1 апреля день печали. Часть первая

 или, Шоколад со вкусом слез...

Первое апреля для всех - день смеха, а для меня день печали и слез. Хотя начиналось все, в общем-то, радостно… Небольшие розыгрыши, открытки с приколами, презенты от коллег. У секретаря генерального директора свои преимущества – внимание со всех сторон. Все-таки близкое к шефу «лицо». А после всех недавних событий я по общественному мнению «самое» близкое к нему лицо. Из категории «ближе не бывает»!.. Поэтому, приятных знаков внимания было много. Пребывала как результат в прекрасном настроении. До обеда…
Вышла на перерыв, как всегда пробежаться впопыхах по ближайшим магазинам, купить что-то на ужин сыну и шефу на обед. Он о своем питании вообще не думает! Оттого тощий как щепка и хмурый как туча. Поэтому следуя негласному, я бы даже сказала, святому кодексу всех секретарш, подкармливаю бедняжку… А еще слегка сглаживаю этим негативный эффект от своих «злодеяний». Это я о поломке шредера, принтера и прочего. Покупаю ему всяческую сдобу, пирожные и прочих заклятых врагов стройного женского тела, в общем, всякую холестериносодержащую снедь. Подпихиваю. Знаю, будет сидеть на работе до полуночи, и дохнуть от голода... Толи у него из-за работы личной жизни нет или, напротив, из-за отсутствия личной жизни он весь в работе. Не знаю…
В общем, ушла и тут же вынуждена была вернуться. Вот блондинка! Кошелек в столе забыла!
Захожу в приемную – все нараспашку - двери, окна… Но это у нас норма. Шеф любит свежий воздух и прохладу, я же как «прекрасный цветок» от прохлады вяну, поэтому едва я за порог, он проветривается. Не успела толком войти, слышу, он у себя по громкой связи с кем-то беседует. По громкой, потому что он как Юлий Цезарь, то есть одним делом никогда не занимается. Время не теряет. Беседуя по телефону, он, как правило, бумаги подписывает. Ему обе руки нужны, вот он громкую и включает. Слышу голос его «старой» во всех смыслах секретарши… Кстати, часто она ему звонит, волнуется. Хорошая женщина, понимаю, почему не смотря на почтенный возраст, он так за нее держался…
-Как «она» справляется? – спрашивает «старая».
-Отлично!..
«Оказывается отлично?! Ай да я!», - думаю самодовольно и расцветаю как роза. И даже сквозняк мне в этот момент нипочем! И тут же вяну, когда слышу его унылое:
-…когда нужно что-то поломать. Или сказать что-то не к месту-не ко времени. В этом у нее талант!
-Неужели все так плохо?
-Нет, все, в общем-то, не плохо. Даже хорошо, пока очередную бумагу не напечатает. Я теперь корректором на полставки. Хотя бывает, что пишет без ошибок. У нее, как оказалось легкая форма дислексии. Расстройство чтения… и чистописания заодно. Она «постеснялась» на собеседовании об этом рассказать. Посчитала, что секретаря с таким дефектом могут не взять. Интересно кто ей это подсказал?! Может сама догадалась?.. – легкий сарказм в его неизменно спокойном голосе действует на меня хуже, чем дикие вопли любого другого руководителя, а ведь я на дух не переношу крикунов. То есть этот тон медленно меня убивает…
-Так что все далеко не плохо. Еще есть кое-какая офисная техника из недобитой. А «добитую» она расчленяет и по углам прячет. Что бы я ни видел, что еще из моей оргтехники скоропостижно скончалось от ее прекрасных и очень хрупких рук. Сегодня утром заметил - кусок чего-то нового из шкафа торчит. Я даже не стал уточнять чего именно. Не имею моральных сил и дальше огорчаться… С тех пор как на прошлой неделе она зверски «убила» мой новый сканер. Но это было непредумышленное убийство, и я ограничился условным приговором. Вчера было хуже…
-А что было вчера?
