Командировка

«Быть может, приспособляемость, согласие с окружающими, мир и духовное единение – всего лишь разновидности того миража, что всегда будет нас морочить. Впрочем, уже одно то, что мы создали эти представления, исполненные для нас глубочайшего смысла, означает, что они осуществимы».

Генри Миллер, «Время убийц»

1

Был погожий летний день, по-моему, суббота. Сантана, Влад и я сидели на берегу реки. В ведре варились раки. От купания и выпивки нас разморило. Мы благодушно философствовали.
-Всю жизнь ищешь свое место, но не можешь его найти, - говорил, зажмурив один глаз, Сантана, - а вдруг оно здесь?

Берег был изумительно красив. Заросшие лесом холмы спускались к речке. Ветви сплетались над водой, образуя прохладный навес. Темный поток интимно журчал, огибая большие камни. К тому же, не было комаров.

-Брось, - отозвался Влад, - нормальные люди живут и достигают успеха только дома. Есть пословица: где родился – там и пригодился.
-Ага. У кого из нас американский паспорт?
-Это совсем другое, ты же знаешь…
-Хорошо, - легко согласился Сантана, - а я ведь чуть не остался жить в Таиланде. Все из-за бабы сорвалось…
-Как так? – не поняли мы.
-Мы с Федей ездили прошлой зимой в Пхукет. Жили в одном номере. Вечером набухались, сняли одну на двоих. Недорого вышло. Всю ночь ее. А утром глянули – трансвестит. И баба, и мужик одновременно. Думаю, как в такой стране жить можно?

Мы рассмеялись. Сколько раз наш приятель страдал от собственной жадности!
-Так вы ее всю ночь? Дурак, зачем нам-то рассказал?!
-Чтобы вы посмеялись!
Сантана побагровел и надулся. Видимо, дошло, что подставился. Мне его стало жаль. Искренний парень, к тому же, устроил нам пикник, раков наловил.

-А где тебе лучше – в Москве или в Ярославле?- спросил Влад. Он решил сменить тему.
-Тут, однозначно, - говорю.
И задумался: правду ли я сказал?

Всю жизнь я куда-то еду. И каждый раз конечная остановка оказывается маленьким полустанком. Главное, я понятия не имею, куда идет мой поезд. Двигаться, двигаться, не останавливаясь, – вот что интересно. Семейная легенда гласит: мою маму не довезли до роддома; я появился на свет прямо в машине скорой помощи. Может, с этого все началось?

Потом мы зарядили газировку по рецепту Влада. Берешь большие бутылки колы, сливаешь каждую на треть, добавляешь до крышечки виски (не обязательно дорогой сорт, все равно вкус от смешения пропадает), взбалтываешь. У каждого – персональная двухлитровая соска. Под раков.

2

Удивительный город Ярославль. Слишком маленький, чтобы раздавить нас, заставить забыть свое «я». Слишком большой, чтобы усыпить провинциальной скукой. Короче, та самая золотая середина. Даже в мелочах. Середина, по-моему, всегда удачно уравнивает крайности, в то же время сохраняет их присутствие в некоторой усеченной, но удобной для всех форме.

К примеру, Ярославль патриархален. Здесь запросто разговариваешь с прохожими на отвлеченные темы. Возишь любовниц только в тонированной машине. По именам знаешь всех соседей в подъезде. Однако, ритм городской жизни – современный, особо не размякнуть.

Дело было десять лет назад. Характер города и мой возраст сделали жизнь легкой и плодотворной. Чем я занимался? Работал. Узнавал людей. Набирался опыта. Учился ценить простые мелочи.

Вот, например, набережная Волги в сумерки. Вроде бы, ничего особенного: широкая река, выразительные фасады домов, чисто выметенная брусчатка. В Москве на такое зрелище и минуты жалко. А ведь на все можно взглянуть иначе, главное – почувствовать.

…Бескрайняя фиолетовая пустыня спящей воды. Темный, плоский берег напротив слился с небом и рекой. Там, далеко-далеко, перемигиваются огоньки уже невидимых домов. В этих домах – совершенно незнакомые люди. Ужинают, смотрят  сериалы, идут  в спальни. Представишь, как там у них уютно и тепло – и к горлу подкатывает комок. Сладкая, томительная грусть. Терпкая горечь одиночества, но и восторг слияния со всем миром. И я, в своей грусти, и эти люди в невидимых домах, и огоньки их окон, и черный силуэт баржи посреди Волги – мы одно целое. Мы вне времени, лениво течем вслед за рекой между прошлым и будущим. Все вокруг становится выпукло реальным, обретает особенный смысл: вот блестящий, как рыба, БМВ сердцееда остановился на набережной; цыгане с медведем танцуют вокруг хмельного миллионщика в картузе; вниз проплывает, пыхтя, новенький колесный пароход; «Дискотека Авария» гремит за дверями бара; и там же, в этот же миг, скрипки:

Ах, мохнатый шмель, на душистый хмель…

И так – тысячу лет и тысячу километров – до самого Каспийского моря.

А можно вернуться из путешествия между временем и пространством в уютную гостиную. Проще говоря, отвернуться от реки. На берегу - свет фонарей забавляется с ветками липы, цветные афишки у ступенек в погребки, смех и оживление гулящей молодежи. Вереница намытых машин ползет вдоль скамеек с девчатами в ожидании неожиданных знакомств. Степенно прикуривают от одной зажигалки и начинают разговор случайно встретившиеся приятели. Здесь у каждого свой маленький праздник. Разве все это не здорово?

-Неплохо парень причалил, - наверно, скажете вы. Только атмосфера города – это еще не все. Главное, какие люди в нем живут.

Согласен.

Любопытно, что в самом Ярославле бытует представление о чрезвычайном жлобстве  местных жителей. Сравнивают себя обычно с культурными и доброжелательными питерцами (Москва не котируется). Напрашивается историческая параллель – лет сто назад слово «ярославец» обозначало профессию. Плутоватый половой из столичного трактира. За копейку обжулит, за рубль – удавит.

Однажды я поспорил с кем-то: мол, посмотри, все мои друзья здесь – приличные люди.
-Да они все приезжие, как и ты. Или их родители сюда перебрались, - настаивал мой собеседник, кстати, коренной житель города.

Если разобраться, ярославцам действительно свойственны мелочность, злопамятность и жадность. Но в обычных пределах или выше среднерусского уровня, судить не берусь. Все зависит от среды, от твоих поступков. Да и от всяких случайностей тоже.

Но про людей я расскажу позже. А пока общие впечатления.

Первое, что бросается в глаза – город тесно связан с окружающим ландшафтом. Ярославль буквально врос в него. Долгое время здесь не строили загородных коттеджей. Зачем? В любой свободный день можно за полчаса добраться до пляжа или леса, пожарить шашлыки, набрать грибов. А к вечеру вернуться домой, принять душ, а потом засесть в кафешке где-нибудь в центре.

Когда ярославцы собираются отдохнуть на природе, они говорят «едем на зеленую». Вначале я запутался. Побывали с одной компанией в лесу. А через неделю другие ребята везут меня в противоположную сторону. Удивляюсь: как же так – ведь «Зеленая» – это по Тутаевскому шоссе?
-А здесь что – нет зелени? – смеются мои приятели.

Ближе к зиме я познакомился с Петровичем. Начались наши вылазки на охоту. Мы так никого и не подстрелили; но, рядом с этим человеком, я узнал и почувствовал много удивительного и важного. Банально звучит: Петрович научил меня любить свою страну. Точнее, показал, как можно созерцать ее невидимую с первого взгляда красоту. Кажется, я опять забегаю вперед…

Ярославль - старинный город. В войну линия фронта проходила далеко и его не разбомбили. Древность здесь осталась везде, она вокруг тебя. Но, очевидно, памятники и память – слова с разным смыслом. Все эти нарядные особняки в стиле ампир и легкомысленные купеческие храмы легко приспособились и стали живой частицей сегодняшнего городского пейзажа. Ярославль как бы говорит тебе: не думай о прошлом, ты не в музее. Будь собой, радуйся жизни, я не стану тебе мешать. В этом речном, текучем  городе все – здесь и сейчас. Поэтому он так легко меняется каждую минуту. Поэтому нам в нем каждую минуту так легко.

Я приехал в Ярославль один. Жена осталась в Москве играть в бильярд с подругой. Подруга тогда даже заняла третье место на чемпионате России. Я был предоставлен сам себе, чему несказанно обрадовался. Знакомых почти не было. Несколько человек, связанных с работой, и только. Первыми ярославцами, с которыми я начал относительно бескорыстно общаться, были бармены и таксисты. У меня так везде получается: приятельствую с теми, кто поит и возит.

                3

Мушкетеров было трое: Николаич, Степаныч и Федорыч. Мушкетерам было под шестьдесят. Все трое работали в такси «Визит».

Я хотел бы оставить начало истории именно таким, но, увы, получится слишком литературно. На самом деле, Николаич и Степаныч дружили, а Федорыч им завидовал. Нет, опять не совсем точно. Как трудно выдумывать правду! У трех мушкетеров было много общего, но, при этом, Николаич и Степаныч всегда держались вместе. Их отношения с Федорычем были вполне приятельскими, однако, посидеть в гараже его никогда не звали.

Федорыч был пессимистом. Может быть, поэтому ему всегда не везло. Машина ломалась, жена болела, дочка третий год подряд поступала в институт. Он был работящий и предусмотрительный человек. Но всего, как говорится, в жизни не предусмотришь. Устав от проблем, Федорыч замкнулся, стал суетиться и жадничать.

По вечерам таксисты собирались у минимаркета в центре города. Покупали растворимый кофе в бумажных стаканчиках, перекусывали. Семейные предпочитали чай из термоса, баловались домашними бутербродами. Прочие брали бич-пакеты – лапшу быстрого приготовления. Водители шутили, делились впечатлениями. Разговор, как правило, шел про необычных клиентов. Больше всего котировались истории про соблазненных пассажирок. Как ни странно, такое происходило почти каждый день. На втором месте таксистского рейтинга были пьяные гуляки с непомерными чаевыми. Федорыч на все рассказы реагировал одинаково:
-Вот, вам, как обычно, – хорошие заказы, а я говно хлебаю!
На него не обижались. Так, подтрунивали.

Каждый день в такси «Визит» работали две бригады. Дежурные – это водители, которые обязаны ехать на любой принятый диспетчером заказ и всегда быть на связи. Смена у дежурных продолжалась 12 часов. Остальные таксисты составляли как бы вольный резерв, или вторую бригаду. Эти могли отказаться от не слишком выгодной поездки, взять клиента «с руки» или вовсе уйти домой. Естественно, в первую очередь диспетчера отдавали заказы дежурной бригаде. При этом действовало железное правило: кто ближе к клиенту, тот и едет. Система была настолько отлажена, что водители редко обижались друг на друга.

Как и в любом такси, в «Визите» были свои постоянные клиенты. Попадались очень необычные. Например, влюбленная пара мужчин средних лет. Они тщательно скрывали связь и от посторонних, и от близких. Пару раз в неделю таксисты «Визита» забирали одного влюбленного у подъезда, ехали за вторым, везли парочку на набережную и там ждали примерно полчаса. Работа не пыльная, а платили влюбленные намного больше, чем нужно. Но с водителями старались не общаться. Кончилось тем, что хозяин такси договорился с ними: любая их поездка стоит одинаково, деньги, сразу за несколько раз,  можно привозить диспетчеру в офис, а с шоферами разговаривать не обязательно.

Естественно, все таксисты были не прочь их повозить. Сами голубые отдавали предпочтение Николаичу. Может быть, потому, что он ездил аккуратно и медленно. Несколько консервативный в половых вопросах, Николаич испытывал от поездок с ними дополнительную психологическую нагрузку.

-Я все думаю, как себя вести, если они начнут целоваться в машине. Вроде бы, какое мое дело, а неприятно! - сетовал он.

Вскоре у Николаича даже появилась новая присказка. Бывало, едем куда-нибудь, я начинаю жаловаться – мол, сегодня в магазине обжулили. Николаич страшно воодушевлялся:
-А ты, что, не знал? Ведь все – пидарасы!
Подумав, уточнял:
-Ну, кроме нас с тобой.

Федорыч, естественно, оценивал ситуацию иначе. Каждый раз, когда Николаич катал эту пару, он раздраженно говорил:
-Вот, тебе, как обычно, хороший заказ, а я говно хлебаю.

Как то раз Николаич был дежурным. Стоял свободный в центре. Диспетчер по рации спрашивает:
- Кто заберет наших голубых от рынка?
Не успел Николаич открыть рот, как рация завопила: Я беру! Я рядом!
-Старый, ты в микрорайоне. И вообще -сегодня не дежуришь, - пытались урезонить Федорыча другие водители. Рация не ответила.

Минут через пятнадцать мимо пролетела синяя «девятка» Федорыча. Таксисты потом уточняли: пролетела на красный светофор.
-Я у рынка! Я у рынка! - запела рация.

Ну взял и взял. Работы на всех хватит…

Вечером, как обычно, водители пили кофе у минимаркета. Федорыч появился последним. Все с любопытством ждали, что же он теперь скажет.
-Вот, вам всегда хорошие заказы, а я говно хлебаю! – завопил он не своим голосом, едва открыв дверцу. Было заметно, как у Федорыча дрожат губы.

Оказалось, что парочка единственный раз изменила ритуал. А именно – решила прокатиться в соседний город Ростов. Там Федорыча попросили немного погулять. Он осмотрел Кремль, полюбовался на озеро, замерз и вернулся. Его явно не ждали. Но важно другое. Все в салоне его машины было перевернуто вверх дном. Так сказать, следы бурной страсти. А задний диван срочно нуждался в химчистке. Разумеется, за все эти неудобства Федорыч получил те же деньги, что и за полчаса стоянки на набережной!

Через неделю после злополучной поездки в Ростов, Федорыч пригласил меня в гости. Согласитесь, обычно пассажиров домой не водят. В его жесте было много искреннего. «Старый» жил в районе новостроек за Волгой. Двухкомнатная квартира на восьмом этаже. Узкий коридор, календарь с неуместными тропическими пейзажами, обычный хлам в картонных коробках. То, что в шкаф уже не положишь, а выбросить все еще жалко.

-Познакомься, это Людмила, моя жена, - говорит Федорыч.
-Очень приятно.
-Вот так мы живем, - Федорыч вдруг растерянно помахал рукой, - Не бойся Джима, он не кусается.
В ногах зафыркал белой масти зверь с красными глазами, похожий на огромную перекормленную крысу. Слегка толкнул меня боком – Боже, какой он твердый и сильный!
-У Джима все зубы больные, дряхлая собака, - пояснила хозяйка, - Вам чай или кофе?
-Иди, ложись, мы сами сделаем, - говорит Федорыч.
Я обратил внимание: Людмила выглядела лет на пятнадцать старше мужа. Можно сказать, выглядела совсем плохо – одни глаза живые.
Надо было что-нибудь говорить.
-А дочка где? – спрашиваю.
Федорыч замялся.
-У нас тут хлопотно жить. То собака заболеет, то еще чего. А у Нади в городе жених с квартирой.
Подумал – и добавил:
- Видишь, у Людмилы год назад определили рак, а я с ней посидеть не успеваю. Денег все больше нужно, работать приходится…

Вдруг он тихо улыбнулся. Вроде бы, сказал человек самое плохое. Но в этой улыбке я первый раз увидел Федорыча – доброго и безоружного.



Мне было легко с Николаичем и надежно со Степанычем. Впрочем, доверял я им обоим одинаково.

Когда я открыл магазин, нужно было размещать рекламу на радиостанциях. Деньги отвозил Николаич. Ему было любопытно «живьем» пообщаться с ведущими популярных городских программ. Оказалось: несмотря на разницу в возрасте, Николаич с ними на одной волне.

Он же привозил в сауну проверенных подруг.

Потом я серьезно влюбился. Моим поверенным в этих делах стал молчаливый Степаныч. Степаныч тайком возил нас с Ирой в аэропорт. Иногда он забирал меня с охоты. Нужна была машина, в которой не страшно потерять все: документы, деньги, ключи, одежду. Даже не просто потерять, а забыть, где забыл. На следующее утро после поездки Степаныч без звонка подавал машину к подъезду. Я спускался, мы начинали генеральную уборку. Прежде всего, я извлекал из-под сидений паспорт и кошелек. Пустые бутылки, ветки, гильзы и прочий хлам относил на помойку. Грязную шапку, валенки и рюкзаки забирал домой.

Одно время я ездил на «Волге» тестя, а Степаныч за ней ухаживал. Точно такая же модель была в обкомовском гараже, где Степаныч когда-то служил персональным водителем у Второго секретаря. Потом Степаныч купил нашу «Волгу» и благополучно откатал на ней три года. У меня эта машина часто ломалась, у Степаныча всегда была исправна.

Пару раз в неделю мы собирались в гараже Степаныча. Такая необъяснимая советская привычка людей моего поколения и постарше. Казалось бы, у нас появились дискотеки и рестораны, дома и квартиры, есть закрытые клубы и загородные коттеджи. Отдыхай, общайся на здоровье. Но нет, время от времени все равно тянет посидеть на грязной лысой покрышке, попить кислого пива среди пропахшего машинным маслом хлама. Закуску мы обычно раскладывали на капоте. В этом смысле «Волга» - удобная и вместительная машина.

Сидим однажды, оплыв и расслабившись, балагурим. Часа три свободного времени впереди. Один Николаич как на иголках, пританцовывает, украдкой поглядывая на часы. Степаныч объясняет:
- Он вчера восемнадцатилетнюю девочку возил, так она ему свидание назначила. Причем сама.

Николаич отреагировал с кавказской театральностью. Взял двумя перстами воображаемую щепотку соли, поднес к губам и звучно причмокнул. Мол, у меня даже нет слов…

- Ладно, мужики, поеду до дома, побриться надо, то да се…
-И так молодец, - говорим.

