О людях и зверях. Часть 1. ХВ. Страницы 1-14

ЧАСТЬ 1. ХРУПКИЕ ВЕЩИ.

Слова – всемогущи.

Страница 1. Вайс. Предыстория.

Однажды полнолунной ночью жители деревни Клана Летучей Мыши услышали крики новорожденного. Ничего примечательного в этом не было. Тотемы рождались и умирали. Это было привычным ходом жизни. На свет родился самый обыкновенный мальчишка-мышонок. Светловолосый, с круглыми блестящими глазенками и пронзительным требовательным голосом. Его назвали Вайсом.
Примечательное произошло чуть позже, примерно через пару лет, когда Вайс впервые обернулся зверем. Родители и вся деревня тогда ахнули, а друид только улыбнулся в бороду, - мышонок оказался белым как снег. Блестящая светлая шерстка покрывала его маленькое тельце, и даже перепонки крыльев казались прозрачными, бело-розовыми. Черными и блестящими были только глаза, которые вопросительно смотрели на шушукающихся собратьев. Вайс пока еще не понимал, что цвет его шкурки вскоре станет причиной для очень крупных неприятностей в его жизни.

Впервые Вайс Фледермаус ударил обидчика в двенадцать лет, когда какой-то взрослый в сердцах бросил его матери: "Неизвестно еще, от кого ты нагуляла этого выродка". Конечно же, этот бросок мышонка не помог восстановить справедливость, и более того, через несколько секунд Вайс получил сокрушительный удар в челюсть и несколько минут пролежал без сознания. Но первый шаг был сделан. Он не умел прощать обид и издевательств. И совсем не желал бояться. Потому что знал: если начать бояться - будет только хуже.
Но однажды Вайс понял, что гораздо больнее можно ударить не кулаком, а словом. Мышонок выводил из себя своих обидчиков так ловко, что они первыми кидались в драку, не помня себя от ярости и теряя контроль над словами и действиями.
А потом Отец-друид запретил прикасаться к Вайсу. Запретил издеваться над ним и браниться с ним. И насмешки прекратились. Вслух. Но все же почти каждый из соплеменников косо посматривал на белого мышонка.
Охотясь вместе со всеми, он не раз слышал, как переговариваются между собой собратья. Как они в полголоса шутят о том, что Вайс светится ярче луны и распугивает всю дичь в округе. Само собой, на такое нужно было отвечать, и Вайс отвечал. Рвался, рычал, сбивал костяшки и получал тумаки. И каждый раз Отец, прикладывая повязки с целебными отварами к больным местам мышонка, говорил о том, что когда-нибудь все встанет на свои места. И когда-нибудь все изменится так сильно, что многое из того, что разрывает сейчас душу Вайса, станет таким неважным. Таким детскими…
Вайс был без ума от Отца-друида. Он мог часами говорить с ним, спрашивать о вещах, о которых не спрашивал даже у родителей. Почему бежит вода? Почему палка не тонет? Куда и зачем дует ветер? Как растут цветы? А друид рассказывал и рассказывал. Он даже научил Вайса читать, и тогда мышонок взахлеб прочитал почти всю не слишком большую библиотеку Отца.
Но пришло время, когда стали находиться исключения из правил. Палка утонула. Посаженная в землю семечка не проросла. У клевера оказалось четыре листочка. И каждое такое событие предвещало долгую беседу с друидом о том, почему все такие, а "это" - не такое. После очередной такой беседы Отец подарил Вайсу чернильницу-непроливайку с пером и книгу с чистыми страницами, и просил записывать в нее все, что только покажется мышонку интересным.
Разумеется, первым таким предметом тут же стала чернильница, потому как чернила в ней были, но через край почему-то не выливались. После некоторых усилий Вайса они, разумеется, вылились. Прямо на нос любопытному мальчишке. Но запись об этом в книжечке осталась.
Так рос Вайс Фледермаус.

Но вот пришел день, когда между ним и Отцом состоялся очень важный и очень серьезный разговор. Точнее, говорил один только друид, а Вайс не смел проронить ни слова:
- Сынок, я долго откладывал эту беседу, потому что мне хотелось передать тебе еще хоть немного своего опыта и подготовить тебя к жизненным трудностям, ожидающим тебя впереди. Но теперь я вижу, что ты совершенно готов. Вайс, моё любимое дитя... Тебе пришлось пройти тяжелые испытания среди братьев и сестер. Ты получил бесценный опыт, которого они не получат никогда, - ты умеешь сам постоять за себя. Умеешь рассчитывать только на себя. Это жестоко. Но это окажет тебе большую услугу... Главу Клана должны уважать. Глава Клана должен быть сильнейшим и мудрейшим. Здесь, в нашем доме ты узнал и впитал уже все, что только мог. Но этого мало. Чтобы исполнить свое предназначение, ты должен узнать мир, который окружает наши леса. Потому что Мир не ограничивается Лесом. Ты должен узнать, кто живет за пределами нашего дома. Добры они или злы. Умны или глупы. Слабы или сильны. Ты должен учиться всему хорошему, что только увидишь. Ты должен стать таким сильным и мудрым, чтобы ни один собрат не смог бы, взглянув на тебя, не склонить перед тобой голову. Ты должен отправиться в путешествие по миру.
Мне больно и горько отрывать тебя от себя. Мне страшно, что я не могу пойти с тобой. Но я не могу оставить твоих братьев. Ведь они так слабы. Я только хочу, чтобы ты помнил - ты всегда будешь в моем сердце, чтобы ни случилось. А я навсегда останусь в твоем. Если тебе будет тяжело, вспомни своего Отца. И вспомни, что я люблю тебя, надеюсь на тебя. Что я жду тебя.
А теперь отправляйся. Не стоит задерживаться здесь. Впереди тебя ждет еще долгая вереница дней, наполненных новыми землями и новыми лицами. Не теряй времени зря. Ступай.

Вайс, словно во сне, обнял Отца, взял чернильницу с пером и книжку для записей, обернулся маленьким белым зверьком и, не прощаясь с жителями деревни, полетел вперед. Просто – вперед.

Страница 2. Автор.

