Русские и наш бывший общий дом

26 декабря 2011 г.
 
 Дата историческая – развал ЭсЭсЭсЭр. Но вот ностальгия, но вот Путин, подложивший дрова в печку, сказав, что развал СССР – главная трагедия минувшего века, но вот оценка, летающая в воздухе промеж сохранившихся памятников Ленину его мумифицированным трупом и советских названий типа Калининград, Ленинградская область, оценка, которая как птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
 Вроде потеряли – а до сих пор мерещится, призраком облекается эта идея, знаменем топорщится на митингах КПРФ.
 Вроде в пыль рассыпался колосс на глиняных ногах, а до сих пор о заговорах бормочут.
 
 В чем же правда, кто в виновен в развале и главное, как нам, присным россиянам к этому факту относиться. Отношение в этом ряду главное качество.
 
 Двадцать лет прошло, а версии причин развала империи множатся, а на лжеверсии накладываются новые, и все это удавкой мифа ложится на тонкую от страдания и от недосыпу тело народное.
 
 Сложнее было пережить не развал, а разгул девяностых, последовавшую разорительную для народа приватизацию, подлинную оценку которых, надо полагать, пока еще никто не востребовал, а значит, и никто не даст. А ведь два эти события находятся в одной плоскости причинно-следственных отношений. Те кто развалил империю, потом жировали в девяностых. Если в развал СССР был выгоден России, то почему же не выиграли россияне? Но в таком случае простому обывателю не благодарить же того, кто потом жировал в девяностых. Ему, простаку, продавшему свой ни чтожный ваучер за бутылку водки, можно и нужно придумать идею по вдохновительнее. Вот и придумывают про мировой заговор, про масонство Горбачева, про жадность Ельцина, про величайшую трагедию века минувшего. Таким вот изощренным способом и хотят создать благородную видимость того, что произошло после.
 
 Мне как очевидцу было ясно одно: я понимал, а понимание приходило не из какого-то исключительного моего положения, а потому что это понимание было всеобщим, витало в воздухе, выпевалось в песнях (например, в  цоевской Перемен, мы ждем перемен)  и надо только было им воспользоваться ; я и многие мои товарищи понимали, что СССР как идея и как экономическое образование себя изжило. Перемен, а значит и демонтажа империи, требовало все бывшее союзное общество – национальные союзные республики, национальные автономные республики, да и в с мом РСФСР, несмотря на политическую отсталость многих провинций (например, в девяностом в тогдашнем Свердловске о снятии бюстов Ленину не было и речи – но зато тихо-тихо возникла акция за переименование города) зрели революционные настроения.
 
 И не надо вболванивать обратно, что тогда советский человек хотел остаться советским, равно как имперский – имперским. Этого не было. Не считая конечно кучки партийцев-номенклатурщиков, которые были озабочены как раз тем, как бы обогатиться при развале огромной махины.
 
 Но с другой стороны – плебс так и остался плебсом, слова о свободе – словами, а независимость новой республики стала экономическим рычагом, средством обогащения исключительно для узкой группы преступников с партийными билетами, проведшими приватизацию себе в угоду. Они руководили Ельциным, они его толкали на соответствующие реформы.
 
 По сути своей, экономический фактор определил и политическую ориентацию последующих двух десятилетий, связанных с последствиями развода братских республик. Кому достался весь газ, нефть, алмазы и золото, тот и стал богаче, чем те, кому достались нефтеперерабатывающие и машиностроительные заводы, военные заводы и заводы коммутативной техники. Россия безусловно выиграла от этой независимости от 12 декабря, которую отменило постановление Думы от 1996 года.
 
 Наш бывший общий дом – он только номинально был общим. Национальная политика коммунистической партии была своего рода парадная драпировка, скрывающая за внешней показной любовью ненависть, непреодолимую ненависть народов друг к другу. Скрывала тех кто кормит и тех кого кормили. На заре советской власти много было наворочено дел. Межнациональные конфликты конца восьмидесятых вызваны причинами, заложенными со дня образования Советского Союза. Во всех республиках возобладали национальные силы, вытеснявшие нацменьшинства, и так скро мно представленные в органах власти. Но если раньше первый человек в национальной республике (точнее – в национальном отделении партии) был грузин, а второй – русский, то этот факт имел два разных значения для двух народов. Для грузин русский в должности зама был неизбежной и терпимой данью – залогом политической зависимости республики от центра, то для русских – первый человек в национальной компартии был тем самым представительным и показательным фасадом, за которым было «наше», «свое». Вот в этих двух полярных взглядах, которые н как невозможно сгармонизировать в один взгляд, и проявляется национальный курс «нашего общего дома», по которому один народ – русские – при любом раскладе были выше, чем другие народы, вторичность которых оформилась едва ли не конституционально и лингвистически: они, эти народы, «присоединились». А не наоборот, не Россия присоединилась к ним. Исторически это тоже подтверждается: практически каждой республики окраситься в революционный красный цвет помог старший русский брат.
 
 Отсюда и та антирусская ориентация, только которой порою и руководствовались национальные силы в союзных и автономных республиках.
 
 В настоящее время гегемония русского (уже сотрудника, коллеги, бизнес-партнера) не изменилась. И это факт. Это тот факт, который диктует экономический расклад, это тот факт который как неизбежность навязывает Россия бывшим своим соседям. Этой гегемонией Россия, как ни странно, сильна, даже если ощущает себя отсталой и слабой. В чем-то должна быть сильной, если в «гражданском обществе» объявлено, что Россия – «социальное государство», но все социальные проблемы цветут маком на весеннем поле и все еще ждут своей очереди. Вот этой гегемоние й и сильна.
 
 Поэтому так сильна и ностальгия. Заностальгировал народ, понимаешь.
 
 А пусть ностальгирует – подумаешь. Подумаешь, много надо? На ностальгии тоже можно заработать, подумали все: и бизнесмен средней руки, и Президент, и госкорпорации. А на самом деле не ностальгия, а неизжитые имперские амбиции. Когда русский признает, что внес идеологическую заразу в другие национальные республики, когда русский признает, что победа большевизма и сталинизма оказалась самыми страшными и разрушительными трагедиями ХХ века (а не развал того, что и так разваливалось), когда русский поймет, что при всей своей силе всегда был ишен своей власти, или властью был направлен на победу социализма в Африке и экспансию в Индию, тогда и может произойти некоторое чудо.
 
 И это чудо будет сравни чуду перерождения сверху…
 
 И тогда создание новой жизни будет гарантировано в обозримом будущем.