Николаич был похож на актера Баталова в сорок лет. Только импозантней. Выпуклый лоб, породистое узкое лицо, детские задорные глаза. И чуть заметная седина на висках. Уже на пенсии, а все брюнет. Приодень Николаича в дорогой костюм, ни за что не поймешь, кто он и чем занимается. (Вынесем за скобки захолустный рабочий район, где он родился и чуть ли не единственный научился говорить правильным русским языком. Отправим туда же сведения о восьми годах строгого режима за хищение колес с автобазы. Не будем поминать про суровые таксистские будни…) Короче говоря, Николаич был просто орел.

На следующий день он выглядел намного хуже. На голове Николаича появился неряшливый ежик совершенно белых волос! Даже не ежик, а ирокез – волосы, натурально, встали дыбом и ни за что не хотели возвращаться в свое естественное положение. За этим чувствовалась какая-то драма…
-Что она с тобой сделала? – ахнули мы.
Николаич усмехнулся. Видим, ему неловко.
-Это не она. Это жена постаралась.
Было лето. Супруга Николаича несколько дней назад переехала на дачу. Мелькнула мысль: неожиданное возвращение, сцена безумной ревности…
-Нет, я один дома. Жена шампунь на дачу увезла, а на полочку поставила хлорный отбеливатель. Я без очков слепой, да и внутри пело-горело. Поторопился, не заметил…
-А как подруга, оценила?
-Да вы что, ребята, куда я такой пойду! Отменилось свидание, - вздохнул Николаич.

Лишь через две недели волосы улеглись и приобрели более или менее приличный вид. Николаич теперь походил на стареющего модного парикмахера. Гомики с набережной оценили? – шутили мы.

Прошло несколько месяцев. Я окончательно освоился в городе. Ездил на машине сам. Мой новый друг Петрович все время говорил:
- Твое дело думать головой. А за руль посади кого-нибудь другого.
Сам Петрович водил машину как-то странно. Когда он поворачивал во двор, мамы в спешке уводили малышей с детской площадки за бетонную ограду. Один раз Петрович случайно повалил тяжеленный светофор на площади у цирка. Его рамный джип стал короче на полметра, а на лбу выросла огромная шишка. В общем, мы наняли шофера.

Встречался я с мушкетерами все реже и реже. Но именно тогда я понял: из нашего обоюдовыгодного приятельства выросла бескорыстная мужская дружба. Само существование этих людей меня успокаивало и вдохновляло. Если, прожив на 35 лет дольше меня, можно оставаться такими, значит, жизнь до старости наполнена смыслом! Более того, старость можно преодолеть, отодвинуть на неопределенный срок. Было бы желание и настроение.

4

Студия «Альфа» - единственное место в городе, где записывали рекламные ролики. Руководил студией молодой человек по имени Захар. Захар был, скорее, хороший администратор, чем творческий работник. Подозреваю, что «Альфа» принадлежала ему. Студия располагалась на верхнем этаже пустынного Дома Радио, чем-то похожего на Дворец Культуры недавно обанкротившегося завода. Ковровые дорожки еще на месте, а людей уже нет.

Обычно Захар был немногословен, я бы даже сказал, тих. Уверенной рукой капитана он вел корабль одному ему известным курсом. Лишние слова тут были не нужны. Пассажиров хватало всегда. Каждый заказчик рекламного ролика начинал свой путь в кабинете директора «Альфы». Потом уже появлялись варианты – два телеканала, семь радиостанций, Влад, Артем…

Творческим процессом в студии занимались несколько студенток гуманитарных факультетов и рано поседевший юноша в должности звукорежиссера. На озвучивание роликов иногда приглашали толстого, неряшливого актера с чудесным баритоном. Он давно не играл в театре. В перерывах между запоями вел программы в караоке-баре. Повторюсь, у него был великолепный голос – выразительный, послушный и глубокий, с фирменной чувственной хрипотцой. Посетители караоке-бара часто оплачивали мелодию и просили его спеть вместо себя.

В свободное время тихий и практичный Захар все-таки любил потрепаться. Говорил о рекламном образе, визуализации запросов потребителя, роли музыкального фона. В общем, об искусстве. Сказывалась среда.

Я всячески поддерживал такие разговоры. Все надеялся удивить его креативным «столичным» подходом. И каждый раз убеждался – очень неглупого Захара ничто не выведет из сонного равновесия. Но все равно я старался.

Вот и сегодня. Накануне у нас был спор о социальной рекламе. Я кипятился и доказывал, что даже в таком, скучном на первый взгляд, деле можно поискать новые способы подачи, создать интересные художественные формы. Захар настаивал на том, что нет смысла палить из пушки по воробьям. Между прочим, именно девочки из «Альфы» придумывали самые остроумные и яркие ролики про грязь в городе и необходимость бороться с молодежной наркоманией. Но это так, к слову.

-Как проходит внедрение новых художественных идей в городскую среду? – интересуюсь.
-Какие идеи, - улыбается Захар, - лучше послушай, что мне теща рассказала. Приходит к ней соседка – учительница на пенсии. Прямо вся сияет. Говорит - раньше, как сын в Москву переехал, все время мучилась, кто бы помог. Сын деньги шлет аккуратно. Но дом-то убирать надо, ковры вытрясти. А у бабки ноги больные. В общем, нашла она помощниц. Случайно открыла газету на последней странице, а там объявление: «Добрые феи, приедем к Вам 24 часа. Любой каприз». Ну, она и позвонила. Заказала двух фей на три часа. Они ей квартиру вымыли, все убрали. Старушка моей теще говорит: конечно, дороговато, зато девчата тихие, скромные и работящие. Они тоже довольны остались: просили, чтобы я их еще вызывала.

-Бабку запутал традиционный подход к рекламе, - отвечаю, - эти конторы всегда делают точно такой же модуль, как у конкурентов. И совсем не задумываются, сколько лишних людей прочтут их галиматью. Смелости у них хватает лишь поменять название. Были «Феи», станет «Диана», а потом «Лаура». Хоть бы кто написал «Ксюша» или, что будет честно, – «Крестьянки с фермы Захарово».
-Ты забыл про «Багиру», - смеется Захар.
-Ну да. Все равно скучно. А знаешь, почему? Выигрывает тот, кто скажет в рекламе новое слово. Хотя бы в масштабах одного города.
-Хм, а ты сам можешь придумать новое слово? – заинтересованно спросил Захар.
Он, как цыганка, обладал даром предчувствовать появление денег.

Я стал хвастать:
-Придумал цикл роликов для телевидения. Сначала нужно показать короткие, пятисекундные. Слоган: «В гостях хорошо». Но, понимаешь, вся соль в том, чтобы ролик создавал обратное настроение. И никакого адреса, телефона.
-То есть как?
-Ну, например: сидит мой герой – респектабельный, в костюме, при галстуке, по виду, отец троих детей – сидит в сугробе, в гостях у чукчи. Чукча жарит на костре рыбу и поет. Он дома, на нем теплая шуба, ему хорошо…И голос за кадром: в гостях хорошоооооо. Такой продрогший, унылый голос. Или, например, колхозник в ночном клубе…
-Я понял, а причем тут твоя мебель?
 
-Когда все станут недоумевать, на кой это ставить в эфир, я выпущу полную версию. Например, концовка сюжета с чукчей может быть такая. Наш герой пьет чай у себя на кухне. Рядом сидят жена и три дочки. И настроение у него приподнятое, радостное – оттого, что больше не надо зябнуть у костра и пробовать какую-то непонятную рыбу. А голос за кадром говорит: «В гостях хорошо, а дома лучше. Лучше с мебелью от компании такой-то, которую вы всегда можете заказать по адресу………..Мы любим свой дом!» Как тебе?
 

Захар секунду подумал.
-Сойдет. Сделать тебе ролики?

Вскоре рабочие студии «Альфа» построили настоящий снежный домик. Обложенный волчьими шкурами, он смотрелся очень живописно. Этакий гибрид чукотского чума и эскимосского иглу. Снежный домик красовался у входа в местный драматический театр. Собралась толпа зевак.
-Ярмарка, что ли, будет? – гадали люди, - Так, вроде, Масленица не скоро.
-Может, это декорации к спектаклю?
Мальчишки без лишних слов принялись играть в иглочуме и чуть его не разломали. Волчьи шкуры пришлось увезти обратно, на студию.

Захар позвонил на следующий день:
-Привет! На роль гостя согласился Иван из драмтеатра. Помнишь, который играл бомжа в пьесе Горького? Он еще кефир рекламировал? Только у него хорошего костюма нет, одолжишь из своих?
-Хорошо, - говорю, - одену Ивана. А чукчу нашли?
-Вот с этим заминка. Ты подумай сам, где я в Ярославле актера-чукчу найду?
-Найди казаха, или бурята, или японца, наконец.
-У нас японцы не живут. А казах  - это идея…

Прошел еще день. Я сам позвонил на студию. Захар был на каких-то совещаниях, но к вечеру мне удалось поговорить с ним.
-Это я, насчет казаха.
-Ааа, помню. Я спрашивал, ни у кого такого знакомого нет. Есть грузин. Кстати, он согласен. Слушай, может, ты сам поищешь? Или, лучше – перепишем сценарий?

Мне вдруг стало жаль снежный домик. И волчьи шкуры смотрелись красиво…
-Я попробую найти чукчу, - говорю.
-Найдешь – звони. Пока!

Чисто теоретически в полумиллионном городе наверняка можно отыскать колоритного азиата, который согласится позировать перед камерой. Но практически…

И тут меня осенило. Вьетнамский вещевой рынок! Сотни узкоглазых торговцев зябли в разукрашенном гирляндами сатиновых трусов сквере. Сколько раз я проезжал мимо. Какая им разница, где мерзнуть?

Через полчаса я пробирался между тесно сколоченными прилавками. Вьетнамцев тут было очень много. Более того, наряди их в оленьи шкуры, раздай меховые треухи, - вполне сойдут за чукчей. Во всяком случае, в глазах среднестатистического телезрителя. Я представил: особенно достоверно смотрелся бы упитанный вьетнамец с обвисшими темными усами. Скоро мне попался на глаза именно такой! От радости я совершил тактический промах. А именно – кинулся пожимать руку и стал спрашивать торговца, как зовут. Вьетнамец моментально подобрался, его лицо стало непроницаемо. Выждав секунд десять, он вежливо улыбнулся и заговорил на родном языке.
 – Как зовут, говорю? – попытался я еще раз.
- Не понимаю, - вежливо ответил продавец. Черт, я сам слышал, как он минуту назад болтал с покупателем! Ладно, идем дальше.

Второй вьетнамец еще больше подходил для моей затеи. Грубоватое лицо кирпичного цвета, моржовые усы, нос картошкой, глаза с хитринкой, широкогрудый и кривоногий. Короче, стопроцентный чукча из анекдотов. К тому же товар, разложенный на его прилавке, подразумевал некоторое знакомство продавца с русским языком. Номер два торговал кассетами, преобладал шансон. Здесь же стоял магнитофон с большими колонками.

Владимирский централ, ветер северный
Этапом из Твери…

- неслось на всю округу. Казалось, вьетнамец внимательно слушает песню.

Тут меня осенило. Подобный репертуар популярен у водителей-дальнобойщиков. Шоферы грузовиков обычно говорят только по-русски. Значит, продавец шансона не мог не знать нашего языка!

Увы, усатый со мной так и не заговорил. Вообще не заговорил.

Честно говоря, я занервничал. Уже весь рынок украдкой следил за мной. Спиной я чувствовал настороженные взгляды. Вьетнамцы собирались группками, шептались, тыкали в меня пальцами. Зато, если я подходил к какому-нибудь ларьку ближе, торговцы демонстративно отворачивались и начинали переставлять коробки с тряпками. Некоторые вовсе отходили в сторону. Похоже, мне объявлен бойкот.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут я обратил внимание на коренастого плотного человека, с любопытством разглядывавшего меня из-за самого дальнего прилавка. Я улыбнулся ему, он слегка кивнул, не отводя глаз. Третья попытка.
-Сайгон? – проявил я творческий подход к знакомству.
-Вунг-тау, - обрадовано закивал он.
Ободренный, решаю форсировать события. Достаю крупную американскую купюру. Демонстрирую ее парню. Деньги особого интереса не вызвали. Все же торговец вступил в деловой контакт. Стал показывать мне огромную пачку ярко-оранжевых детских колготок. Я замотал головой. Вьетнамец достал из коробки зимнюю куртку с капюшоном. Ну, думаю, была не была…
-Можете полчаса посидеть на снегу за эти деньги? – спрашиваю, медленно и четко выговаривая слова.
-Посидеть?
-Мы снимаем рекламу. Рекламу, понимаешь? Нам нужен человек с таким лицом, как у тебя.
Господи, думаю, как глупо я разговариваю!
Вьетнамец улыбался и выжидал.
-Ты будешь чукчей, - говорю.
-Не понимаю, - еще искренней улыбнулся он.
-Будешь сидеть в сугробе, тебя снимет камера, а потом я отдам деньги. Тебя покажут по телевизору. Согласен?
Парень отрицательно покачал головой.
-Что, нет?
-Не понимаю…
Он улыбался все шире и застенчивей.

Пока мы так разговаривали, вокруг скучковались его коллеги. Дальше у них начался спор, смысл которого я перевести не берусь. Мне показалось – другие вьетнамцы убеждают «моего» согласиться. Наверно, мне этого очень хотелось, вот и вообразил себе.

-Он пойдет, - неожиданно проговорил Мистер Вунг-тау, показывая на худосочного безусого юношу справа.
-Нет. Мне нужен потолще и с усами. Усы, понимаешь?
Я осторожно погладил пальцем щетину на верхней губе клиента. Между вьетнамцами состоялось новое совещание. Похоже, они тут любой вопрос  решают сообща.
-100 долларов, 50 мало, - услышал я голос из-за спины. Раньше говоривший все время молчал.
-Тогда пускай сам добирается до места съемок и обратно. Завтра в три часа у театра. Объяснить, где это?

Неожиданно оказалось: вьетнамцы на рынке прекрасно знают, как добраться до драмтеатра.

Отвлекусь на минуту от рассказа. Если у вас сложилось впечатление, что я смеюсь над «глупыми пугливыми азиатами», то это не так. Причиной недопонимания может быть мой корявый слог или просто случайность. Нет, я не презирал вьетнамцев. Скорее, испугался явно обозначившихся между нами барьеров. Ведь, не договорись я в тот день на рынке, и съемки ролика провалятся. Я отчетливо понимал это. Вот и разговаривал с торговцами так тупо. Уверен, среди них запросто могли оказаться не только знатоки русского языка, но и люди, к примеру, свободно владеющие английским или китайским. Какие-нибудь профессора-эрудиты, решившие подзаработать копейку неблагодарным трудом.

В связи с этим я вспоминаю другой случай. Несколько лет спустя я занимался строительством домов. И вот мы решили взять на заливку фундамента таджиков. Все просто: в мраморном дворце, почти в начале Рублевки, живет Таджик-баши. Приезжаешь к нему и говоришь, сколько работников какой профессии тебе нужно. Хочешь композитора – пожалуйста, требуются арматурщики – нет проблем. Оплата посуточная, за каждую «голову». Забираешь людей, а их паспорта кладешь себе в карман. Условия простые – вернуть работников живыми и в оговоренный срок. Ну, и документы привезти. Все остальное Таджик-баши не касается.

Мне дали восемь совсем еще молодых ребят. Работали они плохо. Зато, общаясь с ними на стройплощадке, я узнал много интересного. Один фундаментщик оказался аспирантом-филологом. Изучал влияние древнеиранского языка на современные диалекты припамирской группы. Другой был китаеведом. Ознакомил меня со своей оригинальной теорией происхождения китайского экономического чуда – ясной, обоснованной цифрами и фактами. Бетон замешивали три будущих переводчика с языка урду на английский. Короче, не бригада, а филиал Душанбинского университета. Всех рабочих объединяла общая драма – они выбрали невест против воли родителей. Теперь им предстояло самостоятельно накалымить на калым. Каждому требовалось скопить несколько тысяч долларов, чтобы выкупить невесту и организовать свадебный пир. Ясно, что рассерженные родители не давали им ни копейки.

Возвращаемся к драмтеатру. Альфовские девочки приехали первые. Потом появились чукча и машина с аппаратурой. Иван прогуливался по стеклянному театральному фойе, увешанному портретами местных знаменитостей. Иногда он останавливался у своей фотографии и подолгу ее рассматривал. Я ездил домой за костюмом, вернулся, потом оказалось, что забыл галстук. Вьетнамца переодели в первобытные шкуры, напялили ему на ноги расшитые бисером унты. Появился Захар с внушительной семгой в руках. Мы развели костер. Усадили актеров. Закрепили рыбину на шампуре. Поставили камеру на треногу. Мотор!

Вьетнамец приложил ладони ко рту и зашевелил губами, изображая любимую забаву сибирских шаманов - игру на хомусе.

Краем глаза он с тревогой наблюдал, как обугливается над огнем бок семги. От жара костра снег стал таять и скоро Иван очутился в середине грязной лужи. Лицо актера выражало брезгливость и страдание. Вот теперь точно – в гостях хорошоооо! Правда, мой выходной костюм промок и покрылся неаппетитными пятнами. Из разогретого брюха семги закапало что-то желтое, пахучее. Иван ухитрился испачкать даже галстук. «Чукча» так вошел в роль, что принялся угощать гостя, поднося ему шампур с рыбой прямо ко рту. Ну и закапал. Оператор снимал эту сцену хладнокровно и уверенно, не обращая внимания на растущую толпу любопытных.

По-моему, все прошло удачно. Мы проработали минут сорок. Материала для монтажа пятисекундного ролика было больше чем достаточно.

Иван переоделся, а я поехал искать химчистку. Вьетнамский торговец, получив гонорар, остался сидеть у догорающего костра. Мне показалось, он действительно перевоплотился, вошел в роль. А может, ждал, когда все уедут, чтобы забрать рыбу?


