Под парусами в прошлое 4

1972 год
ПУТЯМИ НЕВЕЛЬСКОГО

Подготовка к навигации следующего года началась необычайно рано. В конце осени капитан объявил, что в следующем году мы пойдем по маршруту Г. И. Невельского. Почему именно Невельского совершенно ясно - его имя носит наше училище. Плавание же по историческим маршрутам должно было наполнить новым содержанием походы «России». К стыду своему в то время я знал о Геннадии Ивановиче Невельском не слишком много. Знал, что он «отделил» Сахалин от материка, открыв Татарский пролив; что он был руководителем Амурской экспедиции* - вот, пожалуй, и все.
Захотелось узнать о нем больше. В библиотеке ДВВИМУ меня снабдили книгой с непривычно длинным для современного читателя названием «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России», написанной самим Невельским.
Книга эта оказалась изумительным по правдивости, ясности и полноте рассказом о подвигах первооткрывателей Дальнего Востока. Подвигах военых моряков, офицеров и матросов российского флота, каждый из которых выполнял работу десятерых, чьим патриотизмом, нечеловеческими усилиями, тяжелыми лишениями оплачены наши знания о Приамурском и Приморском краях. Многие из них заплатили своими жизнями за наше право жить и трудиться здесь.
Книга оказалась интереснейшим историческим повествованием. Можно только восхищаться и удивляться тому анализу событий на Дальнем Востоке, который дал Геннадий Иванович. Он проявил себя в событиях, описываемых в этой книге, как умелый и дальновидный дипломат, искусный и храбрый военачальник, организатор и руководитель коллектива единомышленников.
Книга, написанная адмиралом Г. И. Невельским, является автобиографичной и рассказывает об авторе больше и правдивее, чем любая другая книга, написанная о нем. Просто невозможно назвать все достоинства характера и все свершения этого человека. Офицер императорского флота, не испытываюший и тени сомнения в необходимости самодержавия для России, смог найти в себе душевные силы нарушить прямой запрет царских властей, поступить так, как диктовали интересы Родины - закрепить дальневосточные земли за отчизной. Каким нужно было быть патриотом, как верить в необходимость своего дела, чтобы даже под угрозой разжалования в матросы отстоять свою правоту! А угроза разжалования не была пустой – еще свежи были решения царского суда, приковавшие знатнейших людей России к каторжным тачкам в Сибири.
Есть еще одна, совершенно уникальная особенность этой книги - непрестанное подчеркивание Невельским заслуг и достижений своих подчиненных-сподвижников. Человеком во плоти предстает перед нами неутомимый помощник Г. И. Невельского штурман Амурской экспедиции Дмитрий Иванович Орлов. Его вклад в общее дело поистине бесценен. А Николай Константинович Бошняк?* Сколько идущих от самого сердца строк посвятил в своей книге Г. И. Невельской этому гвардейскому морскому офицеру, который с азартом молодости выполнял свой долг и на палубе военного корабля, и в нивхской лодке-долбленке. Человека, сказавшего о себе после трагической зимовки в Императоской Гавани (ныне Советской Гавани): «С тех пор во мне еще больше развивалось презрение к людям, если они на подчиненных смотрят как на машину для получения крестов, чинов и прочих благ мира сего».
Другие - П.В. Казакевич*, А.М. Гаврилов*, А.И. Воронин*, Н.М. Чихачев*, Г.Д. Разградский*, В.А. Римский-Корсаков* – эти люди были достойны своей великой миссии, достойны своего командира. Они по своим заслугам достойны вечной памяти потомков.
Переполненный впечатлениями я поспешил домой к Боголепову. Мой восторженный рассказ о книге Невельского остановила улыбка Геннадия Михайловича. На его рабочем столе я увидел темно-синий увесистый томик «Подвигов русских морских офицеров». Из книги торчало множество закладок. И только сейчас мне стали понятными, озадачившие в свое время реплики Боголепова о Бошняке и Орлове.
Я еще раз убедился, что наш капитан верен себе - доскональное изучение материала, чтобы была полная уверенность в том, что он собирается делать. Поэтому никакой поспешности в деле подготовки, добраться до истоков – вот его девиз.

В марте 1972 года был окончательно разработан маршрут планируемого яхтенного похода: Если быть скрупулезно точным, то этот маршрут не был в точности повторением маршрута какого-либо из кораблей экспедиций Невельского. Скорее, это был поход на яхте по местам, связанным с именем Г. И. Невельского и его сподвижников. Походом по этим местам именно на парусном судне экипаж «России» от имени курсантов и преподавателей Дальневосточного высшего инженерно-морского училища хотел высказать глубокое уважение и признательность славным сынам России, которые на парусных судах сделали великие географические открытия в районе, по праву считающимся труднейшим для мореплавания.
По первоначальному плану мы предполагали идти в поход двумя яхтами - «Россия» и «Родина». Во-первых, такое плавание целесообразно для безопасности: одна яхта всегда могла прийти на помощь другой. Во-вторых, общее количество участников возрастало вдвое, то есть спортивные результаты плавания становятся более весомыми, и в училище появились бы еще два-три кандидата в мастера спорта.
Честно признаюсь, была и третья причина. После плавания 1971 года я ощутил не только желание (оно появилось давно), но и моральное право, способность стать капитаном серьезной крейсерской яхты. Начать свой капитанский путь на «Родине» в эскадре такого парусника как Г. М. Боголепов – что может быть лучше?! Однако, наша просьба уступить в аренду свою яхту понимания у Е. И. Жукова не нашла. Другой же возможности арендовать подходящую яхту не было. На всем Дальнем Востоке от Провидения до Посьета было тогда всего четыре однотипных с «Россией» яхты.
Настороженно был встречен в яхт-клубе и сам план маршрута. Особые возражения вызывал наиболее сложный участок – Амурский лиман. Неустойчивая погода в этом районе, сильные течения и необходимость вести яхту строго по ниточке, только по определенным, довольно запутанным фарватерам – все это внушало серьезные опасения. И как часто бывает, окончательное решение этого вопроса нижняя инстанция предпочла передать в высшую, а там в еще более высокую и так далее.
Вечерами Геннадий Михайлович появлялся на яхте измочаленный, выжатый очередной беседой с очередным скептиком. И час, два молча наблюдал за нашей работой: отходил. Затем сам брался за кисть, свайку или рубанок и вновь становился знакомым нам, въедливым, решительным, уверенным в себе капитаном. Что там было «в верхах», он почти не рассказывал. Тащил этот воз сам, берег наши нервы.
Наконец, после бесед с заместителем начальника Дальневосточного пароходства по мореплаванию А. А. Кашурой и флагманским штурманом Тихоокеанского флота контр-адмиралом Э. С. Бородиным, предложенный маршрут был утвержден.
Для Геннадия Михайловича началась полоса консультаций. Он целые дни проводил в Службе мореплавания, дотошно изучая каждую милю маршрута и попутно сдавая негласные экзамены капитам-наставникам.
Улучшилось снабжение. Удалось добиться постановки нас на довольствие в снабженческие организации и официальным порядком раздобыть (а не частным образом, как это было раньше) кое-какую одежду и продовольствие.
Накануне выхода я сдал последний экзамен по правилам парусных соревнований несгибаемому председателю краевой квалификационной комиссии Г. М. Драгилеву и стал третьим в училище яхтенным капитаном. Так был сделан еще один шаг вперед в моей карьере. Я получил право самостоятельно командовать парусными яхтами без ограничения парусности и района плавания.

И вот все готово. Точнее говоря, можно считать готовым. 21 июля 1972 года первые официальные проводы.
На открытой площадке яхт-клуба собрался наш экипаж. Все в оранжевых штормовых робах. Заместитель начальника училища Радий Давыдович Мельников напоминает нам о необходимости в дальнем походе образцовой дисциплины, сплоченности. Желает успешного завершения плавания и по очереди обнимает каждого. Пришла проводить нас и Анна Ивановна Щетинина – легендарная женщина-капитан. Она тоже желает нам счастливого пути.
Все. Мы уходим! Под мелким моросящим дождем, при слабом ветре «Россия» выходит из гавани и через полчаса скрывается за мысом Купера*. Позади месяцы упорного труда и словесных баталий со скептиками, зловещие прогнозы знатоков, добрые пожелания тех, кто верил в нас...
Позади родной Владивосток. А впереди? Впереди две тысячи миль по Японскому морю, холодные туманные дни и ночи, два месяца тяжелого истинно морского труда - мы этого ждали целый год! Радость свободы, неизведанного, встреч с новыми людьми - именно этого мы и добивались! Сейчас перед нами путь, который  обязаны пройти, чтобы не потерять уважения к себе.
Можно перевести дух и спокойно оглянуться по сторонам. В экипаже изменения. Нас по-прежнему восемь, но на роль обязательного штурмана Геннадий Михайлович пригласил Леонида Константиновича Лысенко. Вместо Славы Кирпичникова вернулся в экипаж Игорь Тихомиров, вместо Вадима Манна пришел Виктор Козлов.
Несколько слов о новых членах экипажа. Л. К. Лысенко - молодой кандидат наук, только что закончил аспирантуру, больше занимался парусными гонками. Это его первый серьезный крейсерский поход. Он небольшого роста, изящен, корректен и точен, как секстан[39]. Пока свято верит, что путь яхты в точности должен соответствовать линии, проложенной на карте. Скоро много разочарований посетит его штурманскую душу, которые едва не поколебали веру в Навигацию и Лоцию[40].
Игорь Тихомиров, матрос. «В миру» курсант училища, однокашник Володи и Левы. Чуточку избалован счастливым детством, строго учитывает свой вклад в общий труд, а если старпом отвернулся, то не прочь и уменьшить этот вклад.
И, наконец, Витя Козлов. На яхте матрос, на берегу слесарь Дальзавода – для всех полная неизвестность. Идет в поход в первый раз. Довольно скоро узнаем его главную особенность: советы по любому поводу выскакивают из него безостановочно. Наверное, если бы ему посчастливилось присутствовать при сотворении мира, то за эти шесть дней господь-бог получил бы не менее шестисот советов.
Расширились и мои обязанности. Кроме уже привычных старпомовских я стал первым помощником - помполитом, то есть помогал капитану сохранять моральный дух экипажа.

