Часть 3. Студент МАИ

 
   Наступила  студенческая жизнь. В первый день нас встречал и выступал декан нашего моторостроительного факультета Георгий Георгиевич Гахун. Он сказал приличествующие для этого случая казённые слова, которые, конечно же, никто из нас не слушал. На первый курс нашего факультета поступило около 170 человек, в основном ребят. Девушек было мало – всего 20 и или около того. Мало было и москвичей.  Группа, в которой я оказался, именовалась АД-1-36 б. «АД» означало авиационные двигатели, 1- первый курс, далее номер группы, а «б» потому, что групп было всего 10. Первая из них была 28-я и наша должна была быть 37-й, но с таким номером уже была группа на старшем курсе.

Начались занятия. Сначала шли лекции, которые нам читали либо в нашем «моторном» корпусе, либо в 5-м, который все студенты и преподаватели (тоже в основном бывшие студенты МАИ) назвали «инкубатором». Это потому, что в нём проводились занятия в основном для первокурсников.

Математику нам читал профессор Алексеев. Был он педантом, говорил медленно,  тщательно выговаривая каждое слово. Записывать за ним лекции было легко и просто. Правда, не всё было понятно, но никто ничего не переспрашивал. На его лекциях всегда было тихо. Шутил он редко. Но как-то однажды рассказал историю. Один из абитуриентов, решая задачку по тригонометрии, после всех сокращений получил  sinx/cosx. Он подумал и ещё сократил s и x, получив в ответе in/co. Не знаю, так ли всё было на самом деле, но нам было очень смешно.

Кроме аналитической геометрии, у нас ещё был курс геометрии начертательной, «начерталка» – так мы её называли. С первых же лекций «начерталка» мне очень полюбилась – всё было просто и понятно. А ещё очень нравились лекции по теоретической механике. Их нам читал профессор Георгий Николаевич Свешников. Высокий худощавый и уже довольно пожилой человек с красивой бородой – таким он запомнился мне. Сразу же нам стало известно, что Георгий Николаевич ещё до революции окончил Сорбонну, и это высоко поднимало его в наших глазах.
 
Ещё на первом курсе нам читали лекции по физике и химии, и ещё стали мучить марксизмом -ленинизмом. Очень много практических занятий по черчению. По количеству выполненных чертежей с нами, мотористами, могли сравниться только студентов самолётостроительного факультета. На других факультетах черчению уделялось гораздо меньше внимания.

Вскоре начались и практические занятия в группах. Там мы уже как следует познакомились. В одной группе со мной оказался Толя Темчин, с которым мы 10 лет учились в одном классе, и ещё Валерка Иванов из параллельного класса школы. Из москвичей, помимо нас, – только Витя Комиссаров, Володя Елисеев и Валя Денисова. Остальные - либо из ближнего Подмосковья, либо с периферии. Группе нашей повезло на девиц - их было три. Кроме Вали, Эля Гайнова и Неля Копытина.  Внутри группы  быстро сколотилась небольшая компания, и мы вместе сидели на лекциях, вместе гуляли в перерывах между лекциями и семинарами, вместе обедали.

Новые друзья.

С Борей Климовым я подружился с первых студенческих дней. Он был очень музыкален, играл на аккордеоне, фортепиано и гитаре, хорошо пел, и это тоже сблизило нас. Борис приехал из Перми. Школу он закончил с золотой медалью и в институт был принят без экзаменов. В первое время после поступления Боря снимал комнату где-то на окраине Москвы. Это было дорого и неудобно из-за удалённости от института. После первой экзаменационной сессии я, посоветовавшись с мамой, предложил Борису до получения места в общежитии пожить у нас. И с января и до лета 1956 г. он жил у нас. Мама была рада, считая, что Борис положительно влияет на меня. С Борисом было очень интересно. Он много рассказывал о быте провинциального города Перми, о своих тамошних товарищах, об учителях. Всё  для меня было ново. Со своей стороны Борис расспрашивал меня о нашей семье, школе, о моих друзьях.
Борис занимался стрелковым спортом и был не то перворазрядником, ни то кандидатом в мастера спорта по стрельбе из винтовки. Он проводил много времени в тире, и я часто бывал там, пробовал свои силы, но мои результаты были весьма скромными. Как спортсмену, Борису дали путёвку в летний спортивный лагерь, и он без колебания отдал путёвку мне, а сам на летние каникулы уехал на родину. С Борисом мы оставались друзьями все годы учёбы.
 
