Маринист

Я помню ее пьянящий зеленые глаза, полные колдовского зелья. Я помню ее густые черные волосы, обдающие хмельным дурманом горькой рябины. Помню ее губы. Помню руки. Ее голос. Ее стан. Плечи… Помню ее тяжелое дыхание. Она как будто дышала и не могла надышаться. Как будто ее медленно душила ее красота… ее колдовство.
Я сходил с ума. Я видел ее каждое утро и не смел прикоснуться, как нельзя прикоснуться к богу или дьяволу. Я любил Ее. Я знал, что любил. А она скупо улыбалась, на долю секунды подняв на меня тяжелые и кроткий взгляд.
Я знал, в этой женщине было что-то демоническое. Потому что глаза такой силы не принадлежат земной женщине…

..Но она исчезла. Она пропала. Затерялась. Я ждал ее днем, утром, вечером… Она скрылась.
Я шел по площадям, и меня оглушала тишина, давящая на виски одиночеством. Я бежал по огромному ноябрьскому городу, ища ее глаза в каждой женщине. Но это были куклы со стеклянным взглядом, ледяным и мертвым. И я ненавидел этих женщин, этих людей, этот город за то, что они не знают о том, что в этом мире есть Она. Я гнался за невидимым мне светом по вымершим улицам, убегая от собственной тени и боясь, что она, подобно городским манекенам, превратится в куклу… и я… стану куклой.
Приходя домой, я прятался от них, от себя под густым покрывалом сигаретного дыма… Удивительно, как часто пишут правду о целительном свойстве этой отравы… Именно тогда я стал писателем… Я писал о том, что хорошо знал. О страхе. Об одиночестве. О зависти. И снова о страхе…Но я ни разу не смог написать о любви и о Ней. Как будто я, околдованный и пьяный, нарочно не смел рассказал о нашей тайне…
Прошел год моего безумия. Я все так же писал о самых мерзких человеческих чувствах. Я не забывал ее ни на секунду. Как не забывают первых поцелуй любимой женщины, как не забывают о рождении дочери, как не забывают о самом себе.

…Мы встретились как должны встречаться все главные герои романов – случайно. Под Новый год. Забавно. Раньше я не верил в эту глупую праздничную суету… Но в детстве говорили, что в это время происходят чудеса.
Я не любил театр за людей, примерявших  на себя маски глупого несуществующего мира, пляшущих и кривляющихся на забаву сытым и грязным зрителям, считающих себя эстетами. Но декабрьская предновогодняя метель подтолкнула меня к воротам ада. И здесь на глухой сцене я увидел Ее. Я не помню ее слова, ее движения – я ничего не помню. Передо мной был мой ангел, моя муза, мой дьявол, моя болезнь, мой бог…
Я не смел потерять ее во второй раз. Я долго ждал ее, огорченный готовился уходить, но за моей спиной раздался женский голос:
 – Извините, я думаю, мы с вами уже встречались…
Она стояла рядом со мной, смущенно опустив зеленые глаза, пряча в пушистые варежки и по-детски улыбаясь…
 – Вы, кажется, раньше работали в отделе живых цветов… рядом с аптекой, верно?
 – Точно, - проговорил я.
Ее глазки блеснули хищным сиянием…
 – Должна сказать, вы делали прекрасные букеты…, - она чуть помолчала, подбирая слова. – Как вам понравился спектакль?.. Впрочем, - она снова лукаво улыбнулась, - вы не похожи на театрала.
Я молчала. Она продолжала.
–А вы знаете,  тоже не люблю театр. Да, и не удивляйтесь. Столько фальши в нем… и интриг… Глупых… и пошлых… Я не люблю всего этого…
И тут в темноте предновогодних ночей я увидел в ее глазах то закипающее зелье, которое опьяняло и отравляло. Я увидел глаза, очарованные красотой и лестью. Прикрытые длинными бархатными ресницами, испитые славой и обожанием.
– А ведь я художница. Я была бы знаменитой, если бы не влюбилась… Ах, никогда не влюбляйтесь…, - ее голос дрогнул. – Волшебный вечер. Люблю зиму.
Она говорила без умолку. Быстро. Переводя тему с одной на другу. Я молчал. И слушал, не зная, куда заведет этот разговор…
– Ну, что же вы молчите?.. Совсем заболтала вас…
 Вздохнув, она замолчала, будто собираясь с силами, но, собравшись, сказала серьезно и смело:
– Знаете, что, а пойдемте ко мне.
И я согласился.
Придя к ней домой, я замешкался. Но она уверенно и чуть устало проговорила:
– Бросьте это ребячество. Мы оба знаем, зачем мы здесь.

