Апельсиновое солнце

Сегодня я плачу. Нет, сегодня я плачУ. За недавний праздник и эйфорию. За вчерашний полет и ощущение невесомости.
Я плачУ. И я плачу. Так правильно. Это моя расплата за искренний смех. Закон компенсации налицо. Из огня – в воду, с облаков – в пропасть, по ступеням или отвесно, камнем, скользя или кувыркаясь… неважно. Компенсация, равновесие. Так должно быть. Иначе нельзя. Это – гармония.
Апельсиновое солнце стоит в зените. Это мое солнце. Это мой мир. Это моя игра.
                _________________________

– На тебе нет Знака Тайного братства. Ты не сможешь, – заявляет он уверенно и безапелляционно.
– Ну и что? – возражаю я и отпускаю его горячую руку. – Я сама Знак. Сама себе братство.
Он осуждающе качает головой.
– Господи, ну как же ты не поймешь? Ты не имеешь Силы. Ты не способна влиять и управлять. Не пройдя посвящение, ты ничего не можешь!
– Бред это все – ваше посвящение. Я в него не верю. Это игра для маленьких. Я сама себе игра.
– Ничего не выйдет… – он сомнительно переступает с ноги на ногу, о чем-то раздумывая. Не сразу, но решается посвятить меня в свои мысли: – Я, конечно, мог бы поделиться с тобой своей Силой. Но меня накажут, это против правил.
– У моей игры свои правила, – жестко говорю я. – Обойдемся без жертв и кровопролитий. Я все равно докажу тебе.
– Что ты докажешь, глупышка? – он моложе меня на три года, но сейчас почему-то кажется, что по возрасту он годится мне в отцы.
Может быть, это блеклый свет одноглазого фонаря сгущает краски и путает тени на его лице? Или дело совсем не в лице?
– Ты другая, обычная, как все, – продолжает он, и в его голосе нет ни упрека, ни сожаления – лишь констатация факта, с которым нужно просто смириться. – Тебе не дано. Ты не сможешь помочь другим, потому что тебе едва-едва хватает собственной жизненной энергии. Если ты возьмешься не за свое дело, то можешь погубить себя. Пойми, я боюсь за тебя. Я этого не хочу.
Он ласково тянется ко мне, его теплая ладонь снова на моем плече, и щека, пахнущая морем, прикасается к моей щеке. Он всегда старается сгладить ласками острые углы. А я всегда поддаюсь. Но не сейчас, не сегодня. Потому что сегодня его тепло меня раздражает, отталкивает, дергает внутри какие-то невидимые нити, превращающие меня в злобную марионетку. Он привык, что я оказываюсь выше его провокаций, или просто не понимает, что на самом деле провоцирует меня?..
Внутри меня просыпается дикая кошка. Я готова шипеть и царапаться, я принимаю бой .
– Ты боишься за себя! Боишься, что перестанешь быть лидером, сдашь позиции, окажешься слабее! Ты боишься упасть, уподобиться другим, обычным, таким, как все! Это не магия – это мания. Мания величия! Я не играю в эти игры, потому что, когда твой имидж рухнет, смеяться будет неприлично, а я не ручаюсь, что смогу удержаться от смеха.
– Ты сегодня почти Огонь, детка… – он тянется в карман за сигаретами, чиркает зажигалкой.
Я отворачиваюсь.
Небо сегодня темное, глубокое, такое же, как его глаза, но с одним отличием – в густой черноте плавают россыпи звезд. Глаза же моего оппонента темны непроглядно. Это тьма, не имеющая границ. Иногда в ее глубине рождаются тайфуны и ненасытные смерчи, и тогда нет от них спасения таким мечтательным дурехам, как я.
– Ты зажигалка, – пламя в его руке прыгает и мерцает, просится на свободу. Он дразнит его и меня до тех пор, пока пальцам становится нестерпимо горячо. Резко тушит огонь, возвращая его в камеру пожизненного заключения – два на пять сантиметров – корпус зажигалки.
– Видишь? – говорит многозначительно. – Ты не можешь влиять и управлять, потому что есть те, кто ограничил твою свободу раньше, чем ты появилась на свет. И жизненной энергии тебе выдали порцию. Видишь? – он встряхивает зажигалку, и жидкий газ перетекает внутри прозрачной пластмассы. – Ее нельзя растрачивать понапрасну. Когда газ закончится, больше не будет огня. А ты возомнила себя неукротимым лесным пожаром… Я не хочу, чтобы ты заблуждалась. Ты должна смириться. Только человек, почувствовавший себя частью Вселенной и слившийся с ней, способен возвыситься.
– Снова вранье! – кажется, я и вправду вспыхиваю напрасно, но иначе уже не могу. Он не смеет. Тоже мне другой! Мнящий о себе невесть что. Иллюзионист! «Я не хочу, чтобы ты заблуждалась. Лучше буду заблуждаться я сам!»
– Что вранье? – а ведь ему определенно нравится спорить.
– То, что человек – часть Вселенной. Все совсем не так, наоборот. Потому что это  Вселенная – часть человека.
– И кто-то говорит, что у меня мания величия? – хмыкает он, но через мгновение снова становится серьезным. – Это опасная игра, детка. Смотри сама, но я тебя предупредил.
– Спасибо за предупреждение. Кажется, здесь наши пути расходятся. Ты не веришь мне – это плохо, но хуже всего то, что ты не веришь в меня. Я докажу тебе и вернусь. Если захочешь.
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
Почему его слова звучат так безжизненно, так приземленно? Или я стала слишком требовательной и капризной? Слишком алчущей его любви? Ведь когда-то мне хватало просто его присутствия. Когда-то он был для меня всесильным богом, Зевсом и Аполлоном в одном лице, джином из волшебной лампы…
                _________________________