Вечером, на отдыхе, я рассказывал про приключение с чукчей и идею роликов. В этой сауне собиралась постоянная компания, легкая и веселая. Такие же двадцатипятилетние раздолбаи, как я. Все занимались коммерцией, а перед сном отдыхали у бассейна. Здесь мы и стали приятелями. Оказалось, что у нас много общего. Например, мы поняли, что отдыхать парами скучно. Стали собираться вместе и, не жадничая, рассказывали, что веселого и удивительного повидали за день. Подшучивали и смеялись друг над другом, а чаще всего - сами над собой. Если ничего интересного не происходило, мы звали девочек и играли в «каменное лицо». Стелили скатерть до пола, врубали музыку погромче, рассаживались. Ведущая лезла под стол. Стоп... Дальше рассказывать не буду.

В этот вечер кто-то притащил кассету с новым фильмом Балабанова – «Брат-2». С первых минут фильма разговор про мой рекламный ролик завял; мы молча уткнулись в экран. После просмотра состоялся приблизительно такой обмен мнениями:
-Жизненный фильм. Очень жизненный.
-Вовсе нет. Одни неточности и преувеличения. Зачем он вообще в Америку поехал? Это красивая сказка. Для таких дураков, как мы.
-Да у нас вся жизнь как сказка!
-Меня другое в фильме зацепило. Он говорит: вся сила в правде. Разве мы не так думаем? Только не умеем это выразить словами.
-Согласен. Если я уверен в правоте, то тоже не парюсь на условности. Кто их только выдумывает?
-А, по-моему, в фильме просто классная музыка, в этом его привлекательность.

Вот и пойди нас разбери. Но, в конце концов, мы все согласились – хороший фильм не только создает определенное настроение и радует нас новыми формами подачи, но и предлагает зрителю свежие идеи. А эти идеи, в свою очередь, помогают нам осознать и сформулировать собственные взгляды. Например, что мир вокруг себя надо строить, опираясь на внутреннее ощущение правды. Мол, если это ощущение овладело тобой, остальное неважно.

Теперь я сознаю, что та наша жизненная установка не выдержала испытания временем. К сожалению, мир вокруг остался прежним. Ничего не изменилось. Зато выяснилось, что правда у каждого своя, а мы все – слишком разные. Объединяет нас не этика, а, скорее, эстетика восприятия окружающей действительности. Например, сейчас я осознанно люблю Toyota Land Cruiser. Я ценю его за умеренный комфорт и большой багажник. К тому же, мне хочется как можно реже бывать на сервисе. Отточенная управляемость, яркий дизайн и прочие понты меня уже не интересуют. Так вот: любой человек, который скажет то же самое, мне близок и понятен. Даже если он подонок. И наоборот, прекрасной души владелец Rover Mini для меня загадочное, а значит, опасное существо.

Ролик про чукчу и его продолжение, в отличие от фильма Балабанова, так и не стал культовым. Даже в масштабах Ярославля. Чего-то моей сказке не хватало. Тем не менее, продажи выросли, я остался доволен. Но новые клипы на тему «в гостях хорошо, а дома лучше»  мы уже не снимали. О чем, если честно, я до сих пор жалею.

5

Петровича позвали на официальный банкет по случаю Дня Милиции. Петрович – пенсионер, но с ним по-прежнему считаются. Все-таки, повсюду его ученики и воспитанники.

На банкете новое областное начальство, генерал Иванов, в несколько шутливой форме излагал основные вехи доблестного пути правоохранительных органов за истекший год. Кто-то из присутствующих в тон Иванову заметил:
-Присвоение вам внеочередного звания генерал-майора – тоже наш общий успех.
Петрович в это время закусывал и вполголоса шептался со старыми друзьями. Тут он встрепенулся:
-Иванов, а ты ведь не настоящий генерал!
В зале воцарилась тишина.
-Как так, Михаил Петрович? – улыбнулся главный начальник.
-А у тебя папахи нет. Какой ты генерал без папахи? – убежденно разъяснил Петрович.
Некоторые, чином пониже, неуверенно засмеялись. Громко заржал только один человек – сам генерал Иванов.

Потом Петрович прояснил мне эту сцену:
- Я вот слушал его и все думал: как так, ты - худший опер района, подсидел трех талантливых людей, на одного донос настрочил, и вот ты в дамках. Ну и что с того? Сам-то ты знаешь цену своего генеральства.

Острого языка и своеобразного чувства юмора Петровича в городе побаивались не меньше, чем жесткой, временами жестокой, напористости в делах. Однако, даром он никого не задевал. Если уж прицепился, значит, была на то веская причина. Люди это понимали. Да и Петрович, хоть иногда и перегибал, но никогда не оступался, не совершал роковых ошибок. По крайней мере, в тот год.

Видимо, вследствие природной тонкости и долгой работы в уголовном розыске, у него выработался безукоризненный нюх на людей. Он моментально отшелушивал все наносное, временное, составлявшее личину человека и сразу углублялся в сущность, выделял и оценивал основные черты характера. Сбить с толку Петровича в таком деле было просто невозможно. Ни репутация человека, ни его статус, его нисколько не интересовали. Большой разум и жизненный опыт помогали ему дорисовать любой портрет, найти глубоко скрытые достоинства и недостатки и сделать выводы. Поэтому, Петрович высказывал на редкость независимое мнение по любому вопросу; иногда я просто слушал его и любовался ходом его мысли.

Уловив главное, Петрович позволял себе несколько обобщить, даже опоэтизировать образ. Разумеется, когда это не мешало работе. Например, спрашиваю его мнение про Харитона, мелкого бандита, с которым я где-то совершенно случайно пересекся.
-Паша то? Да он всю жизнь в кирзовых сапогах ходил. Дался он тебе, - пожал плечами Петрович.
Харитон носил итальянские замшевые туфли. Но своей характеристикой Петрович определил более глубокую суть этого человека.  Паша давно уже не доставлял особых хлопот ни милиции, ни преступному миру города. Сказывалась некоторая ограниченность его интеллекта и амбиций, предсказуемость методов. Было время, их бригаде шел в руки огромный завод. Но ребята откровенно не справились. Более умных подельников Харитона пристрелили конкуренты. Тогда Паша, махнув на все рукой, засел играть в домино со стариками во дворе. Это его и спасло…

Другой раз жалуется Петровичу его старинный приятель Лев на трудности с женой. Мол, поджимать стала в принципиальных вопросах. Ведет себя крайне агрессивно. И это после 25 лет брака! Надо видеть Льва: две метра роста, 140 килограммов, пудовые кулаки…Ни капли жира в 55 лет. Настоящий царь зверей! При этом Лев отличался редким прямодушием, наивностью и какой-то детской чистотой восприятия жизни. Насколько Лев был опасен в прямом столкновении, настолько же беспомощен в отношениях, требующих аккуратного давления и изворотливости с близкими людьми.

Петрович слушал-слушал его, потом перебил:
-Ты главного не понимаешь. У нас просто жены, а у тебя – львица. Как же ей не порычать?

В общем, повторюсь, Петрович безошибочно чувствовал людей. Из этой его способности вырос другой интересный навык. Мой приятель мог убедить в своей правоте кого угодно. Убедить без нажима, спокойно и рассудительно. Доброжелательно похлопывая по плечу собеседника, даже если тот держал в руках оружие. Единственная оговорка:  Петрович достигал этой крепости и убедительности только в том случае, когда был уверен в своей правоте. Вся сила в правде – это как раз про моего приятеля.

Уголовники с понятиями его за это сильно уважали. На конфликтные встречи Петрович часто отправлялся без охраны, пешком. И ни разу его никто не обидел.

Вы уже, наверно, сами сделали вывод: Петрович был смелый человек. Можно сказать, что он никого не боялся, кроме себя.

Мне, в отличие от генерала Иванова, удалось завоевать его расположение, хотя довольно сложным способом. В разговорах с ним я никогда не притворялся. Не старался выдать себя за кого-то другого. И легко соглашался, если интуитивно чувствовал, что он прав. В этом смысле, общение с Петровичем улучшало меня самого.

Мы быстро подружились.

Однажды Петрович спрашивает:
-Ты когда-нибудь был на необитаемом острове?
-Нет.
-Хочу тебе показать хорошее место. Мы завтра едем туда со Львом на несколько дней.

Из любопытства я согласился. Петрович предложил взять с собой теплые вещи и большой мешок для рыбы.

Выехали из Ярославля поздним утром. Было жарко. Узкое шоссе уже забили автобусы и легковушки. То и дело приходилось сбрасывать скорость – дорога проходила через населенные пункты. Все деревни по пути, на первый взгляд, были одинаковые, но, если приглядеться, в каждой находилась изюминка. Тут дома живописно сбегали по крутому пригорку в овраг, там густо росли огромные липы. Один раз я залюбовался стройной колокольней на берегу пруда. Вокруг храма пестрели нарядные новые коттеджи.
-Что за место такое красивое? – спрашиваю Петровича.
-Место поганое, - не поддержал он меня, - тут цыганские дома. Торгуют паленкой, каждую неделю кражи, поножовщина. Хуже нет клиентов. На косвенных их не расколоть, свидетелей вечно не найти. А, главное, сколько с подозреваемыми не беседуй, бесполезно. Дурку гонят: мол, по-русски не понимаем. Один поселок всю раскрываемость по району портит!

Петрович, как обычно, постепенно переваривал им же сказанное. Вижу, он погружается в свою действительность.
-Видишь овраг? – мой друг показал пальцем в сторону от дороги. – В том году на дне нашли свежий труп старухи. Ее изнасиловали, потом пырнули в грудь ножом и задушили. Мы, ясное дело, к участковому: была пьянка в деревне? Нет, отвечает, у нас все тихо. Две недели мучились с этим трупом. Оказалось, дело рук племянника. Квартиру не поделил.
-Сознался?
-Сначала ни в какую. Свидетелей нашел, что был в тот вечер в городе. Но экспертиза обнаружила его лобковый волос во рту у потерпевшей. Как тут отопрешься?

Экскурсия по окрестным лесам, оврагам и селам продолжалась до самого города Рыбинска. Что меня поразило: большинство преступлений совершалось как-то необдуманно, глупо и жестоко. Причем, чем больше зверства проявлял преступник, тем нелепей и бессмысленней был результат. Большинство убийств происходило после пьяных ссор. Протрезвев, душегубы или пускались в бега, или начинали жаловаться на самих себя друзьям и соседям. Адвокаты тут были не в моде. Зато многие мучились угрызениями совести, раскаивались еще до задержания. Выходило так: Петрович и его коллеги просто помогали этим людям, внимательно и с интересом выслушивая их, давали им возможность избавиться от мучительной тайны. Вроде как, пока грех оставался тайным, он давил и ломал людей. А, будучи изобличенными и наказанными, они сразу чувствовали облегчение.

Все собираюсь поговорить с каким-нибудь случайным деревенским душегубом, чтобы проверить это мнение Петровича. Может, правда, так и есть?

На станции Рыбинск-товарный мы загнали машину на открытую платформу. Маневровый тепловоз бойко потащил состав из десятка вагонов с автомобилями к мосту через Волгу. Водители и пассажиры покуривали, свесив ноги с платформ; некоторые гуляли вдоль поезда, перепрыгивая через сцепки, под которыми ужасающе быстро мелькали шпалы. Ветер пах нагретым железом, гравием и машинным маслом. Путешествовать таким способом было непривычно и весело.

На другом берегу была маленькая станция. Мы осторожно съехали по дощатому трапу на асфальт и покатили в Борок; тут уже совсем близко. Дорога петляла между часто нарезанными полями и заросшими кустарником пустошами. Видимо, настоящий лес здесь вырубили много лет назад, он остался только на карте. Вскоре показалась внушительная бетонная стела с несколько абстрактным изображением рыбы.
-Приехали, - торжественно произнес Петрович.

Научный городок Борок уютно растянулся вдоль залива Рыбинского моря. Будка у въезда и тенистые асфальтированные дорожки, давным-давно изукрашенные разноцветными полосками бордюры и полуразрушенные клумбы напоминали престижный санаторий начала 80-х. Между аристократических голубых елей стояли кирпичные пятиэтажки с непривычно большими окнами и длинными лоджиями – наверняка, какой-нибудь «улучшенный проект». Короче, тихий научный рай брежневской эпохи.
-Они тут бестера вывели, слыхал, что за зверь? – спросил меня Лев.

Я вспомнил: когда то, еще в школе, читал в одном научно-популярном издании статью про эту рыбу. Мол, вырастает она быстро, как стерлядь, а на вкус изысканна, как белуга.

Со времени выведения бестера ученые состарились и успели переодеться в хлопчатобумажные камуфляжи. В таком виде щеголял почти весь городок. Точнее, беспечно слонялся по райским аллеям-улицам. Жители напоминали деревенских работяг за час до получки. Институт не работал. Делать им было совершенно нечего.

Юра, наш проводник в море, тоже жил в улучшенной пятиэтажке и, естественно, носил затертую пятнистую куртку. Нашему приезду он был искренне рад. По тропинке мимо сараев и банек мы спустились к причалу. Окруженный «казанками» и прочей плавающей мелюзгой, стоял серый, много раз крашеный, теплоход  - «Академик Павлов».
-Причем тут Павлов, Юра? - спрашиваю.
-Не знаю. Нам его тридцать лет назад прислали. Чтобы удобней было на воде работать. На нем даже кран стоял – садки с рыбой поднимать. С отдельным мотором, между прочим. Генаша из поселка его к пилораме приспособил, - Юра лихо сплюнул, - Хули, нам, что рыбу выводить, что доски пилить – все одно и то же.
-А теперь, значит, катаете туристов?
-Нет, только Петровича. А так, корабль на приколе. Это же историческое судно. Почти как крейсер «Аврора». Не веришь?
-Хм.
-Как думаешь, какое помещение на корабле самое большое? Машинное отделение или кубрик? Ни за что не угадаешь – ленинская комната! Проходи вниз…

Мы спустились в самое большое помещение «Академика Павлова». По углам просторной каюты уже лежали бережно свернутые браконьерские сети и скатанные рулонами одеяла. Длинный стол посередине, покрытый чистой парчовой скатертью, украшал громадный таз с маринованным мясом. В углу к стене была привинчена фанерная тумба с дырой сверху.
-Там у нас знамя стояло. В том году жена боцмана его забрала на шторы, - объяснил Юра.
Мы прибавили к собранному в дорогу ящики с водкой, канистру бензина для моторки, мешок с продуктами. Ленин с портрета на стене посматривал на наши пожитки теплым и хитрым взглядом. - Вот запасливые, подлецы, - наверно, думал Ильич.

Чья-то голова сунулась в дверь:
 -Отправляемся?

Человек был в протертой сальной телогрейке; на голове ослепительно белела пижонская полотняная фуражка с кокардой в виде краба. Наверно, капитан.
-Давай греби, - просто скомандовал за всех Петрович.
Исторический корабль, ведя на буксире Юрину моторку, стал не спеша пробираться через заросшие камышом плавни к открытой воде. Мы распечатали бутылку.
-За рыбалку, - сказал Петрович.
-За рыбалку, - нестройным хором ответили мы.
-Чего у вас нового, Юра, рассказывай?
-У нас, как обычно, тишина. Петрович, ты солярки для парохода обещал. Когда привезут? Следующий раз «Павлов» в море не выйдет. Придется на моей моторке жопу волной отбивать.
-Сказал, привезут, значит будет. Имей терпение.

Я вышел на палубу. Ветер усиливался, налетая короткими свирепыми шквалами. Ветер приносил ни с чем не сравнимый запах широкого пресного водоема. Камыши раздвинулись, отошли вдаль по обоим бортам. Впереди был простор водохранилища. Резкие и короткие, как пощечины, волны разбивались о корпус корабля. Юрина моторка за кормой норовисто запрыгала, мотаясь вправо-влево. Далеко впереди, у горизонта, показалась низкая полоска суши с редкими соснами – «наш» островок.

Через полчаса «Академик Павлов» застопорил машины. До берега оставалось метров пятьдесят. С палубы хорошо просматривалось ровное песчаное дно. Здесь было совсем мелко. Мы перекидали вещи в моторную лодку, Юра отвез все на остров. Потом переправил нас. Договорились с капитаном, что «Академик» заберет нашу компанию послезавтра. Никакой связи с Борком у нас не оставалось – мобильник на острове не работал.

Лев с Юрой сразу же отправились на лодке ставить сети, а мы с Петровичем принялись обустраивать лагерь. Нашли сухое место, разложили рюкзаки, натаскали топляка с пляжа, разожгли костер. Когда огонь разгорелся, стало по-домашнему уютно.

Скоро вернулись мужики. Сети были расставлены, проверять их надо будет утром. С лодки они поймали на спиннинг большого судака. Мы почистили рыбу, морковь и картошку, поставили котелок на огонь.

- Петрович, расскажи про сома, - попросил Лев. Он поерзал, устраиваясь поудобней у костра. Видимо, историю старого приятеля он знал дословно; просто было приятно еще раз послушать байки Петровича в такой вот обстановке.
-Это очень поучительный случай, - обрадовался мой друг, - Давно еще, до милиции, я работал в Средней Азии, на границе. Был у меня погранотряд, точнее, маленькая застава. А рядом, в колхозе – здоровенный арык. Наверно, шириной с этот остров. К арыку на водопой гоняли скот. И вот стали происходить непонятные вещи – то овца пропадет, то теленок. А потом и вовсе девочку под воду утащило. Ясно, что в арыке кто-то опасный есть. А вода мутная, да и глубоко – ничего не видно. Местные решили изловить чудовище: насадили на крюк полбарана, привязали к деревцу тросом. Только напрасно старались. Тот, в воде, схватил крючок, дерево с корнем из земли вырвал и по арыку потащил. Короче говоря, позвали они нас. Я расставил отделение пограничников вдоль канавы. Видим, мимо рывками плывет дерево. Скомандовал: огонь. Целое отделение минут 5 садило из автоматов в воду. Все-таки добили зверя. Оказалось – сом, метров 6 длиной. Когда его вытащили, все удивлялись, какой он длинный и старый – у него даже чешуя мхом заросла... Вообще, что сом, что налим – противная рыба. Мы один раз труп из Волги вытаскивали, так у него в рукавах два налима застряли. Жирные от мертвечины. С тех пор я эту пакость не ем, - Петрович поморщился.

