Утро

6-я глава

1-я глава – http://www.proza.ru/2019/05/13/492
2-я глава – http://www.proza.ru/2011/09/03/651
3-глава – http://www.proza.ru/2011/09/29/392
4-я глава - http://www.proza.ru/2011/11/27/681
5-я глава – http://www.proza.ru/2011/12/07/688


Утро

Звенящая, чуть подрагивающая темнота с розовыми мерцающими прожилками заполнила всё пространство. Иногда одна из прожилок стремительно набухала и тут же беззвучно лопалась. В эту пурпурную трещину, как в водоворот, устремлялась острая, как ожог боль. «Ожог? – Николай приоткрыл глаза. – Ожог… Жорик, машина, взрыв. Иконы».
Он почувствовал удивительное облегчение от того, что что-то потеряно и уже ничего не надо делать. Ни продавать, ни оправдываться, ни мучиться. Ведь если не ощутишь, что есть нечто, что держит тебя в твоём состоянии, влияет на твою жизнь, то будешь болтаться и метаться взад-вперёд, приходить в отчаяние или каяться. Все видят, как человек грешит, но никто не видит, как он кается.
Горячее масло плавится на сковородке. Кто-то невидимый льёт эту шипящую, дурно пахнущую лаву ему на шею, плечи, спину. Он закрывает лицо руками, чтобы спасти глаза – художнику никак нельзя без глаз.
"Розовые всполохи на чёрном. Красиво, чёрт возьми! Почему он раньше никогда не использовал это сочетание? Да и никто не использовал. Однако почему? Красный гроб, чёрные ленты… Символы смерти. Чушь! Женщины – красные губы, чёрныё чулки, чёрный треугольник… Тоже чушь. Но скорее всего, и не чушь. Зачем жил? Зачем родился? А кто спрашивал? Родился – и всё тут.. А может быть родители, подарившие жизнь, сунули в комплект к ней существенную часть самих себя, не самую лучшую. И что дальше? Ни-че-го. Конец?  И новым Дали не стал, и с женщинами не заладилось, и, похоже, жизнь позади, а чего-то главного не сделал, и уже не совсем понятно, что главное-то… С неутомимым бегом по времени меня мирила водка, никак не стареющий рок-н-ролл и… иконы. Продолжительность человеческой жизни рассчитана таким образом, чтобы люди не успевали сделать серьёзных выводов из происходящего вокруг. Кажется, вот-вот мы что-то поймём, доделаем, рассудим, и тогда начнётся другая жизнь – правильная и настоящая.  Создателем было предусмотрено ровно столько, чтобы мы успели выполнить предназначение – любовь, работа, дети, достижение цели и смерть. Плана управления Божьим миром мы, естественно, не знаем – наверное, это и есть судьба. В жизни крайне мало вещей, о которых мы можем что-то внятно сказать.
Красное и чёрное… Стендаль хотел использовать. Но как-то невнятно получилось. Малевич пытался. Не смог.
Красный гроб и вокруг несколько человек в чёрном. Свысока хорошо видно. Люди стоят, ссутулившись, но никто почему-то не плачет. Ниже, ещё ниже. А в гробу кто? Да ведь это он – Николай! Ещё ниже. Нет, слава Богу, ошибся… Но как похож! Впрочем, покойники все чем-то похожи друг на друга: молчат, сжав тонкие тёмные губы, словно боятся проговориться о чём-то сокровенном, известном только им. Вот и я буду скоро  посвящён в эту тайну. И всё-таки: почему я здесь, в царстве мёртвых?
Боль уже мягкая, словно тебя случайно задел плечом близкий человек. Не исчезай боль! Ведь ты – гимн жизни. Болит – значит, ещё жив. Отзвуки музыки. А может, это реквием? И снова темнота». Секунда и вечность соединились. 
Пастельно-голубой луч света, как на полотнах Тинторетто, вырвавшись из плена тёмных туч и прочертив небо, упёрся в унылую рощицу за погостом. Ослепило сиянием крестов кладбище. Из яркого потока спустилась Она. Смотрела на него и молчала. Коля слышал от верующих людей, что облик Богородицы часто принимают бесы – недостойны, мол, грешники Её лицезреть.  Но нет – почувствовал Николай Любовь. Необъятную, светлую, материнскую.
Коля хотел спросить: «Почему мне? Гадкому, грешному»? И услышал: «Всю жизнь ты жил в грехе… И минутой раскаянья. Ей и спасёшься. Милосердие Божье там, где нет зла. И прощаются тебе привычки, и страсти, если они не имеют основой зло. – Слегка двинула рукой. – Возвращайся, ты ещё не готов, но помни молитву: «Слава Тебе, Господи, что не погубил Ты меня с беззаконием моим, а даровал ещё продолжение жизни».
– Живой!!! – «Можно и пошутить»: – Я теперь избранный?
– Избранный? Избранный – это тот, кто понимает, что любой червяк, бабочка или травинка на краю дороги – такие же точно избранные, просто временно об этом не знают, и вести себя надо очень осторожно, чтобы не обидеть случайно кого-нибудь из них. –  Вздохнула. – А вы ближних своих обижаете… Господи, помилуй их грешных. – Снова указала рукой в правую сторону. Чуть улыбнулась. – Иди уже, избранный.

В незнакомой комнате холодно, темно и тревожно. На желтых стенах пляшут лохматые тени деревьев. По полу лениво скользят полоски света, пробивающиеся сквозь щель неплотно прикрытой двери. Николай вглядывается в зыбкое пятно, забравшееся в угол комнаты. «Где я? – Коля пытается ладонью прикоснуться к задеревеневшему лбу. Неудобно – руки в бинтах и окутаны какими-то трубочками, похоже, от капельницы. – Больница? Почему? – Хмурится, пытаясь вспомнить. – Взрыв. Мёртвый Жорик. А может, живой? Нет, конечно, мёртвый… А я ведь тоже едва не умер. – Закрывает глаза. – Смерть. Мы, скорее всего, никогда не встретимся со своей смертью. Пока мы есть – её нет, когда она будет – не станет нас. Кто это, впрочем, знает? Однако говорят же, что думать о смерти полезно для долголетия. Над такими вопросами не задумываются. А если и задумываются, то ответа всё равно не знают. Эх… А всё-таки это неприятно – возвращаться к себе, к такому грешному и мерзкому. Стоп! – Коля пытается приподнять голову, но, застонав от боли, опускается на подушку. – А сноп света с Богородицей!? Привиделось в бреду? – Дрожат потрескавшиеся губы: «Слава Тебе, Господи, что не погубил Ты меня с беззаконием моим, а даровал ещё продолжение жизни», – крестится Коля рукой забинтованной, с трудом пальцы в щепоть собирает. И плачет. Качается капельница, вот-вот упадёт. – Господи, прости меня грешного, – застывает вдруг рука, едва коснувшись пальцами вспотевшего лба. – Иконы! А где же иконы»?

Скрипнула, отворяясь, тихонечко дверь. Жизнеутверждающе щелкнул выключатель.  Шелестя белым накрахмаленным халатом, в палату вошла, вернее, впорхнула девушка.
– Очнулись, наконец! – улыбнулась она.
«Господи, как хорошо жить»! – Николай тряхнул головой, стряхивая с ресниц слёзы.

Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2012/01/15/426