Первая ночь похода. Ветер зюйд-ост[41] 5-6 баллов. Проходим пролив Японец*. Сразу за проливом крупная зыбь. Нужно уменьшать парусность. Игорь отправляется за новым парусом в парусную кладовую, беспомощно копошится, что-то находит и тащит через всю яхту. На помощь кидается Витя, громыхая сапогами и пересчитывая лбом и плечами все шпангоуты[42]. Пререкаясь, они выволакивают парус на палубу. Опасно балансируя у борта, начинают его растягивать. Заставляю обоих надеть страховочные пояса. Подчиняются, но уверен, в душе считают это причудой. (Эти пояса я сплел сам - люблю такелажные работы).
Наконец, через сорок минут (к концу похода на эту работу будет уходить не более деяти минут) берем рифы[43], ставим штормовой стаксель и уходим на зюйд[44].
Часа в два ночи просыпаюсь от слишком уж частых и сильных ударов головой о переборку. Резкая килевая качка. На вахте капитан. Он мрачен и зол. Объясняет, что получено штормовое предупреждение - центр тайфуна «Тэсси»  проходит через залив Петра Великого*. Нас ждут неприятности. Сейчас еще видимость отличная, небо полно звезд, но уже временами дифферент до 30 градусов. Яхта буквально скатывается с вершины одной волны и задирает нос кверху в небо на склоне следующей.
Дилемма: искать убежище поблизости, потому что шутки с тайфуном плохи, либо «бежать» во весь дух в Преображение.
Часам к 10 утра прячемся за остров Путятин. Ветер уже 7-8 баллов. Попытались было стать на якорь, но безрезультатно - якорь ползет по грунту, не держит. Нужно подходить ближе к пирсу, в ветровую тень от острова. В поведении капитана что-то новое. Геннадий Михайлович сидит и молчит, не изъявляя готовности руководить швартовкой. Понимаю, что он хочет проверить мои способности. Что ж, когда-то и мне пора начинать!
Часто (излишне часто) меняя галсы, медленно подхожу к пирсу[45], старясь выбрать самое удобное для стоянки место. Пирс полуразрушен, во все стороны торчат вбитые в дно искривленные рельсы. Бетонные глыбы повисли на прутьях арматуры, между ними сломанные, расщепленные бревна. Сильный дождь, на берегу ни души, принять швартовы[46] некому. Но выбирать не приходится.
Вижу, мое маневрирование восторга у капитана не вызывает, но он по-прежнему молчит. Наконец Володе Макарову удается прыгнуть на берег. Подаем ему швартовы. Он проводит яхту вдоль пирса. Выставляем кранцы (прочные набитые песком мешочки, предохраняющие борта яхты), с кормы заводим второй швартов. Мысленно ставлю себе тройку с минусом за швартовку и бегу в диспетчерскую рыбокомбината Путятин.
Последние новости неутешительные – к концу дня ожидается ураганный ветер, «Тэсси» нас все-таки догнала.
Возвращаюсь на яхту уже под проливным дождем.
Первая задержка в пути.
Через два дня тайфун уходит, и с рассветом 26 июля уходим и мы. Ветер тот же зюйд-ост, но уже 4-5 баллов. Проходим траверз Находки. Ветер постепенно слабеет почти до штиля[47]. Вот это уж совсем некстати - место очень оживленное, много встречных и обгоняющих судов. А если еще упадет туман, то остаться здесь без хода совсем последнее дело.
До Преображения добираемся только к ночи на одном энтузиазме. Ветра нет совсем. В бухту поэтому не заходим, а становимся на якоре у входного буя. На нашем утлом ялике везу документы портовым властям, меня сопровождает Леня.
Полнейший штиль. Вода словно полированная гибкая пластина и ослепительная, неправдоподобно огромная луна. С берега доносится теплый запах скошенной травы, шуршанье листьев, тихий шелест шагов, негромкий женский смех. А мы в эту благоухающую ночь выбрали по доброй воле мелодию скрипящего такелажа и хлопания паруса. Что бы подумали о нас те на берегу, если бы знали что предпочли мы? Хорошо, если ограничились бы: «Чудаки!»...
Выполнив все формальности, быстро возвращаемся на яхту. На рассвете, когда чуть задышало, снялись с якоря и снова двинулись на север.
…И потянулся день за днем. Лавировка, слабый ветер, временами туман, редкие шквалы. Медленно, но упорно двигаемся вперед. Прошли залив Ольги, потом Владимира, вот уже Рудная Пристань за кормой.
У рыбокомбината Каменка становимся на якорь. Нужно пополнить запасы воды. Еду на берег, чтобы договориться о буксировке яхты в устье реки Мутухе, на берегу которой расположен комбинат. После недавних сильных дождей в реке такое течение, что зайти самостоятельно невозможно. Двигателя на «России» нет по-прежнему.
В диспетчерской рыбкомбината несколько человек. Среди них мужчина в светлой рубашке навыпуск, в черной морской фуражке с кокардой, надвинутой на самый лоб, от него исходит легкий запах спиртного. Внезапно, во время моего разговора с диспетчером, он сует мне под нос какое-то удостоверение, размером и формой напоминающее пропуск.
- Рыбнадзор? – спрашиваю у него.
Фуражка сдвигается еще ниже и в ответ раздраженно:
- Капитан порта.
- Очень рад. Я старпом «России», Манн Владимир Борисович.
- Сейчас поедем на яхту, проверим все ли у тебя в порядке.
- А стоит ли? Все документы на яхту и экипаж у меня с собой.
- Мне же надо знать, в каком состоянии пришло судно в мой порт.
Яхта – спортивное судно, инспекции портнадзора не подлежит, в Каменке нет порта и едва ли есть капитан порта. У нас на борту и в документах полный порядок, но обходи коня спереди, а начальство сзади... Начинаю полегоньку выпускать из него избыток административного пара:
- Сейчас яхту заведем в устье. Станем к пирсу. Тогда милости прошу на борт. Все покажем. Хотя у нас, как всегда, на борту полный порядок, а уж тем более на приходе в порт.
Немного подействовало, мой собеседник замолчал. И опять внезапно:
- А ты кто такой?
- Старпом «России».
-Чего это такой старый, а все еще старпом?
- Да вот так уж получилось. Да и яхт свободных нет.
- Так иди ко мне, сразу капитаном назначу.
- Спасибо, но я больше на парусных, а парусников у вас нет.
- Ну, смотри.
Очень не люблю, когда мне наступают на мозоли, тем более, на любимые, а тут пришлось потерпеть. После этого «содержательного» разговора «капитан порта» куда-то исчезает, и до конца стоянки я его больше не видел.

Снова уходим на север. Только 31 августа в плотном низовом тумане, но с хорошим ветром стали подходить к мысу Белкина. Над головой сквозь туман просвечивает солнце, виден даже его расплывчатый диск, а по горизонту видимость не более 50 метров.
В этом году мы пробовали наш первый радиопеленгатор[48], если можно его так назвать. Это обычный транзисторный приемник ВЭФ-12. Его внутренняя магнитная антенна имеет некоторую направленность приема, поэтому можно определить радиопеленг передающей станции (правда, с большой погрешность). Сейчас из-за тумана наш приемник в работе: радиопеленги на маяк постоянно уходят в корму. Скоро мы услышали акустический сигнал – заунывный звук наутофона маяка.
На яхте полнейшая тишина, все вглядываются, вслушиваются. Вдруг, пронзительный, на верхних тонах, вопль Вити:
- Земля! Вижу берег! Вон она, земля! – отличное зрение у Вити, ему бы еще немножко выдержки.
Через несколько минут «Россия» пересекает резкую границу тумана и выходит к яркому закатному солнцу в миле от берега, почти на место якорной стоянки у селения Амгу. Леня откровенно сияет, он рад своему первому штурманскому успеху.
Снова ялик. Мы с Леней направляемся к  берегу и с нами громадные пустые рюкзаки под хлеб.
На берегу нас уже поджидают «дяди с ружьями» – пограничники: офицер и двое солдат.
Мы было приуныли, но деваться некуда. Высаживаемся и идем к ним. Наши опасения были напрасны – они уже давно получили оповещение о прибытии яхты, обнаружили нас и ждали. Быстрая, но тщательная проверка документов. Нас садят в газик и везут в магазин, но на нем висит замок. Один из пограничников  уходит и через несколько минут к магазину, на ходу завязывая платок, спешит продавец…
Через два часа уходим через Татарский пролив на Сахалин. Впереди 190 миль до порта Невельск. Стена тумана уже не так резко очерчена, он постепенно рассеивается, но усиливается ветер - зюйд-зюйд-ост[49] пять баллов, к ночи возрастает до шести.
После заката солнца, в темноте меняем паруса на штормовые. Бортовой качки почти нет, постоянный крен градусов 30-35. Идем в галфвинд[50] правого галса. Лысенко, уверовав в возможности нашего радиопеленгатора, непрерывно пеленгует радиомаяки Белкина*, Золотой, Монерон*. В училище он ведет курс электрорадионавигационных приборов, вот и наслаждается сейчас родной стихией. Вероятность не упереться в Сахалин, а проскочить в пролив Лаперуза очень невелика, но все же приятно, когда на судне хорошо поставлена штурманская служба.
К концу ночи уже на моей вахте чуть севернее острова Маннерона видим растянувшееся по всему горизонту зарево огней. Вскоре оно распадается на три отдельные группы. Это японские рыболовные суда ловят кальмара на свет, всего их 60-70 судов. Слегка уваливаемся, чтобы обойти их с севера, так как пересекать район лова напрямую рискованно: суда обычно стоят на плавучих якорях, на вахте у них не более одного человека, все внимание которого сосредоточено на подъемнике кальмарных ловушек – по сторонам ему смотреть некогда.
К исходу следующего дня стали подходить к Сахалину. Открылся огонь маяка Лопатино*.
В Невельске никто из нас не был, а лоция подробно и настоятельно предупреждает о трудностях захода в порт. Предложение лечь в дрейф[51] и ждать рассвета Геннадий Михайлович даже не удостаивает ответом.
Все находятся на палубе. Ветер уже 7 баллов, но волна небольшая, потому что берег рядом. На сопке высоко над Невельском какой-то непонятный огонь, в лоции о нем ни слова. Уже влетев в гавань, различаем световую надпись: «Слава рыбакам!»
Скорость для швартовки велика. Находим свободный участок пирса, метрах в пятидесяти от него капитан командует:
- Отдать якорь с кормы!
Сразу же крик Миши:
- Якорь глиссирует!
Время для шуток самое неподходящее. Оглядываюсь, но и в самом деле, тридцатипятикилограммовый якорь несколько секунд, задрав «лапы» вверх, скользит по воде, наконец, тонет, ложится на дно и сразу же замедляется ход яхты. Поворот оверштаг[52], скорость падает еще больше и новая команда:
- Грот и стаксель долой!
Ударяю по рукояткам лебедок для подъема парусов, со свистом разматывается фал[53]. Сдергиваем грот, потом стаксель. «Россия» останавливается в полуметре от пирса. Ай да, Геннадий Михайлович, ай да, молодчина!
Пролив позади. Результаты отличные – 190 миль пролетели за тридцать часов.
Из диспетчерской порта звоню в бюро погоды и мне сообщают «приятную» новость – идет новый тайфун, на этот раз «Оливия». Такое внимание «женщин» с красивыми иностранными именами начинает становиться несколько обременительным.
Утром Боголепов, глядя куда-то в сторону, говорит мне:
- Борисыч, ты бы сходил к газетчикам, что ли…
Надо знать отвращение нашего капитана ко всяческой шумихе до завершения дела, чтобы понять, чего ему стоят эти слова. Наконец-то и он понял, что «без паблисити нету просперити». А у борта  «России» уже само собой началась и не кончается практически до темноты стихийная пресс-конференция для любопытных. Вопросы, вопросы, вопросы, от самых традиционных – какой на яхте двигатель, сколько нас, откуда мы пришли до самых каверзных: какие заработки на яхте, а в здравом ли уме мы? К концу второго дня после встречи с местными журналистами, выступлений перед пограничниками, молодежью и пионерами, многих визитов на яхту очень хотелось повесить на видном месте крупную, легко читаемую табличку с ответами на наиболее ходовые вопросы. Одной из первых посетила нас очаровательная девушка, отрекомендовавшаяся Леной Приходько. Она оставила в книге посетителей (мы завели и такую книгу) следующая запись: «У вас очень здорово! После посещения появилось желание создать у себя в городе яхт-клуб. Первый секретарь Невельского горкома ВЛКСМ Е. Приходько.» Вот тебе и очаровательная девушка!
Невельск назван в честь Г. И. Невельского. Это очевидно. Но основан он намного позже времени работы Амурской экспедиции. Каких-либо мест в городе, напоминающих об адмирале нет. Только в фойе городского кинотеатра стоит его статуя.
Вопросы и посещения не прекращались до конца нашей стоянки, но уходит в Охотское море «Оливия», следом за ней уходим на север и мы.

