Китаец

     На окраине Новгородской области затерялась в лесах деревенька Молчановка. Раньше там был кожевенный завод, но перестройка и последующий хаос изменили округу. Кто помоложе – уехали в город сразу, кто постарше – еще долго хранили свои огородные «сотки», а потом и они уехали в город нянчить внуков. Дома пустели один за другим, кое-где еще лаяли собаки, но и они перевелись от голодной жизни.
     Рядом с тихой маленькой речкой притулилась избушка, заросшая кустарником и цветами, плетня из-за кустарника не стало видно. Стояли яблони, между ними были разбиты грядки, где росла съедобная зелень. Евдокия осталась одна рано, ей едва перевалило за сорок. Сперва муж уехал на заработки и не вернулся, потом дочь… Евдокия старела, но продолжала копаться в своем огороде, и ей хватало на житье скудной пенсии да огородного урожая. Сначала она беспокоилась, что многие уезжают, как ей одной оставаться? Постепенно она привыкла и даже полюбила свое одиночество: ни пьяных драк, ни мата, покой и благолепие. Дом был не ветхий, но постоянно требовал внимания к себе: то надо замазать отвалившуюся штукатурку,то подправить кровлю, то подбить косяк. У Евдокии были кое-какие книги, подшивки старых газет, она выходила вечером на крылечко и не столько читала, сколько смотрела на вечереющее небо. Летом было хорошо, а вот зимой, когда день краток, - тоскливо, и казалось, снег никогда не растает и она замерзнет в своей избе. Но весною солнце возвращало жизнь. Тинькали синицы, заполошно орали воробьи и вороны, и жизнь пускала новые корни. Летом Евдокии подарили двух цыплят, они подросли, превратились в кур, которые с интересом изучали каждую стекляшку во дворе, блестевшую на солнце. Разумеется, у Евдокии был кот, он бродил по всей деревне и по окрестным лесам, но на ночь приходил домой. Так и жили они тихо и мирно.

     Однажды, выйдя на крыльцо, Евдокия увидела небольшого чернявого мужичонку, который стоял у забора и заглядывал во двор.
- Заблудились? – окликнула Евдокия.
- Нет, я пришел познакомиться, - ответил мужичок.
     Евдокия открыла калитку и впустила пришельца. Он вошел, присел на крыльцо.
- У вас тут красиво, цветы, зелень всякая, - говорил он с сильным акцентом и все кивал головой. Предваряя вопрос, сказал, что он китаец, жил в провинции, а потом уехал в Россию, жил долго в Сибири, переехал в Москву, но городская жизнь вскоре надоела, и он перебрался поближе к природе. Занял пустующий дом (а пустовала вся деревня), подремонтировал его, поправил.
- Теперь и вас могу в гости пригласить. Я-то думал, кроме меня, в деревне никого. Рад знакомству. Будет с кем словом перемолвиться.
- Пойдемте в дом, - пригласила Евдокия, - я вас чаем угощу. Не магазинным, нет, я травы разные собираю, могу предложить зверобой, а могу липовый цвет. А звать вас как?
- Да зовите меня Иваном, так вам будет проще.
     Евдокия постелила на стол чистую белую скатерть, заварила зверобой, разлила по чашкам.
- Горячий, - предупредила она.
- Это хорошо, - сказа Иван. – Когда я жил в Сибири, собирал женьшень, полезно очень и вкусно. У вас в России земли много, а народу мало. В Китае все наоборот… У меня велосипед есть, с багажником, если надо что привезти – говорите, не стесняйтесь.
     Евдокия провожала его и радовалась, что теперь есть у нее собеседник.

     Через несколько дней Евдокия пригласила Ивана на рыбалку, объяснив, что хорошо говорится и мечтается у воды, даже такой маленькой, как эта речка.
- Рассказал бы что-нибудь о себе, - вздохнула Евдокия, - о радости, которой так мало отпущено на человеческий век.
     Иван усмехнулся.
- Всё это иллюзия, - сказал он, прищурившись и глядя не на собеседницу, а куда-то вдаль. - Вот видишь: солнце в реке, но ведь это не так, солнце-то в небе. Говорим, вот солнце зашло за тучу, а оно никуда не зашло, это ветер тучи гонит. Но и это иллюзорно.
- Вот так загнул! Иллюзия! Вот солнце, вот речка, вот мы с тобой. Что же, и мы с тобой – иллюзия?
- Наша жизнь в этом мире, наша явь и наши сны – это просто концепции, созданные нашим сознанием. Нельзя сказать, что они не реальны, поскольку мы сами являемся концепциями. В царстве иллюзий иллюзии реальны относительно друг друга.
- Странно ты говоришь, не понятно. Ты кто?
- Я буддист, я долго изучал буддийские сутры, написанные много веков назад. И я полностью принимаю учение Будды.
- Будда? Это бог?
- Вообще-то Будда до того, как достиг просветления, был принцем, сыном индийского царя Суддходаны, он жил во дворце и ни в чем не нуждался. Но потом он увидел больного, старого и мертвого и понял, что жизнь – это страдание. Он ушел из дворца, стал аскетом и нашел путь избавления от страданий.
- Совсем не понятно! Я христианка, знаю праздники, знаю иконы, знаю, что Христос учит только хорошему.
- И живешь ты, конечно, по заповедям?
     Евдокия смутилась. Она эти заповеди и пересказать бы не смогла. Сказала с вызовом:
- Я простая слабая женщина, а не монах, живущий в скиту.
     Евдокия замурлыкала какую-то песенку, а потом сказала:
- Я знаю заговоры и травы, которые помогают в любви. Хочешь, приворожу тебя?
     Она преобразилась, почувствовала себя молодой и сильной и запела речитативом:
- Не во имя, не Отца, не Сына и не Духа Святого. Не аминь. Встану я, раба Божия, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из дверей да не в двери, из ворот не в ворота, сквозь дыру огородную…
- Замолчи, - мягко оборвал ее Иван, - ты язычница, а не христианка. Впрочем, я был в христианских храмах. Много позолоты, ярко, пышно, батюшки в парче, а святости нет.
- Ты чудак нерусского бога, что ты мог разглядеть в храмах, у нас почти все крещеные с детства.
- Крестить детей неразумных – это плохо, человек должен сам выбрать себе религию и следовать ей осознанно и самостоятельно. Бубнить молитвы – это не вера. Вера меняет человека изнутри, и ей не нужны внешние атрибуты.
     Близился вечер. Иван набрал в лесу сухих веток и разжег костер. Евдокия любовалась его размеренными точными движениями. От ухи Иван отказался, съел только немного картофеля, запеченного в костре. В полном молчании полюбовались они закатом да и разбрелись по своим одиноким избушкам.

