Мечты о весне

Падающий снег был похож на белоснежные лепестки, осыпающиеся с цветущих деревьев. Только лепестки нежные, как шёлк, а снег царапал щёки и жалил холодом. Он пах небом, свободой и чистотой. И этот неповторимый запах имел только снег.
 
И кого, спрашивается, он хотел обмануть, представляя себе, что на него сверху сыплются белые лепестки цветов?..

Он сидел на ледяной лавке, подняв голову к небу и закрыв глаза, не замечая, что давно замёрз, лишь всё выше приподнимал плечи да зябко ёжился. Он мечтал о весне. О том, как он сидит тут же, на этом самом месте, а на него, кружась, сыпется белоснежная метель с весенних цветущих деревьев.
 
Красивая мечта была. Красивая и маняще-притягательная, но несбыточная сейчас.

 – Вик! Что ты тут делаешь? Не замёрз? – сильные руки обняли его. Щека мазанула по холоду дублёнки, и он только сильнее зажмурился. Он бы отдал всё, что у него есть, за возможность быть любимым этим человеком. За то, чтобы эти руки обнимали, выражая и показывая любовь, а не простое дружеское тискание. Для Клима он просто мелкий брат лучшего друга. И ничего больше. Совершенно ничего. Как бы он ни старался и сколько бы ни бился – ничто не менялось. Совершенно.

 – Мечтаю, – ответил Вик. Он почти смирился. Почти сдался. У него уже не было сил вести глупый бой за внимание любимого. И теперь, почти всегда, говорил тому правду. Желание взрослее и привлекательнее выглядеть в глазах Клима почти прошло. Истаяло. От разбившейся надежды на счастье в душе остался стылый промозглый след и тоска, которая страшно мучила его. Иногда доводила просто до отчаяния своей остротой и силой, от которой хотелось пойти и удавиться. Но Вик жил и, чтобы не сходить с ума, мечтал, спасаясь в своих, как ему казалось, глупых детских фантазиях.

 – Правда? И о чём? – ему показалось, что у мужчины интерес в голосе. Но он только вздохнул. Сколько раз он вот так обманывался? Принимал желаемое за действительное, а потом всегда наступало неизбежное прозрение и страшное разочарование, которое что-то рвало внутри, приносило противную ноющую боль. Он слишком устал и отчаялся. И готов был сдаться и отступить. Сил бороться за Клима больше не было, ведь тот сам, раз за разом, отталкивал Вика от себя.

 – Я мечтал о весне, мечтал о том, что снег – это не снег, а осыпающиеся лепестки с цветущих деревьев. Знаешь, как это бывает в садах, когда дует ветер и лепестки кружат вокруг, будто белая метель? Так красиво… так сказочно…  – он ожидал, что Клим рассмеётся, а он почему-то не засмеялся, только крепче прижал к себе и молчал. А Вик, растерянный этим молчанием, боялся лишний раз вздохнуть. Обычно тому всегда находилось, что ответить и оттолкнуть его ещё дальше. Ровно настолько, чтобы Вик почувствовал непреодолимую пропасть между ними и не захотел её преодолеть.

 – Красиво, – наконец ответил. Ему захотелось рассмеяться. Красиво что, мечта? Или танцующий с ветром снег? Или и то и другое? Или то, что сейчас Клим всё также, словно забывшись, продолжал обнимать его? Из глубины естества поднялось дикое непереносимое отчаяние, и он понял, что если сейчас не признается, не скажет о своих чувствах, то рано или поздно издохнет, как раненый пёс в подворотне, или сойдёт с ума.

 – Я люблю тебя, Клим, – вот и брошены слова, как камни в тёмную воду. Осталось только смотреть на разбегающиеся от их падения круги.

 Что сейчас чувствовал обнимающий его мужчина? Радость? Недоумение? Отвращение? И не было никаких сил ждать и слушать эту оглушительную и хрупкую, словно первый лёд, тишину.
 Он отстранил от себя мужчину, и тот отпустил, разжал руки и отступил назад. Внутри всё стянуло хрусткой ледяной коркой, схватилось, заморозилось.
 
– Я пойду, Клим. Мне пора, – выдавил из себя, потому что говорить было тяжело, невыносимо. И он ушёл от задумавшегося мужчины. Ну что ж, вот он всё и узнал, ведь отсутствие ответа, тоже ответ. Клим ничего ему не сказал, не позвал, не задержал. Отпустил. И в душе что-то наконец оборвалось, и стало легче и труднее.

 Клим стал избегать его. А Вику было смешно, тот что, думал, что он будет его преследовать? Смешно. Наверное...