Путешествие Фледермауса длилось уже несколько месяцев. Он оставил далеко позади свою маленькую родную деревню и Мертвый Лес, теперь уже тоже казавшийся таким маленьким.
Впереди, бесконечный и безбрежный, расстилался Мир. Вайс видел огромную быструю реку, перейти которую не смог бы ни один человек или зверь. Полноводная, гладкая, словно синяя шелковая скатерть, и стремительная, как атакующий хорек, - она несла свои воды на запад, гордая своим величием и силой. Вайс перелетел ее исключительно из принципа, чтобы река не думала, что может его остановить.
Тем же вечером он написал об этом в своей книге. Лежа на животе и старательно выводя на чистых страницах небольшие аккуратные буквы, он рассказывал о том, что увидел сегодня. Вайс не боялся, что в книге когда-нибудь закончится место. Чистые страницы манили его, заставляли думать о том, что будет на них написано, какие слова сложатся из затейливых, похожих на маленьких черных жучков, буков. Он напишет о силе, о мудрости и славе. А потом напишет о храбрости, чести и настоящей дружбе. У Вайса никогда не было друзей. И он говорил себе, что друзья ему не нужны. Но в тайне от себя он ждал. Неясный облик, размытые черты, сладко замирает сердце от ощущения протянутой ладони. И так светло на душе от невысказанного слова «друг». Вайс хмурился, фыркал и старался не подпускать к себе эти мысли. Но они всегда возвращались.
А еще приходила тоска. Когда небо темнело, и звезды высыпали на темную гладь. Когда замолкали дневные птицы, а мир вокруг начинал наполняться ночными шорохами и едва слышными шагами. Когда свет костра отражался в блеске черных глаз, а жарящаяся на костре дичь оказывалась единственным вечерним собеседником. Вот тогда приходила Она.
Конечно, Вайс наслаждался покоем, одиночеством и, более всего, тем, что был предоставлен самому себе. Но в то же время он давил в себе неизбывную, безотчетную и бесконечную тоску по Отцу. Отец любил Вайса, наверное, больше, чем всех других ребят в деревне. За что, мышонок не знал. Но старался никогда не подводить и не обманывать Его надежд. И сейчас мальчишка, конечно же, очень остро чувствовал, как ему не хватает молчаливой поддержки и спокойного одобрительного взгляда. Но Вайс был мужественным и упрямым мышонком. Он никогда не повернул бы назад.
Мир каждый день открывал ему все новые и новые дали, делясь новыми секретами, показывая новые красоты и новые ужасы. Однажды Вайс вышел на широкую дорогу, утоптанную тысячами ног, придавленную тысячами копыт, исполосованную тысячами колес. И с тех самых пор Вайс стал опасаться дорог. Потому что, пройдя по тракту всего час, он наткнулся на кособокий трехколесый фургон. Вайс осторожно переступал через раздавленные кувшины и растоптанные корзины. Он видел след в пыли, как будто в сторону от дороги протащили что-то тяжелое. Под фургоном он нашел тело мужчины. Это был человек. И человек был безнадежно мертв. Вайс наивно подумал тогда, что этот несчастный умер от какой-то болезни. А когда мышонок сделал несколько шагов к лесу, он понял, ЧТО тащили по дороге. В кустах лежала молоденькая девушка, еще почти совсем девочка. Лицо ее было перекошено страданием, рот чернел бесформенной безобразной ямой, а глаза смотрели в честное и невинное небо со смертельной мукой.
Вайса стошнило здесь же, в двух шагах от трупа. И когда он, утеревшись и отплевавшись, выпрямился наконец, кое-что в сознании летучего мыша изменилось. Правда жизни открывается иногда очень жестоко, страшно и некрасиво. Вайс оправил на девочке разорванные юбки и больше никогда не выходил на большой тракт.
А еще примерно через месяц Вайс вошел в горы. Идти становилось все тяжелее, и потому мыш предпочитал лететь. И если бы не эта его замечательная способность, он никогда не увидел бы замка. Скрытый скалами со всех сторон, он был совершенно незаметен снизу. А с высоты Вайс рассмотрел его так подробно, словно замок стоял у мыша на ладони. Множество башен, серый камень стен, широкий внутренний двор. Замок был обитаем. Но не слишком явно, - несмотря на довольно поздний вечер, свет горел всего в паре окон.
Любопытство поедом ело Вайса. И он, конечно, не удержался. Облетев несколько темных башенных окон, мыш отыскал одно незапертое и тихонько забрался в щель.
Внутри было тихо, а к запаху пыли примешивался еще один, волнующий, до боли знакомый. Вайс видел огромное помещение с высокими сводчатыми потолками, монументальный стол и большое удобное кресло, мягкую софу и неподалеку еще один небольшой письменный стол с аккуратным стулом. А все остальное пространство было заставлено высокими узкими шкафами.
Мыш перевернулся через голову, встряхнулся, поправляя на плечах сбившуюся дорожную сумку, и осторожно подошел к одному из шкафов. Черные глаза недоуменно и радостно распахнулись – он узнал запах. Так пахло в комнате Отца. Возле полки со старыми пожелтевшими фолиантами, которые так манили и притягивали Вайса в детстве. Юноша со щемящим чувством благодарности ко всем богам понял, что попал в чью-то громадную, собираемую столетиями библиотеку. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь увидит столько книг разом. Вайс тихонько, осторожно, словно боясь разрушить прекрасный сон, прошелся между шкафами, взобрался по передвижной лесенке к верхним полкам одного из сотен шкафов. Трепетно коснулся старых кожаных корешков. Так и не решился вынуть книгу. Спустился вниз и, ступая по мягким коврам, пошел в другую сторону.
Библиотека была поистине огромна. И, разгуливая по ней, Вайс почему-то упустил тот факт, что у нее, как и у всего замка, есть хозяин. И поэтому, услышав за спиной звук отворяющейся двери, мыш мгновенно перевернулся через голову и, метнувшись в один из проходов, судорожно забился в маленькую нишу в стене за шкафом.
Пол библиотеки был устлан тяжелыми мягкими коврами. И потому Вайс не слышал шагов. Зато ему казалось, что его бедное маленькое сердечко колотится так громко, что человек, который вошел в библиотеку просто не может не слышать его. И сейчас, вот именно сейчас он отыщет мальчишку в его убежище и вытащит за ухо из-за шкафа. Соберутся люди, все будут показывать на него пальцем и смеяться. Снова.
Вайс зажмурил глаза и тряхнул головой, отгоняя мерзостные мысли. Помогло. Вновь обретя способность рассуждать и воспринимать действительность, летучий мыш увидел из своего убежища едва заметные отблески нескольких свечей. Едва слышно цепляясь коготками, белый комочек выбрался из своего убежища и потянул носом воздух. Определенно пахло съестным. Он мгновенно подобрался и целеустремленно пополз вперед, время от времени бесшумно перепархивая со шкафа на шкаф.
В конце концов, его усилия увенчались успехом. Он сидел на верхушке шкафа в центре библиотеки и смотрел вниз. А там, освещаемый тремя пятисвечными канделябрами, в большом мягком кресле за монументальным, широченным, словно поле боя, столом уютно устроился молодой человек. Он явно был высок и широкоплеч, и потому кресло, оказавшееся для Вайса непомерно громадным, было для него удобным и уютным. Тонкие аристократичные черты лица, темные волосы, завязанные сзади в короткий смешной хвостик, и очень красивая одежда. Вайса поразили витые шнуры и серебряная тесьма на камзоле. Но больше всего пленили его чувства десятки мелких блестящих пуговиц, усеявших грудь и рукава хозяина, словно крошечные серебряные звезды.
В то время, пока Вайс глазел на него, молодой человек перевернул страницу лежавшей перед ним книги и протянул руку к бокалу, стоящему на столе. Вайс голодно облизнулся. Он только теперь заметил, что на столе появилось несколько тарелок с закусками. Нарезанное копченое мясо, кровяная колбаса, какие-то фрукты и еще что-то, от чьего сладкого запаха желудок Вайса немедленно разразился голодными революционными гимнами. Белый мыш заёрзал, переступил лапками с места на место, прополз по шкафу взад-вперед, не решаясь спуститься ниже, и не имея силы отвернуться. Есть хотелось с каждой минутой все сильнее.
И вдруг дверь в библиотеку снова отворилась и негромкий почтительный голос сообщил:
- Господин Алессандро, прибыл вестник.
Молодой человек поднял голову и, тихонько вздохнул.
- Иду, - отозвался он, и голос его показался Вайсу немного печальным.
Господин Алессандро коснулся страницы, которую начал было читать, но потом махнул рукой и быстро вышел из библиотеки.
Вайс не заставил Судьбу дважды повторять приглашение. Хищно спикировав на стол, мыш вцепился в кусочек мяса. Острые зубы резали как бритвы.
Только умяв половину тарелки, Вайс понял, что погорячился. Он съел слишком много, и это наверняка будет замечено. Мыш задумчиво почесал лапкой большое белое ухо. «Ну, чему быть, того не миновать. Нечего разводить в библиотеках летучих мышей», - подумал мальчишка и съел еще несколько кусочков колбасы из другой тарелки. Закусив яблоком и сладким пирогом (а это оказался именно сладкий пирог), мыш довольный собой и всей ситуацией в целом, забрался назад на шкаф. После обильной трапезы его начало клонить в сон. А потому он не стал дожидаться, пока господин Алессандро вернется и обнаружит пропажу, а тихонько забрался в свою нишу за шкафом и мирно проспал несколько часов.
Дни стали проходить за днями. Вайс при любом удобном случае выбирался из ниши, брал в руки книги и листал их в поисках знакомых букв. Его неприятно удивил тот факт, что многие книги он просто не мог прочесть, так как они были написаны на неизвестных ему языках. Но он, упорно перебирая одну за другой, искал те книги, которые мог бы понять. И хотя такие книги попадались не слишком часто, все же их обнаружилось довольно много. И Вайс принялся читать.
Окно в библиотеке, очевидно, решили вообще не закрывать или попросту забыли про него, что несказанно радовало Вайса. Он свободно вылетал на прогулку, размять крылья и поохотиться.
Довольно часто в библиотеку приходил и господин Алессандро. Через пару недель Вайс настолько обнаглел, что даже в присутствии хозяина тихонько читал книгу в дальнем конце библиотеки, при любом удобном случае утаскивая у Алессандро из тарелки что-нибудь съестное.
А еще через неделю он обнаружил на столе миску с копченым мясом, краюху мягкого хлеба и кувшинчик молока. Это было очень странно, потому что в библиотеке никогда не оставляли еды. Алессандро любил пожевать, читая что-то на непонятных мышу языках. Но как только хозяин покидал свой храм знаний, слуги тут же прибирали посуду и начисто вытирали стол, не оставляя на нем ни крошки. Теперь же еда стояла, заманчивая и свежая, источая прекрасные запахи и заставляя рот мыша наполняться голодной слюной.Вайс не выдержал и съел всю еду, что была на столе.
А на следующий день снова нашел пищу на прежнем месте. В этот раз к трапезе прибавились пара яблок и кусок пирога с зайчатиной. Вайс, с пирогом в зубах, едва успел убраться за дальний шкаф, когда в библиотеку вошел господин Алессандро. Мыш, затаив дыхание наблюдал за хозяином. А тот лишь усмехнулся, взглянув на опустевшую миску и, жестом подозвав слугу, который, очевидно, дожидался у двери, молча кивнул в сторону стола. Беспорядок мгновенно испарился, а на его месте появилась новая снедь.
Господин Алессандро изволил читать. И при этом он был так спокоен, словно всё это было здесь в порядке вещей.
Вайс похолодел. Неужели о его присутствии уже знают?

Страница 3. Вайс.