В поселке Ильинском, где был основан один из первых русских военных постов на Сахалине, стоим у берега под проливным дождем несколько часов. Каких-либо памятных мест, напоминающих об истории этого поселка, нет. То же самое и в поселке Орлово, названном в честь Дмитрия Ивановича Орлова. У Миши Здорова много приятных воспоминаний, связанных с прошлогодним посещением этого поселка, но, увы, жизнь, бившая здесь в прошлом году ключом, в этом году едва пульсирует – нет рыбы.
Ночью случился первый конфликт. Лысенко снял с вахты Витю Козлова. Они оба были на ночной стояночной вахте, Леня отдал какое-то распоряжение Вите, у того возникли свои соображения по этому поводу, и все пошло по классической схеме:
- Ты - матрос, и меня не интересует твое мнение!
- А я плевал на то, что ты вахтенный помощник. Видали мы таких!
И так далее по восходящей...
Что ж, все правильно, раз есть дисциплина, рано или поздно должны появиться ее нарушители и меры взыскания, соответствующие нарушению. Только вот Боголепову не позавидуешь! Наказать Витю как-то надо, хотя бы ради поддержания авторитета вахтенного помощника. Но как? Все-таки не хочется превращать коллектив единомышленников, каждый из которых по своему влюблен в парус, в заурядный судовой экипаж.
Геннадий Михайлович наедине пошептался с обоими и погасил конфликт. Помполит остался без работы.
8 августа после утомительной штилевой ночной вахты просыпаюсь от грохота кастрюль и гудков туманного горна[54]. Выскакиваю на палубу и вижу хвосты уходящих в небо ракет – оказывается, меня поздравляют с днем рождения! Торжественным голосом, явно подражая Юрию Левитану, Миша Здоров читает приказ, подписанный капитаном. Подозреваю, что сочинял приказ сам Миша. С удовольствием принимаю подарки: никелированные плоскогубцы (в приказе «очищенные от коррозии»), ведро кипятку, двухсотграммовый цыбик чаю (наконец-то напьюсь вволю) и фанерную медаль на крепком капроновом шнурке с надписью: «За доблестный труд на яхте «Россия». Этим же приказом Леве Киму поручается организация вечера в ближайшем порту с участием русалок. Лева – наш признанный, вне всякой конкуренции, покоритель девичьих сердец. Повинуясь тому же приказу, Игорь Тихомиров должен всю мою следующую вахту опахалом[55], изготовленным из подручных материалов, отгонять от «драгоценного юбиляра», то есть от меня, воображаемых мух и реальных чаек.

Вечером перед ужином мое соло на туманном горне – я даю сорок два гудка по количеству прожитых лет. Ребята зажигают в мою честь два белых фальшфеера[56]. Спасибо, черти!
Ночью 10 августа (это уже почти традиция – в незнакомые порты приходить ночью) становимся на рейде Александровска-Сахалинского. Где-то недалеко от этих мест юный лейтенант Бошняк начал свое пешеходное путешествие по Сахалину. Зимой он прошел по всему бассейну реки Тымь на восточную сторону Сахалина, открыв залежи каменного угля.
Г. И. Невельской написал об этом в своей книге так: «Вернулся он, имея раны на ногах, совершенно изнуренный от усталости и голода. Во время пути Бошняк 10 дней питался только юколой (вяленой рыбой), брусникой и полусгнившим тюленьим мясом».

На следующий день часть экипажа отправилась в местный краеведческий музей. Нас встретил его директор И. Г. Мироманов и провел увлекательнейшую двухчасовую экскурсию к истокам Александровска-Сахалинского. Тем временем на борту «России» прошла встреча с комсомольскими работниками и журналистами города. А потом экипаж пригласили выступить в пионерском лагере имени Павлика Морозова.
Добрались туда на автобусе к концу дня. В лагере, как Геннадий Михайлович не отнекивался, но пришлось ему с трибуны перед выстроенными квадратом пионерами (и пионервожатыми тоже) сказать приветственную речь (хватит прятаться за комиссарской спиной).
После дружеского ужина наши курсанты оказались в кругу повышенного женского внимания и рассказали о нашем походе воспитательницам, пионервожатым, поварихам, особенно наприрая на описание штормов, рифов и туманов. Глаза у наших парней загорелись, а тут еще предложение остаться и организовать маленькие танцы и вечер отдыха. С интересом смотрю на Боголепова, как он выйдет из положения? «Россия» стоит на рейде, на ней всего два человека, но хозяйки так обаятельны и приветливы, так им хочется потанцевать с такими редкими и необычными гостями… Капитан разрешил ситуацию блистательно. Подозвал экипаж к себе и, как обычно, кратко, но довольно громко объявил:
- Перебьетесь!
Собираемся около автобуса. Девушки взглядами готовы испепелить Геннадия Михайловича. Но что там какие-то девичьи взгляды для нашего просоленного, просмоленного капитана.
Мы уезжаем, увозя с собой подарок от пионеров симпатичного деревянного болванчика, круглая и смышленая рожица которого удивительно напоминает нашего Мишу Здорова. Все сразу обратили внимание на это сходство - восторгу и шуткам нет конца. Уезжаем, пообещав гостеприимным хозяйкам исполнение всех их желаний в следующий наш приход.
На другой день покидаем Александровск-Сахалинский. Впереди самый сложный участок нашего маршрута - Амурский лиман. В лоции записано «сильный ветер мгновенно вызывает волнение незначительное по высоте, но крутое и опасное для шлюпок и катеров».
Рано утром 11 августа подошли к приемному бую Южного фарватера[57], к плавучей лоцманской станции теплоходу «Бертиюль». Стали на бакштов у него по корме, и Геннадий Михайлович отправил меня получить инструктаж. Пробыл я там недолго. Выяснил все, что нас интересовало, и вернулся.
При попутном шестибалльном ветре, в дождь, при видимости не более мили начали мы свое движение по Южному фарватеру и фарватеру Невельского. Лысенко составил точнейшее расписание прохождения поворотных буев, предложил было его капитану, а тот ответил своей любимой поговоркой:
- Мы не железнодорожники! - расписание полетело за борт.
Это отнюдь не нигилизм капитана-самоучки. Просто Боголепов хорошо, слишком хорошо знал, как важно в море под парусом быть готовым ко всяким неожиданностям. Как мало значат все прогнозы и планы перед вечной непостижимостью моря, которое подчиняющется только своим собственным законам. Любой же невыполненный план – это лишний повод для раздражения и нервотрепки. А зачем? Разве так уж плохо в море под парусом?
Яхта идет тяжело: сильное встречное течение. Мы едва двигаемся вперед, хотя скорость, если судить по воде, приличная. Резкий порывистый ветер и не слишком хорошая видимость, приходится от буя до буя идти по компасу. А курс на этом мелководье необходимо выдерживать очень точно. С сожалением вспоминаю морские просторы, где градус влево, градус вправо всегда можно чем-то скомпенсировать. Здесь же в невидимом подводном канале малейшее рыскание уводит с фарватера, что грозит посадкой на мель.
Только к исходу 12 августа «Россия» пришвартовалась к пирсу селения Нижнее Пронге, на правом, южном, берегу самого Амура. Тут-то Амур-батюшка и нанес увесистый удар по нашему морскому самолюбию, который едва не поставивил заключительную точку нашего путешествия.
Пришвартовали яхту к пирсу левым бортом, завезли кормовой якорь, с кормы и с носа подали по надежному швартову, выставили кранцы. На местной метеостанции уточнили прогноз погоды на следующую ночь. Был обещан южный ветер, то есть с берега, отжимной[58], силой до 4 баллов. Казалось, сделали все, чего требует хорошая морская практика. Но была, вероятно, в нас какая-то самоуспокоенность, расслабленность. Еще бы, прошли половину Японского моря, преодолели при встречном течении Амурский лиман, до конченой цели первой половины нашего маршрута оставалось всего три десятка миль! И... последовало возмездие. К середине ночи, вопреки прогнозу, ветер засвежел и повернул к западу, то есть стал вдоль пирса. Якорь перестал держать. Нам бы забеспокоиться, отойти от берега на 100-200 метров и снова стать на якорь, но вместо этого вахта перетянула яхту к восточному краю пирса, занятому стотонным стальным плашкоутом[59]. Поставила ее вдоль плашкоута кормой к берегу, пришвартовавшись к нему.
К исходу ночи ветер еще больше усилился и стал северо-западным. Неожиданный сильный удар в борт. Все выскочили на палубу. Вокруг темень, проливной дождь, свист ветра в такелаже. В чем дело первым понял капитан. С криком: «Баржу оторвало!» он перепрыгнул на плашкоут, следом за ним еще два человека.
Оказывается, под порывами ветра носовой швартов плашкоута лопнул (а это был пеньковый просмоленый канатище, но, увы, с гнильцой). Поворачиваясь на кормовых швартовах, стальная громадина плашкоута, раскачиваясь на волне, ударила яхту в борт, а затем начала бить и выталкивать ее на берег. На яхте треск дерева, летят щепки. Плашкоут стотонный, водоизмещение «России» всего 6 тонн, но осадка у нее намного больше. Яхта уже села на мель между плашкоутом и берегом. Каждый новый удар выталкивал ее дальше на берег. Крен увеличивался ежесекундно. На волне плашкоут нависал над яхтой, угрожая подмять ее под себя.
Опасность потерять яхту была реальной. Бегом завели на берег все концы, какие только удалось, и с большим трудом, напрягая все силы, смогли остановить дальнейший поворот плашкоута. Затем несколько часов подряд, буквально по миллиметру, используя каждое ослабление ветра, возвращали плашкоут на место, снимали яхту с мели.
К рассвету ветер стал северным 6-7 баллов, резкая, короткая волна пошла во всю ширину Амура.
Оказалось, повреждения на яхте сравнительно небольшие: помяты и частично сломаны носовой и кормовой релинги[60], на корме вырван приличный кусок фальшборта[61], белоснежный левый борт ободран до дерева, на нем торчат вздыбившиеся щепки, однако сам борт цел. И все же положение оставалось тяжелым – отойти от пирса при встречном ветре и малом пространстве сейчас невозможно, а при усилении ветра мы не смогли бы удержать яхту от новых ударов плашкоута.
Целый день стояли мы, упираясь футштоками[62] в плашкоут, одерживая «Россию» и не давая ей биться.
Нет хуже чувства беспомощности. Все, что можно было сделать в нашем положении, мы сделали. Оставалось только ждать изменения погоды.
К вечеру ветер чуть ослабел, и Володя Макаров на ялике завез подальше от берега малый якорь. Чтобы сохранить одежду сухой, он разделся до трусов. Было страшно смотреть, как бросало и крутило на волнах ялик. Брал озноб при виде «одежды» Володи. Мне было холодно даже в бушлате и штормовой робе.
Все обошлось благополучно. На якоре удалось чуть оттянуться от плашкоута на открытое место.
Только ночью 14 августа мы начали штурмовать последний, тридцатимильный участок нашего пути к Николаевску-на-Амуре.
Наш свод правил хорошей морской практики пополнился несколькими пунктами:
1. Не надейся на чужие швартовы,
2. Полагайся больше на собственные глаза, чем на прогноз погоды,
3. Не ищи укрытий в щелях – она может превратиться в западню.

