Хандра

     Уже третий день мою голову не посещает ни одна приличная мысль. Меня это состояние угнетает. Я нахожусь в огромном здании, вокруг меня масса людей, а в моей башке пустота. Как и в прошлый раз, моя кровать в коридоре, но не потому, что мест в палатах нет, а потому, что в больнице идёт грандиозный ремонт. Не знаю, сколько я пребывал в прострации, но, наверное, не долго. Я вдруг почувствовал, что в моей голове началось шевеление.
     Первой пришла мысль о том, почему в палатах не поселяют вместе мужчин и женщин? А в коридоре стоят рядами вперемежку кровати, а на них и мужики и бабы, мальчики и девочки, и хотя бы что. А потом присмотрелся к соседней койке, что стоит в изножье моей кровати. Там, до вчерашнего вечера обитала молоденькая, худенькая, чернявенькая, небольшого росточка, достаточно подвижная особа, с хвостиком на голове и мелкими чертами лица, в бежевых джинсах, постоянно сползающих на худенькую попку, а потому  немедленно возвращаемых  в исходное положение. Она общалась с себе подобными обитателями этого заведения. Общение заключалось в том, что они каждый раз, после официального приёма пищи, собирались у одной из кроватей и продолжали уничтожать запасы продовольствия из своих тумбочек, а потом дружно уходили курить.
     Так продолжалось несколько дней. Наступил очередной вечер, и я вижу, что моя соседка, куда-то засобиралась, явно не покурить. Мне, конечно, любопытно было узнать, куда это она намылилась, на ночь глядя. Но спрашивать у неё я не стал. Она ушла и появилась только утром и стала снова собираться. Тут уж я не выдержал и спросил: «Куда собираешься-то?». Она мне что-то ответила, а я не расслышал, но догадался. Её выписали досрочно за нарушение режима. Хотя она пыталась меня убедить в том, что доктор её отпустил и уходила она с её разрешения.  Только я  думаю, это она пыталась оправдаться сама перед собой. Через несколько минут моя соседка исчезла в неизвестном направлении.
А вместо неё на ту кровать поселили молодого человека. До этого он лежал у самого входа в бокс. Там гуляли сквозняки и пахло пылью, проникавшей из соседнего помещения, где проводился ремонт. Гуляя по коридору, я иногда доходил и до его кровати и отмечал, что к нему слишком часто приходит мать и подолгу сидит рядом с ним.
     Ни первый раз и ни один день я бываю в больнице и каждый раз приходится или удивляться или поражаться тому, как по разному ведут себя больные и родственники больных. И каждый раз я пытаюсь мысленно проникнуть в тайны взаимоотношений. Но тайны так и остаются тайнами.
     А между тем,  поселенец обосновался на новом месте, вернее, не он обосновался, а его обосновала мать. И когда она всё исполнила и посидела на краешке его кровати несколько минут, изредка что-то говоря ему, своему взрослому чаду, у которого никогда не сходила с лица гримаса недовольства, тогда она незаметно и испарилась. А он остался, толи болеть, толи лечиться. Не заметить странности его болезни было просто невозможно. Я часами вынужден был смотреть на него в упор и видел, что он ужасно потеет. Потому он и требовал от персонала дополнительного постельного белья. А  я-то думал …. Но от чего это с ним такое происходит, оставалось тайной.
     Ближе к полуночи он начал громко стонать и всем видом показывать, что у него болит нога в колене, и сил у него больше нет, и попросил пригласить доктора. Пригласили персонал, ему сделали обезболивающие уколы, он успокоился. А я решил попить чаю, потому, что после ужина прошло часов пять и в желудке давно всё переварилось.
     Мой сосед заметил, что я собираюсь заваривать чай, попросил и ему тоже вскипятить воды в его чайничке, что стоял на тумбочке. Я согласился выполнить его просьбу, но признаюсь честно, мне очень не хотелось этого делать. Во мне боролись два чувства.    Первое и наверное главное, я сочувствовал соседу, я видел, что он действительно страдает от боли, а что такое боль я испытал на собственной шкуре. И поэтому я согласился ему помочь, а точнее сказать, немножко поухаживать. Но во мне зрело и другое чувство, в котором не было месту сострадания и жалости. И всё потому, что я видел, как он грубо и нагло обращался со своею матерью. Он обзывал её всякими не хорошими словами, и всё время требовал от неё разных услуг, которые мог бы исполнить и сам. Я это видел прекрасно.
     Не только мать к нему ходила, приходил и отец.  Он пришёл рано утром, притащил несколько больших пакетов, наполненных до отказа бельём и продуктами питания. С отцом он общался спокойнее и не наглел. Но может быть потому, что отец не доставал его в мелочах, не заискивал, и не пресмыкался перед ним. Отец не присаживался к нему на краешек кровати, не читал нравоучений, а поговорив по делу, не задерживаясь, уходил.
День как-то незаметно закончился, больные успели поужинать и стали постепенно готовиться к вечерним процедурам, а после них и ко сну. Кровать моего соседа уже несколько часов остаётся пустой и не заправленной. Не заметить этого я не мог и решил поделиться своими сомнениями с соседями. Они тоже заметили отсутствие моего ближайшего соседа. А чуть позже его стала искать процедурная медсестра. Пришло время уколы делать, а его нет на месте. Я подтвердил, что его давненько не видно. И получил от этого какое-то удовлетворение. Оказывается, можно получать удовольствие, если даже кого-либо и закладываешь.
     А меня, между прочим, гложет мысль, чего это я взъелся на своего соседа. Да знаю от чего, это я прикидываюсь. На наркомана он здорово смахивает, а их я терпеть ненавижу, что бы там о них не говорили. А когда я услышал, как одна медсестра говорила другой: «Если до двенадцати не придёт, то утром выпишем». Ага, думаю, попался, козёл! Но он пришёл до двенадцати. Казнь отменяется. А я стал думать, а если он не наркоман, а мать действительно заслуживает такого отношения, тогда, что? Да, он появился, и совсем не видно было, что у него болят ноги. А то, что потел без удержу, не требовало ни каких доказательств. Он тут же разделся до нага и сменил одежду.
6.11.2011