Первые несколько дней в библиотеке показались Вайсу раем. Он с упоением читал об истории мира, приключениях, даже пытался разобраться в непонятных формулах. Однажды среди всего пестрого многообразия книг он раскопал внушительный томик, в котором знакомые ему буквы были сопоставлены с незнакомыми. Немедленно вернувшись к полкам, на которых он уже начал хозяйничать, переставляя книги по тематике и по языкам, нашел книжку на том самом непонятном языке и тотчас уселся за перевод.
К великому его разочарованию перевод никак не давался. Слова, которые он видел в книге, никак не хотели находиться в словаре. И только через несколько часов кропотливой работы Вайсу удалось обнаружить закономерность их составления. Заботливо выписав в книжечку новый незнакомый алфавит, он твердо пообещал себе заняться переводом сразу после того, как отдохнет. Уж больно интересно, что же читает ночами напролет этот таинственный Алессандро.
Но, выспавшись и поохотившись, Вайс совершенно случайно натолкнулся на полке на большую книжку с очень красивыми и красочными картинками. Книга рассказывала о путешествиях и приключениях маленького портного по имени Янке. И мыш не в силах был оставить книгу. Он с упоением взялся за чтение, решив отложить перевод на чуть более поздний срок.
Алессандро каждый день заходил в библиотеку, и Вайс уже почти научился просчитывать время его появления, стараясь не быть слишком голодным к его приходу, как в день их первого «знакомства». Да и не стоило быть голодным, потому как, когда голоден, не успеваешь насладиться вкусом еды. А наслаждаться было чем! Копченое мясо, свежие, и иногда даже незнакомые фрукты, и колбаса. О, боги, какая это была колбаса! Никогда Вайс не ел ничего подобного. Мясо, немного шпика, печень, кровь и изыскано подобранные специи… Откусывая по крохотному кусочку и тщательно пережевывая, мыш наслаждался вкусом, а иногда, когда удавалось утащить кусок побольше, позволял себе глубоко вгрызться в него зубами, пробуждая в себе сладкое чувство поглощения добычи.
Да… В его родной деревне так заготавливать мясо не умели.
Когда слуги в первый раз оставили еду в библиотеке, Вайс насторожился. В это время Алессандро не должен был прийти. Возможно, какой-то гость должен был стать посетителем читального зала? Или слуги оставили это для себя? В любом случае, прождав несколько часов, мыш счел еду забытой и с удовольствием поел. Во второй раз трапеза была еще обильнее. И снова, выждав некоторое время, Вайс позволил себе насладиться пищей. Но вот же незадача! Он пропустил (или неверно рассчитал?) время прихода Алессандро, поэтому пришлось поспешно прятаться, дожевывая пирог уже в зверином облике.
Когда мыш увидел, как ухмыльнулся хозяин, дав указание слугам снова накрыть стол, в голове у него закружился целый рой мыслей. Неужели о его присутствии догадываются? Ну, да. Разумеется. Как он мог быть таким беспечным? Если оставленная еда каждый раз оказывается съеденной, значит, кто-то это еду съедает! Промелькнула еще одна мысль – люди иногда верят в домовых, и, как писали в одной книге, даже оставляют им молоко. Но не в кувшине же! И не вместе с пирогом с зайчатиной. Нет. Это не тот вариант. Тогда, может быть, они думают, что в библиотеке живет обычная летучая мышь? Что ж, вполне вероятно. Но тогда еду оставляли бы не в таком количестве. Обычным животным для пропитания нужно гораздо меньше. Да и как зверь будет пить из кувшина? Нет, знают. Точно знают.
Тогда почему не заговорили с ним, не разоблачили? Почему оставляют эти подачки? Вайсу вдруг сделалось тошно. «Да они надо мной издеваются!» - пронеслось в мышиной голове.
Перелетев к дальней полке, Вайс обернулся человеком, взял с полки книжку, которую так и не дочитал и, напустив на себя самый невозмутимый вид, на который только был способен, направился к столу. В сторону Алессандро, разумеется, он даже и не посмотрел.
Усевшись поудобнее и налив себе молока, Вайс открыл книгу на нужной странице и бросил сквозь зубы:
- В следующий раз, будьте любезны, прикажите подать колбасы. Она у вас несказанно хороша. – Вайс наиграно перевернул страницу, хотя, само собой, еще не дочитал. – И зачем столько свечей? Неоправданный расход средств. Вы же прекрасно ориентируетесь и в полумраке, как я успел заметить. А мне глаза режет.
Тут он позволил себе посмотреть Алессандро в глаза. Стараясь не щуриться от света свечей он держал глаза широко открытыми и дерзко пялился на хозяина замка, выжидая, что же он скажет в ответ.

Страница 4. Автор.

Вблизи господин Алессандро оказался еще моложе, чем раньше думал Вайс. Сейчас мыш с натяжкой мог бы дать ему двадцать два или двадцать три года. Больше всего виноваты в этом были глаза – большие, лучисто-серые, весело поблескивающие. Казалось, что даже когда Алессандро был совершенно серьезен, в глазах его мелькали изредка едва заметные искорки.
Хозяин библиотеки смотрел на Вайса молча и без улыбки. Но мыш мог поклясться, что видел в этих спокойных серых глазах промелькнувшего маленького хитрющего беса. Выслушав задиристого гостя, господин Алессандро все так же молча и спокойно послюнил пальцы и одну за другой медленно затушил свечи, оставив, впрочем, последнюю гореть на дальнем от Вайса канделябре. Так же молча он приглашающе подвинул к Вайсу большую тарелку со сладким виноградом и, спокойно отщипывая себе по ягодке, погрузился в чтение.
Ни слова. Тишина. Лишь лопаются виноградины, изливая свой сладостный терпкий сок.
Читал господин Алессандро или же, как и Вайс, только делал вид, что читает, но через несколько минут гробового молчания он поднял глаза и посмотрел на гостя. На губах его все же появилась улыбка. Но ни тени насмешки не смог отыскать в ней даже опытный и придирчивый мышиный взгляд. Улыбка была мягкая, приветливая и какая-то очень… аккуратная. Словно бы господин Алессандро, улыбаясь, чутко взвешивал на весах тактичности и гостеприимства те крохотные доли чувств и эмоций, которые имеют в первом знакомстве невероятно большое значение. Он несколько секунд доброжелательно разглядывал Вайса, а потом негромко и как-то очень просто сказал:
- Меня зовут Алессандро. Барон Алессандро Аконит. Я хозяин этого чертова замка. И я очень рад, что ты здесь.

Страница 5. Вайс.

По мере того, как одна за другой погасли четырнадцать свечей, Вайсу становилось все проще и проще смотреть на этого молодого, по сути, не на много старше его самого, человека. Хотя, кто знает? В книжках пишут, что эльфу может быть и тысяча лет, а выглядеть он будет юным... Интересно, какие они, эти эльфы?
Солнце давно ушло, и тонкий серп месяца вместе со звездами создавали для зрения Вайса самую приятную обстановку. Одинокая свеча, которую, как предположил мыш, оставили зажженной, чтобы Алессандро мог читать, ему абсолютно не мешала.
Взгляд хозяина располагал. В нем не было ни угрозы, ни насмешки. И хотя секунду назад мышу показалось, что хозяин слегка посмеивался над гостем, сейчас этой насмешки не было и в помине. Но что-то заставляло Вайса постоянно быть настороже. Где-то глубоко в душе было ощущение, что вот, сейчас, когда он доверится и улыбнется, на него тут же укажут пальцем и начнут смеяться в голос.
Вайс отогнал это дурацкое наваждение и, все же, решился продолжить разговор.
- Виноград с молоком? - Вайс посмотрел на пододвинутую тарелку, - Нет уж, увольте. Знаю я, что после такого бывает. Да и не похож он у те..., - на секунду замешкавшись, Вайс все-таки решил продолжить в вежливом тоне. Ведь он был в гостях, - Не похож он у Вас на колбасу. - Мыш тихо фыркнули отодвинул от себя тарелку.
- Хозяин чёртова замка, значит. То есть, сам Чёрт? - Вайс ухмыльнулся, - А я Вайс, - Мыш сделал большой глоток молока, от чего на его верхней губе остались смешные белые усики, которые он быстро по-звериному облизнул. - И чем же, господин Чёрт, я обязан Вам радостью?
Слово "Аконит" было Вайсу до боли знакомым. Кажется, когда-то Отец говорил ему о смертельно-ядовитом цветке с таким названием. Да! Точно! У него еще были очень красивые сине-фиолетовые цветы! Значит, "ядовитый". Что ж, посмотрим, насколько силен яд этого Аконита...

Страница 6. Автор.

На этот раз Алессандро улыбнулся чуть шире, но все же улыбка оставалась аристократично-закрытой. Словно бы соглашаясь со справедливостью слов Вайса, он кивнул и протянул руку к небольшому серебряному колокольчику. Вайс уже видел этот колокольчик раньше. Эта была вещица чудесной красоты. Тонкая вытянутая шейка и голова какой-то невероятно красивой птицы, исполненные с поразительным мастерством и изяществом, представляли собою ручку и навершие колокольчика. Грудь же птицы, покрытая тонкими узорчатыми перышками, была самим колокольчиком. И когда господин Алессандро слегка качнул его из стороны в сторону, Вайсу показалось, что из самого сердца волшебной птички полился нежный серебряный звон. Не успел хозяин замка опустить серебряную вещицу обратно на стол, как дверь за его спиной бесшумно отворилась, и на пороге появился слуга. Один из тех, что постоянно прибирались в библиотеке. Слуга увидел рядом со своим господином Вайса и, не говоря ни слова, медленно и с достоинством поклонился ему. Никогда в жизни еще никто не кланялся Вайсу Фледермаусу. Ну что ж, всё бывает впервые.
В этот момент господин Алессандро, не оборачиваясь, совершенно уверенный в том, что слуга уже здесь, негромко сказал:
- У меня гость, Боно. Принеси нам колбасных закусок и коньячку.
Слуга вышел так же бесшумно, как и вошел. А господин Алессандро посмотрел прямо в глаза мышу. И на этот раз улыбка его была немного печальной:
- Ты не совсем прав, Вайс. Чёрт жил в этом замке раньше. А сейчас здесь живу только я. Тут слишком много плохих воспоминаний для меня. Дело в том, что весь мой… вся моя семья погибла не так давно. Есть, конечно, баронесса Аконит, моя супруга. Но сейчас она гостит у своего брата. Очень далеко отсюда. Я остался один в этом громадном угрюмом замке. И уж иначе, чем чёртовым, я его назвать не могу - боюсь покривить душой, - у Алессандро был очень красивый спокойный голос. Низкий баритон, сочный и звучный.
- И я рад тебе, просто потому что ты здесь. Ты развеял мою грусть и одиночество. Ты интересный и смелый собеседник. И самое главное, ты любишь книги.
Господин Алессандро взглядом указал на книгу в руках Вайса:
- Я вижу, в данный момент ты отдал предпочтение приключениям, - хозяин ласково смотрел на книгу, словно бы гладил ее взглядом, - Тогда я могу посоветовать тебе приключения Ольгерда, сына Элемира. Его похождения воистину удивительны и вызывают только восхищение.

