифметика.
     ...О книгах. Здесь мат представляется допустимым только как редкое, сильное, «sine qua non», исключение. Когда смачный бряк мгновенно добавляет красок и эмоций тексту…
     ...М а т – это  п р о т у б е р а н е ц   н а   с о л н ц е   я з ы к а, а сплошные протуберанцы всего лишь сливаются в новую поверхность, клочковатую и рыхлую по сравнению с настоящей. Пускание языковой энергии в сплошные протуберанцы, быстро истощает энергию языка – а равно и одновременно энергию соучастника – читателя. Получается вялость и неприятство».
     Это тебе в ответ на твое предложение позиционировать весь мат в отдельном месте. К сему могу лишь добавить, что для этого надо, как минимум, обладать талантом Алешковского, Лимонова и иже с ними. И то, пряности ведь не едят ложками.
     «…Чтение книги – акт интимный… Книга не рассчитана на чтение публике вслух, поэтому допустимо в ней больше, чем на публике. Читателя никто не видит, не слышит, может он вообще эту книгу в сортире читает, его дело. Какает и читает. Если ему можно при чтении какать – автору можно порой и выразиться. Для пользы дела.
     А вот в зрительном зале какать не принято. На пляже все голые – ты сними юбку, обнажи жопу в филармонии».
     Впрочем, когда больше нечем удивить, обнажают и там – (прим. мое)
     Обоснование уместности мата — остроумное его использование. Мат в поэзии, точно так же, как и в обыденной речи, должен употребляться только к месту. Вопрос лишь в том, где оно, это самое место. Например, когда мат служит выразительным средством, от которого
нельзя уйти. Которое подчёркивает, усиливает эффект стихотворения.

Вера Полозкова – «Про любовь»:

Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
безмолвный и полный, приходит ****ец.

Друзья оседают по барам и скверам,
и греются крепким, поскольку зима.
И только ****ец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.

Особо рассчитывать не на что, лёжа
в кровати с чугунной башкою, и здесь,
похоже, все честно: у Оли – Серёжа,
У Кати – Виталик, у Веры – ****ец.

У Веры характер и профиль повстанца,
и пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждёт, что она ему скажет «Останься!»,
обнимет и даже чайку вскипятит.

Но Вера лежит, не встает и не режет
на кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет
по пятницам. Полный. И сразу всему.

 Что называется, из песни слов… Ну, чем тут заменишь?...
     Тень - это солнечный свет, просеянный сквозь человека. Как говаривал Юз Алешковский, главное за матом увидеть забор.
     ... я сделал правильный вывод о том, что материться нужно уметь. При этом я вовсе не имею в виду, что произнесение матерных слов должно обладать целомудрием и строгостью латинcких сентенций. Чтобы мат был благим, он должен звучать de profundis, т.е. из глубины, из   с р е д о п у п и я   иннервации, как он звучит при ударе молотком по пальцу. Нужно знать грамматику жизни: обстоятельства времени, места и действия.
     А у меня с ней пока сложности, поэтому мои матерные экзерсисы выглядит, как беспомощная попытка эпатажа, что неприемлемо вдвойне. That’s it!