-Уха готова, - кстати объявил Юра.
Петрович деловито огляделся.
-Ты, Лев, сейчас несешь вон то дерево к нам, мы все на нем сидеть будем.
-А ты чего раскомандовался? – удивился Лев.
-Волчара ты позорный! Надо тебя поучить. Да и просто так. Я ведь люблю командовать. И вообще…я злой человек, нехороший. Просто вы об этом совсем не знаете.
-Ты злой? Да ты добрый! Я тебя уже двадцать лет знаю. Илья, он ведь добрый, скажи?
-Конечно.
-Вы меня совсем не знаете. Совсем не знаете. Думаете, я такой хороший?
Вижу, Петрович говорит серьезно.
-Что ты имеешь в виду? – спрашиваю.
-Что имею, то при мне. А вам это ни к чему, - хмуро процедил Петрович.
Я его таким никогда не видел. Заметив мое удивление, он неожиданно кротко и грустно улыбнулся. Потом встряхнулся, как собака, вылезающая из воды. Лицо его снова стало задорным и моложавым. И все только глазами, ни единого жеста!
-Знаешь, как я Льва подъебнул на День Рождения?
-Он мою жену подъебнул, а не меня, - оскалился Лев. Видно, ему тоже нравилась эта история.
-Конечно, вас, львов, учить всему надо. И кассеты проверять тоже учить надо. Знаешь, как получилось?
Я внимательно слушал.
-Купил Льву на пятидесятилетие видеокассету. Серия фильмов про живую природу, англичане снимали. Фильм был о том, как львы ебутся в каком-то заповеднике. Все очень подробно снято. Я этикетку оторвал, Льву кассету привез и объясняю: мол, отличное кино, для семейного просмотра.
Довольный шуткой друга, Лев перебил:
-Ага, я жену зову, сели вместе смотреть, а там… твою мать, Петрович! Я ведь тебе еще не отомстил! Пять лет жду. Давай поборемся?
Лев задорно двинулся на Петровича.

Думаю: какая странная они пара. Невероятно сильный, двухметровый Лев – между прочим, бывший сотрудник 9-го управления КГБ и личный телохранитель командующего Западной группы войск в Германии. И маленький, коренастый, жилистый Петрович. Оба пьяные в стельку. Кто кого?

Петровичу хватило полминуты. Лев так и не смог его ухватить. Если бы уж сжал своими лапищами, Петровичу несдобровать. Но Петрович вертелся как волчок, танцуя вокруг Льва, и, в конце концов, обманным движением вывел гиганта из равновесия, молниеносно сделал подсечку и повалил на спину. Тут я понял: хватка у моего друга железная. Лев побагровел и чуть не задохнулся.

Они оба были страшно довольны этой возней.
-Выпьем за непобедимого Петровича! - сказал Лев, чуть отдышавшись.
-Нет, выпьем за нашего Юру, без него мы бы так не отдыхали, - отклонил Петрович, - Главное, Юра, молчи сегодня про солярку.

Скорые августовские сумерки приглушили летние краски. Потом на земле остались только мы, да ослепительный костер. Все остальное отодвинулось вдаль, в черноту; не было видно даже коробки для мусора, оставленной в десяти шагах от нашей стоянки.

-Эх, сейчас бы сплавать на тот берег, - мечтательно произнес Лев, - Там деревня, девушки скучают…Петрович, поехали?
-Тьфу на тебя, царь зверей. Внуки подрастают, а ты все по селянкам бегаешь. Да и какие там приключения? Или на драку налетим, или триппер подцепим, - резонно заметил Петрович.
Мы допивали пятую бутылку. Похоже, Льва переклинило:
-Петрович, а селянки нас ждут.
-Вон, смотри, лосиха мается. Ты лучше ее оприходуй, - отмахнулся Петрович.

По острову действительно бродила лосиха. По словам Юры, она могла случайно зайти сюда по льду ранней весной. С нашим появлением лосиха забилась на дальний мысок и топталась там, время от времени поглядывая в нашу сторону. Мы друг другу не мешали.

Лев поднялся. Его слегка качало.
-Хорошая девочка, - пробасил он, вглядываясь в темноту.
Мы ухмыльнулись. Лев с фонарем отправился на дальний мысок. Юра в этот момент стал рассказывать о зимней рыбалке:
-Знаешь, как бывает? Пробуришь две лунки, метрах в десяти одна от другой, протянешь между ними сеть, пустишь ее по течению, чтобы было внатяг. А потом какой-нибудь гад твою же сеть и обчистит.
-Часто рыбу воруют из сетей? – заинтересовался я.
-Бывает, но в последнее время редко.
-Они, знаешь, как воров учат? - встрял Петрович – Если поймают, то обе лунки расширяют и суют башкой вниз. Доплывешь до второй лунки – свободен.
Юра кивнул.

Нас отвлек необычный шум. Похоже, что Лев, в точности следуя тактике своих африканских сородичей, подсмотренной на видеокассете Петровича, подкрался к лосихе сзади, но, слава богу, в последний момент вспугнул ее. Теперь картина была такая: испуганная лосиха, ломая ветки и мелкие деревья, металась по острову; Лев, страшно ругаясь, пытался ее догнать.
 
-Вот дурной. Как ребенок, - пробурчал Петрович, - давай ложится.
Мы подбросили в костер сухих веток и закутались в одеяла.



Потом было потрясающее утро. Рыбинское море укрыл туман. Из-за его пелены доносились приглушенные гудки кораблей. Вода оцепенела, совсем не шевелясь. Просто стояла у ног – парная, совершенно прозрачная, бледно-розовая от пробившихся сквозь туман лучей восходящего солнца. Сотни птиц спокойно гуляли по песчаной отмели, совершенно не стесняясь нашего присутствия. На противоположном конце островка под сосной замерла непутевая лосиха.

Теперь представьте себе. Вы живете в мегаполисе. Потом устраиваетесь в городе поменьше и поуютней. Но и там – дома, асфальт, машины, вывески, незнакомые вам люди. И вдруг – вот как я сейчас – просыпаетесь на необитаемом острове. До берега много километров, его просто не видно. И здесь не Мальдивы, где первозданная природа превратилась в люксовые гостиничные декорации. Здесь по-честному нет ничего лишнего: баров, бунгало, обслуги. Нет даже окурков на песке и следов чужих ног. Нет, и никогда не будет. То есть все вокруг – неизменное, настоящее. Как у Робинзона Крузо. Разве это не фантастика?

Можно было бы подумать, что мы умерли, навсегда отделились от остального мира. И этот клочок суши – потустороннее прибежище наших душ. Но вокруг было столько жизни! А, может, наоборот,  все оставшиеся за туманным саваном – мертвецы, а мы, счастливчики, получили главный приз?

Мир вокруг стал податливым и дружелюбным. Казалось, что он дарит какое-то неведомое, глубокое знание. У меня начался необычайный прилив сил. Не знаю, откуда, пришла уверенность: я на пороге важного открытия.

Неслышно подошел Юра.
-Красивое утро, правда?
-Юра, я слов не нахожу. У вас настолько необычно…
Юра недовольно засопел, придвинулся.
-Илья, только не обижайся, я тебя спрошу. Ты, когда в Москве жил, часто за город ездил?
-Часто. И в Шереметьево, и в Домодедово. А в детстве - в Крым, почти каждый год.
-И ничего такого не замечал?
-Такого – нет.
Юра вздохнул.
-Тогда наслаждайся, дыши чистым воздухом. Вообще-то, много москвичей у нас бывает. И все говорят одинаково. Я уж наслушался.
- Не хотел бы я у вас жить, - подумав, добавил он, - Пойдешь сети проверять?
-Нет, я с удочкой. Двадцать лет мечтал посидеть, - неожиданно для себя проговорил я.
Юра серьезно кивнул.
-Иди на тот мысок, там окунь в яме стоять должен.
Я тщательно подобрал снасть. Крючок на окуня? Побольше. Грузило не должно притапливать поплавок… Откуда я все это помню?

Было такое же летнее утро.

Сырой дурман просыпающегося папоротника. Мы с дедушкой выходим на берег лесного озера. Детский восторг от предвкушения волшебства. Поплавки бесшумно ложатся в окна стоячей воды среди обманчиво твердого ковра из ряски и водяных лилий. Через минуту-другую мой поплавок оживает. Скупо дернувшись вниз, замирает, потом приседает снова и снова, каждый раз все более жадно и решительно и, наконец, резко уходит в темную глубину и уже там, круто набирая скорость, несется вбок, в сторону затопленной коряги. Подсечка! Удилище пульсирует в ладони, как живое, передавая мне бешеную энергию крупной рыбы, не желающей уходить из дома. Дедушка, как хорошо!

Потом связь времен прервалась. Я уехал из тех мест, учился, начал работать. А дедушка состарился и умер. Я мог летать на Тенерифе и в Германию, но мне стало негде, не с кем, и, главное, незачем, удить рыбу. Не то, чтобы это мешало жить, но где-то, в глубине души, все равно свербило. Получалось так: тот нескладный мальчик в резиновых сапогах, осторожно пробирающийся сквозь заросли папоротника к озеру, мальчик, у которого все впереди, а помыслы чисты, и все вокруг него так спокойно и неизуродованно; так вот – этот мальчуган и я, в бархатном пиджаке и лондонских ботиночках ручной работы, в целом, довольный собой, но удивительно далекий от всех, - мы совсем разные люди. Где же тогда мое детство и откуда я взялся?

Наверно, в жизни того мальчугана было много других маленьких сокровищ. Но почему-то в памяти осталась именно та рыбалка на лесном озере. Все остальное на время было забыто, отодвинуто, ибо стало неважным, незначительным в бестолковой, но полной другими впечатлениями, взрослой жизни. И вот я, спустя почти двадцать лет, сижу на берегу, снаряжаю удочку и припоминаю: вес грузила подбираем под поплавок… леска на среднего окуня – 0.25…забрасываем вот туда и подальше…Ну вот, теперь я – это я!



Что было дальше? Мы пили водку, варили уху, проверяли сети, спали у костра и без конца рассказывали друг другу истории из нашей жизни. Потом опять пили. Розовые рассветы сменяли тихие оранжевые закаты. Наконец, я потерял счет времени. Сколько мы тут живем? Впрочем, когда за нами вернется «Академик Павлов», будет ясно.

Вот бы, думаю, он совсем не приплыл. Мы бы ловили рыбу и исповедовались. Любовались на туманные восходы и слушали гудки далеких пароходов. Наша жизнь потекла бы просто и осмысленно. Здесь, на острове, я впервые увидел мир как единое целое. А, главное, я опять стал полноправной частью этого мира, прошлое и настоящее волшебным образом соединились в один поток. Теперь все свершалось на моих глазах, было доступно и понятно. Зачем, думаю, в таком случае уезжать?

Тем не менее, когда за нами пришел «Академик Павлов», я обрадовался. (Возможно, что тогда я радовался всему, хотя в этом тоже было какое-то противоречие). Пора остановиться. Столько водки выпито. И еще – очень хотелось переодеться, принять горячий душ и узнать, что нового на работе.

-6-

Осень того года за всякими хлопотами пролетела незаметно. Я слетал в Каир, о чем расскажу позже; потом Петрович договорился в соседнем, довольно большом и богатом городе, жестко поделенном на сферы влияния еще в середине девяностых,  и я смог беспрепятственно открыть в нем филиал. Неожиданно наступившая зима запомнилась обильными снегопадами (в Москве, наверное, снега выпадает не меньше, но он волшебным образом к утру исчезает) и блестящей победой местной хоккейной команды, за которую действительно болел весь город.  Продвинутые продавцы автозапчастей организовали группу «Мамульки», которая записала хит про ухабистую дорогу к их магазину; его пели даже на трамвайных остановках. Вскоре «Мамульки» забросили торговлю и укатили на гастроли. Влад снял самый большой клуб города и стал проводить в нем надолго всем запомнившиеся вечеринки «Секс и танцы» - смесь кабаре, КВНа и дискотеки. На одной из вечеринок все гости попрыгали в бассейн, после чего несколько сот человек отрывалась на танцполе, в чем мать родила, пока не высохла одежда. Гламурной Москве такое и не снилось. В эту же зиму в ярославскую травматологию привезли самого дурного нетрезвого пациента. Морозной ночью, расписывая сугроб размашистыми вензелями, парень так увлекся, что зацепил своей кистью фонарный столб … кисточка мгновенно примерзла. Бедолага попытался отодрать - на столбе  остался солидный кусок плоти. Врачи рассказывали, что его привезли в больницу в одних окровавленных трусах.

Мы с Петровичем поутихли. Коротали длинные вечера у него дома, мирно наблюдая через окно за одинокими пьяными прохожими. Каждый вечер снег заваливал все вокруг. Прохожие неуверенно пробирались по невидимым стежкам старых следов. Иногда Петрович разрешал мне побаловаться. Мы доставали из сейфа какую-нибудь замысловатую игрушку с ночным прицелом, и я через оптику разглядывал людей на улице. На некоторых прицелах вместо мишеней была условная фигура. От нечего делать я учился вкладывать живого прохожего в этот трафарет. Оказалось, главное, – ровно дышать.

В один из таких вечеров в квартиру тихо пришел Костя, сын Петровича, парень моих лет. Костя редко бывал в этом доме; я слышал, что у него где-то было другое жилье.

-Как погулял? –неодобрительно приветствовал его Петрович.
-Нормально. Мне никто не звонил?
Петрович напрягся еще больше.
-Докладываю, сегодня вечером не звонила.
-Я не про нее…я вообще спрашиваю, - хмуро уточнил Костя.
-А я вот про нее. Как сам думаешь, будет она нас еще беспокоить?
Вопрос был явно риторический.
 -Эх, батя, ты же себя не любишь, - тихо проговорил Костя, глядя в пол.
Петрович окаменел.

-Чего у вас случилось? – говорю, когда Костя ушел к себе в спальню.
-Да надоел он со своими бабами, - нехотя стал объяснять Петрович. После развода то с одной, то с другой свяжется. И хоть бы одна путная…
-Его дело, Костя парень взрослый, - осторожно заметил я.
-Вроде бы его. Но, понимаешь, он тут новую завел, а предыдущая его все ищет. Вчера в полночь нам позвонила. Я отвечаю вежливо: Кости нет, а мы все спим уже. И представляешь, она в ответ орет: Тогда объясните мне, где Костя? Что мне оставалось делать?
-Послал ее?
Петрович оскалился.
-Говорю: а вы что, сами не знаете где? Его же днем в венерический диспансер положили. На месяц. Он вас разве не предупредил? Наливай из подранка, я новую достану.

Подранок – это у нас вторая или третья бутылка водки с прошлых посиделок, которую мы не смогли допить. Она же – первая за сегодняшний вечер.

Петрович сходил на кухню, нарезал на тарелку своего любимого сала. Он его готовил сам по какому-то замечательному украинскому рецепту. Принес новую запотевшую в морозилке бутылку. Мы чокнулись.

-Из-за чего ты все-таки на сына так напустился, - не выдержав, спросил я.
Петрович замялся. Потом объяснил:
-Нельзя быть таким лопухом. Он в ГАИ работал. Остановил, кого не следовало. А нарушения серьезные – проезд на красный, превышение скорости, водитель пьяный. Костя ко мне: батя, чего делать, уволят ведь! Я говорю: ты мой сын, не позорь себя и меня – выкрутись, как надо! И ты должен не пострадать, и у этих должны быть проблемы…если ничему не научатся, так хоть к тебе по-другому относиться станут.
-Ну и?
-Что ну…подумал-подумал и рапорт написал… по собственному желанию. Я говорю – лопух! Еле его во вневедомственную охрану устроил. Жена, кстати, после этой истории от него ушла.
Петрович помолчал, потом добавил
- Когда Костик уволился, я не выдержал – навалял ему по-настоящему.

Это был единственный вечер, когда я уехал от моего друга в дурном настроении.

На следующее утро Петрович звонит пожаловаться.
-Это баба опять ночью надоедала. Все Костю ищет.

Думаю, что он теперь ей наговорил? Но Петрович решил протрубить отступление:
-Чувствую, женщины и вино доведут нас до цугундера. Выход один – на время драпать из города. Ты завтра сильно занят?
-Не особо.
-Поехали в деревню на охоту? Я тебя с интересным человеком познакомлю.
Я с радостью согласился.
К нам, как обычно, присоединился Лев. Деревня оказалась довольно далеко от Ярославля. Приехали мы затемно. В свете фар искрились громадные чистые сугробы. Снег здесь не убирали – лишняя забота.

Нарядное зеленое здание на окраине даже в темноте выглядело внушительным. Во дворе – лай собак, внутри по казенному высокий потолок, резная лестница, везде – охотничьи трофеи. В холле, на стене, висело несколько старых ружей. Штора на кухне щеголяла громадной рваной дырой.
-Этим летом завтракаю, - объяснил хозяин, Антон Георгиевич, – жара, окно открыто. Вижу: на участке сидит лиса. Штору трогать побоялся, очень она шуршит. Вот с этого места ее и уложил. Он показал на табурет.