– Я джин, исполняю желания. Чего бы вы сейчас больше всего хотели? – меня смутили не слова, а тон, которым они были произнесены. Это было очень серьезно, официально и полновесно.
Парень, стоящий передо мной, был высоким, худощавым, кудрявым. Его узкое лицо ничем не отличалось бы от сотен таких же, если б не глаза – большие, с опущенными вниз уголками, темные, непроницаемые, как нефть на дне бурильной скважины. Наблюдая за ними, я впервые осознала, что значит выражение «магнетический взгляд». Эти странные глаза ничего не отражали, они как будто поглощали свет и вместе с ним поглощали мою душу. Они словно являлись переходом в другое измерение – туда, где останавливается время, и сердце теряет ритм, и хочется жить и дышать полной грудью, но, когда пытаешься сделать первый вдох, вдруг понимаешь, что там нет воздуха. И света тоже нет, потому что нет Солнца. Это мир ночного безмолвия и беззвездного неба. Чужой мир. И рвешься назад, и мечешься, и не знаешь, чего же ты хочешь на самом деле. Потому что цели тоже поглощены, растрачены, иллюзорны…
И только внутри трепещет, бьется обожженными крыльями-лучами о стены ночного карцера апельсиновое солнце.
Тогда было жарко. Асфальт плавился под каблуками, как пластилин. Все прохладные ветра забыли о существовании нашей грешной обители, обходили ее стороной, даже ночью люди и животные, истекая соленым потом, изнемогали от жары. Поэтому я сказала:
– Вы джин? Неужели? Кажется, я уже где-то это слышала… Не слишком оригинальный способ для знакомства. Впрочем, если так… есть у меня одно желание. Вот бы дождик организовать, а?
– Будет исполнено, – охотно откликнулся он. Похоже, моя просьба пришлась ему по душе. Вообще создавалось впечатление, что организацией погоды он занимается каждый день и на этом деле собаку съел.
Он ушел, а я забыла о его существовании через минуту, потому что малыш, мой двухлетний сынишка, выбрался из песочницы с ревом – туннель снова обвалился. Пришлось срочно спасать грузовичок с пассажирами, попавшими под осыпь.
Ночь опять была каторгой, все крутились, потели, страдали, вздыхали, а кое-кто даже нецензурно выражался в адрес небесной канцелярии, которая забыла этим летом выделить на нашу долю должное количество дождей.
Я проснулась под утро от шума – увесистые капли стучали в окно – начинался дождь, вскоре перетекший в долгожданный ливень. А ведь во вчерашних новостях об этом не было ни слова. Чудеса, да и только!
               
Я увидела его вечером того же дня. Он догнал меня по дороге в магазин, вежливо поздоровался.
– Понравилось? – спросил самодовольно, заранее уверенный в ответе.
– Понравилось что?
– Ну, дождь, – он повел руками вокруг.
Дождя уже не было, но исчезла и умопомрачающая духота. Жара спала, наконец-то впервые за целый месяц дышалось легко.
– Да, спасибо, – я улыбнулась. Бывают же такие совпадения! Повезло тебе, джин, однако!
– Это желание не в счет, – быстро сказал он. – То была просто реклама. А насчет остальных трех вы все же подумайте.
– Непременно.
– Кстати, у вас синяки на ногах…
– Как раз некстати, – насупилась я. – У меня слишком нежная кожа. Пальцем ткнешь – и синяк. Очень неудобно. А что?
– Ничего, их больше не будет, – он вдруг коснулся моего плеча, и его взгляд вошел в меня, как копье, – насквозь. Это длилось мгновение. Но мне стало не по себе. Я поспешно ретировалась, хватаясь, как за спасательный круг, за ручку магазинной двери.

