7 октября 2015 года

Три дня с мучительными безнадёжными перерывами идёт дождь. Деревянные рамы в неокрашенных местах набухли. Краска облупилась — её куски плавали в образовавшейся лужице на подоконнике. Вова вздыхал, с кухни брал сохнущую тряпку с верёвки, шёл вытирать.
— Отец, — выглядывала с кровати мама, сдувая со лба непослушную прядку, — Раму-то надо менять.
Папа осторожно выглядывал из-под газеты, переводил взгляд на окно, вздыхал и кивал головой:
— Надо бы, — и переходил к рубрике культурных новостей.
Так продолжалось довольно долго, пока Вова не нарушил диалог:
— Мам, можно мне к Санычу?
— Ещё чего, — не поднимаясь с подушки, напустилась на него мама, — Снова хочешь ноги промочить и заболеть?
— Так мне в понедельник в школу, — для виду захныкал Вова, — Я и по дороге туда могу ноги промочить.
— Факт! — глухо заметил из-под газеты папа.
— Что-что? — с елейным голоском поднялась на кровати мама.
— Вот, слушай, — опасливо заёрзал на кресле тот, — В Сантьяго продолжается осадное положение. Военные и буржуазные фанатики продолжают истреблять мирное население. Остановлены заводы и фабрики, уничтожаются достижения народного хозяйства, сводятся на «нет» очевидные успехи партии «Народное единство» — прообраз недалёкого коммунизма. Факт!
— Займи лучше чем-нибудь ребёнка, — вернулась на подушку мама, — А мне полы сегодня мыть и уборку делать.
Папа сделал усилие над собой, оторвавшись над креслом.
— Я не хочу смотреть телевизор, — надулся Вова, прислонившись к окну, и высматривая заветный переулок.
Папа недоуменно, без сил, свалился обратно.
— Ну, мам, — хныча, Вова предлагает более серьёзные аргументы, — Я до Саныча и обратно. Ты же знаешь, что он делает космическое радио. Он со мной и арифметикой занимался, и занимательной астрономией, когда я болел. Он хороший товарищ.
Саныч — Саша Кунаев — был на год старше других в классе. Его родители приехали из каких-то невообразимых далей севера страны. Маленький Саша не успел в первый класс, зато живо рассказывал всем желающим о встрече со стаей волков, медведях-шатунах и бабках-колдовках. Был он на голову выше одноклассников, на вид грубее и сильнее. Отсюда и прозвище — Саныч.
 Но только Вова знал его секрет. Саныч был изобретателем. В воображении его обитали такие схемы и чертежи, в которых ни он, ни самые умные профессора страны разобраться не могли бы. Саша грозился срочно окончить школу экстерном.  На второй год «серьёзности» поубавилось. Родители довольно лояльно отнеслись к сыну, когда он попросил выписывать для него журнал «Радиолюбитель». В начале сентября Саныч «заболел» космическим передатчиком. По его тихим рассказам, Вова восторженно представлял себе кучу приборов в комнате и сложную электронику. Давно хотел напроситься к нему в гости, да вот простудился. Но выздоровел, — и двух недель не прошло.
— Ну, па-а-ап!
— Слушайся мать, — сделал  тот ленивую попытку отмахнуться от сына.
— Ну, мам!
— Слушайся мать, — сонно зевнула она.
Папа оскорблено отбросил газету, и сделал несколько попыток найти в складках жира бока, чтобы упереть туда кулаки. Насупившись, осмотрел сына с ног до головы, как бы говоря: «Ну что, готов?»  Вова приободрился. Так отец делал только когда хотел подшутить над мамой. Сын был активным помощником, так как шутки папы были не злыми. Они чаще всего прятались от неё, —  кто какое место найдёт.
— Сегодня в кино, — как бы, между прочим, заметил папа, — ещё идёт «Всадник без головы». Что-то кино охота посмотреть. А, сын?