В прошлой жизни Антон Георгиевич был директором крупного завода. Трудился толково – и завод процветал, и время на отдых оставалось.
Страстный охотник, он исходил и изъездил почти все ярославские леса. Как-то знакомые пригласили его сюда. Недалеко от деревни – маралий переход. Место Антону очень понравилось. Вскоре представилась возможность и он выкупил бывшее здание начальной школы. Стал обустраиваться, привел ветхий деревянный дом в порядок. Выйдя на пенсию, окончательно переселился в деревню. Жена осталась в Ярославле, а дети разъехались. За несколько лет Антон Георгиевич оброс разнообразным хозяйством: фруктовый сад, пасека, два снегохода, породистые лайки в вольерах…
-Не одиноко вам тут? – спрашиваю.
Петрович, расслабленно праздновавший временный отказ от городской суеты, встрял:
-Он же в Петровское за девочками ездит. Специально для этого джип купил. Только не понимает – они же его и доведут до второго инсульта.
-Я не это имел в виду, - говорю.
-Мне не одиноко, - смеется Антон. Потом серьезней добавил: - Я тут хоть немного себя понимать стал. Да и хозяйство хлопотное – скучать некогда. Если есть свободная минута, я с лайками разговариваю. Теперь кобель мой заместитель, ну а сука, естественно, секретарша.

Расселись за столом. Выпили и закусили.
Петрович поддел вилкой мраморный лепесток сала, понюхал его и важно изрек:
-Сало – сила, спорт – могила.
Он явно дурачился.
А.Г., обращаясь больше ко мне, стал развивать свою мысль:
-Смотрите, как получается. Все говорят: свобода, свобода, свобода. Но это пустые слова. Что люди хотят больше всего? Зависеть друг от друга они хотят. Для чего, спрашивается? Чтобы не было одиноко. У меня коллектив был, четыре тысячи человек, так что я знаю, о чем говорю. Люди боятся одиночества, каждый по-своему. А вы выйдите утром во двор, полюбуйтесь на лес вдали. И поймете – одиночество это нормальное состояние.
-А в городе вы бываете?
-Конечно, я же не отшельник какой-нибудь. И дела на заводе остались. Слава Богу, не на пенсию живу.

Легли спать рано. На рассвете слышу – кто-то копошиться у печного котла. Потом загремело в кладовке. Антон Георгиевич собирал рюкзаки, переложил из сейфа в чехол свой карабин, ушел в сарай – прицеплять к снегоходу сани. Я лежал и наблюдал за его хлопотами с полчаса. Вылезать из-под нагретого одеяла не хотелось.

Мы быстро и сосредоточенно позавтракали. Даже Петрович приумолк. Но настроение было праздничное. Мы томились в предвкушении событий.

Антон Георгиевич объяснил: предстоит охота на номерах. В леске, километров в пяти от дома, вчера он обнаружил следы крупного марала. Лайки поднимут зверя и погонят в сторону засады. Мы будем караулить, встав цепью, на некотором отдалении друг от друга. Задача каждого из нас - тихо стоять на своем «номере» и быть предельно внимательным.

Выкатили снегоходы. Антон не спеша двинулся вперед, прокладывать дорогу. Рядом с ним трусили заместитель Билл и секретарша Моника. Мы с Петровичем покидали оружие и вещи в санки, забрались в них сами. Лев взялся порулить гостевым снегоходом; повел его по следам Антона.

За околицей деревни началась асфальтовая дорога, покрытая после недавней оттепели тонким слоем льда. Лев набрал скорость. Мы кое-как закурили. Ветер жег лицо.

-Видишь большой дуб на опушке? – оживился Петрович, – Года три назад стая волков загнала туда секача. Кабан, если он снизу, клыками всех порвет. Вот он, хитрый, забился под корни, там вроде норы было. Волки и так и сяк на него – четверым брюхо распорол…Смотри как Лев раздухарился!
В самом деле, Лев вел снегоход по гладкому льду на предельной скорости. На скользкой дороге его мотало. Лев как кавалерист, привстал с седла, корпусом отрабатывая нервное рыскание машины.
- Эй, ты нас на смерть везешь, что ли? – заорал Петрович. Лев не слышал.
-Ладно. Так что ты думаешь, учудили волки? Они с другой стороны дуба подкоп вырыли. Как раз до кабаньего зада. И начали его живьем…

Вмиг все изменилось. Сани на полном ходу накренились. Потом встали дыбом. Нас выбросило на обледенелый асфальт. Чудовищная сила потащила меня вперед. Я вертелся, прыгал и переворачивался, сильно ударяясь об лед. Закружилась голова, болью обожгло кисть руки. Боковым зрением я отметил: снегоход на полном ходу кувырнулся в кювет. Лев, пригнув голову, ласточкой нырнул в мягкий сугроб на обочине. Петрович беспомощно скользил вслед за мной; лицо его было в крови. Сзади нас догоняли увесистые стальные сани…

Наконец, мы остановились. Лежу на спине – ничего не чувствую. Прямо надо мной пушистая ветка сосны с капельками инея загораживает облако. Удивительно тихо.

-Я же говорил, бабы и водка доведут нас до цугундера, - отчетливо произнес Петрович, - ты цел?
-Вроде да, - отвечаю.
Тут у меня заныло все тело. Особенно палец и кисть правой руки.

Петрович, кряхтя, поднялся, небрежно вытер рукавом ссадину на голове. Крови было немного.

Из сугроба высунул голову Лев. Проморгался, выплюнул снег.
-Что это было? – спрашивает.
-Это ты нас угробить хотел, царь зверей проклятый, - проворчал Петрович.

Мы пошли по дороге назад, подбирая разбросанные рюкзаки и карабины. Петрович полез в канаву осмотреть снегоход. Рама, двигатель, гусеницы были целы. Не хватало фар, пластикового обвеса и остальных мелких деталей. Их разбитые останки валялись вокруг.

На горке появился Антон. Видимо, решил вернуться и проверить, где мы застряли.

-Вы живы?
-Да.
-Ну, вы даете, - расстроился он, глядя на свой разбитый снегоход, - там же водка была! Он ткнул пальцем в багажник.

Петрович заинтересованно отодрал перекосившуюся крышку. На дне ароматной лужицы угрожающе торчали осколки стекла. Петрович достал чистенький платок, обмакнул в багажник и стал протирать рану на голове.

Потом мы собрали все, что можно и уложили в санки. Санки пристегнули к первому снегоходу. Невозмутимый Антон Георгиевич не стал отменять охоту. Разбитый снегоход решили забрать позже.

Через полчаса мы добрались до места. Встали в редкую цепь. Между стрелками получилось метров по сорок, так что друг друга сквозь густой кустарник мы не видели. Прямо у моих ног лежал глубокий овраг, поросший березняком. Со дна оврага уже доносился  возбужденный лай Билла и Моники. Голоса то приближались, то удалялись; я не мог понять, что там происходит.

Петрович выдал мне из своего арсенала армейский СКС. Серьезный карабин. Просто берешь его в руки – и начинается приступ немотивированной мужской воинственности. Если есть ружье, то оно выстрелит – это, думаю, про меня. Вот он, кураж дилетанта!

Стою, жду. Руки подрагивают от веселой взвинченности. Боль в кисти почти не чувствуется. По спине ручьем бежит пот. Незабываемые минуты!

Вдруг, за деревьями, Петрович как гаркнет:
-Стоять! Кругом! Пошел на ***!

Чего у нас теперь стряслось?

Захрустели мерзлые ветки. Кто-то большой пер через кусты напролом, прямо на меня. Через несколько секунд метрах в десяти выскочил олень! Выпрыгнул и замер, словно натолкнулся на невидимую преграду. Думаю, он хотел пройти как раз по тому месту, где стоял я. Марал недоуменно смотрел на меня испуганными детскими глазами. Он весь дрожал. С боков и от морды шел пар. Вскинуть карабин было делом секунды.
-Аааааа, - тихо, но свирепо зарычал я, - пошел на ***!
Потом неловко замахнулся  в сторону оленя прикладом.

Зверь шарахнулся вбок, пересек линию огня и широкими прыжками ушел в чащу за моей спиной. Минуту или две я тупо и зачарованно смотрел ему вслед.

-Не стрелять, это я, - услышал я голос Петровича, - Не стрелять!
Он подбежал.
-Ты оленя не видел? На тебя вроде пошел.
-Не было, - говорю.
Петрович оглядел снег.
-А следы чьи? – насупился он.
-Ладно, Петрович, был тут один марал. Был да ушел. Я не успел прицелиться.
-Бывает, - неожиданно успокоился Петрович, - ты, главное, Антону не говори…

…С той охоты я уехал прямо в травмапункт. Мне наложили гипс на сломанную кисть руки, благодаря чему я не смог бриться и первый раз в жизни отрастил бороду...

Можно еще долго рассказывать о Петровиче и наших поездках, но моя ярославская история не только о нем одном. Важно вот что – каждый раз я сливался с этим человеком, но так до конца его не понял. Может быть, поэтому стоит привести здесь мнение о нем посторонних? Однажды я беседовал со знакомым из серого дома – местного управления ФСБ. Этот полковник, из новых, выделялся невыразительным лицом и нарочито дорогим костюмом. Казалось, за столом, в каких-то рекламных целях, усадили именно костюм, а не человека.
- А что Петрович? Это же был лучший опер области. И отличный организатор. Только характер у него тяжелый.
-Сейчас он чем занимается? – спросил я, состроив невинное лицо.
-Не знаю ничего точно. Есть сведения, что связался не с теми людьми. Да кто его попрекнет – человек на пенсии, крутится помаленьку. Как и все.

Собеседник вальяжно развалился в кресле и глянул в окно, давая понять, что разговор окончен. Он был очень занятой человек, или, во всяком случае, старался казаться таковым.

Что прибавить напоследок?

Страна не раз награждала моего друга. Ведомственными медалями, которые он хранил в бархатных коробочках и никогда не надевал. Грамотами и дипломами. Иногда Петрович их в шутку вручал жене, а чаще забывал в столе на работе. Именным пистолетом Макарова с монограммой на рукояти. Званием «заслуженный работник милиции». И пенсией. Которую имело смысл забирать раз в полгода, чтобы набралась хоть какая-то круглая сумма.

Петрович никогда не жаловался. Ему просто было некогда.

Более объективно его труд оценивали ярославские уголовники. К юбилею Петровича из общака была выделена крупная сумма на покупку дома на берегу Волги. К этому времени мой друг уже был пенсионером. Тем не менее, воры сразу передали через посредника свое решение: ни при каких обстоятельствах не требовать услуг взамен подарка. Ни сегодня, ни в будущем. Просто все должно быть по справедливости, - решили они. Или хотя бы то, что в наших силах.

Между прочим, организовывал передачу подарка один из «крестников» Петровича. Человек, которого лет двадцать назад мой друг поймал и расколол так качественно, что прокурор смог добиться на суде максимального срока.


Иногда я задумываюсь – что бы было со мной, родись я лет на тридцать раньше? Если бы в сорок шестом моего отца-чекиста убили бандеровцы? Если бы я, помня об этом, с детства дал себе слово бороться с нечистью? Учился быть смелым, справедливым и чутким? Уехал с Западной Украины, окончил юрфак и высшую школу милиции? Женился на сестре сослуживца и переехал с ней в провинцию? Быстро столкнулся бы с изнанкой системы и не нашел в себе сил согнуться? Каждый раз с трудом шел на компромиссы, оставляя за собой только мелочное право оценивать людей строго по заслугам? Растерял бы по дороге любовь и душевный покой? Потом совершил бы что-то непоправимое, о чем вспоминают всю сложную и запутанную жизнь, но не рассказывают даже старым товарищам?

Просто, может быть, Петрович – это я?

                7

Увидев ее через заднее окно переполненного автобуса, я был ошеломлен. В безликой толпе стояла самая совершенная девушка на Земле! Это было настолько очевидно, что не требовало осмысления. Со мной такое случается впервые. Если вы сейчас спросите, что именно меня зацепило, что в ней было особенного, я даже не смогу толком объяснить.

Я ехал в такси позади автобуса. Попросил не обгонять. Николаич повеселел; он обожает всякие приключения.
-Может, она с подругой? - предположил он, одобрительно разглядывая самую совершенную девушку через лобовое стекло.

Мы плелись по бесконечному, как труба, Московскому проспекту, и без конца сигналили. Она заметила, улыбнулась. Я знаками предложил пересесть к нам. В Ярославле так себя вести – почти нормально. Подумав, девушка показала пальцами: нас двое. К окну повернулась миниатюрная брюнетка, как раз во вкусе Николаича. Мой приятель замурлыкал себе под нос что-то малопонятное.

Через четыре остановки мы все-таки выманили девушек из автобуса. Оказалось, они ехали в центр города, погулять. Самую совершенную девушку на Земле звали Ирой.

Все складывалось настолько удачно, что я вдруг испугался. Как это объяснить? Вдохновляет на подвиги красота с маленькими изъянами. Мол, такую и потерять не жалко. Со временем к изъянам привыкаешь, они превращаются в милые особенности. Очевидное совершенство вызывает восторг, но это и бремя. С первых же минут…

Вчетвером мы приземлились под зонтиком летнего кафе. Я взял две порции мороженого по три разноцветных шарика, а себе и Николаичу – кофе с молоком. Интуитивно почувствовал: сорить деньгами нельзя, девочки слишком молодые и неопытные, могут испугаться.

Ира была слегка зажата. Бросала на меня удивленные взгляды. К тому же, ее явно смущало присутствие пожилого  Николаича. Наверно Ирин дедушка – его ровесник. Брюнетка, наоборот, старалась втянуть мушкетера в беседу. Николаич прокашлялся и залился соловьем. Ему нравился сам процесс знакомства, даже не конечный результат. Впрочем, я такой же.

В этот раз мне было жутко трудно. Обычные приемы и фразы, легкие, ничего не значащие словечки, застревали в горле, казались пошлыми и недостойными торжественности момента. В общем, я довольно глупо молчал. После нагловатой погони за автобусом моя сдержанность выглядела странно. Слава богу, Ира легко приняла мое затруднительное положение. Со временем я узнал – ей самой обычно немного не хватает бойкости, это у нее от природы. А сейчас, как-то по-своему истолковав мое замешательство, она совершенно успокоилась. Стала, не спеша, рассказывать. Весной закончила школу. Поступила на исторический факультет. Почему? Нравится Месопотамия и Древний Египет. А еще – любимый фильм «Мумия». (тут я умилился: какая каша в голове!) Живет с мамой в самом отдаленном районе города. Подруга – одноклассница и соседка по подъезду.

Ира попросила:
-А ты можешь рассказать о себе?
Какая-то ученическая обстоятельность и ни капли кокетства, - думаю. Что ей поведать? Я всегда теряюсь, когда так ставят вопросы. Выручил многоопытный Николаич. Расписал меня коротко, неточно и красноречиво. Самому мне такое не выдумать. Даже здесь передавать его слова неудобно.

Стемнело.
-Скоро последний автобус, - встревожилась Ира. Вижу, брюнетка-соседка не прочь посидеть еще.
-Мы вас отвезем, правда, Коля? – говорю.
Ира опять напряглась. Я не учел: в их районе девочек не катают даром. Говорю как можно спокойней:
-Не оставлять же вас здесь одних. Быстренько закинем домой – и все. Нам, между прочим, скоро по делам ехать.

Бескорыстная поездка на край Ярославля произвела хорошее впечатление.

Мы стали встречаться. Гуляли по центру. Съели тонну мороженого. С Ирой мне почему-то захотелось побыть пешеходом. Оказалось, что у пеших свои маленькие радости. Например, скамейки в парке. Однажды мы проехались на автобусе. Видимо, мне нужно было взглянуть на мир ее глазами. Каждый раз, когда автобус тормозил или поворачивал, мы крепко цеплялись друг за друга. Я был доволен, что Ира живет очень далеко, а автобус такой медлительный.

Обычно мы встречались в скверике после лекций. Я рассеянно слушал ее бесконечные рассказы про маму, учебу и подруг. Часто отвечал невпопад. А сам, тем временем, украдкой любовался каждым ее движением, прислушивался к голосу, не разбирая слов. Наверно, ее это вполне устраивало. Ира всегда была спокойна, уравновешенна и по-детски обстоятельна.

В ней было что-то не до конца распустившееся. То, что подсознательно боишься раньше времени трогать. В то же время чувствовалась ранняя спелость плода, равномерно вызревшего в одиночестве и тишине.

В общем, за время наших прогулок мысль о постели как-то сама собой отодвинулась на второй план. Но и ее растущая доверчивость, дружелюбие, а иногда – быстрые взгляды исподлобья, меня тоже не удовлетворяли. С Ирой я становился страшно жадным. Я мечтал заполучить ее душу; то скрытое тепло, которое еще не дооформилось и потому никак не могло выйти наружу. Я догадывался: ее обаяние и совершенная красота – следствие этого внутреннего качества. Но было слишком рано. Дело тут не во мне, просто Ира не переставала быть немного замкнутым подростком.

Сейчас мне кажется, что эта женщина разбудила во мне собственнические инстинкты в их самой безобразной форме.

Так прошел месяц. В наших отношениях ничего не менялось. Их можно было назвать приятельскими. Нужно срочно придумать что-то новое, - часто думал я. В конце концов, решил втянуть Иру в ночную жизнь Ярославля. В самом деле, какой смысл постоянно ждать свидания, радоваться каждой проведенной с ней минуте, а потом проводить вечера в совершенно иной компании? К этому времени мы попили чай с Ириной мамой, так что отпроситься допоздна «под мою ответственность» не составило труда.

Мы стали ездить по клубам и дискотекам, ходили на концерты. Не скрою, иногда я старался пустить пыль в глаза, причем довольно пошлыми методами. Это было нетрудно – всюду знакомые, везде зарезервированные столики. Часто с нами ездила подруга – та самая брюнетка. По-моему, ей эта кутерьма понравилась больше. Когда мы оставались наедине, подружка томно говорила:
-Где бы найти мужчину, который будет помогать мне долларов на четыреста?
Сначала я не реагировал. Потом посоветовал ей уцениться до сотни. Больше мы к этой теме не возвращались.

Постепенно Ира втянулась в клубную жизнь, стала находить в ней удовольствие. Думаю, в 17 лет это как слабый наркотик. Я почувствовал: мы превращаемся в обычную пару ярославских тусовщиков. Людей, ничем не связанных между собой, кроме общей тяги к легким развлечениям. Что-то главное, недосказанное, отодвигалось на второй план. Наши отношения не развивались. Нужно было искать другие способы сближения. Иначе скоро надоест.