Дожди шли регулярно. Теперь по-настоящему летние – короткие, освежающие. Лица людей повеселели, улицы оживились.
Синяков больше не было. Не только на ногах. Пребывая в полном недоумении и неверии, я даже экспериментировала – наткнулась на угол дивана по привычке, охнула от боли и с каким-то странным чувством затаенного злорадства наблюдала за покрасневшей кожей. Но боль быстро утихла, краснота и припухлость сошли, а зловещее черно-синее пятно так и не появилось. Я впервые сталкивалась с подобным. Что это? Чудо? Фантастика? Магия?.. Надо же – джин выискался! Но уже не хотелось насмехаться и ерничать.
 
Джин жил в соседнем доме, и его звали Влад. Его считали чудаком, и он был одним из центральных объектов для сплетен в близлежащем районе. Бабушки на лавочках перемывали ему кости, при этом вворачивая в разговор словечки из современного сленга. Из их пересудов выплывало, что джин – «недоносок, шизоид и дегенерат…» ну и что-то там еще, не менее содержательное.
Сталкивались мы с ним в последнее время почему-то очень часто, причем в самых неожиданных местах. Особенно меня смутила встреча в глухом лесу, куда мы выехали с друзьями на пикник. Он прошел мимо нашего костра, как призрак, возникший из ниоткуда. Поздоровался, как обычно, подчеркнуто-вежливо и исчез за деревьями.
Я долго сидела с открытым ртом, боясь пошевелиться, чтобы не увидеть реакции остальных. Только, кажется, никто не удивился, никакой реакции не было, каждый продолжал заниматься своим делом – кто-то насаживал мясо на шампура, кто-то рубил сухие ветки, кто-то нарезал помидоры аккуратными дольками.
И тогда я всерьез задумалась: неужели его видела только я? Что это – бред, галлюцинация? Чудо? Фантастика? Магия?..
И я решилась. Три желания? А что я, собственно, теряю? А если вдруг?..
                _____________________________

– Ваше предложение, надеюсь, осталось в силе? – спросила я при следующем нашем столкновении у ворот детского сада. – Дело в том, что я готова.
– Хорошо! – почему-то обрадовался он и протянул руку. – Загадывайте!
– Что, прямо сейчас? Здесь? – растерялась я и беспомощно оглянулась. – Посреди улицы?
– Ну, давайте пройдем в беседку, если там вам будет уютнее.
Мы прошли. Сели. Он снова протянул руку.
– Кладите сверху ладонь, – сказал он авторитетно.
Я накрыла его ладонь своей. Его рука была сухой и горячей. Моя – холодной и влажной. От волнения.
– Закройте глаза и загадайте желания. Мысленно. Не торопясь. По очереди. Первое… второе… третье… Думайте: «Я хочу, чтобы…»
– Хорошо.
«Первое: я хочу, чтобы мой ребенок был здоров. Второе: я хочу быть успешной. Третье: я хочу, чтобы мой муж бросил пить и стал нормальным человеком – таким, каким был раньше».
– Все! – выдохнула я и открыла глаза.
Он тоже открыл, отпустил мою ладонь, звонко щелкнул пальцами перед моим лицом, сделал несколько глубоких вдохов. Наконец его взгляд обрел осмысленность.
– Простите, – он кашлянул, – третье желание я не могу исполнить.
– Почему? Я была не корректна?
– Нет. Есть другие причины. Субъективного плана. Я попробую, конечно, но не уверен, что получится.
– А в двух других – уверен? – мой тон, наверное, все же выдал ехидство.
– В тех – да.
– Ну что ж, подождем результата, – я встала.
Хотелось расхохотаться ему в лицо, покрутить пальцем у виска и посоветовать: «Иди лечись, мальчик, пока не поздно!» Чтобы этого не сделать, пришлось незамедлительно уйти.
                _____________________________