 А потом в его жизни появился Борис. Сильный, уверенный и целеустремлённый. Он захватил его в плен, подчинил – и Вик сдался. Он так отчаянно и до боли хотел быть нужным и любимым. А то, что не любит он, казалось несущественным, второстепенным. Думалось, что любви Бориса хватит на них двоих.

 – Вик, идём ко мне, – Борис не просил, требовал. Впрочем, как всегда, а ему это уже порядком надоело. Сначала это сильно заводило. Льстило, что такой взрослый и солидный мужчина хотел его, сходил по нему с ума, ревновал. Борис уже не раз предлагал жить вместе, но Вик отказывался. Ему хватало и их сумасшедших свиданий на выходных. А вот мужчине, похоже, всегда было мало его, он хотел Вика всегда рядом, всегда вместе.

 – Не хочу. Я устал.

 – У тебя кто-то есть? – схватил его за грудки любовник. – Ты постоянно где-то витаешь. Даже когда стонешь подо мной, ты где угодно, но не со мной! Кто он?

 – Борис, у меня никого нет. Только ты.

 – Врёшь! – тряхнул его мужчина.

 – Эй, эй, ты там, полегче! – к ним спешил Клим, и Вик закатил глаза. Только его сейчас для полного счастья и не хватало! Нет, это же надо было всему так совпасть, чтобы эти двое встретились! Невероятно, но факт.

– Ты знаешь его? – спросил любовник. Он был зол, очень зол.

 – Это друг моего брата, – пожал плечами. Он посмотрел на Клима, и ничего не шелохнулось внутри. Любовь умерла. Всё правильно. Так и должно быть. Давно пора.

 – Мы как-нибудь разберёмся без посторонних, правда, солнце? – обнял его любовник. Вик кивнул.

 – Да, конечно. Ты иди, Клим, брат дома. А мы просто разговариваем, – Клим прищурился на то, как его обнимал Борис. А тот улыбнулся, переместил руку на его талию и рывком притянул к себе. Впился собственническим поцелуем, и неожиданно Вик загорелся. Он знал, что Клим смотрит на них. Знал и позволял другому целовать себя и даже более, отвечал и наслаждался этим поцелуем, всей этой ситуацией.

 – Поедем ко мне, – жарко шепнул мужчина, и Вик зарылся носом в пальто Бориса, вдохнул его запах, чувствуя, как прожигает его взглядом Клим.
 
– Хорошо, идём, – ответил и, не оглядываясь, ушёл вслед за любовником.

Клим поймал его недели через две. Он "случайно" пришёл тогда, когда брата не было дома.

– Привет.
 
– Привет, а брата нет дома.

 – Да? Может, я подожду его? – он пожал плечами.

 – Как хочешь, можешь подождать в его комнате, – и развернулся, чтобы уйти, но Клим позвал его.

 – Вик!

 – Да.

 – Прости меня.

 – За что? – нет, конечно, он понял, за что тот просил прощение, только ведь это глупо и ненужно уже. Ведь сколько времени прошло. Разве можно просить прощение за то, что не чувствовал? Не мог чувствовать?
 
– Я оттолкнул тебя. Я не должен был...

 – Клим, забудь, всё нормально. Всё уже прошло. Правда.

 – А если я понял, что не хочу забывать? – Вик рассмеялся. Посмотрел на недоумевающее лицо мужчины.

 – Знаешь, когда-то я готов был душу отдать за эти слова. За один твой взгляд. Я знал, что ты можешь спать с мужчинами, и знал, что я – гей. Но, не сложилось... никто не виноват, ни ты, ни я, просто так вышло. Понимаешь? Давай всё забудем. Я не хочу вспоминать, не хочу мечтать. Больше не хочу.

 – Я дурак. Знаешь, я никогда не влюблялся. Никогда не строил серьёзных отношений. А тут ты... ты сиял, как солнце, как далёкая звезда, ты страшно меня притягивал и… был недосягаем. Ведь ты брат моего лучшего друга. Я противился как мог, мне не хотелось ответственности и обязательств. Понимаешь, я банально струсил, именно поэтому оттолкнул тебя. Потерял. И только когда ты ушёл, понял, насколько ты был мне нужен. И мне плохо без тебя… – Вик потряс головой, там ничего не укладывалось. А внутри вновь звенела тонким звоном, казалось, давно лопнувшая струна. Он хотел что-то сказать и не мог. В горле пересохло, и там стоял ком, мешающий дышать.

 – Клим... – голос не слушался, хрипел. Он хотел сказать, что всё это уже не имеет значения, но мужчина шагнул вперёд и провёл пальцем ему по губам. Вик мотнул головой.

 – Нет.
 
