Крылья

Я свободна.

Надо мной нет никого.

Я делаю то, что чувствую правильным. Ем, что хочу. Иду, куда хочу. Я никогда не жила труднее.

Я сверяюсь каждый день. Каждый час. Чтобы стать собой. Это мое единственное стремление.

Это маяк на моем пути. 

Мне казалось, что хрупкое человеческое сознание спасается в нелюбимой работе. В такой, которая дает деньги и убийство времени. Мы красили, мазали, писали, играли на сцене, читали книжки, старались найти в жизни фундамент, но его не было. Поэтому мы ненавидели самих себя. И через себя - других. Ведь когда ты находишь свое дело, то, через которое проливается в мир другая сила, будь это руки врача или голос политика, ты с каждым днем становишься меньше и меньше, а то, что идет через тебя, растет. Есть такой гриб – кордицепс. Самый ценный гриб китайской медицины. Самый сильный природный антибиотик, который разумно находит чужеродные клетки и убивает их. Потому что весь цикл его жизни разумный. Он сидит в замершем состоянии, но, как только  чувствует приближение гусеницы определенного типа бабочек,  выбрасывает споры. Эти споры, как ракеты с радиоуправлением, находят гусеницу и закрепляются на ней. Потом они проникают внутрь и прорастают, гусеница погибает, а все ее тело заполняется телом гриба, чтобы продолжить цепочку его жизни. Я часто думаю, как эта гусеница умирает? Контролирует ли гриб ее сознание? Или она просто засыпает в блаженстве?
 
Я не могла заснуть в блаженстве. Меня травмировало то, что я ждала.

В моей жизни «любовь» не занимала никакого места. Мне казалось, что я ее забыла и не могу вспомнить. Меня даже слегка подташнивало от этого слова. Это была какая-то инвалидность. Я еще была жива. Руки, ногти, нос.

Я хотела жить. В полной растерянности, прострации и недопонимании.

В ноябре 1992 года в мою жизнь пришел А. Он был упорный рано повзрослевший мальчик. Мне он нравился. Он все делал правильно, но я тогда не понимала, что это правильно. Поцелуи на парапетах, мартини, шоколад в серебряных обертках. Первые розы. Я  много лет хотела развернуть время и исправить глупые запятые. Когда мы взрослеем, то начинаем ценить тех, кто делал нас лучше, чем мы сами в том моменте были. Да и вообще. Я проиграла. Самой себе.

«Что мне делать?» - спрашивала я море, землю, небо. «Как так …».

Тело и душа жили в разных направлениях. Тело мучилось от недостатка любви. От него я помнила только замерзшие пальцы, стучащие по клавиатуре. Оно мне отвечало тем же. Я прекрасно понимала, что оно, тело, будет мстить. На приеме врач мне сказал: «Иммунитет в стадии сильного истощения» и выписал тонну витаминов. Но я-то знала, что иммунитет - это язык. Этой нашей машинки, в которую нас посадили и которая временами отказывается нас терпеть.

«Тело привет», - писала я ему. «Я не знаю, как тебя зовут. Я тебя ненавижу. За все. За то, что тебя надо кормить  и одевать, и лечить, и ты всегда голодное, и все время весишь больше чем нужно. А в Италии так холодно, что если я не наемся изюма, то замерзаю и мне кажется, что останавливается сердце. Я научилась над тобой издеваться – бегать утром, обливать холодной водой, кормить на завтрак грушами и постоянно ненавидеть. Что же мне делать? Что мне делать с собой? С тобой? С нами обеими? Скажи как. Как выпутаться?  Ведь я уже не могу больше...».

Черкесия жила по кругу. Я прочитала более двухсот книг и могу уверенно сказать это. Адыгэ  Хасэ -  круг. Хаса нартов. Позже заимствованный у них Казачий Круг.  Они жили по кругу, как единица планеты, космоса. Как индейцы. Как маори. Это движение, основанное на древнем обычае, не навязывало им захватывать другие территории или менять самих себя. Им не нужно было, как нам, становиться французами, американцами, буддистами, лицами с обложки. Они были счастливы сами с собой. Как кошки.

Однажды мне приснилась моя душа. Эта душа была тем, кем меня задумали. Он была похожа на странную полусумасшедшую босую героиню из фильма «Сладкий ноябрь». Она от меня отличалась. Я ей завидовала. Тогда я поняла, что пора возвращаться.

Черкесия жила по кругу. И мой муж жил по кругу, а я - по прямой. Я просыпалась каждый день в страхе что завтра  - конец, а он шел, зная, что конца не будет. Но мне хотелось, чтобы и он жил по прямой. Как в русской рулетке. Потому что вся моя страна жила по прямой. Все ее поэты, композиторы,  актеры, юродивые. Как пули.
 
Мне казалось, что сопротивляться силе сверху, которая превращает в инструмент, можно только вцепившись друг в друга. Весь мир растений и животных живет по кругу, а человек – выращивает несуществующее. Невыразимое. Он прокладывает путь вперед, даже если это дорога в бездну. Но он уже не остановится. Потому что так устроен мир. В одиночку мы погибнем под тяжестью свершающегося через нас будущего. Поэтому нам дан Другой – чтобы не раствориться в этом будущем. Чтобы замкнуть в себе бесконечность.

Подо мной перекатывающийся воздух-полусон. Он как плавающая земля, где то выглянет желтая одуванчиковая бесконечность Белоруссии, то французская Ривьера, где по песку идет босиком Марина Цветаева,  иногда на меня взглянет зеленым  глазом бронзовый дракон с мостика в Александровском парке,  а вон там  молоденькие военные,  стреляющие друг в друга на дуэли. Я падала и мне казалось, что так нужно. Ведь в итоге я достигну чего-нибудь твердого.  Либо зацеплюсь в этом летящем тоннеле за какой-нибудь крючок необходимости.

Я устала быть камнем. 

Есть и такая усталость.

Я падала ниже и ниже.

Чтобы на самом конце бездны понять, что взлетаю.

Крылья.