К вечеру 15 августа мы стояли в восточном ковше гавани порта Николаевск-на-Амуре. С утра поднялись к памятнику Г. И. Невельскому, стоящему на крутой прибрежной сопке в центре города. Оттуда видно на десятки километров широкий могучий Амур, огромное пространство Амурского лимана, покрытое гребнями волн; сине-зеленые, поросшие лесом сопки, уходящие за горизонт; весь город, основанный 122 года назад самим Невельским.
«1 августа 1850 года я достиг мыса Куегда* и здесь, в присутствии собравшихся из окрестных деревень гиляков[63] и при салюте фальконета[64] и ружей, поднял русский военный флаг. Оставив при флаге военный пост, названный мной Николаевским и состоявший из шести матросов, я объявил:
«От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском проливе, что так как прибрежье этого пролива и весь Приамурский край, до корейской границы, с островом Сахалин составляют Российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим племенам не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты в заливе Счастья и в устье реки Амур», - так написал в своей книге Г. И. Невельской.

Следующие несколько дней стоянки приводим яхту в порядок, ремонтируемся, ликвидируем последствия «ночлега» в Пронге.
Как и во всех других портах, днем на берегу около яхты почти всегда несколько любопытных. Однажды, когда на палубе «России» был особенно сильный беспорядок, необычный даже для ремонта, мужчина средних лет попросил разрешения подняться на борт, как он выразился, «посмотреть детище Киселева». Это меня сразу заинтересовало – знать фамилию конструктора «России», покойного А. П. Киселева - это значит знать о яхтах, о парусном спорте больше, чем рядовой любитель.
Поднявшись на борт, мужчина, несмотря на мои протесты, снял обувь (хождение по палубе яхт не в береговой обуви – явление обычное, но не во время ремонта же!) и представился:
- Константин Михайлович Миронов, инженер судоремонтного завода.
Я ответил на несколько его вопросов по поводу яхты, нашего маршрута. Эти вопросы еще раз подтвердили мое первое впечатление об этом человеке. Совершенно неожиданно он произнес:
 - А вы, вероятно, Манн? Я читал ваши статьи.
Господи, статья-то была всего одна - в журнале «Морской флот» о прошлогоднем сахалинском походе «России». Но как приятно это услышать в далеком городе от неизвестного тебе человека! Наконец-то, мое авторское тщеславие было вознаграждено. Хотя следовало быть осторожным, к разговору начал прислушиваться Миша, а уж он не упустит случая поязвить по поводу авторства «нескольких» статей.
Уходя с яхты, К. М. Миронов пригласил нас посетить его дом (случайно, но знаменательно – он живет на улице Чихачева).
Вечером с визитом отправились Леня Лысенко и я. Мало сказать, что прием прошел в теплой, дружественной обстановке. Константин Михайлович оказался фанатиком любви к парусу. Незаурядный конструктор с золотыми руками мастерового, он построил и перестроил несколько яхт. Самостоятельно рассчитал и изготовил к ним парусное вооружение, качество пошива которого безупречно. Отлично знает историю дальних спортивных плаваний под парусами у нас и за рубежом. Было немного грустно, что такой талантливый человек своими многолетними попытками создать в Николаевске настоящий яхт-клуб, кроме репутации неисправимого чудака, почти ничего не добился. К сожалению, парусный спорт - слишком дорогая штука, чтобы развивать его в одиночку без серьезной поддержки.
На другой день состоялась встреча с бывшими выпускниками нашего училища разных лет. Много их работает на судоремонтном заводе, на судах, в партийных и советских органах. Всего в городе набралось около 150 человек. На двух автобусах проехали по городу, сфотографировались у памятника Г. И. Невельскому, посетили краеведческий музей, воинскую часть гидрографической службы, ведущую свою родословную со времен Невельского (и там нашлись наши выпускники!).
Приятно порадовали внимание и любовь к памяти основателей и строителей города. Улицы названны именами Бошняка, Чихачева и других сподвижников Г. И. Невельского. В их честь развешены мемориальные доски на этих улицах. Есть маленький, но очень ухоженный скверик у памятника Невельскому. На набережной стоят старинные пушки с кораблей Амурской экспедиции.
Наши отпуска, к сожалению, уже подходили к концу, а нам хотелось попасть и на Петровскую косу к месту первого зимовья Г. И. Невельского, то есть первой штаб-квартиры Амурской экспедиции. Путь туда на яхте по Северному фарватеру в Охотское море занял бы не меньше недели. Пришлось воспользоваться более современными видами транспорта при любезном содействии дирекции судоремонтного завода.
Попасть на Петровскую косу непросто: около 40 километров по грунтовой дороге, а временами по бездорожью до села Власьево на берегу залива Счастья, а затем на рыбацкой лодке-дори до косы.
Впервые за весь поход мы в море пассажирами. Наш проводник, хозяин лодки и ее капитан Ходжер Николай Николаевич. Всю дорогу он что-то азартно нам рассказывает, но я его почти не слышу, потому что грохочет подвесной мотор. Вокруг нас туман, я через полчаса теряю всякую ориентировку, лодка делает немыслимые повороты в заливе, иногда садится на мель. Мы вылезаем, тащим ее волоком по колено в воде, а Николай Николаевич только посмеиваясь покрикивает нашему штурману:
- Запоминай дорогу!
Лысенко в ответ молчит. Думаю, что он тоже с трудом различает, где нос лодки. Какая уж там ориентировка!
Однако через несколько часов мы в нужном месте. Как это удалось нашему проводнику, мне непонятно до сих пор.
Петровская коса – узкая галечная полоса, шириной в несколько сотен метров, заросшая кое-где стлаником, низкой травой и мхом. С одной стороны постоянно идет могучий накат с Охотского моря, с другой – мелководный осыхающий залив Счастья. Ближайшее жилье в нескольких десятках километров. В середине косы бетонный куб с барельефом Г. И. Невельского и мраморной доской. На ней высечено: «Здесь 29 июня 1850 года капитан Геннадий Иванович Невельской основал первое зимовье Амурской экспедиции, назвав его Петровским. В нем жили участники экспедиции, жена Невельского Екатерина Ивановна и дочь Катя».
Медленно подошли мы к этому простому памятнику. Смолкли обычные шутки. Здесь 122 года назад высадился Невельской, здесь он прожил свои лучшие годы, здесь потерял дочь, многих друзей, отсюда руководил изучением и освоением огромного края.
Край этот сейчас стал неузнаваем. Выросли города и порты, закипела в них жизнь, и только здесь, над косой, по-прежнему грохочет прибой, кричат чайки, и такое же стылое (даже в августе) небо, моросящий дождь и туман.
Минута молчания. Взлетают ракеты торжественного салюта в честь наших героических предков. К подножью памятинка вместо венка легли ветки хвои, листики брусники, мох.
Горсть земли с Петровской косы  будет напоминать нам о стойкости, мужестве и патриотизме тех, кто пришел сюда первым.
Снова над заливом Счастья раздались грохот и завывание мотора лодки. Потом ее сменяет вездеход, карабкающийся по склонам сопок и проваливающийся в какие-то ямы, а перед глазами не гаснут последние строки надписи на мемориальной доске: «…жена Екатерина Ивановна и дочь Катя».
Юная дворянка, почти девочка, урожденная Ельчанинова, племянница иркутского губернатора вышла замуж за проезжего моряка Геннадия Невельского, который был старше ее более чем на двадцать лет. Вместо свадебного путешествия она пересекла с ним половину Азии - величайшего континента, то в кибитке, то верхом, то на вьючных оленях по топким болотам и дикой гористой тайге Охотского тракта. Были ночевки в якутских начлегах, гилякских стойбищах, а то и просто у костра под тучей гнуса. Смольнинский монастырь благородных девиц она добровольно поменяла на полуземлянку, полухижину, срубленную из сырого леса и врытую в гальку Петровской косы, насквозь продуваемую беспощадными зимними ветрами Охотского моря. Первый раз в жизни, вступив на борт корабля, она попадет в кораблекрушение. В ответ на предложение командира погибающего судна сойти в шлюпку, она ответит: «Муж мой говорил мне, что при подобном несчастье командир и офицеры съезжают с корабля последними. Я съеду с корабля тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на нем. Прошу Вас заботиться о них».
Она своими руками хоронит умершую от голода дочь – первенца Катю. И не нашлось на этой голой бесплодной гальке даже полевого цветочка, чтобы положить его на дорогую могилку. Пережив мужа, она позволила себе умереть, только завершив дела его жизни, выпустив в свет книгу «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России».
Откуда брала силы эта жена русского морского офицера, чтобы не проклясть мир, не проклясть дело ее мужа и его самого?
Какой неистовой силы была ее любовь к этому хмурому человеку, оставлявшему ее одну на целые месяцы! Он возвращался к ней из очередного маршрута изнеможенный, пропахнувший дымом костров, вонью жилищ аборигенов, но всегда полный планов и мыслей о новых делах, новых маршрутах.
Каким же должно быть наше благоговение перед памятью об этой женщине, перед памятью о ее Любви и Мужестве?
На следующий день после посещения Петровской косы мы вышли в обратный путь. Впереди почти тысяча миль.
Амур и Амурский лиман были пройдены без особых приключений, южный участок фарватера от приемного буя до порта Лазарев при южном встречном ветре в лавировку[65]. Кстати, эти южные встречные ветры сопровождали нас почти до самого Владивостока.
Ночью 21 августа мы стали на якорь в красивейшем месте западного побережья Татарского пролива – в заливе Чихачева*. Этот залив, известный местным жителям под названием Нангмар, был описан и изучен Н. М. Чихачевым - верным помощником Г. И. Невельского. Но, как и во многих пунктах нашего побережья, ничего, кроме его названия, не напоминало о первооткрывателях.
К середине следующего дня мы снова пошли на юг. К концу 22 августа южный ветер стал усиливаться, достигнув к ночи  силы 7-8 баллов. Прогноз обещал шторм до 10 баллов. В отличии от прошлого года, мы могли лавировать даже при 8 баллах, так как весной удалось получить новый комплект лавсановых парусов.
Эта ночь была тяжелой. В темноте при сильной качке сменили паруса. Временами палуба до мачты погружалась в воду. Клокочущие волны стремились смыть с палубы все и всех. Делать что-либо можно было пристегнувшись страховочным поясом и только одной рукой, а другой нужно было цепляться за что-нибудь. Геннадий Михайлович на вахте с Игорем сидят по пояс в воде. Она не успевает стекать из кокпита[66]. Можно, конечно, было повернуть на обратный курс и при таком ветре долететь до залива Чихачева за несколько часов, но терять 70 миль, пройденных с таким трудом, очень не хотелось. До единственного же укрытия впереди мыса Сюркум* еще восемь миль.
Всю ночь мы упорно пробивались вперед, дважды играли аврал, дважды приходилось ползком добираться на бак и крепить спасательный плот и якорь. Только на рассвете дотянули до ветровой тени от мыса Сюркум, где волнение было значительно меньше. Подошли к самому берегу и стали на основной якорь. Два других якоря приготовили к немедленной отдаче. Определились по береговым ориентирам на случай возможного дрейфа и замерили скорость ветра, которая даже здесь оказалась 19-21 метров в секунду, то есть верных десять баллов. Ветер с берега, волны поэтому почти нет, но брызги летят горизонтально и с силой секут лицо.
На рассвете неподалеку от нас укрылся катер «Закат», к середине дня присоединился к нашей компании номерной морской буксир. Мы под одним рангоутом, без парусов перешли ближе к бухте Старка* и стали на якорь рядом с катером. К концу дня, когда порывы ветра дошли до 22 метров в секунду, в миле от берега стало на якорь какое-то судно типа «Повенец», водоизмещением ровно в тысячу раз большим, чем у нас, и японский лесовоз. В такой компании и нам отстаиваться было не стыдно.
К вечеру следующего дня удалось перебраться на катер и попросить его капитана дать радиограмму во Владивосток. К концу дня ветер стих до 5-6 баллов, и у нас началась лихорадка рыбной ловли, даже не ловли, а какого-то сбора рыбы. Камбалы в 30-40 сантиметров, расталкивая друг друга, наперебой хватали за крючок, согнутый из гвоздя, без всякой наживки. Скоро на борту было уже килограммов пятьдесят рыбы. Мы дарим ее соседям, а нас в ответ оделяют более драгоценным для нас – пресной водой.
Я не любитель рыбалки, поэтому и уединился с дневником. Ребята давно уже обратили внимание на то, что каждую свободную минуту я беру в руки дневник. Иногда пытаются заглянуть через плечо, но я спокоен – мой почерк таков, что дневник можно оставлять на обеденном столе открытым – никто, кроме меня, не сможет прочесть ни строчки.