– Да, – уверенный твёрдый ответ. Он заглянул в глаза Клима и утонул в них. Пропал. И когда губы мужчины накрыли его рот, Вик не возражал. Он всё позволит, пойдёт, куда позовут, ведь оказалось, что любовь всё ещё жива. Он открыл рот и впустил язык Клима, и задрожал в его сильных руках от дикого неконтролируемого желания.

Вик рычал и, наказывая, больно, почти до крови, кусал любимого. Но тот не возражал, а только нежно останавливал и шептал полный бред. О том, как скучал, как было плохо без него. И о том, какой он красивый и что, скорее всего, он, Клим, влюбился в мелкого брата своего друга. А Вик вскоре перестал вообще что-либо соображать и слушать. Только дрожал и слабо вскрикивал на каждый мощный толчок Клима. Во время оргазма тот накрыл его рот своим и глотал его крик, пил его душу и отдавал взамен свою.

А когда они, потные и разгорячённые от любви, лежали на его диване, приходя в себя, он услышал признание Клима:
 
– Люблю тебя, Вик. Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю, – любовник гладил его тело и нежно целовал. Вылизал весь живот, глубоко вдыхая его запах. А Вик не возражал. Ему самому сносило крышу от обладания любимым. Теперь он знал разницу между сексом и занятием любовью. Секс – это как пища без соли, вроде и полезно, и красиво, но много не съешь. Невкусно и быстро приедается. А вот насытиться Климом было невозможно, его всегда будет мало.

Борис был забыт и отправлен в отставку, а Вик снова стал мечтать. Он мечтал о том, как весной они с Климом выберутся из города и уедут к бабуле в деревню. И как расстелют под цветущими деревьями старое покрывало, и будут любоваться цветущим садом, и целоваться в белой метели из осыпающихся лепестков. Он мечтал, что они всегда будут вместе, до самой их смерти. Всегда.
 За окном посыпал снег, погода была отличной, самой подходящей для мечтаний и, быстро одевшись, Вик выбежал на улицу. Он поднял голову вверх и поймал губами холодный снежный комочек. Он был счастлив. Оказалось, что его любовь к другу брата вовсе не умерла, как он представлял. Она просто уснула, а Клим разбудил её. Раздул едва тлеющий, почти погасший уголёк. И теперь они оба горели в жарком любовном пламени. И это было до невозможности прекрасно. Вик полностью потерял голову и, ничего не замечая, улыбался и смотрел в небо, с которого сыпался вниз снег.

 – Мечтаешь? – голос Бориса вырвал его из грёз и Вик захлопал ресницами, стараясь рассмотреть брошенного любовника.
 
Борис выглядел плохо. Он похудел, был небрит и казался больным.

– Привет, – Вик даже помыслить не мог, что Борис может причинить ему боль. А тот косо усмехнулся и достал из кармана руку, что-то щёлкнуло, хищно блеснула острая сталь.
Всё произошло в мгновение ока. Мгновенный взмах рукой и острая боль когтями разодрала правый бок, прошила насквозь. Вик задохнулся, покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за Бориса. Посмотрел в больные несчастные глаза и выдохнул:
 
– Прости, – мужчина рванул руку на себя. Вытащил нож и больше он ничего не помнил. Упал на снег, удивляясь краем ускользающего сознания, почему таким обжигающе-горячим кажется то, что всегда было холодным? А в следующий миг мир погрузился во тьму.

Тьма, куда попал Вик, была живой. Она словно чёрный бархат укрывала его от мира и дарила блаженный покой. Внезапно, он вынырнул из неё и обвёл недоумевающим взглядом суетящихся вокруг него людей, в зелёных одеяниях врачей. Он успел только удивиться этой суете вокруг себя и снова погрузился в чёрный бархат тьмы.

Следующее выныривание произошло в странном незнакомом месте. В изгиб локтя была воткнута игла и из подвешенного пакетика медленно капала, вливаясь в него, чужая кровь. И снова мягкая притягательная тьма укрыла Вика от мира. И там, в этой тьме, было так уютно, так хорошо, так покойно, что хотелось остаться там навечно.

А потом был голос Клима, зовущий его через эту тьму и моливший не уходить, не бросать его. Вику стало страшно. Только что, миг назад, ему было неимоверно легко и радостно, а теперь темно и страшно, и так неимоверно тяжело, что даже дышать было больно. Захотелось плакать, и он плакал, а голос Клима рассказывал о том, как любит, как умирает без него, как поедут весной смотреть на цветущие сады и там, под белоснежными лепестками, он будет любить его. И без раздумий, Вик рванул на этот голос.

Очертания любимого проступали через медленно рассеивающуюся тьму странным зыбким силуэтом. Ему показалось, что его обложили тяжёлыми камнями, и они мешали дышать, плющили под своей тяжестью тело.