Страница 7. Вайс.

Гость! Все слышали? Не вор, не нахлебник, не бродяга! Вайс - гость!
Вайс еще никогда не был Гостем. Нет, разумеется, в родной деревне он приходил по поручениям Отца к тем или иным собратьям, но здесь было другое. Здесь его приняли, накормили и назвали Гостем. Это было, бесспорно, приятно.
Мыш тут же забыл, что еще недавно считал всё это не гостеприимством, а подачками и издевательством. А еще ему было жаль Алессандро. Потерять семью - больно.
- А, по-моему, одиночество очень даже неплохая штука, - сказал Вайс, - Никто тебе не указывает, что делать и куда идти. Никто не смеется и не показывает пальцем, никто не спорит и не язвит... - Вайс помолчал. - И не стоит мне так неприкрыто льстить. Интересность собеседника определяется по беседе. А я сказал всего одну фразу, - Вайс снова фыркнул, на сей раз громче, и перевел взгляд на окно.
- И все-таки, что за Чёрт?
Осознав некоторую грубость и двусмысленность данной фразы, мыш быстро добавил:
- В смысле, кто жил в замке до вас? И откуда столько неприятных воспоминаний? По-моему, вполне милый замок. По крайней мере, библиотека отличная.
- И спасибо за совет. Обязательно прочитаю, - честно говоря, Вайс, мог и читать уже о приключениях Ольгерда. Только у него была не очень хорошая помять на имена, но признаваться в этом Алессандро мыш посчитал глупым.
Прикончив остатки пирога с зайчатиной и запив его молоком, Вайс продолжал таращиться на луну, ловя ушами каждый звук в комнате и на улице.

Страница 8. Автор.

Ночь была безоблачной и ясной, как чистое серебро. Крохотные звезды усыпали небо, словно пуговицы на камзоле господина Алессандро. Густо и мелко – драгоценная россыпь. А молодой месяц плыл среди всего этого великолепия, как тонкая хрупкая лодочка над затопленной сокровищницей.
Алессандро слушал Вайса и время от времени задумчиво касался пальцами страниц. Большая книга лежала перед ним, раскрытая примерно на середине. С листа на Вайса смотрели совершенно незнакомые закорючки. Очень плавные, похожие на вьющийся плющ, изящный и легкий. Вайс заметил, что Алессандро время от времени, читая книгу, делал какие-то выписки на отдельных листках. И теперь хозяин замка в глубокой задумчивости замял и закрутил уголок одного из листков. Наконец господин Алессандро глубоко вздохнул и прервал молчание:
- Одиночество приходит не тогда, когда ты один в пустом доме, а когда среди шумных людей, в весёлой компании, понимаешь что эти люди для тебя чужие. Одиночество приходит, когда ты понимаешь, что ни один человек не узнает всего, что ты хотел бы сказать, но не скажешь, потому что никто не хочет этого знать. Одиночество приходит, когда ты говоришь с человеком и замечаешь, что он не слышит тебя, что он сам пытается тебе что-то сказать, но ты его не слышишь. Тебе не интересны его проблемы, а ему твои. Каждый должен рассчитывать на свои силы, не прося никого ни о чём. Каждый человек в этой жизни один. Наверное, только смерть избавит нас от одиночества... – Господин Алессандро вдруг едва заметно вздрогнул, словно бы очнувшись от печального наваждения. Лицо его было задумчивым, а голос пару раз предательски дрогнул. Но брови его упрямо двинулись друг навстречу другу, и Алессандро продолжил, - Мой… Клан был довольно многочисленным. Больше семидесяти сородичей жило в этом замке буквально полгода назад. Не скажу, что жили душа в душу, что любили друг друга без памяти и стояли друг за друга горой. Но жили. Нормально жили. Глотки друг другу не рвали. Главой Клана был мой отец – барон Джузеппе Аконит. Вот он-то и был Чёртом, мой дорогой Вайс, - Господин Алессандро невесело усмехнулся, - В последние месяцы он стал настоящим демоном. Он творил такие вещи, о которых мне даже сейчас мерзко и страшно подумать. Он не помнил сам себя, бесчинствовал и лютовал. Ты бы видел карцер в подвале замка… Это… ужасающее зрелище. Но за его грехи заплатил жизнью весь Клан. Примерно полгода назад жрецы Шигората уничтожили нас. В то время я отказался подчиняться приказам отца. Это, как оказалось, спасло мне жизнь. Сородичи вмуровали меня в стену каземата. В надежде на то, что я вскоре одумаюсь и подчинюсь слову Старейшины. Но на другой же день расплата за содеянное пришла прямо к порогу замка. Клан встал за Джузеппе и был уничтожен до последнего сородича. Примерно так я остался последним из рода. И, знаешь, только теперь я начал понимать, что одиночество – это страшнейшая из кар. Потому что с гибелью Клана в моей жизни почти ничего не изменилось. Я не чувствую утраты так тяжело, как должен бы чувствовать. Я был одиноким еще, будучи окруженным со всех сторон своей семьей. И это тяготит меня больше всего.
Господин Алессандро поднял со стола бокал и сделал большой глоток вина. Вайс слушал, боясь упустить хотя бы слово. Чуткие уши ловили каждый звук.
- Ну а ты, мой незваный, но желанный гость? Как ты оказался здесь? В твоих словах мне почудилась горечь и разочарование от семейных уз. – Глаза Алессандро в свете одной единственной свечи мирно и дружелюбно поблескивали. Он уже совершенно взял себя в руки и успокоился после неприятных воспоминаний. Аконит вздохнул, спокойно улыбнулся Вайсу и честно признался, – Я не стану скрывать от тебя того, что узнал о твоем присутствии не сегодня. И, глядя в твои глаза, с твоего разрешения, наблюдая за тобой, я понял, что ты принадлежишь к одному из Кланов Тотемов. Я не ошибся? Я никогда раньше не встречал тотемов, не видел их так близко и в такой непринужденной обстановке. Поэтому мне вдвойне приятно то, что ты сейчас здесь.
Алессандро поставил бокал обратно на стол и спокойно взглянул на Вайса.

Страница 9. Вайс.

- Значит, я всегда был одиноким, - пожал плечами Вайс, - Я не стремился никого понять, и никто не стремился понять меня. Когда одиночество – образ жизни, когда не пытаешься добиться чьего-то расположения, оно не угнетает. Спокойное одиночество радует. Как радовало меня нахождение в этой библиотеке. До вашего, между прочим, появления. И скажу прямо – не имею никакого понятия, чего ждать от этой нашей встречи.
Вайс встал и подошел к окну. Ему было искренне жаль этого человека. Потерять семью из-за безумца, быть преданным Кланом…Мышу казалось, что положение Алессандро чем-то похоже на его ситуацию.
Звезды звали и тянули в ночь. Из распахнутого окна веяло прохладой. Вайс уселся на подоконник так, чтобы ощущать этот легкий сквознячок своим телом и одновременно видеть хозяина и вход в библиотеку. Его пушистые белые волосы слегка шевелились от движения воздуха.
- У меня тоже был… есть Клан. Но, как вы говорили, понимания не было. Меня угораздило родиться другим, не таким как собратья. Пока я ничего не соображал, в самом раннем детстве, насмехались над моими родителями. Потом надо мной. А когда поняли, что просто так насмешки не проходят, - Вайс рефлекторно сжал кулаки и неожиданно для себя стал говорить сквозь зубы, - Меня и вовсе перестали замечать. Я бы давно ушел сам, если бы не Отец. Я был… да что там был… Я и сейчас настолько привязан к нему, что не могу и не мог его ослушаться. Он был единственным, с кем я мог поговорить по душам. Он был единственным, кто учил меня чему-то. А потом и он попросил меня уйти.
Воспоминания и этот невесёлый ночной разговор навевали такую тоску, что Вайс с трудом удерживался от обращения в зверя и бесконечного, насколько хватит сил, полёта к Луне.
- Да, я тотем. Только вот не пойму, чем это те… - Вайс снова поправился, - Вас, то есть, радует? И если узнали о моем присутствии раньше, то почему не сказали? – Вайс провел рукой по взъерошенному ветерком затылку, подумал секунду и поспешил сменить тему.
- Да, признаюсь, мне нравятся приключения, а ты… Вы, смотрю, отдаете предпочтения историческим хроникам? – Вайс сделал смелое предположение, хотя не понимал ни слова текста. Но это не могло быть чем-то иным. О чем еще могут писать в таких больших книгах? Да такого, что необходимо было выписывать? - Что-то пытаетесь найти?

Страница 10. Автор.