В ночь с 26 на 27 августа «Россия» в третий раз входит в залив Советская Гавань. Становимся к пирсу яхт-клуба судоремзавода. В следующие два дня прошел ставший уже традиционным сбор выпускников нашего училища, среди них встретились трое моих бывших учеников и даже «крестник» – ему я поставил первую в своей жизни двойку.
Побывал экипаж и в бухте Постовой, где стоит памятник-часовня 29 зимовщикам Амурской экспедиции, погибшим здесь в зиму 1853-1854 годов.
Мне было очень жаль, что я не смог посетить эту бухту – в тот день я стоял на вахте, поэтому лучше дать слово Геннадию Михайловичу Боголепову. Вот что он написал в газете «Дальневосточный моряк»: «28 августа. Пасмурно. На пассажирском причале порта Советская Гавань многолюдно. Собрались выпускники нашего училища, чтобы вместе с нами побывать в тех местах, где поднял русский флаг самый юный и преданный сподвижник Невельского – Николай Константинович Бошняк – открыватель и первый исследователь Императорской, а ныне Советской Гавани».
И вот мы в бухте Постовой, где стоял когда-то Константиновский пост, где пережили страшную зиму 1853-1854 годов команды поста, корабля «Николай» и транспорта «Иртыш».
Голод, страшные морозы и цинга не сломили духа русских людей. Много свежих крестов забелело на мысу к наступлению весны. И каждому из умерших закрывал глаза, рыл могилу и бросал на гроб первый ком мерзлой родной русской земли командир поста Н. К. Бошняк.
«Кому из сослуживцев придется побывать в этом месте тяжелых испытаний моей молодости, - того прошу не забыть тихим поклоном и крестом за меня почтить память моих несчастных товарищей-страдальцев! Граф Путятин хотел построить в этом месте церковь в 1854 году; обстоятельства не позволили этого исполнить; надеюсь не забудут этого скромного и приветливого русского желания те, которых судьба назначит возводить в тех местах что-нибудь», - завещал он в своих записках.
И, конечно, не граф (какое дело графу до умерших матросов и казаков!), а русские люди поставили в том месте памятник-часовню.
И выпускники ДВВИМУ, из тех, кто создает сейчас в тех местах мощную индустрию и строит прекрасный город Советская Гавань, вместе с участниками похода склонили головы и почтили минутой молчания память героев бухты Постовой».
Посетив памятник фрегату «Паллада»*, мы вернулись в Советскую Гавань».

Путь в шестьсот миль от Совгавани до Владивостока решаем пройти без промежуточных заходов. С улыбкой вспоминаем, как в первом нашем плавании мы были горды пятидесятимильным безостановочным переходом.
На оставшиеся 25 рублей закупаем самые дешевые продукты. Заполняем водой все емкости, и в ночь на 29 августа выходим из Совгавани снова почти без ветра и при отличной видимости...
И вновь мили лавировки, один галс в море, другой к берегу, а к вечеру оказываешься почти на том же месте. Иногда налетают резкие шквалы[67], заставляющие менять паруса – эта операция получила наше кодовое наименование «переобуваться». В один из дней пришлось «переобуваться» четырнадцать раз!
Временами начиналось самое неприятное: штиль и зыбь. Хлопают паруса, гик перелетает над головой с борта на борт, все скрипит, дергается мачта. Особенно тяжело приходится в такие минуты очередной жертве – дежурному по камбузу (дежурство это длится целую неделю). Кастрюли неожиданно и самостоятельно прыгают с газовой плитки, половина супа из тарелки оказывается в сапогах, за ложками и хлебом приходится гоняться по столу. Говорят, что во времена парусного флота умение сохранять выдержку при штиле ценилось так же высоко, как и отвага во время шторма. Недаром в первоначальном тексте шкалы Бофорта*, то есть шкалы силы ветра, о ветре в один балл говорилось, что он «наводит тоску и уныние на вахтенного офицера».
Все заметно устали. Лева Ким откровенно, хотя и немногословно по своему обыкновению, радуется, что его камбузная неделя прошла в Совгавани, во время стоянки, Игорь иногда начинал дремать даже на вахте.
Однажды вечером, около 10 часов, слышу оживленную беседу на палубе. Выхожу наверх. На вахте Миша с Володей, а их развлекает морскими байками Игорь. Туман, видимость не больше полумили, хода почти нет, а место оживленное - траверз бухты Владимира.
Спрашиваю:
- Игорек, ты не мешаешь вахте?
- Да нет, что вы, Владимир Борисович, - мирная беседа продолжается.
Минут через десять говорю уже Мише Здорову:
 - Александрович, ты бы гнал Игоря вниз. Все-таки темно, туман, да и выспаться ему надо. Еще останемся без завтрака, пожалуй.
 - Ерунда, Борисович, разбудим.
В третий раз уже с металлом в голосе говорю:
- Игорь, а ну, шагай вниз. Пора спать.
Игорь с ворчанием уходит. Следом за ним спускаюсь вниз и я, а на палубе громкий монолог Миши:
- Были мы вольными сынами моря. Уходили в ночь и приходили ночью, а куда, зачем – никому до этого дела не было. А теперь – речи, встречи, проводы, доклады, комиссары. Раньше яхтсмен яхтсмену был друг, товарищ и брат, а теперь старпом, помощник, матрос. Не-ет, хватит с меня. Палатку заведу на следующий год, куплю удочки и буду себе пузечко где-нибудь греть. Ни тебе начальства, ни авралов, и туманы не страшны – банку консервов в рюкзаке и наощупь найду.
Со своей койки ему отвечает капитан:
- Палатку ставь на Крильоне*. Будем мимо проходить – помашешь платочком. Да рыбы не забудь побольше наловить к нашему приходу.
Утром по радио услышал тяжкую весть. Умер сэр Френсис Чичестер, англичанин. Умер человек несгибаемого мужества, победивший себя. Приговоренный врачами к медленной смерти в постели, он бросил вызов судьбе и в 65 лет совершил  легендарное кругосветное плавание на яхте «Джипси-Мот» в одиночку. Умер, но до последнего вздоха сохранил верность Парусу. На 72 году жизни, взяв старт в трансатлантической гонке одиночников, он впервые в своей жизни не дошел до финиша.
Тяжело на душе. Я с особой болью ощущаю эту утрату. Несколько лет назад я получил от него фотографию с размашистым автографом и по-английски сдержанное, вежливое письмо. Эти реликвии стали для меня бесценны.