 – Больно... – прохрипел, увидел шальные удивлённо-радостные глаза любимого и вновь провалился в забытьё. Но теперь он стремился к Климу всем существом, искал во тьме и, не найдя, без сожаления ушёл из неё.

Клим приходил каждый день. Наверное, если бы не мама, то жил бы в палате рядом с ним. Мама рассказала, что он, Вик, чуть не умер. Борис повредил ему печень и ещё бы чуть-чуть – и было бы поздно. Вообще-то, он умер, всего на несколько минут, но умер. Оказывается, у него была клиническая смерть и он чудом выжил, врачи вытащили с того света, не дали пропасть.
 Мама, брат и отец – они все стыдливо отворачивались, когда приходил Клим, садился рядом и брал его за руку. Они всё поняли, не осуждали и как-то старались принять и понять. Принять Вика таким, каким он был. Принять их любовь. Только как один, и даже Клим, ругали за Бориса.

 Борис сидел в тюрьме и категорично отказался встретиться. Вик не обвинял его. Наверное, тот любил его, даже может также сильно, как он сам любил Клима. Может быть, Борис тоже мечтал об их совместной жизни, о счастье, разделённом на двоих. И если бы не Клим, как знать, в какую сторону могла бы повернуться жизнь Вика с Борисом? Может быть, и смогло бы у них что-то получиться, а может быть и нет. Теперь уже не узнать никогда.

От прошлого остался только страшный шрам на правом боку и чёрный ожог внутри. И сожаление, огромное и бескрайнее, и раскаяние за сломанную жизнь неплохого человека. И ещё стойкое убеждение, что ни при каком раскладе нельзя играть чужими чувствами. Можно нечаянно сломать человека, да и самому покалечится. Какой бы невинной со стороны не выглядела твоя игра, но играть можно только вдвоём и по обоюдному согласию. И ещё понял одну истину – любви одного всегда будет недостаточно на двоих.

Вик как-то сразу повзрослел после происшествия. Мигом из мечтательного пацана превратился в мужчину, и только любимый мог на время изгнать из его глаз грусть. Только с Климом он забывал о своей ошибке и становился прежним. И только с любимым вдвоём мечтали о уже совсем скорой весне.

Зима закончилась. Борису дали небольшой срок и он всё-таки согласился на встречу, и выслушал его, принял извинения. Мужчина сильно изменился, в нём появилась озлобленность и жестокость. Его реплики были полны яда и злобных насмешек. И Вику показалось, что тот совсем не рад тому, что он выжил. Прощание вышло скомканным и торопливым. Им нечего было вспоминать. Да и не хотелось.

 И Вик оставил всё в прошлом, похоронил воспоминания и старался их не тревожить.
 
 А весной они с Климом поехали в деревню. Вечером расстелили одеяло под цветущими яблонями и вишнями и до одури целовались. И нежно любили друг друга. Вик слизывал белоснежные и розоватые лепестки с тела мужчины и счастливо вздыхал. Вкус любимого и аромат цветущего сада пьянили крепче спиртного, и он сам превратился в белоснежный лепесток, и закружился в хороводе их цветущей любви.
 
– Люблю тебя, Клим, – прошептал любимому на ухо. Тот осторожно провёл рукой по ярко-розовому шраму на правом боку.

 – Я тоже тебя люблю, малыш. Знаешь, я рад, что ты со мной. Не знаю, насколько нас свела судьба, но постараюсь удержать тебя подольше рядом с собой.
 
 – А я и не стремлюсь уходить. Тем более от того, кто меня любит и кого люблю я. Хочешь, помечтаем?
 
– О чём? – спросил Клим. Он стал ласкать его голую грудь и задевать в ласке сосок. Вик прогнулся, стараясь не разрывать контакта с ласкающей рукой, и посмотрел на любимого потемневшими глазами.

– Давай помечтаем о том, как мы проживём вместе нашу жизнь. Как будем приезжать сюда каждую весну и как вместе будем встречать новый год. А потом, взявшись за руки, пойдём гулять, и вокруг нас, как белые лепестки, будет тихо падать снег…
 
– И всегда, до самого конца, будем любить друг друга, – тихо добавил Клим. Он поцеловал его долгим страстным поцелуем.
 
– Да. Правда, красивая мечта? Надеюсь, она исполнится, – мужчина согласно кивнул и улыбнулся.
На цветущий сад налетел ветер и закружил белоснежную метель вокруг них. Похоже, ему тоже понравились их мечты, и он благословил, пожелал счастья и исполнения их совместной мечты. Пожелал долгой и счастливой совместной жизни.