Господин Алессандро едва сдержался от того, чтобы не фыркнуть от смеха, но вовремя закашлялся, аккуратно прикрыв рот ладонью. Этот непосредственный и забавно-задиристый мальчишка не мог не вызывать доброй улыбки. Но господин Алессандро понимал, что сейчас любое неосторожное слово, любая неуместная улыбка, если даже она всего лишь улыбка, а не насмешка, могла вдребезги разбить это доверие, которое тончайшей хрустальной ниточкой протянулось от барона Аконита к Вайсу. Есть в мире очень чувствительные и очень хрупкие вещи: Доверие, Доброе расположение, Дружба. Их тяжело добиться. И так легко потерять. Поэтому господин Алессандро, деликатно прокашлявшись, ответил непринужденно и немного в тон Вайсу:
- Ну, ты уж прости меня, Вайс, за то, что нарушил твое уединение в моей библиотеке. Но очень уж я люблю почитать на сон грядущий. – Хозяин замка усилием воли стер улыбку с лица и продолжал уже совершенно серьезно, - Эта библиотека собиралась поколениями от самого… основателя рода. И я по праву горжусь ею. Больше всего я боялся, что все эти знания теперь будут пылиться и гнить во тьме, никому не нужные после гибели Клана. Я прочел едва ли сотую часть того, что здесь есть. И сейчас мне приятно, что есть кто-то еще, кто способен разделить мой интерес к этим книгам.
Барон замолчал ненадолго, глядя в ту же сторону, что и Вайс – в ночное небо.
Внушительное спокойное молчание многих тысяч древних фолиантов. Высокие сводчатые потолки, уходящие в сумрак. Единственная робко горящая свеча - теплый желтый лоскуток пламени подрагивает под легкими прикосновениями ночного сквозняка. И два совершенно непохожих существа в молчании глядящих в одну сторону. Эта встреча и впрямь была странной. Алессандро смотрел на профиль Вайса, и он казался ему профилем с монеты. Четким, тонким и светлым, словно скальпель. Алессандро чувствовал, как откуда-то из глубины поднимается в нем волна странного чувства, щемящего и обрывающего дыхание. Чувство, потерянное где-то далеко в детстве. Чувство ожидания чуда. Вот-вот из-за поворота выйдет незнакомец, вот-вот с небес прольется свет, вот-вот случится что-то невероятное, волшебное и очень важное. Алессандро сидел в библиотечном кресле - высокий, широкоплечий мужчина. Состоявшийся в жизни и обретший подлинную силу и могущество. Сидел и смотрел на юношу, почти мальчишку. Смотрел на диковатого кусачего звереныша. Смотрел и чувствовал, как ширится в его груди необъяснимое чувство. Он видел в этом мальчике самого себя. Он видел свой символ. Свой Знак. Своего Зверя. Этот мальчик принадлежал ему, точно так же как и Алессандро принадлежал этому юному тотему. Теперь не будет больше одиночества и горькой удушающей тоски. Он был свободен.
И его свобода была, как купол.
Как небо.

Господин Алессандро вздрогнул и сморгнул. Он почти забыл, что должен дышать. Вайс обернулся и сочувственно смотрел на барона. А Алессандро инстинктивно коснулся пальцами кольца на руке. Небольшой печатки, где с величайшим мастерством ювелир изобразил парящую летучую мышь. Совершенно белую.
- Я не сказал тебе сразу, потому что не знал, что ты такой смелый человек. Бывают на свете и трусишки, которые удрали бы при первом шорохе. Мне очень не хотелось, чтобы ты исчез, - Вайс поразился тому, как неуловимо изменился господин Алессандро. Глаза его блестели ярче, подбородок чуть приподнялся и сам он выглядел воодушевленным и… счастливым? Даже голос его стал будто бы немножко моложе и звонче. Он улыбался теперь, не таясь, просто и радостно. – А эта книга… Ты прав, книга немного связана с историей. С историей медицины. Здесь собрано множество заметок о редких и необычных болезнях, способах лечения, лекарствах, формулах и ингредиентах. Я довольно серьезно занимаюсь медициной и пишу небольшой труд. А эта книга очень познавательна и полезна. В конце концов, она просто интересна. Если когда-нибудь захочешь… - барон осекся, но все же продолжил, понимая, что этими словами может задеть гордого мыша, - Если захочешь, я переведу тебе.


Страница 11. Вайс.

- Сам переведу, если понадобится, - буркнул Вайс в ответ и, отвернувшись, уставился в стену.
Кладка замка была добротная, камни очень плотно подогнаны друг к другу, так что было непонятно, держаться ли они просто за счет собственной тяжести или с помощью какого-то скрепляющего материала. Через пару секунд изучение особенностей архитектуры старых замков Вайсу наскучило, и он снова повернулся к Акониту.
- Вы, Аконит, - тотем обратился к хозяину по фамилии - так было проще и произносить, и запоминать, - Не похожи ни на своих слуг, ни на жителей деревни неподалеку. Я не много, конечно, видел людей, но Вы... Какой-то другой. И еще мне кажется, Вы сильно волнуетесь, - Вайс очень по-звериному наклонил голову, всматриваясь в барона. - То ли сильно радуетесь моему присутствию... Сильнее, чем присутствию того, кто бы мог разделить с вами интерес к книгам. То ли сильно боитесь, что я сейчас перевернусь и вылечу навстречу ночи. И не вернусь больше.
Вайсу было жутко любопытно, чего же на самом деле хочет от него хозяин замка, но он намеренно старался держаться холодно, и размеренно излагал свои выводы.
Мыш наблюдал реакцию барона на каждое свое слово. Прав он, или нет. С историческими хрониками, вот, ошибся. Оказалась медицина... Вайс улыбнулся сам себе - некоторые яды лечат, вот и Аконит пишет труд по медицине.
- А еще, мне очень хотелось узнать, кто такой Шигорат, почему ему служат жрецы, и чем Ваш... - Вайс на секунду замешкался. Слово "Отец" слишком много значило для молодого тотема, да и Алессандро, видимо, было не очень приятно считать себя сыном "кровавого Джузеппе", - ...и чем Ваш старший родственник так этому Шигорату насолил? И кто Вас освободил из каменного плена? Почему не вмешалась Ваша супруга? - Вайс-таки сорвался на град вопросов, хотя очень хотел этого избежать. Но было очень любопытно: что, зачем и почему. Мыш очень любил слушать рассказы Отца о лесе, об устройстве мира. А тут выяснилось, что почти каждый хранит в себе огромный мир, живущий по своим законам, и может также интересно рассказать о нем. Как тут не задавать вопросы?

Страница 12. Автор.