На рассвете 7 сентября огибаем с юга остров Аскольд. Последнее усиление ветра, последний раз меняем паруса на штормовые и с хорошей скоростью через пять часов влетаем в пролив Японец. С гордостью пишу в вахтенном журнале: «прокладка прекращена», и убираю карты. Отсюда до яхт-клуба дойдем и с завязанными глазами. Однако ветер стихает, и наступает последняя штилевая ночь.
Утром начинаем большую приборку. В ход идут остатки пресной воды, но их, к сожалению, хватает только смочить бороды. Последняя короткая стоянка у острова Русский и в три часа дня 8 сентября мы выходим из-за мыса Купера.
На берегу сине-бело-черной лентой выстроены курсанты. Командование училища, преподаватели, родные – на террасе яхт-клуба. Бравурно звучат марши курсантского оркестра. Быстро выстраиваемся на правом борту «России», в руках у каждого по ракетнице, на руле капитан. Поравнявшись с террасой, даем залп ракетами, цвет которых уже не имеет никакого значения. Оркестр, словно поперхнувшись от изумления, на секунду смолкает, а затем звучит еще громче. Последний поворот, и мы в гавани.
Четко, резко и одновременно сдергиваем грот и стаксель. Яхта проходит по инерции несколько метров до буя и замирает. Быстро укладываем паруса. К борту подходят две шлюпки. Первые цветы. Садимся в каждую шлюпку по четыре человека, а на берегу строимся в колонну и в такт маршу шагаем вдоль строя курсантов.
Команды Боголепова:
- Стой! Напра-во! Смирно, равнение на середину!
И звучит доклад:
- Товарищ заместитель начальника училища, экипаж яхты «Россия» задание командования выполнил. По путям экспедиций адмирала Геннадия Ивановича Невельского пройдено под парусами 1986 миль. Поход продолжался 48 дней. Экипаж здоров и готов выполнить любое новое задание.
Короткое поздравление Р. Д. Мельникова и совершенно неожиданное его обращение к курсантам:
 - Качало их море, а теперь давайте качнем мы!
Строй курсантов рассыпается и через секунду как-то боком лечу вверх, а в голове одна мысль: «Мальчики, на радостях не сбейтесь со счета, когда ловите – считайте, сколько раз подбрасывали!»
Наконец я на земле. В объятиях у меня родное, радостно заплаканное лицо жены, а откуда-то сверху ломающийся бас сына:
- Здорово, отец!
Поход закончен, и… да здравствует новый поход!
Англичанин Вэл Хауэлз после пересечения в одиночном плавании Атлантики заметил, что такое плавание рождает почти столько же желаний, сколько и удовлетворяет.
«Россия» пока не пересекала океана, поэтому у экипажа число удовлетворенных желаний меньше, а родившихся больше, чем у Хауэлза.
Захватывало дух от мыслей, что капитан-лейтенант русского флота, командир военного парусного транспорта «Байкал» Г. И. Невельской прошел на этом транспорте из Кронштадта вокруг мыса Горн и Петропавловск-Камчатский, а затем к Петровской косе и в Охотск.

*АМУРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ - российская экспедиция состоявшаяся в 1849—1855гг. с целью освоения и изучения природных богатств Дальнего Востока. В 1849 году адмирал Г.И. Невельской на судне «Байкал» исследовал и описал устье реки Амур и часть острова Сахалин. Во время этой экспедиции в 1850 году был основан город Николаевск-на-Амуре (тогда его назвали Николаевский пост).

*БОШНЯК НИКОЛАЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1830 – 1899гг.) - путешественник, исследватель Дальнего Востока, кап. 2 ранга (1865г.).
1849 г. окончил Морской корпус.
Принимал участие в Амурской эксп. Г.И. Невельского.
В 1852 г. исследовал западное побережье о. Сахалин и обнаружил месторождения каменного угля, затем - восточное побережье, где открыл р. Тымь и обследовал ее на всем протяжении.
В 1853 г. проводил опись западного побережья Татарского пролива и обнаружил гавань Хаджи (ныне Сов. Гавань).
В 1865 вышел в отставку по болезни и умер в Италии.
Именем Б. названы: гора, мыс, река, перевал, камень и поселок на Дальнем Востоке.

*КАЗАКЕВИЧ ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ (1816 – 1887гг) – русский адмирал и генерал-адъютант, исследователь Дальнего Востока.
Родился 20 июня 1816 года в семье советника Новгородского губернского правления.
2 декабря 1835 года Морской кадетский корпус.
В 1836-1843 годах плавал в Балтийском, Белом, Немецком, Средиземном морях и Северном Ледовитом океане.
В 1848-1849 Казакевич в должности старшего офицера на транспорте «Байкал» (под командованием капитан-лейтенанта Г. И. Невельского) прошел путь из Кронштадта, мимо Англии, через Атлантику, мимо мыса Горн, через Тихий океан на Гавайи до Камчатки.
В 1851-1852 годах производил съемку и промер рек Ингоды, Шилки и Онона, заложил в Сретенске первую на Дальнем Востоке судоверфь.
В 1854 году Казакевич подготовил первый сплав по Амуру; ходил на шхуне «Восток» в Охотском море.
6 декабря 1856 года Пётр Васильевич был произведен в чин контр-адмирала и назначен губернатором Приморской области и главным командиром Сибирской флотилии и портов Восточного океана.
В 1865 году Казакевич был переведен в Балтийский флот и в следующем году был произведен в чин вице-адмирала.
В ноябре 1871 года он был назначен главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором Кронштадта.
В 1874 году Казакевич был назначен вице-директором Гидрографического департамента Морского министерства с оставлением в должности военного губернатора и командира порта.
1 января 1878 года Пётр Васильевич был назначен генерал-адъютантом, а 16 апреля того же года произведен в чин адмирала
В честь П.В. Казакевича названа бухта и пролив в Японском море, мыс в Охотском море, а также сторожевой корабль Дальневосточного регионально управления ФПС России.

*ГАВРИЛОВ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ – (1818 – 1849гг) - русский мореплаватель, штурман, исследователь Сахалинского залива.
Окончив штурмовое училище, в 1835-1836 гг. участвовал в исследовании Балтийского моря.
В 1837-1839 гг. штурманом на корабле Российско-Американской компании «Николай» (командир Е. А. Беренс) перешел из Кронштадта вокруг м. Горн в Русскую Америку и обратно тем же путем.
В 1840 г. поступил на службу в Российско-Американскую компанию и на корабле «Наследник Александр» (командир Д. Ф. Зарембо) снова совершил плавание в Русскую Америку, в 3-й раз обогнув м. Горн; через Сибирь вернулся в Кронштадт, завершив кругосветное путешествие.
В 1843-1845 гг. на военном транспорте «Иртыш» (командир И. В. Вонлярлярский) отправился из Кронштадта вокруг м. Доброй надежды в Петропавловск-Камчатский, а оттуда в Охотское море.
В 1845-1846 гг. плавал в северной части Тихого океана между заливами Аляска и Охотским морем. В 1846 г. командуя бригом «Великий Князь Константин», исследовал юго-западную часть Охотского моря, входил в Амурский лиман и устье Амура, открыв у северного берега острова Сахалин залив Обмана (переименован Г. И. Невельским в 1849 г. по названию своего судна в залив Байкал).
Его имение назван фарватер в Амурском лимане.

*ВОРОНИН АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ - подпоручик Воронин А.И. был активным участником Амурской экспедиции, исследовал побережье острова Сахалин от залива Виахту до Мгачи.

*ЧИХАЧЕВ ПЕТР АЕКСАНДРОВИЧ - (1808 - 1890гг.) - географ, геолог и путешественник.
Родился 28 августа (16 августа) 1808 в семье директора города Гатчины и дворцового управления.
Получил домашнее образование. Работал переводчиком в Государственной коллегии иностранных дел, а также в русском посольстве в Константинополе.
С 1839 года начал изучать природные богатства и геологию Апеннинского полуострова, составил первую географическую карту его южных районов.
В 1842 году участвовал в экспедиции по Алтаю, целью которой было изучение физико-географических условий, географии и геологии этого района. Результаты работы этой экспедиции были изложены в работе «Путешествие в Восточный Алтай», изданной в Париже, в 1845 году.
Самым главным достижением Петра Александровича считается открытие им одного из крупнейших в мире каменноугольных бассейнов - Кузнецкого. При его исследовании была составлена первая геологическая карта бассейна и определены его размеры.
В качестве признания заслуг Петра Александровича перед страной и наукой его именем был назван один из величайших хребтов Алтая -  хребет Чихачёва, где он проводил свои исследования.
С 1864 по 1863 годы руководил восемью научными экспедициями по различным регионам Армении, Курдистана, Восточной Фракии и Малой Азии. В результате этих экспедиций была составлена единая карта современного и прошлого состояния Малой Азии. По этому региону учёным было выпущено около ста работ.
Пётр Александрович также интересовался вопросами экономики, культуры, быта и социального положения женщин изучаемого региона, административным устройством стран, национально-освободительным движением народов, особое внимание уделяя восточному вопросу, актуальному в международной политике 1850-х годов.
С 1834 по 1835 годы посетил Египет, Палестину, Ливийск. пустыню, Сирию, Синай, Италию, Алтай, Малую Азию.
С 1847 по 1858 годы семь раз был в Армении.
С 1877 посетил Испанию, Алжир, Тунис.

*РАЗГРАДСКИЙ ГРИГОРИЙ ДАНИЛОВИЧ - (1830 – 1897гг)
Окoнчил штypманское yчилищe.
B 1849-1850 гг. yчаствовал в гидpографических paбoтax в Финcкoм зaливе.
B 1852 г. пocтyпил в cocтaв Aмypcкoй экcпедиции пoд pyководством Г.И. Heвeльcкoгo.
B 1852-1856 гг. иccледовал p. Aмyp, Aмypcкий лим.
B 1856 г. пo pacпopяжeнию B. C. Зaвoйкo paзopyжил и зaтoпил фpегат «Пaллaдa».
B 1858-1865 гг. плaвал нa п/x-кopв. «Aмepикa», кoмандовал шx. «Bocтoк» и дp.
B 1874 г. пoлyчил чин кaпитана 2-го ранга.
На счету Разградского - многочисленные гидрографические и метеорологические исследования на Амуре, организация грузовых перевозок, участие в обороне Де-Кастри от осаждавших залив английских военных кораблей. Разградский построил в Приамурье восемь почтовых станций, был начальником Муравьевского поста на Сахалине (ныне порт Корсаков). Дослужился до чина капитана 2-го ранга.
Умер в Одессе.