-Еще одно «неумышленное убийство». Разбила мою любимую чашку, когда мыть ходила. Я знаю что случайно. В злом умысле я ее не подозреваю. Нет в ее прелестной головке места ни на какой умысел, тем более злой. Просто у нее два решета вместо рук, вот все и падает… Побоялась признаться и приклеила ручку к чашке суперклеем. Но клей, вероятно, не настолько «супер», потому как стоило мне взять полную кипятка чашку, как ручка отпала, и весь черный как ночь кофе оказался на моем столе. Вернее на документах, которые на нем лежали…
-Надеюсь, ничего важного не пострадало? – обеспокоенно спросили на том конце провода.
-Чтобы очень важного – ничего. Из «не очень» важного – кое-что. Квартальный отчет для налоговой, кое-какие судебные документы. Речь о том деле, которое мы решаем уже второй год подряд, а суд назначен на пятницу. Эту пятницу. В остальном еще пару-тройку… папок с текущей документацией! Личные дела кое-кого из сотрудников. Но ведь их воссоздать заново это вообще сущие мелочи…
На том конце трубки молчали. Тишина была очень живописная. И такая пристыжающая для меня, что я за миг сгорела от педикюра до укладки. А шеф, как ни в чем небывало ровным спокойным голосом продолжил:
-Так что я вполне могу выдержать еще недели две-три… Четыре не обещаю, - с  легкой насмешкой закончил он.
-Почему же ты мучаешься? Замени! Нельзя все самому делать!
В ответ тишина.
-Давид Эдуардович, почему молчишь? – настаивает она. – Можешь не отвечать, я сама знаю. Жалко уволить девочку?
-Не в жалости дело, - возражает он. – Просто пока не знаю, как быть. Другую работу этой ходячей катастрофе точно никогда не найти. А у нее мальчик на руках. Я ее скоро куда-то тут по месту перераспределю. Может быть в отдел кадров. Она там приживется, там никакой оргтехники. Идеальное место. Кроме хрупких косточек Клавдии Борисовны там ломать нечего!
-Давид Эдуардович, я знаю, что ты редкой доброты человек, но я тебя не понимаю. Ну, если бы ты ее за какие-то особые перед тобой достижения терпел… но просто так!
Жутко возмущаюсь, понимая какие именно «достижения» она имеет в виду. Но молчу. Стою и дальше бессовестно подслушиваю.
-Какая тебе от этого польза?
-Совесть не позволяет подвести под голод и холод две невинные христианские души, - со смехом отшучивается он.
-Ты же иудей, тебе должно быть по барабану что там, у христиан! – с не меньшим весельем и все-таки совершенно серьезно укоряет она.
-Переведу ее в другой отдел и точка! – вдруг строго пресекает он. – Она ходячая катастрофа, но… добросовестная и очень... старается. Сейчас вот наверняка сгребает с полок ближайшей кондитерской пирожные для меня. Каждый день одно и то же…
-У тебя же аллергия на большинство красителей, которые туда добавляют! Есть их для тебя опасно!
-А я и не ем. Кормлю дворняжку, что живет у сторожа. Она уже круглая как колобок. Не представляю, что бы со мной стало, если бы я сам столько сладкого съедал?! А за аллергию я ей не говорил. Если не сладкое, то какие-нибудь пирожки начнет покупать. Она же думает, я без ее заботы умру с голода. Что я совершенно беспомощный 45 летний мужчина. Шнурков сам не завяжу. Как я только жил до нашей встречи без ее опеки? Опасной для жизни, между прочим! – снова легкий сарказм. – Она мне как-то одно из пирожных на брюки уронила.
-Штаны испортила?
-Ну, это положим наименьшее из зол!
-А в чем же большее зло?
-В том, что она кинулась мои брюки чистить. Прямо на мне! И… скажем так в весьма пикантном месте. А в это время главбух зашла. Теперь представьте себе эту картину? Я сижу на своем месте, передо мной на коленях стоит моя помощница из-за стола естественно непонятно что там у нас происходит, но в момент появления главбуха Таня говорит: «Не дергайтесь, еще чуть-чуть осталось. Я сама доделаю. И все вытру».