— Конечно, папа, — подмигнул ему Вова, — Кино почти через дорогу. Мам, можно нам в кино, пожалуйста?
Мама натужно простонала в подушку:
— Ой, да идите куда хотите.
Поминутно оглядываясь на ширму, за которой уже начала дремать мать, отец с сыном быстро натягивали на себя одежду. Папа жестами поторапливал Вову. Даже помог надеть сапоги, сопя при этом также шумно как старый паровоз на запасном пути Ясово. Был взят с собой сломанный в крапинку зонтик. Сломанным зонт был потому, что они с папой часто устраивали баталии на эспадронах на лестничной площадке.
Лестничная площадка старого барачного дома редко была освещена — часто перегорала лампочка или её выкручивал кто-то. В полумраке было всегда как-то по-осеннему зябко и неуютно. Большое полукруглое окно только усиливало  эффект. Но папа — большой выдумщик — протянул над потолком пару гирлянд с флажками, оставшимися от праздника Октябрьской революции. И, что особенно нравилось Вове, между перилами и потолком закрепил настоящие ванты из старой канатной верёвки. Сделано это было для безопасности того, кто лезет на чердак по старой подгнившей лестнице.  Когда с чердака обдувает ветром и колют ледяные капли; дом от ветра скрипит и пошатывается, надо просунуть ногу на выбленку — ступеньку вантов. Тогда и представлять не надо, что ты на настоящем фрегате.
Выскочив на площадку, Вова опрометью бросился к почерневшим от сырости перилам. Под ними была искусно спрятана струганная палка — отбиваться от назойливой, дворовой собаки Жучи, норовившей пребольно укусить за лодыжку.
— Сдавайся, старый капер! — застал он врасплох неприятеля. Тупой клинок эспадрона недвусмысленно упёрся в живот папы.
— Я не старый, — по-детски надулся «капер», — И вообще сэр Пират куда-то спешил.
— Не обижайся, пап, — Вова накрепко прижался к кожаной куртке и попытался достать друг друга кончиками пальцев. Не вышло. Да от чрезмерного усилия закашлялся, вспотел.
— Ну-ну-ну, — похлопал его по спине папа, — Не хватало ещё тебя больного привести.
— Но мы ведь не в кино, — лукаво попытался заглянуть он в лицо папы.
Широкое лицо с выцветшими бровями и голубыми глазами просто не могло быть свирепым или страшным. Папа подхватил Вову под мышки и, изображая самолёт, сбежал с лестницы.
Под старым зонтом, в тепле папиной куртки, от которой пахло ржаным хлебом и прокуренной насквозь кожей, шагать было очень уютно. Злобная Жуча, опасливо косясь, вела их почти до Дома Культуры — двухэтажного красивого здания с колоннами, между которыми очень весело было играть в пятнашки. А неизвестные старшие ребята по вечерам выходили на балкон и курили. Под венком из колосьев и гипсовой звездой выглядели они просто здорово. Вова про себя давно решил — станет взрослым, будет покупать, и выкуривать по нескольку пачек сигарет в день. А интересно, после сигарет болят зубы как после кулька конфет? Папа всегда держал сигареты при себе, не позволял к ним и прикоснуться.
Там они, потоптавшись перед выцветшими в оранжевый цвет афишами, расстались. Кино и так было смотрено чуть ли не семь раз. Папа наказал долго не ходить и встретиться на этом же месте.
— Сверим часы, — серьёзно предложил Вова.
— Чеши отсюда, — со смехом передал ему зонтик папа и, кутаясь в куртку, завернул за угол.
Саныч не удивился визиту товарища. Вова видел его в освещённом проёме комнаты — он задумчиво сидел на диване.
— О, Вовка. Живой здоровый!
— Здравствуй, Вова! — крикнула с кухни мама Саныча, — Как здоровье, как животик? Баранки с чаем будешь?
— Нет, спасибо, — солидно отозвался он, после того как Саныч разразился возмущённой тирадой: «Ну, что ты мама, я прямо не знаю, что ты как это-то».