Малыш болел каждый месяц. Были ночные приступы, удушье, синие губы, скорые, больницы, капельницы и первые седые волосы в моей шевелюре. Любая простуда могла спровоцировать приступ, любой насморк грозил перерасти в отек гортани. Я тряслась над ним, пытаясь оградить от всех возможных и невозможных вирусов, изолировать от всех чихающих и сморкающихся. Но он все равно заболевал, и тогда ночи превращались в пытки, когда каждую минуту проводишь в неимоверном напряжении и готовности, с несказанным облегчением встречая новый рассвет. Я даже научилась молиться. Иногда помогало.
Так было раньше. Но с тех пор многое изменилось. Время текло незаметно. Неслышно подкрадывалась осень.
Малыш не болел. Я почти перестала бояться ночей.
Мои материалы, отправленные на конкурс в редакцию, были признаны лучшими, и я нашла работу, о которой мечтала.
Муж пил и скандалил.
Джин продолжал деликатно меня преследовать. Мы уже перешли на «ты», и я все чаще ловила себя на мысли, что думаю о нем неприлично много. Вернее – много и неприлично.

А потом была ночь, когда муж куда-то запропастился, а я, отправляясь гулять с ребенком, забыла дома ключи, и джин, конечно, оказавшийся рядом по чистой случайности, предложил мне свою помощь. В огромной квартире он жил, по всей видимости, один, я не стала ни о чем расспрашивать и вдаваться в подробности. Мы уложили малыша и прошли на кухню.
В глазах Влада гуляли смерчи, я позволила им подхватить себя и оказалась в эпицентре тайфуна.
– Моя Валькирия, – сказал он, – ты вернулась…
– Да, джин, я поняла, что не могу без тебя… – тогда мне нравилась эта игра.
Как обычно, все было необычно.
                ____________________________

– Кто ты?
– Я? Джин, – он улыбается.
– Ответ не принимается. Кто ты?
– Ну, ладно… Открою тебе страшную тайну. Я Посвященный, у меня есть Знание и Сила. Ты это хотела услышать?
– Да. Я люблю тебя.
– Я знаю.

– Если у тебя есть Знание и Сила, почему ты в тени? Почему ты делаешь так мало добра? Ты ведь можешь!
– Могу… Но не вижу смысла. Не хочу потом платить.
– За что?
– За добро. В природе все стремится к равновесию. Зачем мне навлекать на свою голову неприятности?
 – Значит, твое братство пытается сохранить нейтралитет, балансируя на грани между светом и тьмой? Но так не бывает.
– Бывает. Ты маленькая и глупая. Ты другая, обычная, такая, как все. Тебе не дано понять.
– Спасибо.
– Не обижайся, но это действительно так. Говоришь, тебе нравится фильм «Матрица»? Интересно, что бы ты сказала, если б узнала, что его создатели не так далеки от истины?
– Мне страшно… Кто ты?
– Лучше тебе не знать.
– Почему же ты со мной? Я ведь обычная – как все!
– Ты – Валькирия. Ты нужна мне. Ты заберешь мое бренное тело с поля боя в Вальхаллу.
– Я нужна тебе только для этого?
– Ну, конечно, не только, – он очень нежен, импульсивен и изыскан. Он не выпускает меня из объятий до утра, даже во сне я чувствую его поцелуи и ласки.
Он нежен, но жесток.
                _________________________
     Влад то уходил, то появлялся, когда ему вздумается. Но он был богом, и я прощала ему многое.
– Я тоже хочу быть такой, как ты. Возьми меня в свое братство. Научи!
– Нельзя. У тебя нет Силы.
– Так дай мне ее!
– Нет. Не хочу платить. Это слишком дорого.
– Послушай, у меня ведь осталось еще одно, третье желание.
– Ты готова его загадать?
– Пожалуй, да.
– Хорошо, давай руку.
В темноте я нащупываю его ладонь. Сухую и горячую – как всегда. Кладу сверху свою – холодную и влажную – «жабью лапку», как говорит мой муж.
Сосредотачиваюсь: «Я хочу, чтобы ты любил меня…»
– Нет! – вдруг резко говорит он. – Я управляю желаниями, а не они мной!
«Черт! – я закусываю губу. Хорошо, что темно. – Ладно, вторая попытка… Я хочу, чтобы… чтобы у меня была Сила!.. Ну, что скажешь на этот раз?»
Он молчит, глубоко дышит, щелкает пальцами в воздухе.
– Будет исполнено.
Отлично! Ну, теперь мы посмотрим, кто кого! Теперь ты увидишь, что твоя Валькирия способна на большее, чем трупы с поля боя таскать.
– Ты знаешь, что я загадала?
– Да, – он очень мрачен.
– Это и вправду возможно? Здорово!
– Глупая, чему ты радуешься? Ты добровольно сунула голову в петлю! Это же приговор!
– Тогда почему ты не отказался исполнить желание? – я не проникаюсь его серьезностью. Ведь это просто такая игра? Или нет?
– Я всего лишь джин, посредник. Я не мог отказаться. Это – цель. Хозяин будет рад.
– Какой хозяин?
– Надеюсь, ты не узнаешь какой… Ничего, это еще не самое страшное… Я знаю, как поступить, – он рассуждает вслух, разговаривает сам с собой – глухо и убежденно. – Договорюсь с ним, заплачу, сколько скажет. Выкуплю. Я предвидел, чем все это может закончиться. Всегда заканчивается одинаково, а если я предвидел, значит, мне и платить. Потому что не уберег.
– О чем ты?
– Молчи, глупая! Ты вляпалась в скверную историю, но ничего, я тебя вытащу. Я все исправлю. Нужно быть поаккуратнее со своими желаниями.
– Меня достали твои загадки! – я вскакиваю с постели, быстро одеваюсь, одежда трещит от рывков. – Осточертело! Да, я глупая! Мало того, я просто дура, если связалась с тобой! Потому что ты болен. Твое место в психушке! Похоже, и мое уже тоже! Ты меня достал. Я ухожу. Оставайся в своем дурдоме один! Желаю удачи!
                _____________________________