Лекции закончились. Мы гуляли по «нашему» бульвару и собирали оранжевые листья. Ира говорит:
-Я тебе никогда не рассказывала. У меня был парень. Хочу, чтоб ты это знал.
Я хмыкнул. Попытался представить, как бы отреагировал на ее реплику я - семнадцатилетний. К сожалению, не вспомнил.
Ира удивленно остановилась. Вроде даже обиделась.
-…Но сейчас я с ним не встречаюсь.
-Со мной ты тоже не совсем встречаешься, - чуть не ляпнул я. Но вовремя остановился.
Мы никогда не разговаривали серьезно. Не строили планов. Сначала – вроде ни к чему. А потом я уже боялся. Да и что я мог сказать?

Вдруг мне захотелось увезти Иру далеко-далеко, туда, где нет скамеек, институтов, бывший парней и оранжевых листьев. Где нас никто не знает. Я услышал свой голос как бы со стороны. Наверно, это был даже не я:
-Поехали в Египет? Посмотрим на пирамиды и мумии? 

Ира не отреагировала. Даже надулась. Я отвез ее домой. Вернее, отвез Степаныч.

С каждым днем идея с Египтом нравилась мне все больше и больше. Осень на исходе, холодно, хотелось солнца и тепла. Дела на работе не требовали моего ежедневного присутствия. Жена так и не приехала. Что, думаю, меня держит?

Мушкетеры, выслушав в гараже мои соображения, посоветовали:
-Ты сначала уложи ее в койку, а потом думай – стоит ли ехать.
Меня покоробила их рассудительность. Не скрою, Ира с первой встречи поразила меня именно внешним совершенством, отточенной красотой линий фигуры и лица; естественно, насладится этим даром до конца можно было только, «уложив ее в койку». Но важно другое. В Египте я надеялся обрести с Ирой хоть какой-то совместный жизненный опыт, который, безусловно, сблизил бы нас. Насколько далеко я собираюсь зайти, я не обдумывал.

В агентстве нам организовали индивидуальный тур. Идея такая: мы поселимся в приличной гостинице в центре Каира, а оттуда будем совершать вылазки в любом направлении. В нашем распоряжении будет микроавтобус с администратором, охранником и гидом. Куда мы захотим – туда и повезут. Не правда ли, удобно?

Пока мы готовились к поездке, Ира впервые разволновалась. Египет, мумии – все это, как оказалось, было ее давней детской мечтой. Она так часто грезила ею, что теперь испугалась возможности воплотить все это в жизнь. И боялась, и с нетерпением ждала.

В общем, мы полетели.

В самолете Ира снова зажалась. Как в первый день нашего знакомства. А я опять не мог говорить. Просто утонул в нежности. Она была рядом и будет только со мной почти целую неделю! Я заново открывал ее идеальное, потрясающее тело. Оно близко-близко, в соседнем кресле; я даже чувствовал его тепло. Я влюблялся в каждый фрагмент целого: в прозрачный золотой пушок на мочке уха, складку на коротеньких шортах, в маленькие, но налитые бедра, в царапину на коленке. Четыре часа я не мог наглядеться на все это и ни на секунду не заскучал.

Дельта Нила светилась миллионами огней. Мы приземлились. Было тепло и душно. В аэропорту – две очереди на досмотр. Короткая, вальяжная – для граждан США. И унылая часовая толкучка для всех прочих. Мы передали бакшиш через встречающего и гордо проследовали мимо очередей и барьеров. Чиновник сам вынес наши паспорта к машине. Вот тебе – Америка! Вы так не умеете.

Гостиница «Шератон» поразила меня полным отсутствием русской речи. Соотечественников не было ни в холле,  ни в ресторанах, ни у бассейнов. Я обрадовался: даже в Египте можно почувствовать себя за границей.
Ира не проявляла особых эмоций. Устала от перелета и плохо себя чувствовала. Легла на дальний край огромной двуспальной кровати и сразу же заснула. В мусорной корзине в туалете я обнаружил окровавленный тампон.

Утром я пару секунд не мог определить, где нахожусь. Комната понравилась. Мебель тоже. Рядом спала…Потрясающе!

Видимо, исполнение заветной мечты порождает некоторую раздвоенность и заторможенность сознания.

Ладно, думаю, надо что-нибудь смотреть, показывать…

Двое суток мы не вылезали из Каирского музея. Вход в здание выглядел точно так же, как на декорациях фильма «Мумия»; Ира его сразу узнала. Нам разрешили фотографировать в залах. Я отщелкал двенадцать пленок. Ира в это время ходила с экскурсоводом и старательно заполняла блокнотик. Думаю, вместе мы подготовили неплохую курсовую работу. С иллюстрациями.

Мы осмотрели несколько пирамид. Пообщались с археологами. По их словам, в долине Нила найдено и раскопано не более половины древностей. Короче, работы еще хватает.

Нас водили в квартал коптов. Прямые потомки древних египтян выглядели как ожившие фрески эпохи Среднего Царства. Только одежда современная. Меня поразили коптские христианские храмы-подземелья 2-го века.

Я сфотографировал Иру в переулке, рядом с коптским осликом. Получилось шикарно.

Потом мы разглядывали какую-то огромную, прохладную внутри, мечеть на горе. Во дворе мечети галдели девочки-хиппи из Англии, все – новообращенные мусульманки. По каменным плитам бродили наглые африканские голуби. Наш гид объяснял: где-то рядом с мечетью приезжий албанский генерал Мохаммед Али пригласил в гости и зарезал двести мамелюкских вождей. Тем самым, заложив основы величия современного демократического Египта.

Ире все это было интересно. А я думал: как здорово, что мы заняты общим делом. Мумии, ослики и мечети помогают нам привыкнуть друг к другу. Именно в Каире мы впервые почувствовали себя вместе. Стали обращаться друг к другу по пустякам. Учились угадывать мелкие поступки и желания друг друга. Это было увлекательно и интересно для нас обоих.

После известных достопримечательностей мы принялись за изнанку страны. Так всегда интересней.

Сходили на плавучую дискотеку. Толстые хохлушки в чадрах симулировали танец живота перед темпераментными немецкими пенсионерами.

По моей просьбе, бармен «Шератона» показал нам отличный шалман на окраине столицы. Несколько столиков накрыто липкими клеенками. Бородатые безработные пьют чай, уткнувшись в старенький телевизор. На крашеных бетонных стенах развешаны фотографии Шамиля Басаева, Хаттаба и других «чеченских партизан». Честное слово! Я покурил с местными «настоящий шиш», потом мы все вместе посмотрели футбольный матч африканской лиги. Под конец стало очень весело. Кстати, бородачи вели себя по отношению к Ире сдержанно и достойно.

Потом мы взяли такси и отправились в Александрию. Ехали по очень приличной автостраде через пустыню. Сахара напоминала дно заводского пруда, спущенного для очистки от мусора. Везде какие-то бочки, кузова старых машин, бетонные плиты. Изредка у дороги попадались стойбища кочевых бедуинов: большая черная палатка со спутниковой антенной, неизменный Nissan Patrol, стадо тщедушных коз. Верблюдов мы не встретили.

Наш водитель разговаривал по-английски так же плохо, как я. Это нас сблизило. Одной рукой придерживая руль, он достал бумажник и показал фотографии сыновей. Потом спросил, зачем мы едем в Александрию.
-Хотим поплавать в Средиземном море, - говорю.
Таксист удивился:
-Ты умеешь плавать? Это трудно?
Я растерялся. Объясняю: живу на берегу реки Волга, когда захочу – иду на пляж, снимаю одежду и плаваю. Чего тут трудного?
-А крокодилов не боишься? – заинтересовался водила.
-У нас не живут.
Мужик кивнул:
-Понятно. Проблемы с экологией. В Ниле тоже скоро не будет крокодилов.

Александрия вытянулась вдоль моря на много километров. Город-набережная. Чем-то напоминает Баку, только намного больше.

Мы попросили таксиста подождать и спустились к берегу. Пляж был арабским. Женщины в закрытых платках и вязаных кофтах, как пингвины, подпрыгивали на волнах в полосе прибоя. Мужчины в ярких спортивных костюмах отважно мокли на три шага впереди. Никто не плавал. У Иры был с собой достаточно скромный купальник, я прихватил длинные шорты. Но переодеваться и идти в воду без верхней одежды мы не рискнули. Макнулись, в чем приехали. Потом просто купили новые вещи в лавочке на причале.

Вернулись в Каир уже, когда стемнело. Завтра самолет. Спать не хотелось. Ира предложила погулять по парку вокруг гостиницы.

Меня все больше тяготила неопределенность наших отношений. Все-таки поездка заканчивается, последний вечер. И, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, я, не выдержав, предъявил счет.
-Знаешь, я ведь женат, - говорю, - три года уже. А теперь чувствую, что это неважно. Ты не думаешь, что мы могли бы быть гораздо ближе? Мне кажется, это будет здорово.
Ира потупилась.
-Я часто думаю о том, что ты сейчас сказал. Понимаешь, дело в Сереже. Мне кажется, я его все равно не разлюбила. А на днях он опять позвонил…
Она остановилась, пододвинулась ближе, заглянула мне в глаза. Очень-очень серьезно. И доверчиво.
-Правда, я не знаю, как мне поступить. Ты можешь еще немного подождать?
Я сумел не подать виду, что обиделся. Просто сменил тему. Если быть откровенным, всю эту кашу заварила не она.

Утром, по дороге в аэропорт, впервые за несколько дней мне захотелось домой. Так, мимолетное настроение. Может, это из-за картинки за окном? Унылая трасса тянулась вдоль бесчисленных бетонных коробок, неряшливо обвешанных ящиками с кондиционерами. Вдруг – вижу – Ира озабоченно роется в сумочке.
-Не могу найти билеты…
У меня такая привычка – хранить документы и ключи в женских сумочках. В знак особого доверия. И чтобы карманы не топорщились.
-Ничего страшного, - говорю, - в компьютере авиакомпании должны быть наши фамилии. Заплатим штраф – нам выпишут новые посадочные талоны.
Штраф?
До меня дошло: в карманах оставалась одна мелочь. Долларов двадцать, не больше. Карточки нет. Все мои сбережения в ячейке банка в Ярославле. Взять их оттуда могу только я лично.

Оказалось, что переоформить билеты за час до отлета не так просто. Нужно оплатить почти полную их стоимость.
-Неужели нельзя что-нибудь придумать? Мы же в списках пассажиров? – пробовал я убедить сотрудниц авиакомпании.
Бесполезно. В Российском консульстве, куда я дозвонился, со мной разговаривать не захотели. Деньги на телефоне заканчивались. Мне становилось не по себе.

Представитель турфирмы предложил отвезти нас в местное Министерство по туризму. Зачем, я так и не понял. Видимо, придумал, как от нас избавиться. Я согласился – все равно в аэропорту делать нечего. Египетские чиновники меня внимательно выслушали. Потом дали стол с компьютером и факсом. На пару часов. Мол, выкручивайся, парень. Хорошо, хоть так.

Я стал звонить. Ира с сумками ушла на лестницу; сидела там и всхлипывала.

Связываюсь с ярославским банком. Меня попросили изложить проблему письменно. На клавиатуре были арабские буквы и латиница. Отправляю в банк такое письмо:

                Predsedatelu pravlenya
ZAO AKB ‘’’’’’’’’’’
ZAYAVLENYE

Proshu Vas razreshit dostup v arendovannyi mnoy individualny seif moemu predstavitelu …………. v svyazi s chrezvichainymi obstoyatelstvami (ya nahozus v Kaire bez deneg).
S uvageniem,



Через полчаса приходит ответ со слов Председателя Правления: все понимаем, но не можем. В нашем с Вами договоре за такие действия – огромный штраф банку.

Друзьям звонить бесполезно. Все сидят на кэше.

Я прикинул: билеты стоят 700, нужно еще столько же на всякий случай. Округляем, получается – тысячи полторы долларов в кармане не хватает.

Цепляюсь за последнюю надежду. Звоню в ярославское турагентство. Объясняю девочкам ситуацию. Прошу их – свяжитесь с вашим хозяином, Хамзатом, пусть он даст египтянам хоть какую-нибудь гарантию на полторы штуки. Слава Аллаху, я был знаком с главным в городе соплеменником Хамзата, их смотрящим. Говорю, передайте вашему хозяину, N объяснит ему, кто я и откуда.

Других вариантов просто не оставалось.

Прошло минут двадцать. Стало по-настоящему страшно. Вдруг позвонил сам Хамзат:
-Хорошие люди друг друга в беде не бросают. Сегодня я помогу, завтра, может, ты. К тому же, N за тебя поручился. Но у меня нет прямой связи с египтянами. Продержись несколько часов, я отправляю в Москву курьера.

Хамзат, дорогой! Прошло уже больше десяти лет, но я до сих пор с благодарностью вспоминаю твой поступок. Здоровья тебе и счастья!

Дальше были очень трудные четыре часа. Меня пытались выпроводить из министерства. Правда, вежливо, словами; полицию пока не вызывали. Ира плакала на лестнице. Я не мог ее утешить – боялся выйти из-за стола с телефоном. Обратно бы меня точно не пустили. К тому же, надо было как-то удерживать рядом представителя турфирмы. Он все больше злился и под конец сделал вид, что совершенно позабыл английский. Потом он все-таки улизнул.

Министерский стол – мой последний рубеж обороны. Я герой панфиловец. Один против египетской бронетанковой дивизии! Гранаты на исходе. Главное, дождаться подкреплений. Делай, что хочешь, говори им все, что вздумается, но нужно выстоять, - настраивал я себя.

Наконец, победа! Вернулся клерк из турагентства. Сам! Он опять широко и приветливо улыбался.
-Все в порядке. Зря ты волновался и кричал на меня. Но мы не успеем вас отправить сегодня. Рейс завтра утром. А пока я отвезу вас на ночлег.
-А деньги?
-100 долларов хватит? – радушно спрашивает чертов араб. Увидев мою перекосившуюся физиономию, он на ходу перестроился:
-Вот вам чековая книжка. В гостинице, куда мы сейчас поедем, наша компания имеет неограниченный кредит. Пожалуйста, пользуйтесь.

Нас привезли в какой-то клоповник в Старом городе. Три звезды – это сильно сказано. Поднялись в номер. Ира сначала испугалась.
-Ничего, - утешаю, - завтра будем дома. А здесь все-таки намного лучше, чем на лестнице.
Она осмотрелась внимательней. Подумав, говорит:
-Нам здесь будет хорошо.
-Видишь, все решается. А я тебя чуть в гарем не отдал. На один билет точно бы хватило.
Ко мне возвращалась невозмутимая самоуверенность, которую многие женщины ошибочно принимают за силу характера. Но я знал: отходняк еще впереди. И от ириного Сережи, и от сегодняшнего испуга. Одно наложилось на другое, требовалась нешуточная разрядка.

Между прочим, Ира как-то вся переменилась.
Достала из сумок наши вещи, тщательно и весело раскладывала их по полочкам и тумбочкам. Стало намного уютней.
-Хочешь, я везде буду твоей помощницей? Буду раскладывать твои вещи и следить, чтобы ты ничего не забывал? – засмеялась она.
-Давай, тренируйся, - отвечаю.
-Сам посмотри – хорошо у меня получилось? Правда, ведь хорошо?
Ира переодела джинсы. Напялила мои любимые обтягивающие шортики. Залезла на кровать с ногами, вся сияет, не спуская с меня глаз. По ее лицу понимаю – сейчас все возможно…

Мне бы, дураку, остаться в номере. Но невидимые пружины уже привели весь механизм в действие. Я стал заводной игрушкой. Механический заяц, ****ь. Верчу в руках чековую книжку. В голове стучит: сто долларов хватит? Скоро узнаешь, сколько мне хватит!

Спустился в бар. Вроде прилично. Много европейцев, в основном, молодежь.
-Есть хороший коньяк? – спрашиваю у бармена.
-Martell, Courvoisier.
-Давайте только XO. Все, что есть.
Оказалось: 12 бутылок.
-Шампанское имеется? Какое? Выносите.
-Ликеры? Текила? Абсент? Водка?
Всего набралось бутылок пятьдесят. Я попросил выставить их в ряд на барной стойке. Сам откупорил пробки, отвинтил крышки…

Через десять минут по гостинице разнесся слух: русский псих угощает всех постояльцев. В подобных местах живут люди веселые, чуждые снобизма и излишней деликатности. В общем, народ потянулся в бар.

Такой пьянки в моей жизни никогда еще не было. И, надеюсь, никогда больше не будет. Мы пили за королеву-мать с симпатичными парнями из Шеффилда. Пара из Америки чокалась со мной за здоровье Моники Левински. Какие-то француженки всех обнимали и провозглашали тосты за мир в Чечне. Еще, помню, там были поляки, эстонцы, потом уже другие англичане…Подтягивался освободившийся с дежурства персонал гостиницы.

Узнав, что я подписываю чеки, бармен меня возненавидел. Но все-таки обслуживал.

Ира спустилась в бар, но, увидев, что у нас творится, сразу ушла в номер.

Кончилось все под утро. Мы горланили хиты MTV, потом собирались пойти искать Нил, чтобы искупаться. Правда, далеко не ушли. Кто-то без музыки танцевал жигу в вестибюле. Стало светать.

С похмелья я не заметил, как оказался в России. Запомнил только выражение лица жлоба из турагентства, которому я сунул в аэропорту их чековую книжку.

У нас была глубокая осень. Как будто мы отсутствовали не неделю, а гораздо дольше. Трасса Москва-Ярославль тонула в грязном дожде. Все вокруг было унылое, неприкаянное. Галки на голых березах наводили тоску.

-Ой, ты не станешь ругаться? Я вчерашние билеты нашла. Тут у меня еще кармашек, оказывается, - говорит Ира.
Я захохотал первый. Смеялся от души.