В комнате Вова с досадой не заметил техники из НИИ, о которой столько рассказывал товарищ. Только на столе под лампой без абажура были разбросаны радиодетали, похоронившие потрёпанный журнал.
— А как же космическое радио? — не удержался от навязчивого вопроса Вова.
— Да что ты, Укропов, — замахал на него Саныч, — Какое радио? Я теперь другое дело задумал.
— А космическое радио? — жалко выдавил Вова. День рушился на глазах. Путь домой отныне не будет выходом Вовы в открытый космос. Он не будет отважно оглядываться на ярко освещённые окна одинокой пятиэтажки. А из темноты она так напоминала громаду космического корабля! Там в одной из кают жук Саныч мастерит из космического радио, — что?
Саныч виновато морщится, мямля скороговоркой: «Ну, что ты в самом, как это как так вот». 
— Изобретение отложено! — выпалил, наконец, он, — Нужна машина для управления радио.
— Хочешь передвижное радио? — недоуменно сморщил лоб Вова.
— Гляди, Пират!
Так его называл Саныч, когда злился. Пиратом Вова стал, когда осколок от разбитой им же бутылки засел под веко. В больнице, куда его насмерть перепуганного привёл ещё более напуганный отец, вынули осколок, ранку продезинфицировали. Наложили пропитанный чем-то тампон и забинтовали. Ходил он так месяц и ребята в школе молчаливо признали его как Пирата.
  Саныч осторожно отодвинул на край стола радиодетали и широким жестом, распахнув длинные руки, предложил ознакомиться с журналом. Вова бочком приблизился, осторожно, как в пропасть заглянул на стол, — ахнул. Почти на всю страницу была впечатана фотография из его фантазий: белёная до чистоты комната уставлена громоздкими шкафами с бобинами, комодами, переливающимися огнём как гирлянды и величественный стол с гигантской пишущей машинкой, телевизором и одиноким креслом. Вова от избытка чувств зажмурился. На миг показалось ему, что он задумчиво сидит в этом кресле в белом халате и взывает в микрофон связи.
— Вот оно, — с придыхом улыбается Саныч, — ЭВМ.
Нет, день определённо не задался. ЭВМ ему понадобилось.
— Космическое радио…
— Чудак, — улыбнулся Саныч, бережно подхватывая журнал и прижимая к животу, — С ЭВМ можно и космическое радио делать и уроки не учить, вроде родной речи, или природоведения, или географии.
— Да уж? Придёшь в школу и будешь всё знать?
— ЭВМ будет знать. Записываешь на магнитофон уроки по географии, а она тебе все ответы выдаёт. Или по истории задание проговорил в микрофон и машина сама решает.
— Откуда она-то знает?
— Её люди, поумнее учителей в школе, учили.
— А мы свою ЭВМ  будем учить?
— Конечно! Мы ей учебники, она нам — отметки в школе. Нужно-то: телевизор, магнитофон, телефон, пишущую машинку и… и…
— Пылесос? — предложил задумчиво Вова, разглядывая прихожую квартиры.
— Точно! Для охлаждения! Тут, — он любовно погладил журнал, — всё об этом сказано. Пока будем охлаждать пылесосом на выдувании, а потом — зима; открыл форточку — и готово!
День медленно возвращался на круги своя. Пятиэтажка Саныча из темноты очень похожа на переливающую светом ЭВМ. ЗдОрово!
— А, папа, — оговаривал последнюю серьёзную преграду Вова, — разрешит тебе взять телевизор?
— Ради науки и прогресса, — конечно! Не в каждом же доме стоит ЭВМ.
Вова восторженно смотрел на приятеля. Саныч незаметно скосил голову, слегка задирая нос.
— Саныч, — настойчиво дёрнул его за рукав Вова, — а я что буду делать? Как помогать?
— Ты-ы… — замялся Саныч, с прищуром вглядываясь в товарища, будто припоминая его, — Научную работу писать будешь.