Заметной фигурой на нашем курсе был Миша Челнаков. Был он высок ростом, хорош собой и выделялся из общей массы однокурсников. Миша жил в центре Москвы, на Петровке и происходил из семьи технической интеллигенции. Его отец, Борис Михайлович, работал инженером и в каком-то авиационном КБ. Мама, Циля Борисовна, к тому времени, когда я с ней познакомился,  уже не работала. Раньше была она чертёжницей или копировщицей. Как-то нам с Мишей дали задание, выполнить чертежи, а потом копировать их тушью на кальку. Чертежи мы сделали сами, а копию запросто выполнила за нас Мишкина мама.

У нас с Мишей было общее увлечение – велосипед, и я, как правило, ездил в гости  к Мише на нём. Вместе мы совершали большие велосипедные прогулки, в том числе, несколько раз ездили  на их дачу, что была в 40-50 км от Москвы.

Неординарность Миши проявилась годы спустя. По окончании института он, защитив кандидатскую диссертацию, работал доцентом кафедры физики МВТУ им.Баумана.  В начале 90-х годов активно занялся политикой и в период 1990 – 1993 гг. был народным депутатом России. Миша был непосредственным участником политических событий августа 1991 года и сентября-октября 1993 года. Он - автор более сотни статей, опубликованных в центральной печати, а также нескольких книг, стал членом Союза писателей России. 
       Володю Зуева я впервые увидел на консультации перед вступительным экзаменом по немецкому языку. Помню, как мы оба подошли к преподавательнице,  стали задавать какие-то казавшиеся нам умными вопросы. Она нас выслушала, что-то ответила, что-то спросила по-немецки, и по нашим бодрым ответам сделала заключение, что мы успешно сдадим предстоящий экзамен. Так оно и случилось. Мы набрали необходимое количество баллов и поступили на 1 курс, правда, в разные группы.

Не помню, чтобы первые годы нашей учёбы нас связывала крепкая дружба. Просто я всегда  чувствовал к Володе расположение. Полагаю, что чувства это было взаимным. По-настоящему друзьями мы стали во время преддипломной практики. Целый месяц тогда мы посещали конструкторское бюро, вместе делали свои дипломные работы, схожие между собой, и в один день их защищали и отметили это событие в ресторане «Арбат». Потом два года работали в одном конструкторском бюро. Но обо всём этом – чуть позже.

               



                Спортлагерь.

Июнь 1956, весенняя сессия успешно сдана. На руках у меня путёвка в спортивный лагерь. Правда, там указана фамилия Бори Климова, но это меня не останавливало. Что ж, буду временно Климовым, кто станет проверять?

В МАИ традиционно были хорошие спортсмены. И вообще МАИ в шутку называли часто  авиационным колледжем со спортивным уклоном. В особенности славились волейболисты и гандболисты. На территории института был хороший стадион, где, тренировались спортсмены и проводились занятия со студентами, предусмотренные учебной программой.

И вот, мы едем на автобусе в один из районов Подмосковья. Приехали, поставили палатки, в них установили кровати, нам выдали спальные вещи. В лагере была столовая и нас неплохо кормили. В лагере был небольшой стадион, волейбольные и баскетбольные площадки, плавательный бассейн и пр.

Всех распределили по спортивным секциям. Я попал в секцию, куда собрали всех прочих: стрелки (3 человека), ватерполисты (2), конькобежцы (2) и др. Каждый занимался своим видом спорта, и дороги наши практически не пересекались. Что касается меня, то я бегал кроссы, ежедневно по 3-5 км: хотел похудеть! Сначала было трудно, потом втянулся и бегал уже легко. Но вообще, спортивным занятиям ребята и девочки нашей группы уделяли очень мало времени. С большей охотой мы ходили в окружающие спортлагерь леса, собирали грибы и ягоды. По этой причине мы сами стали называть себя секцией «грибы-ягоды». Собранные грибы несли на кухню, нам их жарили, после чего мы устраивали пиршества. В спиртном недостатка не было: раз в неделю кто-нибудь из нас ездил в Москву и закупал вино.