*РИМСКИЙ-КОРСАКОВ ВОИН АНДРЕЕВИЧ - (1822 - 1871гг) - русский мореплаватель, географ, гидрограф, писатель, реорганизатор системы военно-морского образования. Старший брат композитора Н.А. Римского-Корсакова.
Родился 14 июля 1822 года в старинной дворянской семье.
В 1833 году поступил в Морской кадетский корпус.
По окончании корпуса в В 1839 году участвовал в описи побережья Финляндии.
В 1853 году Воин Андреевич поступил в распоряжение адмирала Евфимия Путятина, был назначен капитаном шхуны «Восток», на которой обследовал Сахалин, Татарский пролив, Амурский лиман. Изучал побережье Камчатки и Курильских островов. После окончания экспедиций опубликовал серию очерков: «Сахалин», «Первое знакомство с Амуром», «Поход на Камчатку» и другие.
В 1860 году назначен начальником Штаба Главного Командира Кронштадтского порта.
В декабре 1861 года был назначен исправляющим должность директора Морского кадетского корпуса. Инициатор ряда преобразований в системе военно-морского обучения и воспитания кадетов.
1 января 1865 года Римский-Корсаков был произведен в чин контр-адмирала и утвержден в должности директора Морского кадетского корпуса.
В 1871 году, вследствие ухудшившегося здоровья, Римский-Корсаков получил отпуск за границу и 4 ноября умер в городе Пиза, в Италии.
Похоронен в Петербурге, на Смоленском кладбище.

*Мыс Купера - юго-западный входной мыс бухты Федорова в Амурском заливе. Нанесен на карту и назван по имени американского подданного, предпринимателя Купера Карла Генриховича (Карла Андреевича).
КУПЕР КАРЛ ГЕНРИХОВИЧ (??-??).
Прибыл на Дальний Восток в конце 50х годов 19го столетия.
В начале 60х годов перебрался во Владивосток, где занимался торговлей и каботажными перевозками.
Совместно с американцем Смитом, Купер построил две шхуны, на которых перевозил грузы между южными гаванями - Ольгой, Посьетом и Владивостоком. Приобрел несколько участков земли в городе, в районе улиц Американской, Пекинской, Китайской(ныне ул. Светланская, адм. Фокина, Океанский проспект), Фонтанной, на северо-западном склоне г. Орлиное гнездо, на берегу бухты Федорова и застроил их.

*Пролия Японец – пролив в заливе Петра Великого (Японское море), в архипелаге Императрицы Евгении, между островами Рейнеке и Рикорда. Назван в честь транспорта «Японец».
Транспорт «ЯПОНЕЦ».
Винтовой транспорт с парусным вооружением.
Построен в САСШ (Северо-Американские Соединенные Штаты) в городе Нью-Йорке в 1858 году.
С 1859 г. выполнял грузовые перевозки флотилии и военного ведомства в Татарском проливе и лимане Амура. В этом же году сопровождал пароходо-корвет «Америка» под флагом генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского во время обхода им побережья Южного Приморья с заходом в залив Посьета, после чего ходил на остров Сахалин и в японские порты.
В 1860 г. был направлен из Николаевска-на-Амуре с десантом солдат для занятия постов в юго-восточных гаванях и для доставки продовольствия на существующие посты. В залив Посьета с «Японца» была высажена команда матросов с лейтенантом П. Н. Назимовым, основавшим первый пост. На зимовку 1861-1862 г. транспорт ушел во вновь основанный пост Владивосток в бухте Золотой Рог.
С 1873 г. (под командованием капитан-лейтенанта А. А. Остолопова) по 1875 г. ходил в Японском море и Татарском проливе с лейтенантом Э. В. Майделем на борту, производившим магнитные и гидрологические наблюдения.
В 1877 г. транспорт сопровождал отряд судов Тихоокеанской эскадры во время плавания от берегов Сибири к Сан-Франциско.
Исключен из списков судового состава Сибирской флотилии после аварии в 1892 г.

*Зали;в ПЕТРА ВЕЛИКОГО - самый большой залив Японского моря у берегов Приморского края России.
Длина 80 км, ширина около 200 км. Берега залива сильно изрезаны и образуют внутренние заливы: Амурский, Уссурийский, Посьета, Стрело;к, Восток.
На берегу Амурского залива находится Владивосток.
Острова: Русский, Попова, Рейнеке, Рикорда, Моисеева, Фуругельма, Аскольд, Путятина, архипелаг Римского-Корсакова, Пахтусова, Желтухина, Два Брата.
В 1860—1863 побережье залива до русско-корейской границы, а также острова Аскольд, Путятина и 25 более мелких, нанёс на карту военный гидрограф Василий Михайлович Бабкин.
В 1888—1891 годах южная часть залива была снята в рамках Отдельной съемки Восточного океана, руководил этой частью работ лейтенант К.П. Андреев, в работах участвовал известный гидролог Н.В. Морозов.

*Радиомаяк БЕЛКИНА – распложен на маяке Белкина (Belkina Lighthouse) сооруженного на мысе Белкина. Маяк Белкина виден в секторе 24o-180, с других направлений он закрывается берегом.

*Остров МОНЕРОН (яп. Кайбато или Тодомосири?) - остров в Татарском проливе в 43 километрах от юго-западного побережья Сахалина. На острове имеется маяк и радиомаяк.
Остров изначально населялся айнами, которые назвали его Тодомосири («Остров морских львов»).
В 18 веке входил во владения японского клана Мацумаэ).
Европейцами он был открыт в начале августа 1787 года, экспедицией Жан-Франсуа де Лаперуза, который назвал его Моннерон в честь своего сподвижника – инженера Подя Монерона (Paul M;rault Monneron, 1748—1788): «…Мы продолжали следовать вдоль берега, находясь от него в 2 лье, и заметили на юго-западе маленький безжизненный островок, образующий с Сахалином пролив шириной около 6 лье. Я назвал его Монерон в честь инженера-офицера нашей экспедиции», - так описал свое открытие Лаперуз. Инженеру Полю Монерону было поручено произвести картирование острова имени себя.
В советское время остров лишь дважды переживал серьезную «встряску»: в 1971 году во время Монеронского землетрясения, изменившего рельеф острова, и в 1983-м, когда в небе над Монероном был сбит южно-корейский лайнер.
Остров Монерон - первый в России морской природный парк.

*Маяк на мысе Лопатина - построен японцами на о. Сахалин в 1919 году для освещения южной части Татарского пролива. Наваны в честь Российского геолога И.А. Лопатина.
ЛОПАТИН ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ - (1839 – 1909гг).
Окончил Корпус горных инженеров в Петербурге (1860).
Изучал результаты землетрясения на Байкале (устье Селенги)
Руководил работой Витимской экспедиции (1865), прошёл маршрутами по рекам Чулым, Подкаменная Тунгуска и Ангара, а также Уссурийскому краю и Сахалину. Лопатин доказал промышленное значение угольных месторождений Южного Сахалина.
Именем Л. названы: мыс маяк и вершина на о.Сахалин.

*Мыс Куегда - (нивхский) – мыс в Амурском лимане низовья р.Амура.

*Залив Чихачева (до 1952 года залив Де-Ка;стри)
Залив Японского моря у западного берега Татарского пролива, между мысами Орлова (Клостер-Камп) и Д’Асса, близ озера Кизи, принадлежащего к бассейну реки Амур. Залив был открыт Лаперузом в 1787 году и назван в честь морского министра Франции Де Кастри, в 1952 году назван именем Н.М. Чихачёва. На берегу залива был построен Александровский пост, затем порт Де-Кастри.
В 1952 году назван именем Н.М. Чихачёва.
ЧИХАЧЕВ НИКОЛАЙ МАТВЕЕВИЧ (1830 – 1917гг)
Адмирал российского императорского флота, генерал-адъютант, государственный деятель, начальник главного морского штаба и управляющий морским министерством.
Родился 17 апреля 1830г.
В 1848г. окончил Морской кадетский корпус.
В 1851-1853гг участвовал в Амурской экспедиции Г.И. Невельского. Исследовал внутренние районы Нижнего Приамурья и бассейн реки Амгунь, составил описание залива Де-Кастри.
В 1856г. основал первое долговременное российское поселение на Сахалине, военный пост Дуэ.
В декабре 1856г. начальник штаба Сибирской флотилии, участник плавания каравана судов вниз по Амуру.
С 15 октября 1867г. контр-адмирал.
С ноября 1888 по май 1896гг. управляющий Морским министерством член Государственного совета, полный адмирал.
С 1900 по1906гг. Председатель Департамента промышленности, наук и торговли Государственного совета.
Умер 2 января 1917г. в Петрограде
Похоронен в деревне Добрывичи, Бежаницкого района, куда его тело было доставлено специальным царским поездом.
Н. М. Чихачёв способствовал научно-исследовательской деятельности Д. И. Менделеева. и привлёк его к разработке бездымного пороха, помог в создании лаборатории для этих целей, и организации эффективной командировки; результатом этих исследований явился пироколлодийный порох.

*Мыс Сюркум (Иванова) - восточная оконечность п-ова, выступающего на 7 миль к востоку, материковое побережье, к северу от зал. Советская Гавань.
Открыл французский мореплаватель Ж.Ф. Лаперуз в 1787 г. и назвал его мыс Сюркум (Монти).
Описал мыс в 1853 г. лейтенант Н.К. Бошняк.
Подробную съемку произвели военные топографы подполковника Л.А. Большева в 1874 г. и назвали мыс по фамилии командира шхуны «Восток» лейтенанта Д.Д. Иванова, посетившего это побережье еще в 1864 г.
Местное название - мыс Теряти. Сейчас вновь называется мыс Сюркум.

*Бухта Старка – расположена на северо-восточном побережье о.Попова (архипелаг Императрицы Марии в заливе Петра Великого) в проливе Старка. Названа примерно в 1901 году по имени командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала О.В. Старка.
СТАРК ОСКАР ВИКТОРОВИЧ (1846 - 1928гг) - русский адмирал.
Родился 16 августа 1846 года
В 1864 году окончил Морской кадетский корпус, участвовал во многих дальних плаваниях.
С 11 апреля 1898г. по 7 октября 1902 г. - командир Порт-Артура.
С 1 мая 1898г. по 7 октября 1902 г. младший флагман Эскадры Тихого океана, после чего стал начальником Эскадры Тихого океана.
7 февраля 1904г. приказом Е.И. Алексеева назначен временно исполняющим должность командующего Флотом Тихого океана.
24 февраля 1904г. сдал командование вице-адмиралу С.О. Макарову.
С 17 апреля 1905 г. старший флагман Балтийского моря
Уволен в отставку с производством в адмиралы. Умер в эмиграции 13 ноября 1928 года, в Хельсинки.
Память увековечена в географических названиях: пролив Старка во Владивостоке отделяющий остров Русский (п-ов Кондратенко) от острова Попова и бухта Старка на  Попова.