— Это как в прошлый раз? — приуныл Вова, — С паромобилем. Я половину у Жюля Верна списал.
— А ты постарайся.
Саныч осторожно положил влажные ладони на плечи Вовы.
— Напиши про будущее. Как у каждого будет ЭВМ.
— Так это какую квартиру надо иметь, — надул губы Вова. — Хотя интересно…
Дорога к кинотеатру была полна раздумий. В голове роились образы блестящих, переливающихся огней. То тут, то там вспыхивали громадные комнаты ЭВМ, дети в белых халатах, у всех взрослых радиотелефоны. Эх, был бы ЭВМ  размером… Ну, хотя бы с телевизор. Вот было бы удобно. Фантасты пишут так, чтобы человеку будущего было легче жить. А пишут совершенно невероятные вещи. А происходит это в таком будущем, что писатель будет либо очень стареньким, либо помрёт уже. Это чтобы стыдно не было, что их обещания не сбылись. Научная работа, как и фантастика — ответственное дело. Надо не отдалённое будущее, надо такое время, когда уже взрослым станешь и за себя постоять сможешь.
Так Вова думал при встрече с отцом, от которого попахивало кислым, так думал дома; с такими мыслями ложился спать, не слыша, как ссорятся родители.
Следующий день был седьмого октября. Вова в этот день решил на улицу не выходить, и будто бы к школе готовился. Мама, умиляясь, обещала к вечеру пирожки. А если учесть, что в 16:15 начинается «Клуб кинопутешественников», а вслед за ним мультик «Аленький цветочек», — день задался.
Вова с самыми решительными глазами достал из брошенного две недели назад портфеля чистую тетрадку. Раскрыл её, дрожащими руками взялся за вечную ручку. Закусив губу, отчаянно вывел название:
7 октября 2015 года.

«Навязчивая мелодия звонка не давала ни вновь уснуть, ни проснуться. Укропов со стоном приподнялся с подушки. Серого цвета бумажные обои сливались с мгновенно забытым сном. Сонно хлопая глазами, он, наконец, понял, что звонок — явь. И едва не расплакался. В законный выходной он намеревался поспать подольше. Смартфон, глухо вибрируя, медленно съезжал к краю стола. На мгновение, появилось желание вдребезги его разнести. А припомнив, сколько он за него выложил — разнести себя. Укропов сделал усилие: юркнул рукой к дорогой игрушке. Одеяло предательски сползло. Тело буквально ощутило сизый холод, скопившийся в синеватой дымке за окном. Укропов, наконец, нащупал смартфон и, мучаясь от болезненного, сводящего скулы зевка, нечленораздельно промычал.
— И тебе того же, — осклабились на том конце линии, — Харе матрас насиловать, дуй сюда — дело есть.
— Саныч, — чертыхнулся Владимир, — Какого?.. Иди ты.
— Хорош филонить. Я тебя огорчю: у нас система полетела.
— А я тут при чём?  Я как бы…
— «Как бы это так бы вот так», — зло одёрнул его Кунаев, — детские привычки надо ломать. А у тебя, лично, есть флешка. Туда скинули часть кодов разархивирования. Теперь, это лакомая добыча федералов.
— Зачем ты?.. — опешил Укропов, привставая на негнущихся ногах.
— У тебя минут пятнадцать не больше. Все коды доступа компании взломаны. Это обычный рейдерский захват. Прослушивают, скорее всего. Так что, если мы в течение 48 часов не восстановим активы, нам — жопа. Хочешь перед пенсией на улицу вылететь?
— Н-нет, — жалобно проблеял Владимир, — Но я… как смогу… что сделать?
В минуты волнения голова начинала соображать весьма туго. Он зашлёпал по холодному полу, разыскивая одежду. Не выпуская из рук смартфон,  натужно мычал.
— Пират! — резко выкрикнул Саныч.