Чем закончилась эта история?
Я сидел в квартире, на другом конце города, и твердил:
-Я не позвоню! Я не позвоню! Я не позвоню! Не позвоню!
Потом попросил Степаныча отвезти Ире двенадцать пленок из Каирского музея. Выкинул в мусоропровод сувенирный лист папируса. Зачем мне улики, если жена собирается приехать?

Ира набрала меня сама:
-Привет! А ты куда пропал? Я соскучилась.
-Слушай, - говорю, - я так не могу. Я был готов развестись с женой, сделать для тебя все, что угодно. Дело в том, что я влюбился. Очень сильно. Но ты говоришь – Сережа…В общем, давай больше не будем видеться. Это ни к чему. Я ведь тоже не мальчик.

Отбой.

Идиот! Придурок! Дегенерат! Жалкий позер! – вопил я, когда повесил трубку. – Показал себя? Кому?! Единственной женщине, которой все равно, кем ты хочешь казаться? Разве ты  этого не понял за три месяца?!

Ты можешь прямо сейчас поехать к ней, пригласить ее погулять по скверику, а завтра встретить из института. Рано или поздно она сама захочет остаться с тобой. Да она уже в Египте все решила!

Вдруг я почувствовал страшную усталость. Мир не хотел жить по моим законам. И я был просто неспособен бороться дальше. Слишком это сложно и хлопотно.

Вечером я сидел в сауне и рассказывал ребятам про Каир и про большую пьянку на чеки. Рассказывал в общих чертах, без подробностей, как будто ездил один. Стало как-то легче.

На следующий день поехал на работу. Девочки в магазине с изумлением уставились на мой ноябрьский загар. Потом ехидно спросили:
-Ну и как съездили на рыбалку?
-Две щуки поймал, - говорю, - а так – не клевало…
8

Влад – мой самый необычный ярославский приятель. Очень интересный человек.

Когда-то Влад со своим буйным характером оказался на самом дне. Наркотики, развод, безденежье и совершенно неопределенные перспективы. Сильный и неглупый, Влад сумел побороть судьбу. Стал предельно собранным и целеустремленным. К тридцати годам его карьера развивалась стремительно. Влад уверенно шел от победы к победе. Пер, как тяжелый танк. Причем без всякой поддержки со стороны влиятельных друзей или родственников. Единственный человек, на которого он опирался, кому полностью доверял – его вторая жена, Света. Человек схожей с ним судьбы. Их близость и уверенность друг в друге носила осознанный характер. Говорят, самые крепкие семьи бывают у бывших хулиганов.

Света запомнилась мне своими авантюрными посещениями Америки. Обе ее поездки закончились в бостонском роддоме. Нет, у нее и мысли не было променять Влада на американца! Просто, когда живот вырос в первый раз и будущие родители, среди прочих, обсудили вопрос предполагаемого гражданства ребенка, Света одела спортивную куртку на два размера больше и села в самолет. Пограничники ничего не заметили. Естественно, когда Гришак родился, он автоматически стал гражданином США. А Света попала в компьютер Госдепартамента, в черный список.

Через два года она снова забеременела. Ждали девочку. Влад поехал в Москву. Через знакомых вышел на нужного человека в американском посольстве. После пары застолий дипломат согласился помочь своему  новому русскому другу. Светкины данные из черного списка таинственно исчезли. Оставалось только купить еще одну куртку большого размера…

Влад был яркой индивидуальностью в мелочах.
В моде тогда были подержанные БМВ  и Мерседесы. Влад зимой ездил на Чайке, а летом на спортивном мотоцикле.
Ярославль обпивался водкой и с подозрением изучал состав Б52. Влад обычно брал ящик Кока-колы, сливал бутылки на треть и бодяжил газировку вискарем.
Влад первым в городе обзавелся снегоходом и гидроциклом. Прыгнул с парашютом. Прошел дайвиг-курс PADI.
 
Он всегда искал и находил новые способы поднять уровень адреналина в крови. Стиль жизни тут не причем – Влад был равнодушен к мнению окружающих. Делал только то, что нравилось ему самому.

Думаю, карабкаться вверх по прямой бывшему хулигану казалось скучно.

К моменту нашего знакомства Влад вместе с женой и младшим братом Артемом контролировали несколько радиостанций и рекламное агентство. Влад первое время сам занимался моей рекламной кампанией.
-Ты москвич, поэтому знаешь, как важна реклама на радио. Наши пока не понимают, что хорошей вывески и модуля в газете недостаточно, - говорил он.
Словом, мой магазин был у него одним из первых, что давало некоторые преимущества. Потом уже к Владу потянулись другие лавочники. Да и люди посерьезней обратили на него внимание. За год ему удалось выйти на совершенно иной уровень.

Однажды мы сидели на радиостанции и расписывали бюджет на неделю. Влад объяснял:
-У тебя будет комплексный обед. Ты оплатил 150 секунд эфира, за это бесплатно получаешь радиоигру. А это 60 минут, между прочим.
Мы долго и тщательно раскидывали мои секунды по рекламным блокам. Получилось около 50 выходов в самое лучшее эфирное время. Неплохо!
Влад говорит:
- Игру поставим послезавтра. Проведет Андрей или Алина. Детали согласуем с ними перед началом. А сейчас поехали кататься на снегоходах? У меня есть одна идея – тебе понравится…
-Спасибо, - говорю, - у меня на сегодня планы.

Утром опять приезжаю на радио. В коридоре меня ловит Артем.
-Ты новость слыхал? Брат вчера снегоход утопил. Они с Гришей поспорили, можно ли с разгону проскочить через полынью. Оказалось, без проблем. Гусеницы гребут по воде, как по снегу. Они еще раз поспорили – кто переедет полынью медленней. Брат слишком притормозил, стал тонуть. Я думал, ты знаешь…Они телевизионщиков с собой брали. Вечером Городской канал показывал их заплыв. В рубрике «криминальные происшествия».
-Чего со снегоходом будет? – спрашиваю.
У Влада был тяжелый и дорогой аппарат класса GT.
-Они водолазов наняли, те с утра достали. Хорошо, течение несильное. А главное, брат мотор выключить успел, когда тонул. Теперь перебирать не нужно.

Ну, думаю, Влад сегодня на работу не приедет. Надо самому договариваться с ведущими.

Зашел к Алине. В городе многие считают ее голос сверхсексуальным. И представляют себе эдакую аппетитную блондинку, чувственную и доступную. Я такое мнение слышал в самых разных компаниях. На самом деле, Алина – усталая, задерганная женщина, ей далеко за 30. Деньги для нее, как я понял – большая проблема. А голос – основной источник заработка. Отсутствие куража она маскирует за выдуманными сексуальными нотками и двусмысленными остротами. По инерции или с умыслом, Алина переносит эту свою эфирную манеру общения на рекламодателей. Так что даже я, человек весьма вольных взглядов, иногда теряюсь. Когда мы подружились, я понял: эта маска – лишь удобный способ скрыть недоверие к посторонним людям.

- О привет, какие эротичные на тебе джинсы. А что там внутри? – встрепенулась Алина.
-Слушай, - говорю, - Влад не пришел, у меня завтра радиоигра. Давай все обсудим? Как это будет?
Алина охотно переключилась:
- Правила простые. Я буду вести прямой эфир из магазина. Приглашаю к тебе всех автомобилистов, которые слушают нашу программу. Точные адрес сразу не говорю - люди должны догадаться сами, если не поймут – дам подсказки. Таким образом, они лучше запомнят место и расскажут о нем своим знакомым. В любом случае, через полчаса у нас соберется толпа. Дальше я устраиваю всякие конкурсы, а потом ты вручаешь победителю приз. Между делом я буду рассказывать про твою замечательную мебель. Все понятно?
-А приз какой подарить? Что-нибудь из экспозиции?
-Не обязательно. Можно подешевле. Да, и еще. В программе участвуют мужчины 25-35 лет; придумай приз именно для них.
-Ладно, - говорю, - у меня есть идея. Помнишь Оксану?
Оксана -  победительница конкурса красоты «Мисс Радио». Подрабатывает в модельном агентстве. Думаю, раз мужчины 25-35, то без нее не обойтись.
-Отправим победителя с самой красивой девушкой города в самый красивый ресторан? Как тебе? Оплачу им романтический ужин.

Алина одобрила.

Я съездил в «Метрополь», договорился со знакомым управляющим. Решили, что сигары и дорогой алкоголь в романтический ужин не включаются. Бутылка шампанского, максимум.
-Не боись, - улыбнулся Володя, - парить ничего не будем. Потеряешь баксов семьдесят, не больше. Я бы сам с Оксанкой поужинал, только не в нашем ресторане.

На следующий день ближе к обеду началась игра. Алина устроилась в торговом зале. По ее просьбе девочки передвигали мебель, выставляли дополнительные стулья. Убедившись, что все идет по плану, я сбежал в подсобку. Сел пить кофе с Оксаной. Скоро появились первые игроки. Из-за стены доносился их топот и смех. Шум перекрывал хрипловатый голосок Алины. Причем Алина была везде: и в торговом зале, и где-то на верхних этажах нашего дома. Видимо, там включили радиоприемник. Взмыленные продавцы то и дело забегали в подсобку – не хватало чашек, потом в зале закурили и стали нужны пепельницы. Веселый бардак нарастал.

Потом Оксану позвали в зал. Там вроде бы определялся победитель. Неожиданно она вернулась.
-Слушай, я с ним никуда не пойду. Ты хоть выйди, посмотри на него! Давай лучше мы с тобой устроим романтический ужин?
Я выглянул в зал. Мда………………………
-Понимаешь, это же работа. Как в модельном агентстве. Тебе не все равно, с кем поужинать за деньги? – пробую убедить Оксану.
-Да у него все лицо в прыщах и изо рта пахнет, - отвечает она, - причем он единственный урод во всем зале. Разве это справедливо?

Пришлось звать ведущую. Алина сказала:
-У нас еще десять минут. Быстро придумайте такой конкурс, чтобы он проиграл.

Рядом с нашим магазином – продуктовый. Бегите туда, говорю, принесите ящик помидор и побольше молотого перца.

Мыть помидоры времени не было. Я просто высыпал весь перец в ящик – хоть какая-то дезинфекция. Предлагаю Алине: пусть попробует съесть за 3 минуты.

Оксана благодарно улыбнулась. Мы стали выбирать, в каком ресторане отметим окончание игры.

Через три минуты…Словом, вбегает растерянная Алина:
-Он все съел. Эфир заканчивается. Быстро поздравляй его и дари приз. Потом не забудь поблагодарить радиослушателей.

Обожравшийся немытых помидор победитель надрывно икал. Перец жег изрядно. Наверно, его мутило. Это был совсем молодой белобрысый парень в яркой дешевой одежде. Типично ярославский халявщик. Может быть, какой-нибудь профессиональный добытчик радиопризов. Моя мебель его совершенно не интересовала.

-Скажите, а вы женаты? – спрашиваю на всякий случай.
-Да. Лена сейчас слушает нас и ждет моей победы, - важно закивал белобрысый.
Между прочим, Алина уже объявляла, что главный приз – романтический ужин с Оксаной.
-Раз вас ждет дома такая замечательная, любящая жена, не хотите ли вы пригласить на романтический ужин ее? Оксана уступит ей этот выигрыш, я вам обещаю.

Мне показалось: чемпион расстроился. Впрочем, деваться ему было некуда.

С Оксаной мы не ограничились одним романтическим ужином. Веселились довольно долго. Даже съездили на экскурсию по дискотекам в соседнюю Кострому. Там меня чуть не побили. Оказывается, тусоваться с победительницами конкурса красоты в провинции – дело опасное. Потом Оксана познакомила меня со своей подругой Таней, которую я, в свою очередь, свел с Артемом. Но об этом будет отдельный рассказ.

-Мужайся, старик, - говорил мне на следующий день Володя в «Метрополе». С тебя 500.
-Рублей, что ли? – не понял я.
-Ага, американских, - ухмыльнулся Володя, - я тебе сейчас их счет принесу. Сам увидишь: все честно.

Конечно. Дело в том, что Володя, при своей  несколько сомнительной внешности, на редкость порядочный человек. По крайней мере, со знакомыми. Я не сомневался. Но счет попросил. Просто интересно, ЧТО можно заказать на 500 в ресторане, где самое дорогое горячее блюдо стоит в районе 15?

Оказывается: четыре супа, восемь порций картошки-фри; дальше сплошное мясо – стейки, лангеты, поджарки. А еще – куриное филе, семга в сливочном соусе и цыпленок кари. Потом 8 пирожных…

В нем же в тот вечер уже был ящик помидор!

-Когда они начали прятать мясо по карманам, я лично пошел поговорить, - объяснил Володя, - ну, ты понимаешь, с улыбкой, вежливо. Мол, откуда такие приятные гости? И знаешь, кто он? Учится в ярославском университете. Жена – однокурсница. Оба не местные. Им родители вовремя денег не прислали, вот он и занял у друга тачку побомбить. А тут ты со своей дурацкой игрой…Ладно, гаси счет, а я вам с Оксаной скидку на фишки сделаю. Может, в казино отыграетесь…


9

- Мальчики, а слабо сегодня к моей маме поехать?

Таня откинулась на спинку яркого кожаного дивана. Она искоса глянула на Артема, потом – внимательно и спокойно – на меня. Я познакомил их несколько дней назад. Артем ей явно понравился. Со мной Таня приятельствовала.

Мы сидели, вернее, досиживали в ночном клубе. Концерт и дискотека давно закончились. Фоном играла спокойная музыка. Официанты убирали посуду, в основном, рюмки и стаканы. Было раннее утро субботы. Мы с Артемом то ли уже трезвели, то ли просто засыпали. Кажется, я сказал:
-Легко, а Артема возьмем?

Прошло несколько часов. Меня не было. Точнее, я оказался дома, под простыней, и минут десять не мог услышать, как сигналит машина во дворе. Потом позвонили в дверь. На пороге, освещенная утренним солнцем, улыбалась Таня. Свежая и довольная, точно не было угарной ночи. Наверно, она почти не пила.

Мне нравятся такие девушки. Высокая, стройная, пожалуй, даже красивая. Умное и доброе лицо под аккуратным пробором длинных пепельных волос. Сейчас она улыбается, она искренне рада меня видеть. Хотя, даже не представляю, что может быть отвратительней моей похмельной физиономии. В зеркало лучше не смотреться, это точно.

Мы миновали деревенского вида пригороды и покатили на север. Артем заерзал на заднем сиденье, потом приоткрыл один глаз. Открыть оба сразу ему не хватало сил.

Солнце, лето, суббота. Таня за рулем. Позади просыпается товарищ. Мы едем черт знает куда, в таинственный город Котлас, к загадочной таниной маме. Что может быть лучше в свободный выходной? А главное, мне все равно, какая она, эта мама. Таня будет ей показывать Артема, у Тани на него виды. И я с воодушевлением непричастности начинаю любить эту маму заранее.

Проезжаем деревню Бухалово. Прочтя название, Артем подобрался:
-Останови у продуктового, Тань.

Из магазина мы вышли основательно нагруженные: водка, соки, какие-то блестящие пакетики. Таня изобразила профессионального водителя. То есть сделала вид, что дела пассажиров ее не касаются. Я подумал: ей, наверно, тоже хочется спать. Наверняка предполагала, что мы будем рулить по очереди. Но стыдно так и не стало.

Полдень. Вологда купалась в прохладе. То есть солнце светило, но было холодно. Небо казалось чище и выше, чем в центральной России.

Артем вдруг заупрямился. Он по-прежнему поддерживал саму идею путешествия, но стал пить как-то назло. Мол, к будущей теще вы меня привезете, но вот какой я перед ней предстану, можете только догадываться. Он был совсем молодой парень и, видимо, немного растерялся. Хотя Артема никак нельзя было считать мальчишкой. Скорее, мужчина с расцвете сил. Добродушный и прагматичный. Рассудительный в делах. Но все еще по-детски упрямый в мелочах.


После областного центра дорога стала еще глуше. Навстречу изредка попадались фуры и лесовозы. Тонкая линия асфальта бежала среди бесконечных лесов и болот совершенно прямо. Лобовое стекло облепили насекомые. Вообще, машина заметно потускнела, хотя асфальт был чистый. Один раз Артем попросил остановить, вышел и деловито обоссал фары. Таня поджала губы.

Потом мы пели. Горланили во всю глотку, подпевая группе Чайф. Мелодия была на редкость созвучна настроению. Мы опьянели от простора, лесного горизонта и скорости. Такое вот простодушное человеческое счастье – едут куда-то трое и орут под музыку. И всем троим очень хорошо.

Часов в пять вечера показалась Северная Двина. Один берег – пологий и хмурый. Другой тянулся вдаль красной, освещенной солнцем полосой глинистого обрыва. Дул холодный ветер; свинцово-серая река волновалась, напоминая Неву. Вместо Петропавловского шпиля горизонт оживляли византийские маковки белоснежных храмов. Еще один старинный город на пути.

В какой-то момент я почувствовал: мы попали в иной мир. Этот незнакомый нам мир был величав и спокоен. Через несколько лет я узнаю Русский Север лучше и полюблю его всей душой. А тогда мы, пораженные его размахом, неброской, но пронзительной красотой, просто замолчали.

Стало слышно, как на ухабах звенят пустые бутылки. Их было страшно много. А еще – повсюду валялись надорванные пакетики из-под чипсов. Из магнитолы торчал окурок.

Меня укачало. Артем опять заснул. Таня не выдержала:
-Можешь привести все в порядок? Подъезжаем ведь…
Мы отмыли Артема в Двине, застегнули ему рубашку, кое-как почистили салон машины. Потом купили на привокзальной площади букет для мамы. Минут через двадцать Таня запарковалась у подъезда пятиэтажки. Артем держал цветы, я – Артема. Бабки на лавочке пялились на нас во все глаза.