Вайс забросал господина Алессандро вопросами, словно орехами – на-ка тебе вот, пожуй. Уголки губ барона сами собою вновь поползли вверх. Этот летучий мыш был любопытен до беспамятства и заявлял об этом прямо. Некоторые вопросы удивляли, некоторые указывали на острый пытливый ум звереныша, а кое-какие ясно говорили о том, что, несмотря на всю ежиную колючесть и фырчание, этот парнишка оставался очень добрым в глубине своей души. Барон задумался было на миг, на какой же из вопросов ответить в первую очередь. Но потом решил не мучиться, и отвечать по порядку.
Алессандро поднялся, аккуратно закрыл свою медицинскую книгу и поставил ее на место – на полку недалеко от стола. Медленно и задумчиво провел ладонью по широкому корешку с витиеватыми золотистыми буквами и обернулся к гостю:
- Вайс, я хочу быть предельно честным с тобой. Ты даже не представляешь, как сильно мне этого хочется. И я уверен, что ты смел и умен. Так смел и умен, что сможешь оценить ситуацию правильно. В своей молодости ты проницателен настолько, насколько может быть чуток и проницателен человек, проживший целую жизнь. Ты особенный. А значит, ты должен понять. Просто не можешь не понять.
Вайс смотрел на барона и понимал, что сейчас произойдет что-то очень важное. Из окна потягивало ночным летним холодком, но летучий мыш не обращал на это внимания. Вся его чуткость была устремлена вперед, на странного барона Алессандро, с гордостью носившего имя страшного ядовитого цветка.
Только сейчас Вайс понял, насколько оказался прав, говоря о несхожести Аконита с замковыми слугами и людьми из деревни внизу. В этот миг перед мышом, словно в ярких вспышках, отсекающих все лишнее, мелькали эти разительные отличия. Аура – вот что кричало за Алессандро: «Я не такой, как они! Я другой». Люди были похожи на плотные сферы, сплюснутые с боков. Братья-тотемы были сферой правильной, абсолютно ровной. Друиды походили на высокий хрупкий столп, по которому от земли ввысь двигались потоки энергии. А господин Алессандро был похож на веретено. Узкое, зло и остро заточенное, одним концом упирающееся в землю, а другим пронзающее потолок. Веретено, постоянно, безостановочно вращающееся, наворачивающее на себя толстые плотные пряди энергии мира. В отличие от почти неподвижных человеческих «коконов», в которых несложно было разглядеть перемены настроения, чувств и эмоций; по сравнению с ними это веретено было просто безумием. Оно вращалось, перевивая на себе искрящиеся, волнующиеся, пульсирующие нити, тянущиеся со всех сторон, словно оно было высоким праздничным деревенским столбом, вокруг которого девушки накручивают в хороводе яркие цветные ленты.
Вайс задумался и не заметил, как господин Алессандро вернулся в свое кресло. Сел, спокойно откинулся на мягкую спинку кресла, одну руку положив на подлокотник, а второй подперев голову. Молчание длилось недолго. Аконит вздохнул, словно бы решившись нырнуть в холодный омут, и заговорил:
- Мой дорогой Вайс, я не знаю, как именно ты это понял, но твои слова абсолютно точны. Я не похож на людей. Потому что я не совсем человек, – Алессандро медленно поднял глаза на Вайса. Тот сидел на подоконнике и внимательно слушал, - Точнее, я совсем не человек. – Очевидно, барон пытался подобрать какие-то слова, хотел сказать это мягче, доступнее, но, в конце концов, закрыл глаза и, словно бы отчаявшись отыскать выход, просто и тихо сказал:
- Вайс, я вампир…
Гробовое молчание повисло в библиотеке. Вайсу казалось, что он слышит, как с тихим шорохом мимо проходят тысячелетия. Клан… основатель рода… собиралась поколениями… уничтожен… гнить во тьме… и отчаянный пронзительный светлый взгляд через все это. Насквозь, через душу навылет – Вайс, я вампир… - Испуг и боль. Стремительный прыжок к горлу и глухой удар. Вздох. Удар. Удар. Удар! Ах, это же бьется сердце… И нити, в безумном ритме накручивающиеся на веретено. Как много прозрачных чистых цветов. Как много голубого и как поразительно подавляющее большинство белого. Вайс удивлен, что раньше не заметил этого. Он смотрит, пораженный своим открытием. Ему кажется, что все на свете замерло, замедлилось. И даже безумное веретено движется так медленно, что Вайс может различить цвета его нитей. Белый. Голубой, перевитый с коричневым. Вот рядом две толстые объемные пряди – желтая и золотая. Множество мелких нитей, разноцветных, словно бы покрытых пятнами. Вайс знает, что это смущение. Но это только в ауре. Лицом Его Милость владеет великолепно. Лицо спокойно. Непроницаемо. Вот только глаза выдают господина Алессандро с головой. В них огромной серой волной бьется страдание. И он говорит. Говорит, рубит с плеча, выговаривая накопившуюся за долгие годы боль. Говорит тому, кто не может не понять. Потому что видит и слышит не только слова, а саму душу.
- Это мой родовой замок, Вайс. Замок вампиров. И земли внизу, и деревни, и поля, и лес, и горы вокруг на несколько дней пути принадлежат мне. Я всю жизнь прожил с осознанием того, что я Имею Право. Весь Клан считал это право нормой, чем-то само собой разумеющимся. И никто не задавал себе вопроса – а достоин ли он? Многие годы в юности я мучился вопросом, почему я родился именно таким? Почему я не такой, как все дети. Я наблюдал за играми деревенских ребят издалека. Они всегда смеялись, играли и были счастливы своей крепкой веселой стайкой. А я всегда был один. Всегда один. Родственники были строги ко мне, как ко взрослому. И спрашивали с меня втрое, если я умудрялся провиниться. Я ходил по струне и был свободен только в своих мечтах. Только в мечтах, Вайс. Мне хотелось обратиться в летучую мышь и выпорхнуть в окно. Сорваться в ночную пустоту и лететь, лететь, лететь, пока не откажут крылья.
Нас ненавидят и боятся. Потому что мы сильны и не знаем жалости. Потому что мы пьем кровь девственниц и едим младенцев. Потому что солнце, не способное спокойно глядеть на наши грехи, в ярости сжигает нашу плоть. Мы отродье. Порождение демонических ям. Мерзкие, уродливые, жестокие твари. Вайс! Посмотри на меня, – отчаяние. Боль, гнев, страдание и пронзительный крик в душе – все это за одну секунду отразилось в ауре. Вспышкой на безумном в своем бесконечном кручении веретене. У Вайса закружилась голова. Все вновь смешалось. Он больше не видел отдельных нитей, веретено вращалось и сливалось в единое сияние. Наваждение кончилось.
- Посмотри на меня!
Мыш вздрогнул. А Алессандро продолжал говорить:
- Всё это – лишь домыслы. Это не мы. Вайс, это не я, - барон вздохнул и с усилием провел ладонью по лицу, словно стирая с него выглянувшие было наружу эмоции. Отчаяние и боль. – А мой отец творил зверства не потому, что был вампиром, а потому что сошел с ума. Это был очень могущественный и очень сильный безумец. В конце концов, жрецы Шигората исцелили его от безумия. Но он больше не член клана. Он стал любимой игрушкой Шигората. И хоть мой отец жив, я все равно остался единственным бароном Аконитом.
Вампир чуть повернулся в кресле и, не вставая, протянул руку к полке рядом со столом. Безошибочно вынул из ее глубин крупную толстую книгу, он положил ее на край стола и развернул к Вайсу. Мыш без труда смог прочитать на ее обложке острые руны всеобщего языка: «Верования и культы Энриэля».
- Вот здесь сможешь подробно прочесть о Шигорате. Боге Безумия. Видишь ли, сейчас началось его тысячелетие. Эра Безумия. И его жрецы отвечают… за порядок в мире, если можно так сказать. Они имеют громадную власть и силу. И, конечно же, благословение богов. Они же, эти самые жрецы, и вытащили меня из казематов отца. Меня и мою жену. Которая тогда была всего лишь маленькой обезумевшей от горя девочкой. Баронессой Аконит она стала чуть позже…

В этот момент дверь в библиотеку отворилась, и на пороге появился слуга. Человек с непроницаемо вежливым лицом. Это был Боно. В одной руке он держал поднос с россыпью неповторимых колбасных кружочков на серебряных тарелках и небольшим прозрачным графином. А другая его рука сжимала тоненькие светлые пальчики ребенка, который прятался за спину слуги. Боно слегка поклонился и произнес:
- Коньяк и колбасные закуски, господин Алессандро. И госпожа Ракита желает видеть Вас. Но сейчас очень поздний час. И она не одета для беседы в библиотеке… С Вашего позволения, я провожу госпожу Ракиту в ее комнату…
- Боно… - устало перебил слугу вампир. – Оставь. Если она хочет видеть меня сейчас, значит, для этого есть причины.
Вайс мгновенно заметил, что при этих словах голос барона потеплел, а на губах появилась едва заметная улыбка.
– Ракита. – Ласково позвал Алессандро. - Иди ко мне, малыш.

Страница 13. Ракита. Предыстория.