Уже много лет шеф службы безопасности не звал по-дружески пройтись по старому бульвару, по путям Ясово, не ругал как в детстве — Пиратом, когда злился. На душе полегчало.
— Я всё понял, Саныч, — проперхал в смартфон Укропов.   
Пяти минут хватило наскоро накинуть на себя несколько слоёв одежды. По карманам просторной старенькой куртки он рассовал паспорт, табельный шокер, непочатую пачку «Winston», витамины одобренные компанией. Помедлив самую малость, отказался от смартфона. В нагрудный карман всунул флешку. Наличных взял, сколько было в квартире. Голодно цыкнув зубом, на мгновение отвлёкся на опостылевшую квартирку. Убогая списанная мебель, старенький «пентиум» на письменном столе, софа в углу. До боли в груди стало всего этого жаль — ведь сожгут, уроды, перероют, распотрошат.
Через семь минут в закрытый, раскроенный от старости трещинами и серой плесенью, дворик легко выскочил мужчина в летах. Одетый по хмурому промозглому утру, он походил на бегуна. Мужчина, действительно, крякнув, рысцой выбежал через арочные ворота на тротуар. До офиса опального медиа-холдинга километров 50, если напрямую. Если напрямую.
Затянувшийся экономический кризис диктовал новые условия жизни. К спокойной старости уготованы седые «буратины», залёгшие на дно с золотыми запасами. В Стране Дураков вновь начался передел власти. Рейдерскими захватами малых предприятий сегодня никого не удивишь. Но захват медийных холдингов — дело относительно новое. Недавно вышедший закон «о противодействии организованной коррупции» присовокуплял любое рейдерство на территории РФ к уголовным правонарушениям. По закону любой член правления или крупный акционер мог просить взять его предприятие под временную опеку госструктур. Президент даже выделил на программу опеки пару  миллиардов из стратегических запасов. Всё бы ничего, но в законе ничего не упоминалось о правительственных захватах. Началась эра национализации, вылившаяся на деле в противостояние олигархов Кремля и олигархов частного капитала.
Дочернее предприятие, торговый дом «Вард», являясь одним из хранителей активов, помимо прочего владело долей информации счетов компании. При заморозке виртуальных активов холдинга, хранители обязаны были в 48 часов предоставить реальные счета. Когда Укропов принимал дрожащими руками флешку, он умоляющими щенячьими глазами сверлил шефа безопасности.
— Просмотри инструкции хранителей, — без эмоции напутствовал Кунаев и слегка скривившись, смягчился, — Да не дрожи ты так, дурачина, ты не один такой. Вспомни Кабул — такая же война.
Служба в армии после института — не сахар. По счастью Укропов остался несколько в стороне от боевых действий. Но постоянное напряжение, страх, тоска вырабатывали новый характер. Загнанного, пугливого, царапающегося за тёплую норку зверька.
Владимира Укропова передёрнуло от порыва мерзкого ветра, донёсшего вонь гнилых деревьев, что торчали культями по тротуару, и горошины ледяной пыли. Он поднял большой палец вверх. Ждать пришлось не в пример дольше, чем ночью, когда от случайного взмаха руки тормозил любой «бомбила».
Наконец, к тротуару, качнувшись, вылезла старенькая «Волга».
— До центра сколько? — глухо осведомился Вова, стараясь не показывать лицо.
— Не поеду, — разочарованно отозвался таксист.
— Чего так?
— Ввели план «Перехват». Светиться там не хочу.
— А куда сможешь?
— Как это?.. А-а… До Фрунзе.
Оттуда ещё половина пути. Укропов, молча, ввалился в салон, сев позади водителя. Таксист до этого, видимо, основательно скучавший, разговорился. Помимо пустопорожней ругани правительства, Укропов выделил важный момент. План «Перехват» введён сегодня ночью без видимых причин, без новостей об террористических и криминальных актах.
— Мы бы про это первые узнали, — с оттенком гордости, уверенно пояснил таксист.   
Укропов рассеянно, часто невпопад, отвечал. Но таксиста это мало задевало.