-О Матерь Божья…- шепчет прежняя секретарша, и я еще гуще краснею. Вспоминаю, как это было ужасно! Уронить это треклятое пирожное на причинное место своему шефу! А еще и начать усердно вытирать, в то время как он изо всех сил пытался меня от этого удержать. Ну, я же в этот момент о пикантности не думала! Мне просто неудобно было. Я же штаны человеку испортила! Дорогие штаны! Как узнала что они коллекционные, чуть умом от страха не тронулась. Он меня за руку хватает, а я усердно сопротивляюсь и тру. Потом прокручивала эту картину вечером лежа в постели и подушкой себя удавить пыталась. Потому что, наконец, увидела ситуацию такой, какой видел ее он. Так вот мало было этого позора, так тут еще и главбух пришла! Как же ее перекосило, когда моя голова из-за шефового стола выскользнула! Я еще возьми и нос рукой вытри. Что-то там щекотнуло меня. А вышло вроде – утерла рот. Жуть… Я, когда ее увидела, стушевалась ужасно и недолго думая, назад под стол спряталась. Вышло еще хуже… Но она конечно женщина с самообладанием. Сделала вид, что меня не видит.
-Давид Эдуардович, через полчаса я буду готова… К поездке.
-Я тоже... где-то, через полчаса буду готов, - отвечает он то ли в шутку (а что ему в этой ситуации остается?) то ли серьезно. И дверь за главбухом закрывается. А я как идиотка сижу перед ним на коленях и неловко улыбаясь, предлагаю:
-Может быть влажной салфеткой попробовать вытереть?
-Обойдусь сухой. Я домой переодеваться. А ты постарайся не спалить офис до моего возвращения. То есть - не кури!
-Не курю, - вру я уныло ему вдогонку. Вру потому что от постоянного нервного перенапряжения и переживаний стала тайком покуривать. Видно запах уловил. А ведь строго настрого предупреждал, что это неприемлемо. Запах сигарет от секретаря – это ужасно!..
-Давид Эдуардович, - тем временем озадачено говорят на том конце провода, - или я чего-то не понимаю, или…
В этот момент сзади меня с громким: «Здравствуй, Танечка!» появляется первый зам.
-Солнышко наше, почему ты не обедаешь? А я как знал! Шоколадку принес. Слегка подпортить твою белоснежную эмаль!
Идиотская сцена. Во-первых, он меня с потрохами выдал своей фразой, и я понимаю, что Давид Эдуардович понимает, что я его слышу, вернее, слышала. А еще он там у себя в кабинете понимает, что я тоже это понимаю. Как бы двойной конфуз. С другой стороны уже и зам понимает, что он чего-то не понимает, но что-то понять должен, потому как только что при его участии что-то произошло. Важное! Короче одно сплошное понимание и полнейшая неловкость при этом.
Выхватываю шоколадку, говорю «Спасибо, пойду, попорчу эмаль…» и пулей улетаю в коридор, так и не удосужившись узнать, что от меня хотел зам за свои шоколадные старания.
Бреду по улице по-прежнему без кошелька и совершенно подавленная. Впрочем, зачем мне кошелек? Все равно как оказалось у шефа аллергия на мои пирожные. Как и на меня саму… Он меня просто из необъяснимой человечности терпит. Впрочем, я это давно подозревала. Разрыдалась как первоклассница над первой двойкой. И что меня так «проняло»? Радоваться, конечно, нечему, но и убиваться повода нет. А я рыдаю. А мне уходить не хочется. Из фирмы в целом (не смотря на слухи, сплетни) и из его приемной в частности. Это ведь чистой воды правда, ну кто еще меня такую столь стоически терпеть будет? И главное я сама никого терпеть не буду. А другого, такого как Давид Эдуардович шефа нет и не будет. Это я уже поняла. Мозгов, спасибо, хоть на это хватило. Никогда ни крикнет! Даже ошибки мои молча исправляет. Просто протянет листочек с красненькими метками и скажет: «Не торопись, когда торопишься их в два раза больше». Порой подтрунивает, но тоже как-то не обидно. Хотя и стыдно: «Ничего-ничего. Скоро все слова выучишь. Будешь тогда грамотная как словарь Ожегова. И ему не к чему будет придраться».