В конце смены в лагере устроили соревнования. Зачёт проводили командный (между секциями) и индивидуальный.  Наша секция по итогам, как и ожидалось, заняла одно из последних мест, а вот индивидуальный зачёт принёс сюрприз: в нашей «грибо-ягодной» секции я неожиданно для себя занял первое место. Я, конечно, не мог так быстро плавать, как наши пловцы, но, всё же, 50 метров проплыл неплохо. В высоту прыгнул всего на 150 см, 100 метров пробежал за 12, 6 сек, в длину прыгнул на 5 м, хуже многих из группы, но не последний. Зато дальше всех бросил гранату, был вторым по толканию ядра и метанию копья. Но, самое главное, намного быстрее всех из наших пробежал 3000 м! Некоторые вообще отказались бежать эту дистанцию. Вот так я и стал победителем секции «грибы-ягоды» в индивидуальном зачёте.

                Хоста.

После спортлагеря я отдохнувший и посвежевший вернулся домой. В это время у нашей соседки, Александры Андриановны, гостила племянница Вера - молодая девушка 25-26-и лет. Она мне рассказала, что собирается ехать на море, что уже бывала там ни  раз, и каждый раз оставалась довольна.

Увидеть море я мечтал давно, ещё после рассказов моего друга Алика Шора, каждый год посещавшего Одессу, и особенно его двоюродного брата, одессита Сёмки. Тот живописал нам, мальчишкам, такие картины, что у нас слюнки текли. И вот Вера стала уговаривать меня поехать в город Хосту. Уверяла, что там всё очень дёшево: и комнаты, и еда, и фрукты на базаре. «А какое там море, какой пляж – прелесть!» - соблазняла она меня. Я посоветовался с мамой – она немного поколебалась и согласилась. Тем более, что Вера заверила её, что поможет и комнату найти и вообще за мной присмотрит. Через пару дней Вера уехала, а через неделю вслед за ней и я.

Рано утром я впервые увидел море – красота! Поезд приехал в Хосту, и я пошёл искать Веру - адрес у меня был. Придя, застал двух девушек 23-24 лет. Мы познакомились. На мои вопросы девушки ответили, что Верочки нет, где она шляется не знают, и что они сами её ждут. Из разговора я понял, что Вера и им обещала найти комнату, но вот уже второй день они «кантуются» здесь в маленькой комнате Веры на полу. Я предложил им самим найти жилище. Одна из них сразу же согласилась, вторая осталась ждать Веру.

Вместе с Ирой – так звали мою новую знакомую -  мы пошли искать комнату и к моему удивлению быстро нашли. Молодые люди сдавала комнату только семейной паре. Я подмигнул Ире, она утвердительно качнула головой, и мы сняли комнату. О своей подруге Ира будто бы забыла (для неё позже мы тоже что-то нашли). Комната нам обходилась в 10 руб. в день (по 5 с носа) и за столько же – за обед. Причём хозяйка сказала, что готовить будет одновременно для себя и для нас. Нас всё устраивало, и мы поселись в небольшой светлой комнате с двумя кроватями и столом.

Ира была москвичкой, жила где-то в районе Арбата. Она только что окончила медицинский институт и после отпуска должна была приступить к работе. По её мнению Иры, Верочка была шизофреничкой, и дальнейшие события (я их не буду их описывать) подтвердили диагноз будущего врача.

Мы зажили обычной курортной жизнью. С утра, после завтрака - пляж,  к часу дня шли обедать и после короткого отдыха – снова к морю. Часто посещали рынок, покупали там овощи, фрукты, непременно сало, на котором Ира жарила картошку – это был наш ужин. А утром – хлеб-чай. Мне всё нравилось.

Спустя какое-то время на пляже я встретил семейство Михиных: Галину Владимировну и её ребят, Володю и Шурку.  С ними был ещё Володин товарищ Лёва Марков, здоровенный парень весом 100 кг. Я его знал по теннису -  он был чемпионом Москвы. Помню, Лёва показывал нам фокус: засовывал в рот теннисный мяч. А ещё на спор ловил ртом пирожки, которые бросали ему с расстояния 6-7 м.

Я часто навещал своих друзей и на море и дома, оставляя надолго Иру. О подробностях своей жизни я им ничего не говорил. Но, к моей досаде, они всё узнали. Случилось это так. Как-то, идя на море, они решили зайти за мной. Нас с  Ирой в это дома не было. Галина Владимировна  спросила обо мне, и наша хозяйка, ничего не подозревая, ответила, что Михаил с женой ушли на пляж. Бедная Галина Владимировна! Она чуть в обморок не упала. Однако не подала виду и ничего не сказала нашим хозяевам. Но позже, кода я с ней встречался, каждый раз, смеясь, спрашивала, как поживает моя жена. Да и ребята постоянно издевались надо мной.