Много ли нужно ума, чтобы сойти с ума?
Я не видела его долго. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы понять – игра не закончилась. Я продолжаю играть по его правилам, становлюсь такой же ненормальной.
 Я не знаю, появилась ли у меня Сила, но что-то происходит. Что-то откровенно странное… из области чуда, фантастики, магии…
Апельсиновое солнце растет во мне и становится ярче. Я чувствую, как меня переполняет энергия. Я стала другой. У меня горят глаза, и лицо расточает улыбки. Я упиваюсь своим добродушием, человеколюбием, мирообожанием. Мне хорошо. У меня за спиной – крылья. Люди это чувствуют, тянутся ко мне – за советом, поддержкой, общением. Я нахожу общий язык с каждым.
Я никогда не была столь жизнерадостна и популярна. У меня много друзей.
Апельсиновых лучей внутри меня теперь так много, что я могу поделиться ими с другими.
Вот идет прохожий, он стар, хромает, голова опущена, покашливает, мнет шапку в руках.
Я подарю ему надежду, я подарю ему здоровье, я подарю ему апельсиновый луч – и у него теперь будет свое солнце – внутри!
А джин говорит: «На тебе нет Знака Тайного братства. Ты не сможешь». Я сама себе Знак, сама себе братство!
Я скучаю по нему. Ему мое солнце не нужно, у него всегда ночь. Поэтому мы по разные стороны баррикады. Каждый в своем мире. Это жестоко.

                _________________________

– Мне нужно с вами поговорить, – рекламный агент Борис перехватывает меня в редакционном коридоре. Он заметно волнуется. – Мне нужна ваша помощь.
– Хорошо. Через полчаса в компьютерном, как раз начнется перерыв, и нам никто не помешает, – я доброжелательна. Завалена работой по горло, но толерантна.
Мы встречаемся через полчаса.
– Я слушаю.
Борис больше не испытывает неловкости, ведет себя так, словно пришел на прием к знающему врачу, специалисту и теперь с надеждой отдается в его умелые руки и всецело полагается на его опыт.
– Мой брат… Ему четырнадцать… он серьезно болен. Лейкемия. Говорят, надежды нет. Поэтому я пришел к вам. Прошу вас! Все, что угодно…
Я невольно качаю головой.
Слишком серьезно. Он ошибся, я не специалист – так, дилетант, любитель: настроение улучшить, конфликт уладить, удачу привернуть, простуду подлечить… А по-крупному я не умею. Наверное. Но скорее – нет.
– Прошу вас. Не отказывайтесь! Вы – единственная надежда, помогите, умоляю вас!
– Я постараюсь, – наконец медленно говорю я. – Но обещать ничего не стану. Вряд ли у меня получится… Но я знаю человека, который наверняка смог бы вам помочь! Дайте-ка сюда свою руку! Закройте глаза, сосредоточьтесь на своем желании.
Я щелкаю пальцами в воздухе.
– Хорошо. Я постараюсь. Я передам ему. Он должен помочь.
– Все, что угодно…
– Потом!