     Беседы с Иваном действовали на Евдокию двояко. С одной стороны, они распахивали перед ней какие-то новые горизонты, доселе неведомые. С другой стороны, диковинные речи китайца ее настораживали и даже пугали. И поделиться-то своими переживаниями было не с кем. Не ехать же в райцентр к батюшке: еще, чего доброго, отлучит от церкви за общение с нехристем.

     Наступил сентябрь. Евдокия сняла урожай, прибрала огород. Собранные за лето и по всем правилам высушенные травы пучками висели на стенах в сенцах. Кот нежился на печке, протопленной по случаю холодной уже погоды. Евдокии приснился дурной сон, и она забеспокоилась, не случилось ли чего с Иваном, что-то давненько он к ней не заглядывал.
     Иван вышел навстречу гостье в коротких, до колен, штанах и в фартуке.
- Пойдем, покажу, чем я тут занимаюсь, - сказал он и повел ее в ту часть огорода, которая с улицы не видна. Евдокия поглядела да и ахнула. Перед ней красовалось что-то вроде обелиска, но какого-то чудного. Перед обелиском в стакане стояли лесные цветы. «Иван-да-марья», - машинально определила Евдокия.
- Это ступа, – объяснил Иван. – Я построил ее в память о Будде, который открыл всем живым существам дверь в нирвану. Пойдем, я тебя чаем угощу, только без наших китайских церемоний.

- Иван, - сказала Евдокия, отхлебнув зеленого чая с мятой, - а что такое нирвана?
- Вы, христиане, называете это раем. Только нирваны можно достичь при жизни, если следовать правильному пути.
- Христос сказал: «Я есть и путь и истина и жизнь». Если истина – Христос, значит, Будда – ложь.
- Истина многомерна. В ней всем места хватит.
- Ты сказал, что Будда открыл дверь в нирвану для всех живых существ. Он что, и комаров туда пускает?
- Просветленный комар кровь пить не будет.
- Ага, и с голоду сдохнет!
- Нет, он преобразится и не будет нуждаться в пище.
- Далеко мне до нирваны, - хихикнула Евдокия, - я жрать хочу.
- Сейчас картошки сварю.
     Они вместе начистили картофеля, Иван поставил кастрюлю на огонь.
- Подожди минутку, – сказал он и вышел за дверь. Отсутствовал он совсем недолго, вернулся с цветком «иван-да-марьи» в руках.
- Смотри, - показал он цветок Евдокии, - вот желтые лепестки, похожие на солнце. Это Христос. А вот голубые лепестки, похожие на луну. Это Будда. И те, и другие лепестки принадлежат одному цветку, растут на одном стебле.
     Потом Иван долго рассказывал про Китай. Что в одной из провинций на берегу моря стоит статуя буддийской богини, такая большая, что ее видно с самолета. Что родители Ивана были конфуцианцы, но сухая мораль мудреца Кун-цзы показалась Ивану слишком консервативной, не дающей путей для духовного роста. «Однако, в китайских храмах, - рассказывал Иван, - поминают и Конфуция, и Будду, и христианских святых». А при храмах детей обучают общению с духами умерших, которых в Китае почитают как богов.
- Как же иногда хочется жареных скорпионов! – вдруг воскликнул Иван, сверкнув глазами. Евдокия ахнула и перекрестилась.
     И тут раздался стук в дверь.
- Не заперто! – громко сказал Иван.
     На пороге появился молодой мужчина, смуглый лицом, с черными волосами и черной бородкой.
- Добрый вечер! – сказал мужчина с сильным акцентом. - Меня зовут Али. Я теперь ваш сосед. Вот, увидел свет в окне и пришел познакомиться. Я теперь буду здесь жить, а работать в райцентре. Там строится мечеть.

Декабрь 2011