Верочка часто навещала нас. Мы над ней постоянно подсмеивались, но она этого не замечала. Через  какое-то время Верочка должна была вернуться в Москву, и мы были этому рады – надоела. Но у неё возникла проблема – кончились деньги, не на что было купить билет.
-  Дайте мне, пожалуйста, взаймы на билет, - попросила она,- я тотчас же верну долг, пришлю телеграфом, - твёрдо заверила Вера.
И мы, дураки, поверили, дали. Долг она так и не прислала, а у нас денег оставалось в обрез. Я позвонил срочно маме, объяснил обстановку, и она выручила. С Верочкой мама  разобралась, да так, что та долго ещё не приезжала в гости к тётке.

О годах учёбы вкратце.

Итак, позади первый курс, впереди – ещё пять лет учёбы. Мои студенческие годы мало чем отличались от жизни студентов других ВУЗов. Разве что, приходилось много чертить, и с каждым годом всё больше – такова была специфика нашего моторного факультета.

Время учёбы на 2-м курсе запомнилось большими событиями, произошедшими в стране.  Осенью 1956 состоялся 20 съезд КПСС, в заключительный день которого тогдашний лидер страны Н.С.Хрущёв выступил с секретным докладом, в котором разоблачил культ личности Сталина. Несколько месяцев его выступление держали в секрете, однако весной 1957 эту речь прочитали нам, студентам. Ещё важным событием того времени было народное восстание в Венгрии против коммунистического режима. Восстание это было жестоко подавлено советскими войсками. А незадолго до Венгрии были ещё волнения в Польше. Это было первое открытое сопротивление коммунистическим идеям, и последовали они вскоре после разоблачения культа личности Сталина. Мы, студенты, бурно обсуждали эти события, спорили, радовались переменам.

      В Политехническом музее и концертных залах при большом стечении людей, главным образом студентов, выступали  молодые талантливые поэты: Е.Евтушенко, Б.Ахмадулина, А.Вознесенский, Р.Рождественский, Б.Окуджава. Попасть туда было трудно, но пару раз мне всё-таки удалось их услышать.

В Москву на гастроли стали приезжать европейские театры, приехал даже нью-йоркский театр Эвримен-опера с нашумевшей тогда рок-оперой «Порги и Бесс». Наконец, было объявлено, что в августе 1957 в Москве состоится Международный фестиваль молодёжи, и мы с нетерпением ждали приезда многочисленных гостей. Однако для многих из нас мечты эти так и не сбылись. Вместо этого летом многих студентов  отправили на уборку урожая в Казахстан,  на Целину (подробно об этом в рассказе «Моя целина»).
Через два месяца после возвращению с Целины я познакомился с Наташей. О знакомстве с ней и дальнейших событиях – читайте в рассказе М&Н.
После 4-го курса была интересная практика в Воронеже.  Там мы в течение месяца работали на различных станках. А после 5-го курса нас отправили на полтора месяца в военный лагерь. Он был расположен на военном аэродроме вблизи города Ельца. Мы изучали материальную часть самолётов, практиковались в до- и послеполётном их обслуживании. Пару раз участвовали в обслуживании ночных полётов. Но больше всего мы занимались там спортом: играли в волейбол, футбол, шахматы. Соревновались между группами, встречались и с командами аэродромных служб. О времени, проведённом в Воронеже и военных лагерях в Ельце я, может быть, когда-нибудь в будущем напишу. 
    Пять лет учёбы пролетели быстро. Впереди была преддипломная практика и диплом.

Преддипломная практика и диплом

Теперь наверное многие и не знают, что это такое – п/я. П/я – это почтовый ящик, в СССР так называли закрытые организации, где проектировали секретные объекты, связанные с обороной страны. И не было никакого названия – только  номер почтового ящика, куда, вероятно приходила секретная корреспонденция! И вообще всё там было под строжайшим секретом.
В такую организацию, п/я 4022, я попал впервые в 1960 г после 5 курса МАИ, во время преддипломной практики Судьба распорядилась так, что  мы оказались там вместе с давним моим другом, Володей Зуевым. 

А уже писал, что с Володей мы на консультации по немецкому языку, которая предшествовала вступительному экзамену в институт, и подружились. Нас с Володей объединяло многое: отцы наши погибли на войне, мамы остались вдовами растили двух сыновей. Мы оба были младшими сыновьями.