Я звоню Владу. Впервые после долгого молчания.
– Мне нужно с тобой встретиться.
– Извини, не сейчас. У меня люди, – погодя бормочет трубка.
– Когда же?
– Через час на прежнем месте.
Прежнее место – это укромная беседка во дворе детского сада.
Влад приходит с опозданием, он хмур, взволнован, все время курит.
– Что-то случилось? – косится, присаживаясь рядом. – Он тебя нашел?
– Кто?
– С тобой все в порядке? Ты бледна.
– В порядке. Нужна твоя помощь.
– Тебе? – его голос остается холодным.
– Нет, – поспешно отвечаю я. – Нужно помочь одному человеку, подростку.
– Он твой друг?
– Нет.
– Что с ним?
– Лейкемия. Он умирает. Ты можешь дать ему шанс.
– Зачем? – он поворачивает голову, в его глазах плавает черный лед.
– Что за вопрос? – я начинаю сердиться. Наверное, потому, что понимаю: мне не пробиться сквозь эту вечную мерзлоту. Даже если я задействую всю энергию апельсинового солнца, десятков таких солнц, мне не удастся ее растопить.
–  Ты ведь можешь ему помочь?
– Могу, – он тянется за новой сигаретой. – Будешь?
– Нет. Тогда помоги!
– Зачем? – он трет подбородок, вид у него усталый, морщины на лбу, вокруг рта, а ведь ему всего сколько… двадцать три?
– Ясно, – я встаю. – Ну что ж, это твой выбор. В таком случае, мне остается надеяться только на себя.
– Дура! – вдруг кричит он, когда я уже выхожу из беседки. – За все нужно платить! Ты сожжешь себя дотла! Тебе нужна его жизнь? Зачем? Он все равно не сможет распорядиться ею так, как надо. Никто не может. Поэтому вы не знаете счастья. Эта помощь не имеет смысла. Он все равно умрет, поздно или рано.
– Но я дам ему шанс.
– Дура! – рычит он, швыряет окурок под ноги и давит его каблуком. – Ты никто! У тебя нет такой власти – давать кому бы то ни было шансы. Не прыгай выше головы! Эти вершины не для тебя. Ты сорвешься!
– Я дам ему шанс, – упрямо повторяю я.
– Ничего не выйдет. У тебя нет такой силы. Ты обычная – как все. Тебе едва хватает самой, – он вдруг успокаивается. – Хочешь лбом прошибить стену? Предупреждаю – будет больно. Лоб можно разбить, а стена несокрушима. Ее возводили надолго и прочно.
– Пошел ты к черту! – теперь кричу я. – Я сделаю это, понял? Я знаю, что сделаю это!
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Ты вернешься, Валькирия, – тихо и убежденно говорит он мне вслед. – Все равно вернешься. Я утолю твою боль, залечу твои крылья… Ты не уйдешь от того, что тебе предназначено.
– К черту! – шипит пробудившаяся во мне дикая кошка.
Я ухожу, с трудом убирая в подушечки лап выпущенные когти.
Дома я сажусь у окна, успокаиваюсь, закрываю глаза. Я сделаю это, черт побери! Нет, не так, спокойнее. Я сделаю это – вне всяких сомнений. Уже лучше… Если будет нужно, я отдам ему все лучи апельсинового солнца.
«Мальчик, я дарю тебе бескрайнее небо. Я дарю тебе новый рассвет. Я дарю тебе Солнце. Я дарю тебе мир…»
                ____________________________

Я сегодня плачу. Сегодня мне плохо. Нет, я сегодня плач;. Потому что вчера было слишком хорошо.

– Я не знаю, что говорить… Я так благодарен!...  – слезы оставляли долгие дорожки на его щеках. – Вы волшебница. Я не знаю, как отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали… Просите, что угодно, я сделаю все! Я заплачу любую цену!
– Ничего не нужно, – мне тоже хочется плакать. Я сделала это! Смогла! – Вы уже заплатили.
– Но как же так? Вы же спасли его! Он будет жить. Врачи не верят в то, что произошло. Говорят, это из области фантастики. Что вы хотите?
– Ничего. Это совпадение. Я ничего не делала. Просто такая судьба.
Но даже если это действительно так, мне все равно хорошо. Я парю. И лоб цел, и крылья расправлены. Я не пыталась прошибить стену, я просто вознеслась над ней. Ведь Солнце – высоко, выше всяких стен.
                __________________________