Бывало ли у вас ощущение, словно вы не от мира сего? Нет, я говорю не про чувство скуки или же некоей непреемственности и невозможности найти своего места под здешним солнцем. Вот ты есть, ты живешь, спишь, дышишь; у тебя есть семья, друзья, знакомые и недоброжелатели. Но чего-то словно не хватает. И это самое «что-то» отчего-то незримо. И сколь бы сильно ни хотелось его познать и понять – оно не досягаемо; и тем не менее в тебе.
У меня была семья. Крепкая, многодетная и шумная. И в то время я думала, что это моя семья. Но, тем не менее, глядя на своё отражение, осознавала, что я не такая как они. Что я - нечто чуждое им, нечто совершенно иное.
Деревушка, в которой я жила, лежала в предгорье и была довольно крупной. Детей там всегда рождалось много. И лет с семи я стала частым предметом насмешек среди них. Дразнили Чернавкой, то ли за черные глаза без белков, толи из чувства противоречия к белым волосам, которых мне никогда стригли, уж не знаю... Материнскую любовь, подобную солнцу, я всегда чувствовала, а отец никогда не был строг ко мне. В семье я росла младшей. Пятеро старших братьев порою подшучивали над своей сестренкой, но чужим в обиду не давали никогда. И мама только в очередной раз вздыхала, смазывая их ссадины и синяки, которые мальчишки зарабатывали, заступаясь за меня. А заступаться приходилось часто и крепко. Обида на эти несправедливые выкрики и едкие насмешки ворочалась в моей душе, словно огромное бездонное море. Но была эта обида не злой и колкой, а тоскливой и темной, граничащей с тенью непонимания, словно это и не со мной что-то не так, а с ними всеми.
Деревушка наша находилась на землях барона Аконита и его многочисленной благородной семьи. Замок хозяев стоял в горах, примерно в полудне пути по дороге, что вела через каменистые склоны по длинному остроконечному хребту. И самым удачным и чудесным считалось пристроиться работать в замок. Там постоянно нужны были слуги. И порой туда забирали молодых красивых и покладистых девушек или юношей. Хозяева изредка появлялись в деревне или же проезжали мимо. Я своими глазами видела нескольких Аконитов. Они были богато одетыми, красивыми и такими изящными, словно и не люди вовсе, а удивительные поделки мастера-кукольника.
А полгода назад деревня наша в ужасе сжалась от страшных звуков в горах у замка. Рев и топот, звуки страшной битвы слышались даже здесь, у нас. Сполохи заклятий освещали ночное небо ослепительными яркими вспышками. Через несколько часов все стихло. Навсегда. После этого никто из Аконитов не появлялся в деревне. Слуги, которые вернулись из замка в деревню, рассказали, что семья хозяев уничтожена. Полностью. Никто не осмеливался больше ходить в замок.
Время же, не останавливаясь, неслось дальше. Вскоре и жизнь наша после потрясения и пережитого страха вернулась в прежнее русло. Как утекает вода, так пролетали и дни, сменяясь в стройном хороводе месяцев. Я большую часть времени проводила в прогулках по окрестностям. Мне всегда была близка природа. Зная многие травы и цветы на вид но, не ведая их названий, я сама давала им имена. И вот однажды, когда я сидела на берегу горного озера, раскладывая на камне собранные травы, на противоположном берегу появился мужчина. Высокий, статный, одетый в охотничий костюм благородных господ. Темные волосы собраны в короткий хвостик. Пеший. Он вышел из леса, постоял на берегу, глядя в озеро, а потом поднял глаза и, увидев меня, приветственно взмахнул рукой. Я тогда ничуть не испугалась его и помахала в ответ. Но он не задержался. Постоял еще минуту и ушел туда же, откуда пришел - наверх, к замку. Это показалось мне тогда очень странным…
На другой день я снова пришла к озеру. Меня словно тянуло на то самое место, а в мыслях я невольно загадывала – придет или нет? И он пришел. Все повторилось, как и вчера, но на этот раз он задержался, простоял дольше. И я успела разглядеть, что он очень молод, красив и немного печален.
Я стала ходить к озеру каждый день. И он, словно бы поддерживая этот ритуал, тоже приходил, садился на камень и просто смотрел в воду. Так мы и сидели у озера, на противоположных берегах.
А через две недели он, как обычно вышел из леса, но не остановился у своего камня, а пошел по берегу в мою сторону. А когда приблизился, просто сел рядом со мной. Тонкие аристократические черты лица, светлая кожа, задумчивые серые глаза. Я только теперь поняла, насколько он высок ростом и широк в плечах по сравнению со мной, ведь я всегда была маленькой... В тот день я заговорила первая, а он ответил простой и доброй улыбкой. Его звали Алессандро Аконит. Он был последним из выживших баронов.
Так мы встречались каждый день. Он расспрашивал меня о том, как прошел мой день, что нового я узнала, порой давал советы. Иногда приносил необычные травки и цветы и рассказывал об их удивительных лечебных свойствах. Я даже не заметила, как каждый новый день стал начинаться для меня ожиданием того часа, когда я снова приду к горному озеру на встречу, которая будет ознаменовывать собой что-то новое и интересное. Я Старалась не замечать и того, как засыпая, думала о том, чтобы быстрее прошла ночь, и солнце озарило землю новым днем.
Он расспрашивал и о моей семье. И очень удивился, когда узнал, что я всю жизнь жила в деревне в его владениях.
И вот однажды он пришел в деревню. В тот миг я отчего-то страшно испугалась. А он, ничуть не сомневаясь, вошел в наш дом. Вошел как хозяин этих земель, как барон. И о чем-то недолго беседовал с моими родителями. Те кланялись и послушно отвечали на тихие вопросы. Речь шла обо мне. Волнение ускоряло биение сердца, мысли путались в неясных ожиданиях слов, которые изменят всю мою жизнь …
В конце концов, он положил на стол тяжелый кошель с деньгами и поманил меня пальцем. Не смея ослушаться, я подошла. Он тихонько положил ладонь мне на макушку и сказал:
- Пойдем со мной, малыш.
Моя мама, женщина, на лице которой время оставило следы из тонких паутинок морщинок и закралось в густые волосы первой сединой, порывисто обняла меня и сказала, что добрый господин барон хочет взять меня в свой замок. Что он разрешил родителям и братьям навещать меня, когда им захочется.
Слова её словно проскользнули мимо. Казалось невероятным – покинуть дом и уехать куда-то от своей семьи. От задиристой детворы за околицей, от любящей матери, доброго отца и родных братьев. И в то же время мне не было страшно. Взгляд Алессандро, и его мягкий глубокий голос, и спокойные слова, - всё это внушало уверенность. И не давало безотчетному ужасу ожидания перемен завладеть моей душой.
Мать хотела собрать мои нехитрые вещички, но Алессандро сказал, что в этом нет нужды. Он обеспечит меня всем, что только потребуется. Сказал только, чтобы я взяла с собой то, что нельзя оставить. Только памятные и дорогие моему сердцу вещи. Цветы, камешки, сушеные ягоды и пара деревянных оберегов, сделанные руками братьев, быстро оказались в моем небольшом узелке.
Вся деревня тогда молча смотрела, как последний барон Аконит увозит на огромном черном коне маленькую Чернавку… А братья еще долго бежали следом. Полынная горечь звенела в моей душе, когда я смотрела на эти светлые макушки, курносые веснушчатые носы, удивленные серые глаза и мелькающие в пыли босые пятки. Словно я их никогда больше не увижу… Но ведь это не могло быть правдой, ведь им разрешено приходить.
И вместе с тем в глубине души рождалась и расцветала новая, ранее не ведомая, словно исчерпывающие нотки сирени, надежда... Всё будет хорошо. Когда-нибудь. Обязательно.
Мне было жалко и невыносимо тяжело расставаться с семьей. Страшно. Но Алессандро оказался именно таким, каким я увидела его в первые дни - интересным, немного холодным, но очень добрым. Я обращалась к нему на «ты» и называла по имени. И он вовсе не был против.
В замке жило всего несколько слуг. Мне отвели очень уютную небольшую комнатку. Она была чистенькой, нарядной и волшебно красивой. Я никогда даже мечтать не могла о такой! Алессандро сказал, что раньше это была комната его младшей сестры.
Наши беседы теперь длились гораздо дольше. Он был невероятно умен и умел интересно рассказывать даже самые обыкновенные истории. А уж необыкновенные из его уст звучали просто волшебно. Я слушала, завороженная его голосом, его интонациями и его манерой повествования, - плавной, мягкой и удивительно интригующей. Дни пролетали мгновенно. В разговорах, прогулках, обедах и играх. Вернее, играла и бегала я одна... А он только наблюдал. И улыбался.
Однажды ночью я проснулась от жажды, а, напившись, выглянула в окно и вдруг увидела, что в окнах башни напротив, где находилась библиотека, горит свет. Барон никогда не читал в такой поздний час. Не сумев побороть своё любопытство, я тут же отправилась выяснять подробности.
Через какое-то время добравшись по тёмным коридорам и холодным переходам до двери библиотеки, я услышала тихий разговор. Голос Алессандро я узнала сразу. А второй, молодой и резкий, слышала впервые. Охваченная любопытством, я наклонилась к замочной скважине и заглянула внутрь. Мне повезло. В открывшемся мне узком кусочке пространства я увидела лишь краешек плеча Алессандро. Но зато его собеседник, сидящий на подоконнике, был виден как на ладони. Это был юноша с белыми, словно снег, волосами и очень темными блестящими глазами. Глядя на него, я не могла не сравнивать его с собой. Только лицо у него было серьезное и напряженное. Словно он в любой момент был готов к прыжку.

Страница 14. Ракита.