*Фрегат «ПАЛЛАДА»
Заложен на Охтинском Адмиралтействе в Санкт-Петербурге 2 ноября 1831 года. Спущен на воду 1 сентября 1832 года.
Первым капитаном фрегата стал капитан-лейтенант П.С. Нахимов.
В мае-июне 1837 года фрегат доставлял в Англию груз золота с Монетного Двора.
В 1852—1855 годах под командованием капитана И.С. Унковского совершил с дипломатической миссией вице-адмирала Е.В. Путятина плавание из Кронштадта через Атлантический, Индийский, Тихий океаны к берегам Японии.
После окончания переговоров был затоплен в бухте Постовая Императорской (ныне Советской) гавани.
В честь фрегата назван построенный в 1989 году учебный фрегат.

*Шкала Бофорта - шкала силы ветра, известная как шкала Бофорта, предназначена для оценки скорости ветра по состоянию водной поверхности. Шкала была разработана в 1805-1806 годах адмиралом военно-морских сил Великобритании сэром Фрэнсисом Бофортом, очень удачно усовершенствовавшим шкалу, существовавшую до него. Позднее подобная шкала была разработана и для суши.

*Мыс Крильон - самая южная точка полуострова Крильон и всего острова Сахалин.
Название было дано в честь французского военачальника Луи-Бальбес де Крильона великим французским мореплавателем Жаном-Франсуа де Лаперузом.
С севера соединён узким, но высоким и обрывистым перешейком с Крильонским полуостровом, на западе омывается Японским морем, на востоке - заливом Анива Охотского моря. С юга - пролив Лаперуза, разделяющий острова Сахалин и Хоккайдо.

[39] секстан - (лат. sextans-шестой - астрономический угломерный инструмент, применяемый в мореходной и авиационной астрономии.
[40] лоция - (гол. loodsen — вести корабль) — предназначенное для мореплавателей описание морей, океанов и их прибрежной полосы. Включает в себя описания приметных мест, знаков и берегов, а также содержит подробные указания по путям безопасного плавания и остановкам у берегов с описанием средств и способов получения необходимых для плавания предметов и провизии.
[41] зюйд-ост - юго-восточное направление по компасу.
[42] шпангоут (голл. spanthout) - поперечное ребро жесткости бортовой обшивки судна (между днищем и палубой).
[43] взять рифы - уменьшить площадь паруса: свертывая его снизу и подвязывая свернутую часть риф-штертами у косых и шлюпочных пapycов; подбирая парус кверху и прихватывая его риф-сезнями к лееру на к рее у прямых.
[44] зюйд (голл. zuiden) - юг. Южное направление по компасу.]
[45] пирс (англ. pier - столб, мол, пристань) - гидротехническое причальное сооружение, выступающее в акваторию порта и предназначенное для швартовки судов с двух сторон.
[46] швартов (голл. zwaartouw) - трос (стальной, синтетический или из растительного волокна) с помощью которого подтягивают и крепят судно к причалу или у борта другого судна. Швартовка – встать на швартов, причаливание и закрепление судна с помощью швартовых у пирса или другого плавсредства.
[47] штиль - (голл. stil) - безветрие или очень слабый ветер (скорость до 0,5 м/сек.).
[48] диопеленгация — определение направления на источник радиоизлучения. Радиопеленгацию осуществляют при помощи радиопеленгаторов. Радиопеленгатор состоит из антенной системы и приёмно-индикаторного устройства. Радиопеленгация может быть в различной степени автоматизирована.
[49] зюйд-зюйд-ост - юго-юго-восточное направление по компасу.
[50] галфвинд –(морск), идти в галфинд значит идти при ветре, дующем перпендикулярно к направлению (курсу) корабля.
[51] дрейф - (голл. drijven - плавать, гнать) - смещение судна с линии заданного курса или перемещение судна с неработающим двигателем под воздействием ветра и волн.
[52] оверштаг - (голл. overstag) - поворот парусного судна на новый галс против ветра, при котором нос судна пересекает направление (линию) ветра.
[53] фал - (голл. fal) - трос, веревка для подъема парусов - судовая часть бегучего (подвижного) такелажа.
[54] туманный горн - (устар.), механическое судовое устройство для подачи звуковых сигналов во время тумана. Его прямое назначение на корабле, во время тумана сообщить о себе вероятным встречным, когда у корабля нет другого способа с целью предупредить столкновение судов в море. Горн (нем. horn - рог) - духовой, медный, мундштучный инструмент без вентилей с коническим стволом. Применяется для подачи сигналов.
[55] опахало - (биол.) - эластичная, пластинчатая часть контурного пера, лежащая по обе стороны от его стержня.
[56] фальшфейер - (нем. filch – ложный, feuer – огонь) – огонь, получаемый при сжигани пороховых пиротехнических изделий (ракеты, петарды и др.), для подачи световых сигналов и привлечения внимания.
[57] фарватера - (голл. vaarwater, от varen-плавать и water-вода) - безопасный в навигационном отношении проход по водному пространству. Обозначается бакенами, буями, створными знаками и пр.
[58] отжимной ветер - откосный, откосной, относ ветер, относящий судно и льды от берега.
[59] плашкоут - (голл. plaatschuit) - несамоходное грузовое судно с упрощенными обводами для перевозки грузов на верхней палубе. В основном используется для перегрузочных работ на рейде.
[60] релинг – поручни, ограждение палубы.
[61] фальшборт - (нем. falschbord, буквально-ложный борт) - продолжение бортовой обшивки судна выше верхней палубы. Служит для ограждения палубы и уменьшает накат волн на нее.
[62] футшток - (нем. fubstock) - рейка с делениями, установленная на водомерном посту для наблюдения за уровнем воды в океане, море, реке или озере.
[63] гиляки - одна из народностей на Дальнем Востоке в Росси.
[64] фальконет - (итал. falconetto) - название артиллерийского орудия калибра 45-100 мм в армиях и на флоте в 16-18 вв.
[65] лавировать - (голл. laveeren) - прокладывать генеральный курс судна частыми переменными путевыми курсами в обход подводных камней, мелей льдин и пр.
[66] кокпита - (англ. сockpit) - углубленное открытое помещение в кормовой части палубы для рулевого и пассажиров (на катерах и парусных яхтах).
[67] шквал - (англ. Squall) - резкое, кратковременное (минуты и десятки минут) усиление ветра иногда до 30-70 м/с с изменением его направления, чаще всего при грозе.

 «РОССИЯ» ИДЕТ ПО СЛЕДАМ «БАЙКАЛА»

Боголепов позволил экипажу отдохнуть дней десять. Началась другая, тоже очень важная работа – отчет о пройденном маршруте. Мы начали изготовлять стенд со схемой похода «России». Он состоял из двух больших листов оргстекла, аккуратнейше склеенных по стыку. Один яично-желтого цвета, другой небесно-лазурный стали. Один изображал сушу, другой море. На желтом мы вырезали карту Приамурья, Приморья и острова Сахалин. Маршруты «России» разных лет изображались по этой карте тонкими разноцветными проводами.
В секции судомоделизма ДВВИМУ была изготовлена великолепная модель «России» с точнейшим соблюдением всех пропорций.
Карта, модель яхты, сувениры, привезенные из похода, – все это было помещено в большой, изготовленный тоже из оргстекла шкаф-стенд. С такой же любовью, аккуратностью и выдумкой мы изготовили стенд с фотографиями своего путешествия.
На третьем этаже главного корпуса училища часть коридора, хорошо освещенная и расположенная очень удобно, была отведена для постоянной выставки, рассказывающей о дальних походах яхтсменов. На свободной стене маслянными красками была нарисована карта (достаточно условная) с изображением  дальневосточных морей, маршрутов кораблей Г.И.Невельского и маршрутов нашей «России». И как нам в те дни хотелось и мечталось, чтобы линии этих маршрутов когда-нибудь полностью совпали!
5 декабря, в день рождения Г.И.Невельского, было решено провести в актовом зале общеучилищный вечер, посвященный знаменательным событиям в общественной жизни училища за минувший год. «Гвоздем» вечера стал рассказ экипажа «России» о своем походе.
Сцена была украшена в честь дня рождения Невельского. На видном месте висели большой портрет Геннадия Ивановича с датами его жизни «1813-1972» и карта маршрутов «России». В президиуме командование ДВВИМУ и Г. М. Боголепов с половиной экипажа.
Свое выступление Геннадий Михайлович начал с биографии Г. И. Невельского, и последовательно перешел к рассказу о походе «России». Скованность и волнение быстро покинули его. Он сам увлекся и каждая новая фраза звучала все увереннее, все эмоциональнее. В интонациях его рассказа проскальзывали драгоценные для любого выступления нотки душевного волнения, личной причастности к тому, о чем он говорил. Его голос дрогнул, когда он начал цитировать Н.К.Бошняка: «Кому случалось видеть смерть честного русского солдата, тот поймет меня, если я скажу: безбожно и грешно жертвовать их жизни для личной выгоды! Но видеть эти святые кончины и не иметь средств протянуть руку помощи несчастному, невольному и бедному страдальцу вдвойне ужасно – я это испытал на самом себе».
Зал замер.
После Боголепова выступили с рассказами Володя Макаров и Игорь Тихомиров. У них был корявоватый язык с обилием курсантских жаргонных словечек, но слушали их ровесники внимательно и с очень большой симпатией.  Это были рассказы однокашников, тех, с кем присутствовавшие в зале ходили в одном строю, обедали за одним столом, да и, чего греха таить, иногда дремали на одних и тех же лекциях.
Вечер удался на славу.
Членам экипажа «России» были вручены спортивные значки: мне было присвоено звание кандидата в мастера спорта по парусу, Мише Здорову и Лене Лысенко – первый спортивный разряд, остальным ребятам второй.
После официальной части вечера наступила пора танцев. Только нашим ребятам потанцевать не удалось, каждого окружили плотным кружком курсанты и гостьи-девушки и задавали новые и новые вопросы.
На следующий день в училище было много разговоров об этом вечере. Решено было день рождение адмирала Невельского отмечать ежегодно спортивно-краеведческими чтениями. К сожалению, принять такое решение оказалось легче, чем выполнить. Через несколько лет Геннадий Михайлович уволился, о чтениях забыли и они как-то сами по себе были сведены на нет.