25 километров дворами, без использования любых технических средств. Последние километры это вообще бастион видеокамер — не продохнуть. Да ещё многочисленные охотники. О последних говорили смутно. То ли утка, то ли городская легенда, то ли явь. Говорили, есть общественная организация по поиску преступников. Впрочем, в годы кризиса кто как может, так и зарабатывает.
Улица Фрунзе как раз пересекалась в центре города. Укропов, расшаркавшись с таксистом, завернул в ближайший двор. Чертыхаясь, задумался. Не было элементарного GPS, рассчитать путь свободный от слежки. Теперь в любую карточку вложен маячок, мгновенно отслеживающий сигнал. Помотавшись полутёмными дворами пару часов, Укропов понял, что из этого лабиринта ему не выбраться. Придётся рисковать. Забегая в подъезды, выглядывая на магистрали, он крался к центру. Было уже за полдень. Вышло солнце, слегка припекая прохожих. В сырых дворах до нытья суставов продрог Укропов. Опорожнив наполовину коробку витаминов — новейшие незарегистрированные анаболики — он унял дрожь, нормализовал давление. Тело наполнялось наркотической силой и выносливостью.
— Дяденька, дяденька, — запищали над ухом, — Помогите.
Укропов обратил несколько затуманившееся сознание на девчушку лет пятнадцати. Крашенные до чёрной синевы волосы растрепались, закрывая лицо; чёрная блузка сбоку разорвана, того же цвета болоньевая жилетка вымазана кирпичной крошкой. Девушка прижалась к изумлённому Укропову.
— Чего ты, чего? — попытался разжать с лодыжки, сведённые до синевы её пальцы — тщетно.
— Дяденька, помоги! — без сил тихонько скулила она, — Там мой брат разбился. Помогите, он умрёт.
— Да я не доктор. Позвоню… А, ты, чёрт, — хлопнул он себя по карману.
— Помогите, — она на коленках, подобно собачонке, тащила его за штанину.
Укропову надо бы вспомнить о задании, но тащила она его ближе к центру — всё равно идти. Пересекли гуськом мелкую улочку по грунтовой размазне и битому кирпичу. Судя по грудам мусора, затеяли капитальный ремонт и оставили до зимы следующего года. Об этом, отчасти, можно было судить по старым граффити и выгоревших до чёрной копоти жестяных бочках. Девушка, шмыгая, тащила его к обрушенной местами лестнице.  Пацан, нелепо скрючившийся на бетонной площадке третьего этажа, подозрений не вызывал. Но Укропов, не смотря на потуги пыхтящей девушки, подходил к раненому, как к бомбе. Носком ботинка задел мальчика. Девушка с всхлипом опустилась на колени, перевернула его. На голове чернела юшка крови, ссадина на щеке, рука под неестественным углом.
— В «скорую» позвони. Выйди на улицу и спроси телефон. Слышишь?
Девушка подняла лицо, раскрасневшиеся глаза не выражали решительно ничего. Её начала душить уже не истерика, — апатия. Что же с вами делать?
— Не могу-у, — скулила она, — Тут травмпункт недалеко, помоги-и!
— Не могу, милая, — кусая губу, Укропов подошёл к парню. Попробовал поднять — тяжело. Пацан очнулся, бессмысленно глянул перед собой, застыл.
Укропов решил про себя, что донесёт его до улицы, а там — поминай, как звали. Мальчик был упитанный, да ещё сопротивлялся, упирался, шлёпал его здоровой рукой. Его сестра, молча, прижималась к ноге — мешала. Провозившись минут пятнадцать, куча-мала дошагала до лестничной площадки.  Снизу сухо щёлкнул битум. Укропов вытянул шею, вглядываясь. Мелькнуло чёрное — по наитию понял, что полицейский. Мимо него по лестнице пробежало ещё пара федералов. Но как?!