Словно плотным плащом, ночь укутала землю своими темными звездными крыльями. Старый замок был полон мрачных воспоминаний и зловещих теней прошлого. Давнего ли прошлого? Бродя по коридорам и залам, Ракита изредка оглядывалась, уверенная, что из темного угла или из-за края тяжелой портьеры в спину ей упирается чей-то холодный тяжелый взгляд. Угрюмый, неотрывно следящий за каждым её шагом. Но девочка каждый раз отгоняла эти мысли, стараясь не думать о прошлом этого замка и его обитателей, канувших в реку безвременья.
Иногда Раките казалось, словно и сама жизнь остановилась здесь, возобновляя свой ход лишь в тот миг, когда кто-то из живых пересекает невидимые магические границы, в которых заперто онемевшее и озябшее до глубин своей сущности время. Время скалит потемневшие старые клыки и тихо шипит на тех, кто осмеливается так звонко, по-детски счастливо и ослепительно ярко нарушить его одиночество. Здесь почти всегда бывает тихо, и оттого любой шорох подхватывает удивленное многоголосое эхо, разнося весть о живых по соседним комнатам и пустынным переходам.
А ещё Раките часто казались живыми портреты. Галерея, в которой размещались картины семейного древа Алессандро, была довольно темной и очень пыльной. Шаги здесь казались мягкими и вкрадчивыми, словно ступать приходилось не по каменному полу, а по плотному шерстяному ковру. Портреты были словно пропитаны запахом времени и глубины веков. Словно они помнят всё о живших здесь. Помнят, но никому и никогда не расскажут о тех секретах, которые хранят. Они немы, но в тоже время их взгляды завораживают и заставляют то и дело обернуться – проверить, не стоит ли кто за спиной, не сдвинулась ли портьера, не протянулась ли из-за тяжелой рамы бледная мертвая рука. Но каждый раз ничего. Пусто и тихо вокруг. И всё те же холодные цепкие взгляды в спину.
По пустому коридору бродил сквозняк, который так и стремился ухватить за ноги спешащую вперед девочку. Ракита старалась ступать неслышно, и лишь изредка легкие туфельки из тонкой кожи выдавали её тихим шорохом. А неуёмное любопытство всё гнало Ракиту вперед к заветной цели. Сон окончательно покинул девчонку, растворившись без следа и оставив на своем месте целый рой мыслей и догадок, терзающих любопытство малютки.
Проходя мимо окна, Ракита ещё раз взглянула на чернеющее небо, где ясно виднелся бледный тоненький месяц. Месяц-мальчишка. Было действительно поздно, и оттого выяснить, что происходит в такой час в библиотеке, захотелось ещё сильнее. Она всего одиножды и очень недолго была в том хранилище знаний, который собирал в своих стенах всё то, что копилось и передавалось из поколения в поколение с самого основания рода Алессандро. Гордости за это наследие, сияющей в глазах барона, не заметить мог только слепой. А Ракита слепой не была. Тем более, что эту заметную гордость он испытывал только за библиотеку замка. Ко всему прочему в своем мрачном обиталище Алессандро был равнодушен. Ни галерея портретов семьи, ни сокровищница, ни конюшни, - ничто не вызывало у хозяина замка хоть сколько-нибудь заметных чувств. С библиотекой всё было иначе. И Ракита очень хотела знать, в чем же здесь дело.
Она прожила в замке всего неделю и успела безумно соскучиться по родителям и братьям, но вместе с тем и смириться, что их нет рядом как раньше – каждый день. А где-то очень глубоко внутри, за гранью осознания, маячила тень непонятного чувства. Ощущения, словно бы она, Ракита, находится на пороге чего-то нового. Словно бы её подвели к двери, которая вела в новую жизнь… Но даже если бы Ракита и знала, как открыть ту дверь и переступить порог, она не стала бы спешить… Страх? Наверное. Всё так неуловимо быстро изменилось, а теперь и это мгновение, к которому она начинала привыкать, тоже куда-то ускользает, словно песок сквозь пальцы.
В раздумьях и смутном ожидании девочка коснулась, наконец, двери библиотеки, к которой она шла через весь замок. Тонкие пальчики тронули тяжелую медную ручку. И вдруг негромкий очень знакомый голос остановил Ракиту, заставил ее замереть на месте. Девочка затаила дыхание, прислушиваясь, чувствуя, как напряжение и новые сомнения охватывают её. Некрасиво подслушивать, и она уже было решила развернуться и уйти, чтобы лечь, как и положено, спать и забыть про то, что барон что-то ночью делал в библиотеке. И уж тем более не думать о том, с кем он может говорить в такой час. Но все же снова замерла, когда слуха ее коснулся второй голос из-за двери. Молодой, звонкий и резкий. Сорвавшиеся с чьих-то губ вопросы казались такими острыми, такими смелыми. Ведь сама бы она не решилась их задать. Алессандро Аконит казался Раките сложной и очень… взрослой загадкой. Но разгадывать её она не решалась и не хотела, словно боялась ответов. Боялась того, что вместе с ответами и пониманием могло прийти нечто, способное навсегда изменить эти зыбкие и трогательные, покровительственно осторожные отношения взрослого мужчины и маленькой девочки.
Наклонившись, Ракита заглянула в замочную скважину, уж очень ей хотелось взглянуть на ночного гостя барона. Она видела лишь плечо Алессандро, но зато его собеседника, спокойно расположившегося на подоконнике – было видно отлично. Юноша был ничуть не старше братьев Ракиты. Темные глаза сияли от блеска всего одной свечи, стоящей на столе, словно в их глубине затерялись звезды, те самые звезды, что были и где-то высоко в небесах. Взъерошенные светлые волосы. Нахмуренные брови.
Ракита сделала глубокий вдох, на пару секунд отстранившись от замочной скважины. Зажмурилась, прогоняя увиденные образ из памяти, и снова, затаив дыхание, заглянула в щелку. Но нет, юноша ей не привиделся. Сидел на подоконнике, хмурый, чуть напряженный, словно готовый к прыжку. Ей казалось, будто она видит одну из возможных вариаций себя, только очень... порывистую и неспокойную. «Вайс… ведь так его зовут?..»
А разговор, между тем, не прекращался. И хоть и слушала теперь Ракита в пол уха, а больше разглядывала странного мальчишку, но все же сознание ухватилось цепкими коготками за фразу, сказанную с такой горечью и болью, что Ракита невольно вздрогнула.
«…я вампир…» - Девочка медленно опустилась на колени, позабыв о колющей прохладе, и прислонилась ухом к двери, упершись невидящим взглядом в темный угол. Вампир… Это казалось невероятным… Столько жутких историй рассказывали мальчишки в её деревне, да порой и родители запугивали своих детей чудовищами, которые пьют кровь из тех, кто не спит по ночам… «Нет… Я не верю!.. Это просто не может быть правдой…» - Девочка снова заглянула в замочную скважину. Все те страшные байки были не про Алессандро. Не про него. Он не боится света солнца. Он носит серебряное кольцо, и он живой! Он теплый. У него бьется сердце… Что касалось прочих примет, то Ракита не могла с уверенностью сказать, как Алессандро относится к рассыпанным зернам и завязанным узлам, спит ли он в гробу и пьет ли человеческую кровь… но все это казалось такой несусветной чушью. Потому что главное было в том, что он не сделал Раките никакого зла. Он был так добр к ней, так хотел, чтобы она улыбалась, и с ним было так уютно и спокойно…
Девочка вздохнула, снова прислоняя ухо к двери, и стала слушать повествование Алессандро; его тихую отчаянную исповедь… И с каждым следующим словом неясная тяжесть давиласердце, путами перехватывая дыхание. Это была не жалость. Это было сострадание. Искреннее и простое сочувствие. Ему было больно. Невыносимо тяжело нести в себе этот страшный кровавый груз. И она просто хотела быть рядом. Просто обнять его, улыбнуться и сказать, что все будет хорошо. Обязательно будет.
«Не ты…, - безмолвно прошептала в своих мыслях Ракита. – Это не ты. Я знаю тебя. Я вижу тебя. Ты не чудовище. Ты просто… мой Алессандро…»
Девочка, увлеченная разговором в библиотеке и захваченная своими пронзительными мыслями, конечно же, не услышала тихой поступи слуги, и испуганно вздрогнула, когда чья-то ладонь тихонько легла ей на плечо. Страх молнией вспыхнул в сознании, Ракита отшатнулась от двери и поспешно обернулась. Конечно, в этом замке ей нечего было бояться. И за спиной у нее стоял всего лишь Боно. Как всегда, спокойный, доброжелательный и подтянутый. В одной руке он держал поднос, а другой ловко ухватил Ракиту за руку. Сердце девочки все еще сумасшедше колотилось от внезапного испуга. Но теперь страха не было и в помине. Зато Ракиту поедало смущение и стыд. Боно ничего не сказал, только укоризненно посмотрел на нее сверху вниз. Не хорошо ведь подслушивать. Да ещё и ночью… Щеки Ракиты враз залились румянцем. Стало невыносимо стыдно за то, что ее поймали на таком глупом и некрасивом занятии.
А Боно уже входил в библиотеку. И выпускать руку Ракиты при этом он вовсе не собирался. Потупив взор, девочка шагнула за спину слуге, чтобы хоть как-то скрыться от взглядов, которые будут сейчас направлены на неё. Дверь бесшумно отворилась, тусклый луч света разорвал полумрак коридора.
«Вот, а ещё и не одета…» - Совсем запоздалая мысль. Ну ладно бы сам барон, но ведь у него гость… Девочка не поднимала взгляда, всё так же изучая пол и свои белые чешки с шелковыми лентами завязочек - очередной чудесный подарок…
- …И госпожа Ракита желает видеть Вас…
«О, боги, как стыдно…»
 Повинуясь приказу Алессандро, Боно разжимает пальцы и отпускает её руку. Слуга уже занимается сервировкой стола, а девочка все еще не решается поднять взгляда. До тех пор, пока не слышит голос барона, тихо зовущий ее по имени. Так же, как и всегда. Мягко, тепло и отечески ласково.  А понял ли Алессандро, что она подслушивала? Наверное, да… Он всегда все знает. Угадывает или просто читает ее мысли… Но сейчас он не сердится. Он не разочарован, - Ракита чувствует это, и вздыхает с облегчением. И тут же бросает на него робкий взгляд, вопросительный и в то же время внимательный. Ничего не изменилось в Алессандро? Всё ли так же, как прежде? Всё тот ли пред нею мужчина? Ведь он никогда не говорил ей… Но он и не врал. Он ни разу не называл себя человеком. Конечно же. Он просто боялся испугать ее.
А он все такой же. Тонкие точеные черты лица, ясный светлый взгляд и притаившаяся в уголках губ улыбка… Нет, это не было чудовище из историй, которыми пугают детей, а порой и самих взрослых. Это был тот, кого она успела полюбить как старшего брата, как человека, который был неизмеримо умнее, сильнее и выше ее. И который с любовью и вниманием относился к такой маленькой несмышленой девчонке. Делился своим опытом и своими знаниями. Был для нее тем, кого она назвала бы… Учителем.
Ракита поспешно шагнула к барону.
Пахнуло лесными цветами. Протянулись хрупкие светлые руки, обхватили за шею. Лишь колыхнулась нежно голубая сорочка, и волна белоснежных длинных волос закрыла плечи и хрупкую фигурку. Ракита взобралась барону на колени, привычно уткнулась носом в камзол и сделала спокойный глубокий вдох. Отчего-то ей часто казалось, что от него веет то ли шиповником с его терпкостью, то ли сладковатыми нотками вереска, к которому примешалась далекая полынная горечь. Но стоило лишь открыть глаза, и становилось ясно, что это лишь где-то в её воображении.
Зато теперь, с этого безопасного и удобного места, можно было хорошо рассмотреть и ночного гостя. И не украдкой, а совершенно открыто. Ракита обернулась, всматриваясь в лицо Вайса… И словно в омут с головой – от одного взгляда. Пустота, что враз заполнила сознание, казалось, сейчас расширится, и окружающий её мир лопнет, как мыльный пузырь. Вот сейчас… Но ничего не случилось. Она смотрела в черные, без белков, глаза ночного гостя, словно в свои собственные. И темнота вокруг словно бы вздрагивала и колыхалась подобно тонкому и невесомому покрывалу. А где-то в глубине душе рождалось и крепло неведомое до сих пор удивительное тепло. Словно к тебе кто-то протягивает широкую теплую ладонь, и все беды, вся грусть и печаль разом отступают. И становится совершенно не важно – что ещё там есть в целом мире…