-Кому, ему? – спрашиваю удрученно.
-Противному седому умнику в директорском кресле, - без тени улыбки в лице отвечает он. Но я-то уже улавливаю его настроение. Шутит. По-доброму…
-Я до этого не доживу, - горько шепчу удаляясь.
-Доживешь-доживешь. У тебя вся жизнь впереди. Еще не одного «умника» в директорском кресле похоронишь… если не научишься писать без ошибок.
Поворачиваюсь, а он смехом давится. Мои «летописи» перечитывает. Много там для него смешного, он патологически грамотный. Врожденно. Вот насколько я врожденно безграмотная, настолько же он грамотный.
Один раз была просто убийственно смешная история, если смотреть с его стороны, и совершенно постыдная, если смотреть с моей стороны. Вызвал меня к себе. Захожу и вижу - смотрит на бумагу. Вроде как читает. Лицо как всегда неизменное, сосредоточенное и морщины напряжения на лбу…  И при этом что-то незримое не так как всегда. И рот… Он его слегка как бы прикрывает рукой. Такой жест глубокой задумчивости. На первый взгляд. А как оказалось, улыбочку прячет.
-Перепиши, пожалуйста, я внес в текст письма «некоторые» изменения, - говорит и протягивает мне бумагу.
Беру, иду к себе. Присаживаюсь на место и читаю. Что там за изменения такие он внес в мой текст? И умираю…
В этом самом тексте, а именно в предложении: «...слагаю С Себя всякие обязательства», по фатальному для меня стечению обстоятельств каким-то мистическим образом пропали две буквы «с». Предлог и первая в слове "себя". И еще приписка сбоку: «Большие члены вашего совета» - поменять на «Бывшие члены вашего совета».
И все это в одном абзаце!
Я сидела не просто красная, такого красного не знал сам красный! Куда я смотрела и о чем, о чем, черт побери, думала в тот момент, когда набирала этот текст?! Нет, я конечно знаю! Меня отвлекли телефонным звонком, а шеф срочно требовал это чертово треклятое письмо! Но ведь это не оправдание! Это все рабочие моменты. Все время кто-то звонит, вечно кто-то что-то хочет и это не повод для подобных, я бы даже сказала, «бесподобных» опечаток! Лучше бы я «жи-ши» через «ы» написала. Не так стыдно было бы! Хотя это основное правило даже я помню…
Когда я часом позже занесла письмо на повторную проверку, пятьдесят, без преувеличения, раз перепроверив сама, шеф усердно делал вид что ему не смешно, хотя и подрагивающие губы и искрящееся глаза его с головой выдавали. Ничего не сказал. Молча прошелся глазами по тексту, к моему величайшему облегчению не нашел в нем новых ошибок и подписав вручил мне назад.
-Отправь с курьером. Обычной почтой будет долго. Уже звонили… «большие члены совета», - сказал и как засмеется. Я его в таком исступлении веселья еще не видела!.. Вообще его смеющимся не видела, тем более так активно!.. Стучал кулаком по столу, второй рукой держал свою голову, что бы она на стол не рухнула, и так хохотал, что стекла в шкафу дрожали. Потом посмотрел на мое вытянувшееся, красное от стыда лицо и сказал:
-Иди-иди я контролирую се… се… себя!
И снова как засмеется, припомнив, вероятно, пропавшую букву «с» в слове «себя». На этот раз упал лицом на стол, сгреб свою голову руками и лежал так, содрогаясь в смехе плечами. И ведь не обидишься на него за такой всплеск эмоций! Надо же и ему как-то накопившийся от работы со мной стресс наружу выпускать...
Я уже практически скучаю, за всеми этими недоразумениями и необходимостью все время перед ним краснеть за очередную оплошность. Поэтому горько вздыхаю, грызу замовскую шоколадку и поглядываю на часы. Скоро конец перерыва. Скоро решающий разговор. Скоро конец моей службе в этой конторе под началом патологически грамотного и невероятно терпеливого Давида Эдуардовича. Ничего такой, веселенький денечек это ваше первое апреля. Вот уж поистине - день смеха…