Он дёрнулся, стряхивая с себя детей. Но получил болезненный удар в пах. Охнув, скосил глаза. Малолетка отскочила от него,  встав в стойку. Пацан согнув «сломанную» руку в локте, закрепил шею Укропова в стальной захват.
Владимир, взревев, с размаху, изловчившись, нанёс удар парню по печени. Тот изогнулся дугой, обмяк. Сбросив тело, рванулся к краю бетонной площадки.
— Злата, держи! — пискнул тот.
Девушка, взвизгнув, прыгнула на шею, выцарапывая глаза. Рядом грубым мужским голосом матюгнулись. Чудом удержавшись на ногах, Укропов совершил невозможный прыжок. Он помнил, что внизу мягкая куча грязи. Наркотики несколько смягчили боль от падения с третьего этажа. Ему даже удалось удержаться на ногах. Лишь секунды не хватило юркнуть дворами. Тело оплела сковывающая тяжесть, свело мускулы. Его приподняли, отсоединили иглы полицейского шокера, наскоро обыскали.
— А мог и проглотить, — вынув флешку, весело проговорили над ним.
— Потому и мочить было нельзя, — несколько разочарованно протянули над ухом, — Можно и сейчас, да мараться неохота.
Напоследок, врезали кованым ботинком по почкам. Укропов невольно кувыркнулся. Полицейский в чине лейтенанта, стоящий над ним, вставил флешку в КПК и задумчиво сверял информацию. Напарники помоложе нехотя делили наличку Вовы между собой и тем пареньком, братом Златы.
Один из полицейских, скривившись, разглядывал кучу, куда упал Укропов.
— Эх, красавка, — искренне, томно вздохнул он, — Жаль твою сеструху.
— Она мне никто, — равнодушно отвернулся пацан, бережно пряча наградные.
— Эй, охотник, — крикнул ему лейтенант, — С тебя отчёт.
Молодой охотник хмуро кивнул и задал стрекача под общий хохот.
— А с этим что? — отсмеявшись, решали полицейские судьбу Укропова.
— Пусть дальше воняет, — сплюнул на него лейтенант.
Укропов облегчённо закрыл глаза. Шорох тяжёлых ботинок вскоре исчез. Владимир, мыча, начал вставать. После удара тока члены слушались плохо. Но ещё хуже они стали двигаться, когда взгляд пал на место падения.
Злата лежала навзничь. Лицо её с тонкими неясными чертами  застыло, глаза с мольбой впились в свинцовое с синим отливом небо.  Руки раскинуты, будто она хотела перед смертью взлететь  высоко-высоко. Ноги робко поджаты под задравшуюся юбочку.

Владимир вставил карточку в сканер и чётко произнёс:
— Идентификация, 0001 25 зета 570 альфа.
Вертушка мягко отошла в сторону.
— Здорово, Пират.
От стены отделилась тень, к нему шагнул сухопарый шеф безопасности Кунаев.
— Я опоздал, — понурился Укропов, — Не справился я.
— Отлично справился, — крепко ударил его по плечу друг, — Выпишем административный.
— Но как… флешка… Злата?
— Кто такая, шалун? — подхалимски поинтересовался Кунаев, — А подружка у неё есть? Выпишем нам по два административных.
В офисах медиа-холдинга работали все 1024 сотрудника с индивидуальными кодами доступа на рабочее место. Не выйти на работу в годы кризиса — увольнение. Все они на работу спешили, держась за тёплую норку. С приходом Укропова коды разархивирования были на месте».

Рассказ писался любовно, тяжело. Зато после праздников Вова не без гордости предоставил другу полную научную работу.
— Переносные телефоны? — бормотал под нос Саныч, — ЭВМ в виде раскладушек, Телетекст как средство общения. Диски какие-то, заторы на дорогах… Ну, вообще, ничего — настоящая фантастика.
— А ты уже начал собирать ЭВМ?
— Начнём сегодня. А там глядишь, может, в Доме пионеров будет что показать и в газету про нас напишут.