О первом Новом годе

     Количество вещей вокруг меня постоянно возрастает.  Наверное,  не только вокруг меня.  Это признак  эпохи.  Но чем больше  вещей, тем меньше вещей, с которыми не жалко расстаться, выбросить. Недаром современное общество социологи, иногда называют «обществом выбрасывателей».  Ненужные вещи угрожающе захламляют землю,  быт, бывает и сознание.  Но есть старые вещи, с которыми, при всей их бесполезности, устарелости или изношенности, расставаться жалко. Эти вещи я называю знаками памяти. Без них мы бы забыли какие-то кусочки, а бывает и отрезки своей жизни.  Если же человек, напрочь,  забыл часть своей жизни, то получается, что тогда  и не прожил он её  вовсе. Чем старше мы становимся, тем ценнее для нас память о прожитом.   И получается иногда, что старая и, вроде бы, ненужная  вещь для тебя с годами  становится всё дороже и дороже, хотя лежит не на видном месте, а может и  валяется где-нибудь в подвале или на антресолях.
    У меня таких знаков памяти много. Даже выбрать непросто, но с памятью о первом, любимом в России празднике,  Новом годе, есть только одна.  Маленькая фарфоровая собачка.
    Мне  4 года. Жили мы в коммуналке пятиэтажного дома. У  нашей соседки, продавщицы газводы на городском базаре, добрейшей бездетной тёти Паны,  курившей Беломор и баловавшей меня малиновым вареньем, появился хахаль-сожитель, которого, не смотря на густые кавалерийские усы, все звали «Васенька».  Позже он тётю Пану обокрадёт и даже попадет под суд, на котором я тоже почему-то присутствовал.  Но  31  декабря  1956 года Васенька был героем - любовником  нашей коммуналки и неустанно демонстрировал услужливость. Вот он и вызвался погулять со мной, пока три хозяйки готовили  харч  к вечернему новогоднему  застолью.
   Гуляли мы с Васенькой так.  Вначале он выпил пива в подвальном магазинчике недалеко от дома, именуемый в народе «Седьмуха» (магазин № 7). Потом  прошли в большой гастроном, что рядом с кинотеатром «Мир».  Там все и началось.
   «Выбросили» в продажу мандарины, большой новогодний дефицит.  «Стой здесь!» рявкнул мне Васенька и ринулся  в стремительно растущую очередь. Но стоял я недолго, скучая,  стал болтаться по магазину,  в который вдруг ввалилась полудюжина  брюхатых цыганок  с детьми , подняв страшный гвалт. Не помню,  зачем и как я вышел на улицу. Зато помню, что очень скоро почуял,  нахожусь в незнакомом месте и не знаю, куда идти дальше.  Я уже начал потихоньку хныкать, но тут  кто-то взял меня за ворот и спросил:  «Витя, ты чо здесь делашь?» Тетка оказалась  из нашего подъезда.  Она завела меня назад в гастроном,  где мы стали наблюдать, как Васенька, под достигшие апогея вопли цыганок,  размахивая «авоськой» с мандаринами,  задирает им пышные, многочисленные юбки, в поисках похищенного дитя, т.е. меня.
   Когда Васенька меня увидел – несказанно обрадовался, стал совать мне в руки мандаринки, к которым я интереса не проявил.  Тогда он мне купил фарфоровую собачку.  Не знаю, почему именно её.  Может,  больше нечего было купить. Но она сохранилась.  А ЛФЗ (бывший Ленинградский фарфоровый завод) до сих пор, мне кажется, их делает. Эти  скульптурки предмет коллекционирования. Но для меня собачка - первый новогодний подарок и первая память о Новом годе.
   Вот и всё.  Сам Новый год, ну, в смысле, праздник по случаю наступления 1957 года не помню. Значит, получается,  что рассказик свой я назвал  не точно.  Ведь Новый год в России это - праздничное застолье, а то и банкет.…  А вот про первый банкет у меня есть стихотворение.
                ***


Я помню первый свой банкет,
                брала с собою мама.
Шли мимо елки за углом, потом все время прямо.
Был длинный стол и все  сидят,
                неведомый фарш-мак едят 
 и что-то, там, из теста.
В тоске болтался вдоль стола,
                со стула стол не доставал.
Но  если б даже доставал, то не было мне места.
Толстяк, вдруг, встал и вздор понёс
                (теперь,  уж,  знаю это - тост).
Я в праздник оживленье внёс:
                взял, поднатужился, унёс
                стул толстого еврея…

И тот башку себе разбил о батарею.