… На утро она проснулась рядом со мной. Я не обнимал ее, потому что боялся, что она, как и все сверхъестественное, растает от соприкосновения с грешным и земным…
Открыв глаза и улыбнувшись, она засмеялась:
– Так как говоришь, тебя зовут?
Я ответил.
 – А меня Марина. В театре назвалась Марианной, а они поверили, идиоты… Очень приятно, - и снова засмеялась.
 –Ну, довольно, - она снова сделалась серьезной. – Тебе пора уходить. Муж не любит чужих мужчин в моей постели… Что такое вдруг? Испугался?
Я покраснел. Я крепко сжал ее плечи.
 – Послушай, - я вскипал, - я привык никому не уступать своих женщин. Я не боюсь ни твоего мужа, ни тебя. Эта ночь не была ошибкой или наваждением. Ты отравляла мне мозг целые год и теперь хочешь, чтобы я, поджав хвост, оставил тебя?..
Я все говорил и говорил, пока она, блеснув зеленым омутом, не разжала руки.
– Уходи.
И я ушел, зная, где ее искать.
Я снова и снова смотрел на нее из чопорного театрального зала. И она видела меня и знала, что я ее жду после каждого ее спектакля. И она уходила. Без меня.
… И приходила домой в пустую квартиру только ночью. Одинокой. Устало говорила по телефону с любящим мужем. До утра пыталась что-то читать. Рисовать. Бросала. Зачем ей это? Зажигала новогоднюю елку, чтобы забывшись, перелететь в детство, где улыбается мама… где пахнет яблоками и чаем, где живет счастье и праздник… И засыпала, укрывшись цветным одеялом из воспоминаний и утешений. И ей снились мы. И ей снился я…

Я знал, что мы встретимся. И я вновь отправился к театру в самую сказочную ночь каждого года. Был сильный мороз, дышащий снежным туманом, поднимаемым от земли. Печальные деревья, одетые в глупую мишуру и лампочки, натянули пушистые синие перчатки из колючего инея… И небо было чистое-чистое, ясное-ясное, что видно было каждую звездочку, подаренную Богом безбожной земле…Она сидела у замерзшего фонтана в расстегнутом осеннем пальто, непокрытой головой и с бутылкой шампанского.
– Снова ты? Знала, что это просто так не закончится… А что было-то? Ничего не было. Только вот это «было» покоя не дает… Бежала от тебя, да видно, от себя не убежишь… Он убьет нас: сначала тебя, потом меня. Ну, или наоборот… А, не пойду завтра в театр. Пусть спектакль отменяют. Все равно все видели его сто раз.
Я сел рядом. Она не была пьяна. Она была одна. Совсем одна.
-Ему будет все равно, кто мы. Он дал мне имя, посадив в эту адскую дыру, которую все называют храмом искусств. Сборище завистливых актрис, бездарных режиссеров и  безвкусных пьес… Черта-с два… И я, псевдоактриса… прсевдохудожница… псевдожена… Сплошная псевдожизнь…
-Ты замерзла. Иди сюда.
Она прижалась ко мне бездомным котенком, замерзшим и потерянным…
Ещё шесть дней мы были вместе, а потом она все рассказала мужу. Он ударил ее, не рассчитав силы, прямо в висок…

..Она до сих пор рядом со мной.
Каждую ночь по тонкой серебряной нити, соединявшей небеса и мою прокуренную квартиру, спускалась Она… Сворачивалась калачиком на моих коленях и мурлыкала про себя смешные сказки…
И я не мог поверить, что мое одиночество, сменилось Моим счастьем… И она теперь моя… Моя!
Только моя…
Он подарил мне ее навсегда… Темную. Волшебную. Ласковую. Дикую и нежную…
Мою.