– Стой! Не уходи! Ты нужна мне! – скороговоркой выпаливает Влад, как ребенок, цепляясь за мой рукав. – Я не могу так больше. Вернись, Валькирия! Я люблю тебя…
– Меня зовут Лена. Неужели ты это сказал? – я убираю руку. Я больше не прячу насмешку. – Кто-то ведь говорил, что не способен любить – это выводит из равновесия. Как же так? Ты изменяешь своим идеалам?
– Забудь о них. Теперь ты для меня идеал. Будь со мной!
– А ты знаешь, ведь я помогла тому мальчику, – Влад выше меня на целую голову, но мне почему-то кажется, что сейчас я смотрю на него сверху вниз.
– Помогла? – он теряется, недоверчиво кривит губы. – Не может быть!
– Может. Я сделала это.
Он трет лицо руками, в сомнении качает головой, о чем-то думает.
– Давно?
– Прошло три месяца. Выходит, ты лгал – у меня есть Сила.
– Я не лгал, – его едва слышно, – я ошибался… У тебя есть Сила. Была, но теперь ее очень мало. Ты рисковала, больше не делай этого!
– Теперь ее стало еще больше. Сам говоришь: закон равновесия – я отдала, но я и получила.
– Вот в этом все и дело, – хмурится он. – Ты ведь не знаешь, что именно получила. Теперь ты зависима…
– А ты нет?
– И я. От тебя… Если я скажу, что ты стала такой, как я, избранной, если я соглашусь поделиться с тобой своим Знанием, это что-то изменит?
– Уже изменило. Я счастлива, Влад, ты понимаешь? Я действительно счастлива!
– Я не постою за ценой. Ты сильнее страха, выше правил. Ты нужна мне как … как Солнце!

Я упаковываю вещи. Валькирия решилась. Ее ждут.
Когда я приступаю ко второй сумке, неожиданно раздается звонок в дверь. Пришла подруга Ирка. Взбудораженная, красная, пыхтящая. Только пар из ноздрей не идет.
– Он приехал! – объявляет она с порога. – Этот чертов алкаш вернулся и теперь заявляет свои права на наследство! Так я и знала. Вот сволочь! Пять лет шлялся неизвестно где, изводил мать, пропил квартиру, семью, а теперь приехал и требует свои полдома! Урод! Ни хрена он у меня не получит!
Это старая история. О «чертовом алкаше и уроде» я слышу, наверное, в сотый раз. Я ее понимаю, как никто другой. У самой такой. Правда, уже почти в прошлом.
– Садись! – предлагаю я Ирке. – Воды?
– Водки! – требует она, громко двигая табурет.
Я ставлю перед ней стакан воды. Она выпивает залпом и вроде бы успокаивается. С любопытством разглядывает вываленные на диван вещи.
– Это как же надо понимать? Да ты, мать, никак вещи собираешь? – удивляется, открыв рот. – Неужели твой решился?
– Это я решилась.
– Здорово! Счастливая ты, – Ирка крутит ногой. – Я знаю, что сделаю! – вдруг заявляет она убежденно, и в ее глазах появляется металлический блеск. – Мне дали один адресок – тут совсем недалеко. Верное дело! Три месяца – и его не станет. Нужно только потянуть время, переждать как-то эти самые три месяца.
– Ты, что же, собралась его убить? – я не верю в ее намерения. Спрашиваю обыденно – так, словно речь идет о таракане.
– Я его убивать не буду. Он сам сдохнет! – вращает она злыми глазищами. – Есть у нас в городе один парень, говорят, совсем молодой, но в этих делах настоящий ас. Тут совсем недалеко.
– Что недалеко? – не понимаю я, продолжая укладывать вещи.
– Может, ты и слыхала. Кажется, это в соседнем доме, – она лезет в сумочку, начинает в ней что-то лихорадочно искать. – Черт, да где же он? Вот идиотка, неужели потеряла?
На стол сыплются расческа, пудреница, помада, фантики от жвачек, зажигалка и еще много всякой ерунды.
– Фу-ух, нашла! – наконец вздыхает Ирка с облегчением, выуживая из-под фантиков маленький белый прямоугольник. – Вот, знающие люди посоветовали – говорят, чистый верняк. Или машина собьет, или в люк упадет, или еще какой хрен с ним приключится, но через три месяца я буду свободна! – она протягивает мне бумажку с адресом, а сама хищно присматривается к моей руке. – О, колечко новое! Чего не хвастаешься? Он подарил? Супер! Счастливая ты, Ленка!
Я читаю адрес… Улица, дом, квартира, телефон… Читаю снова… Улица, дом, квартира, телефон… Мои руки начинают крупно дрожать… Улица, дом, телефон, квартира…
– Эй, Ленок, что это с тобой? Чего это ты вдруг позеленела? Да на тебе же лица нет! Ну-ка, садись! Сейчас я принесу водички! – Ирка вскакивает с табуретки, начинает хлопотать вокруг меня. – Что случилось-то?
– Ничего, – шепчу я плохо слушающимися губами. – Ничего не случилось…
Если что-то и случилось, то уже давно… Я ведь не могу ей объяснить, что это – его улица, его дом, его квартира, его телефон!!
Теперь все становится на свои места. Конечно, это все объясняет: и нежелание посвящать меня в свои гнусные тайны, и какие-то странные люди в его квартире, и Хозяин, которого он так боится…
Мне плохо. По-настоящему плохо, и апельсиновое солнце закатывается за горизонт. В моем мире темно. Я доигралась. Я проиграла. Это моя расплата.
Я сегодня плачу.
                ___________________________