Не помню, чтобы  первые годы нашей учёбы мы были уж очень дружны. Просто я всегда  чувствовал к Володе расположение и полагаю, что чувства это были взаимным. По-настоящему друзьями мы стали только во время преддипломной практики, когда выяснилось, что оба распределены в одно и то же КБ, где проектировали агрегаты топливной  аппаратуры для самолётов и ракет. Мы были, конечно, не очень довольны таким распределением, считали, что это не по профилю: нас ведь учили проектировать ракетные двигатели, работающие на жидком топливе, и мы уже считали себя ракетчиками. А в этом КБ, занимались скучным, казалось нам, вспомогательным оборудованием. Но делать было нечего – надо было готовиться к диплому, и мы стали старательно сдувать чертежи этого оборудования, чтобы потом использовать всё в дипломных проектах.

Наша практика продолжалась около месяца. Нам с Володей оформили временные пропуска, корочки в пластмассе. Их надо было брать на проходной. Там стояла военизированная охрана. Утром, проходя мимо вахтёра, надо было назвать свой номер, вахтёр находил пропуск, сверял лицо человека с фото на пропуске и только тогда открывал шлагбаум. 

Первые дни мы ежедневно ходили «на работу». Нас с Володей распределили по разным бригадам, в каждой из которых работало 10-12 конструкторов и несколько техников. Здесь нам и предстояло  познакомиться с оборудованием, которые эти бригады проектировали. С нами обычно занимались молодые специалисты, ребята, окончившие МАИ годом или двумя раньше. Мы следовали их советам:  «передирали», то есть копировали общие виды оборудования, регуляторов давления. Это должно было стать «особой» частью наших будущих дипломных работ. Конечно, копирование было строго запрещено, но такая «преддипломная практика» была в порядке вещей. Постепенно мы стали посещать нашу практику всё реже и реже. Когда она кончилась, были небольшие каникулы, а после них состоялось окончательное распределение на работу. Всех, как правило, распределили туда, где проходила их практика.

Примерно с октября в течение полугода мы «делали» наши дипломные проекты. У нас с Володей они были во многом сходны: мы проектировали ЗУРы (зенитно-управляемые ракеты). Ну, а в качестве специальной части – те самые агрегаты, что мы сдули в КБ.

Свои дипломные работы, 8-10 плакатов большого размера и пояснительная записка, мы делали в специальном зале для дипломного проектирования. Вход него для посторонних лиц был закрыт. Так нас приучали к секретности. В библиотеке, расположенной рядом залом, можно было, получить для ознакомления «секретные материалы» - дипломные проекты наших предшественников. Выдавали их на один день, и копировать или, не дай Б-г, выносить эти материалы за пределы института категорически запрещалось. Получить мы их могли, только сдав в залог пропуск для прохода в институт (без него на территорию МАИ не впускали и не выпускали).
Ну, какой же студент упустит возможность сдуть то, что можно потом использовать в дипломе. Вот и я, помню, «сдул» на кальку из одного диплома чертёж головки двигателя ракеты с интересной новинкой - 2-х компонентными форсунками. Эту кальку с чертежом я, не помню почему, взял и положил в свой кейс. Б-г меня наказал: в тот день или на следующий мы с Наташей ездили на такси,  и я забыл в нём свой кейс с «совершенно секретными» чертежами. Поиски не дали результата. Пришлось передувать чертёж во второй раз. Инцидент этот не имел последствий.

Мы с Володей работали по-ударному и закончили свои дипломные проекты одними из первых. Хорошо помню день 8 февраля 1961 г., когда мы их «защитили», а потом отправились в ресторан «Арбат», праздновать окончание учёбы. Наташа, конечно, тоже была с нами.  Сразу после защиты нам выдали значки – ромбик с изображением самолётика. Такие значки носят все те, кто окончил МАИ. Так вот, по традиции эти значки надо было «обмыть» в коньяке, что мы и проделали в ресторане. Конечно, мы не только  «обмывали» наши реликвии, но и основательно в тот вечер «нагрузились» сами.

После защиты у меня было почти два месяца отпуска. И всё потому, что я разделался с дипломами на месяц раньше срока, а на работу надо было выходить только 1 апреля. Не помню, как мы провели  это время. Кажется, никуда не уезжали: ведь Наташа работала, да, к тому же, и она начала уже свою дипломную работу. Помню, мы часто встречались с нашими друзьями, и в основном у нас дома. Ведь мы с Наташей были, пожалуй, единственной парой из нашего окружения, кто жил без родителей и у кого была своя комната – редкость в то время.