– Я уезжаю, – говорит джин, глядя куда-то сквозь меня. – Сегодня вечером. Вот, уже купил билет. Навсегда… Прости, Валькирия!
– Прощаю.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – он нерешительно топчется на месте. У него неопрятный вид, лицо покрыто недельной щетиной, измятая рубашка заправлена кое-как. Он не похож на себя.
– Нет.
– Ну что ж, я буду вспоминать тебя…
– Счастливого пути!
– Постой, Лена! – вдруг окликает он.
Я поворачиваюсь.
– Твое последнее желание… То, которое я отказался исполнить в беседке… Помнишь его?
– Нет.
– А я – да… Я хочу, чтобы ты была счастливой.
– Спасибо. Это все?
– Пожалуй, да. Поцелуй за меня малыша. Он вырастет настоящим мужчиной.
– Прощай!

Прихожу домой и с порога чувствую – что-то не так. Муж суетится на кухне, гремит посудой, но гремит не так, как всегда, – когда пьян. Устало бросаю сумку, захожу на кухню, настороженно осматриваюсь.
– Привет, девочка! – муж улыбается, целует в лоб, как маленькую, от него пахнет свежестью.
«Деньги на выпивку кончились», – решаю я.
– Садись, – его лицо светится, – я должен тебе что-то сказать.
 Я сажусь. Никаких предчувствий – ни плохих, ни хороших. Слишком много было лжи. Слишком много разочарований.
 Муж ставит передо мной тарелку горячего борща, пахнет вкусно.
– Вот, сварил, как ты любишь. С фасолью. Сейчас…
Он приносит из ванной цветы.
Я молчу. Он не варил свой фирменный борщ уже два года. Где-то внутри меня пробивается маленький апельсиновый лучик. По телу разливается приятное тепло.
– Знаешь, девочка, – он садится напротив, кладет на стол сильные жилистые руки, крутит в пальцах вилку, явно ощущая неловкость, – я бесконечно виноват перед тобой… перед вами... Я был слабаком, ничтожеством. Сам себя презираю. Ты прости меня, если сможешь… Не хочу говорить громких слов, я их не люблю, ты же знаешь, но завтра… завтра все будет по-другому. Я сделаю это! Ради тебя… ради малыша… ради нас. Я сделаю это! Ты веришь мне?
– Верю, – мне знаком этот тон. Когда человек говорит таким тоном, ему невозможно не верить. Когда человек так говорит – можно не сомневаться – он сделает это! Он пойдет до конца и непременно сделает!
– Я больше не пью. Ни капли, – говорит он в стол. – Спасибо вам за то, что вы у меня есть. Спасибо, что все это время оставались рядом, что не теряли надежды… Я исправлю! Я все исправлю, мои хорошие, родные…
Он смотрит в стол, но я все равно чувствую, вижу, как его ресницы подрагивают и становятся мокрыми, и влага прячется в складках его сурового обветренного лица.
Я доверительно касаюсь его руки, тихонько встаю и выхожу на балкон.
Я плачу…
Вчера мне было плохо, а сегодня хорошо. Но я все равно плачу. Нет, я плачУ.
Апельсиновое солнце сияет в зените.
Чаша весов скоро снова качнется.
Но я не боюсь. Я знаю – все в природе стремится к равновесию. Даже мы, обычные люди… с обычными солнцами в груди – там, где сердце…

8.03.2007.