Мы долго-долго поднимались по узкой бетонной лестнице на второй этаж. Я успел прочесть все похабные надписи на стене. Стало ясно: молодое поколение здесь относится к жизни цинично и враждебно. Наконец, дверь, звонок…

Тут следует кое-что объяснить. У моего друга есть удивительная особенность. Вернее, способность. Если он перепьет в гостях, то всегда находит мягкое кресло или диван. Намертво вцепляется в него и засыпает. Отодрать его руки от подлокотников невозможно. Проще вынести Артема вместе с креслом, или оставить все как есть до утра. Мы в то время отдыхали много и часто. До нашей поездки, а особенно после, Таня чутко караулила наступление приступа Артемовой мебельной болезни. Так вот, в Котласе мы этот момент пропустили. Вышло так.

-Мамочка, привет! - Таня целуется в дверях, - познакомься с ребятами. Этот тот самый Илья…
Я киваю из-за спины друга, одновременно поддерживая его в вертикальном положении.
-…а вот это и есть Артем! – несколько более торжественно заканчивает она.
По ее сигналу я отпускаю спину. Артем бессмысленно пялится на будущую тещу. Я с ужасом догадываюсь – он забыл, куда и зачем мы приехали! Тут мой друг замечает в глубине квартиры подходящий диван. Аккуратно отодвинув маму, Артем устремляется в гостиную. Плюхается на подушки, подкладывает букет под голову, колючками к щеке… И мгновенно засыпает.

Ночью сквозь сон мне показалось, что где-то плачет Таня, а мама ее успокаивает.

В воскресенье утром мы поехали в гости к «другу семьи» Виктору. Его дом стоял прямо в лесу, на берегу речки Вилядь.
-Рыбы тут немного, все минога да стерлядь – отрекомендовал водоем сам хозяин.
Мы пили чай в огромном, бестолковом и уютном доме. Где-то рядом бурная река билась о валуны. Хозяйка подавала домашнее варенье из морошки.
-Было бы у всех столько дерева, люди бы не строили каменных домов, - уверенно говорил Виктор.
Хозяйка и танина мама ушли в огород. На три этажа громадного дома был один туалет, да и тот на улице.

Из разговора выяснилось: Виктор, как и все местные предприниматели, занимается лесом. Арендует делянки, гоняет технику на вырубку. Продает пиловочник на Котласский комбинат, строгает на пилораме доску и брус. К нему постоянно приезжали какие-то решительные и на вид опасные люди. Позже, живя на Севере, я узнал, кто такие лесные воровайки и какая тонкая грань отделяет их незаконный промысел от работы легальных лесопромышленников. Лес приносил Виктору неплохой доход, однако детей к своей работе он не подпускал. Сыновья второй год учились на Кипре.

Виктор затопил баню. Большая, бестолковая на вид и очень удобная внутри, она стояла над обрывом, у самой реки. Напарившись, мы бросались в ледяные, обжигающие струи Виляди. Но все равно было жарко. Я так перегрелся, что чудом успел выскочить из парилки. Сердце бешено колотилось. Артем почти сразу присоединился ко мне:
 -Хорошо, что ты вышел. Сил не было терпеть.
-Сказал бы, как я, что не можешь.
-Ну нет. Я Виктору объяснил: товарищу худо, надо пойти проверить, как ты, - засмеялся Артем.
Вышел Виктор.
-Ты по жизни без гонора или понял, что баня не простая? Мы в ней проверяющих проверяем. Приедут всякие из столицы, а нам оно ни к чему. Сразу их не выгнать. Вот мы вином напоим, потом парную затопим, как сегодня…Люди до самого поезда болеют. А потом все отчеты задним числом пишут – с наших же слов.
-Выходит, проверяющие тоже без гонора? – решил я.
Виктор не понял.
-Один принципиальный попался. Бывший спортсмен, борец какой-то. Сидел-сидел в парилке, даже меня пересидел. И все молчал. Потом оказалось – сердце остановилось.
-Умер, что ли? – догадался я.
-Откачали, - как то неопределенно хмыкнул Витя.

С тех пор прошло десять лет. Артем вскоре после поездки женился на Тане. У них подрастают дети. Он стал ответственным чиновником. Виктора я больше не встречал. Позже, занимаясь лесными делами на севере, от общих знакомых я услышал, будто одна из столичных проверок закончилась для него не совсем удачно. Все же Виктор успел уехать к сыновьям. Танина мама, к которой мы все так стремились попасть, в моей голове никак не отложилась. Спросите, как она выглядела – даже не смогу описать.

Что же до меня, то я бесконечно благодарен судьбе за те чудесные выходные. Возможно, мой переезд на Север начался именно с поездки к таниной маме.


10

Наконец, в Ярославль приехала жена. С рыжей подругой-бильярдисткой и ее трехлетним, тоже рыжим, Женечкой. Чувствую, супруга на пределе.
-Ты можешь объяснить, что мы с тобой в этом городе делаем? – спросила она в первый же вечер.
-Все будет хорошо, - отвечаю, - сейчас поедем в приличный клуб. Там даже есть сомелье. В Москву на курсы ездила.
-Я серьезно!
Пробую объяснить в сотый раз:
-Понимаешь, я хочу делать что-то простое и полезное. Своими руками. Для этого, как выяснилось, Ярославль лучше подходит.
-Не сочиняй. Руками ты никогда ничего не делал, - не сдавалась жена.
Я машинально отметил: в угоду логической безупречности, Света пропускает некоторые важные интимные детали. Но, как ни крути, она во многом права.
-Скажем так, - говорю, - я работаю, это ты знаешь. В квартирах у людей появляется мебель, о которой раньше они только мечтали. Мою мебель можно потрогать руками, пощупать. Это реальная цель, понимаешь? Вот почему я говорю «руками». Ну и сам город. Он стал источником вдохновения.
-Меня он что-то не вдохновляет. Хотя я здесь родилась, в отличие от тебя, - заметила жена.
Подумав, спросила:
-Ты возвращаться собираешься? Между прочим, у тебя в Москве друзья и родители.

Крыть нечем. И все же…

По какой причине год назад я все бросил и уехал в Ярославль? Расскажу коротко.

Я бывший журналист. Потом несколько лет проводил всякие информационные кампании в газетах и на телевидении. Открыл на паях с приятелем агентство по связям с общественностью. Между прочим, одно из первых в городе. Дела шли неплохо. Чего мы только не вытворяли! Убедили тысячи людей, что собственная акцизная марка столичного градоначальника испортит им жизнь. Заставили поверить дачников – у комара нет врага коварней и страшней фумигатора компании Х. Провели какой-то кулинарный конкурс среди актеров. Даже смешали самый большой в России коктейль, который попал в Книгу рекордов Гиннеса.

Короче говоря, мы резвились со словами. Вбивали нами же выдуманные идеи в головы потребителей. Каюсь, некоторые идеи были просто безумные. Осознавая это, мы старались приседать на мозги вежливо и незаметно. То есть удачно маскировали идейное безумие под респектабельность.

По сути, мы превращались в батраков на пастбище. Наемных пастухов. Высокое начальство нашими руками сортировало стадо, сгоняло его в отдельные целевые группы, а потом отправляло, разумеется, разными тропами, в одно и то же место. Где с большинства состригают шерсть, а некоторых забивают на мясо.

В один прекрасный день я осознал свою незавидную роль. Тогда мне подарили кассету с фильмом «Плутовство». Другое название этой картины «Хвост виляет собакой». По-моему, оно точнее отражает суть. К сожалению, я сейчас не вспомню всех деталей сюжета. Но ощущение от просмотра запомнилось на много лет.

Фильм был о нашем американском двойнике. Герой Роберта де Ниро – советник президента – в угоду какой-то внутренней политической комбинации склонял общественное мнение к войне, выдумывал виртуальных врагов и солдат-героев. Из-за его искрометной игры в слова где-то проливалась настоящая кровь. Такое вот художественное предвидение Ливии и Ирака.

Масштабы нашей деятельности были в миллион раз скромней. Но смысл тот же. Мы стали хвостом собаки.

Я размышлял дальше. Вокруг меня всегда ощущался дефицит искренности и порядочности. Я называю это явление диктатурой фальшивых ценностей. Как известно, любая даже хорошо организованная  диктатура ведет в конечном счете к распаду и хаосу. И мы – своим маленьким плутовством – лишь способствовали увеличению этого хаоса в головах у людей. Тем самым, нарушая хрупкое равновесию, возможно, дарованное нам свыше. Тут нечем гордиться, честное слово.

Я стал мечтать. Разве не лучше стать, к примеру, крестьянином? Не стремиться примазываться к великим событиям. Вместо чтения газет возделывать свой клочок земли. Мять пальцами и пробовать на вкус выращенные плоды. Все это так несомненно, реально, просто…

Отчасти мои мечты были естественным результатом раздражения на существование в мегаполисе. Рано или поздно большинству нормальных москвичей Москва надоедает – это я знаю точно и сужу не только по себе. Загородного дома у меня не было.

Так вот, погруженный в свои несколько сумбурные переживания, я случайно оказался в Ярославле. Город напоминал чистый лист белой бумаги. Поводом для окончательного переезда послужила пустая квартира. Тесть пахал на буровой где-то в Южно-Китайском море и возвращаться в ближайшее время не собирался.

Конечно, игры с потребителем имели место и в Ярославле. Вспомните хотя бы историю про чукчу или конкурс в магазине. Но все это было мило, безвредно.

В Ярославле я быстро обрел равновесие и покой. Уже подумывал пустить здесь корни. Представлял, как буду любоваться закатами на Волге в старости. И вот приезжает моя супруга и все переворачивает с ног на голову. Причем ее слова действительно обесценивают мои теории, делают их зыбкими и несущественными. Как тут быть?

-Давай немного поживем в Ярославле? Я постараюсь придумать, как уехать вместе.
-Придумывай быстрей.

Через пару дней Света устроилась на местный телеканал. Видимо, карьерное понижение она расценивала как неизбежную жертву во имя сохранения наших отношений. Потом мы съездили в гости к Петровичу. Посидели вчетвером, тихо, по-семейному. Тут я впервые обратил внимание на одну забавную деталь – супруга Петровича относилась к нему как к взбалмошному, непутевому ребенку. Наши жены быстро поладили, Света, как говорится, пришлась ко двору.

В эти дни мне впервые захотелось обобщить ярославский опыт, запомнить его на бумаге. Я пробовал писать, но быстро это дело бросил.

 Тогда я все время искал ответ на вопрос – какова на самом деле природа наших со Светой отношений? Нормально ли – муж и жена целый год живут в разных городах, не особо скучая друг по другу, но при этом и не разводятся? Когда я уезжал в Ярославль, у нас и размолвки то не было. Оба воспринимали мой переезд как командировку. Но «командировка» сильно затянулась; в этот год мы без единого скандала страшно отдалились. Осталась ли любовь? Что будет дальше? Тут было над чем поломать голову.

Между тем дела на работе шли ни шатко, ни валко. Чтобы окончательно не извести себя всякими неразрешимыми вопросами, я решил побольше времени уделять магазину. Заодно, думаю, придет в голову идея, на кого все оставить, если мы соберемся возвращаться.

Кстати вспомнил – недавно мне порекомендовали взять на работу армейского подполковника, вроде бы, честного человека, попавшего под сокращение. Как и любой сугубо штатский, к тому же, откосивший армию, я относился к офицерам с некоторой долей романтики. Думаю – надо посмотреть его, вдруг судьба подарит мне хорошего управляющего?

Нашел, пригласил, посидели, поговорили. Подполковник Гречкин был грузный и большой, как медведь. Чем-то смахивал на киношного бандита из питерских сериалов. Лицо плутоватое и бесхитростное. Бывает же такое сочетание! Мне он понравился.
-Ну а как с коллективом, справитесь? У нас в основном девочки, с ними нужно гибко, - говорю.
-Я батальоном командовал, 400 человек. А здесь неполное отделение. Как не справиться, - усмехнулся Гречкин, - распишите мои обязанности. Обещаю – через неделю вы будете здесь нужны на час в день, для моего доклада.
-Это же халява! – мелькнуло в голове.
-Давайте попробуем. Приступайте!

На следующий день я специально приехал попозже. В зале все как обычно. Девочки работают. Гречкин уже маялся у дверей кабинета.
-Разрешите доложить? – говорит. В руках держит исписанный карандашом лист.
-Что это у вас? – спрашиваю.
-Бумага. Список необходимого. На первое время.
Читаю: телефон, телевизор, 100 литров бензина А-92, кухонный гарнитур с холодильником в подсобку…
-Нужно оперативно выделить средства, - говорит Гречкин.
-Как – выделить? – ужаснулся я.
-Ну, выдать. Магазин, я вижу, у нас богатый. Значит, нельзя ронять престиж даже в мелочах. А если у личного состава будет культурный досуг; создадим им, так сказать, улучшенные бытовые условия, то и отдача будет больше. Вот вы и разбогатеете. Это же азы бизнеса!

Бизнеса он выговаривал как-то особенно – с мягким «з».

Я не выдержал. Кинулся к сейфу. Достаю  устав ООО. Вручаю подполковнику.
-Читай пункт первый, - говорю.
- Цель создания общества – извлечение прибыли…
-Прибыли, понимаешь! На хрен продавцам смотреть телевизор?
-Ну не говори. В каждой казарме у меня по три цветных телевизора было. И что? Батальон – лучший в части. Переходящее знамя брали. Все проверки к нам водили. Это же азы военной науки!
-Ладно, - говорю, - я подумаю. Что у нас с поставкой?
-Не звонили.
-А ты им звонил?
-Я занят был. Список составлял. Когда прикажете деньги получить?

Вот, думаю, фрукт.
-Оставь бумагу до завтра. Там решим.

Гречкин ушел в торговый зал. Оттуда разнесся его громкий голос. Что-то объяснял продавцам. Видимо, учил продавать. Я заволновался: девочки – лучшие в городе, я их полгода подбирал, как бы не уволились.

Кручу в руках его дурацкий список. Плохое начало. А может, он прав? Может, так и надо? Только ведь у нас – не Министерство обороны, мне бюджет деньги на телевизоры не выделяет…

Решать со списком не пришлось. Я отъехал по делу на пару часов, а когда вернулся, подполковника уже не было. Продавец Оля передала мне аккуратно свернутый листок: «Илья! 400 рядовых лучше 10 твоих баб! Я как другие воровать не стану. Поэтому требую справедливой надбавки за вредность. Гречкин.»

-Давно он ушел?
-Час назад. Сказал, что вечером вернется, будет вас ждать.
-Документы с собой никакие не уносил, не видела?
-Нет вроде.
-Тогда ладно.
Оля помялась и спрашивает:
-У него дома проблемы, что ли?
-С чего ты взяла?
-Не знаю. Нервный он какой-то.
-Последствия контузии, - говорю.
-А он у нас останется?
-Не думаю.
Оля вздохнула. Пошла делать мне кофе.
Меня всегда поражала ее невозмутимое спокойствие. Оля работала у нас с первого дня и я не разу не видел ее раздраженной или взволнованной. Некоторую взвинченность, неизбежную при постоянной работе с людьми в торговом зале, Оля тщательно скрывала. Лишь иногда задавала косвенные, наводящий вопросы. По ним можно было судить о ее сегодняшнем настроении.
 
Наступил вечер. Дверь кабинета распахнулась.

Вместо подполковника Гречкина вошла моя жена. Ее вид мне совсем не понравился.
-Ты можешь сказать им, чтобы пять минут нас не беспокоили? – кивнула Света на дверь.
Я заперся. Она говорит:
-Я все знаю. И про Египет тоже.
Это «я все знаю», скорее, звучало как «неужели все правда?»
-Да, - говорю, - всякое было. Я тебя предупреждал – не надо надолго в Москве оставаться. И приезжать через год.
Жена посмотрела на меня с ужасом. В ее взгляде, позе, движениях была трогательная детская беспомощность. Растерянность маленького раненного зверька перед охотником. Помолчав, Света вдруг говорит:
- А помнишь, какой был в Венеции вечер? Сырой и противный…Шел мокрый снег. Помнишь, мы кормили голубей на площади? Там такая толпа была, а мы вообще никого не замечали. Ты накинул мне на плечи свою куртку и сразу замерз… А Селигер – наша первая поездка вместе?
-Да, там было хорошо. Только вот буфетчица в меня влюбилась. Все время подкладывала добавку, а на тебя так смотрела, уууууу…
Невольно мы оба улыбнулись. Потом помолчали. Света задумчиво продолжила:
-После Селигера ты сделал мне предложение. Прямо в электричке на обратном пути.
Опять пауза.
-Зря я тут тебя побеспокоила. Вообще, Ярославль – очень жестокое место. Я это с детства знала, поэтому не хотела приезжать обратно. Ты меня понимаешь?

В тот вечер мы разъехались по разным комнатам. Наше сосуществование стало довольно неопределенным. Утром, когда Света уезжала на работу, я еще спал. Она освобождалась довольно рано и ехала домой, обычно, с компанией телевизионщиков. Я допоздна мотался по каким-нибудь делам, потом ходил к Николаичу в баню или сидел в магазине и играл на компьютере. Непроизвольно мы с женой старались не оставаться наедине.

Раздражение обычно возникало по пустякам. Даже странно: раньше мы с полуслова понимали друг друга и были довольны всеми поступками. Теперь, наоборот, любая бытовая мелочь, даже слово, вызывало злобу:
-Как ты не понимаешь, что носки гладить не обязательно? - говорил я.
-Ты можешь не курить в комнате, тут дышать нечем? – обижалась Света.
Раньше мы курили в комнате вместе. Я возмущался и негодовал. Про себя, естественно.

Раздражение породило страх. Мы стали боятся разговаривать, старались оградить себя от бесцельных перепалок. Ругань была отвратительна и заманчива. Всегда легко начать, всегда хочется оставить последнее слово за собой. Правда, потом бывает противно.

Так прошла неделя. На мобильный позвонил Светин брат:
-Надо бы встретиться.

Саша очень любил мою жену. Но виделись мы с ним обычно редко - пару раз в году – на свадьбах и юбилеях у родственников.
Надавить, что ли, решил? – думаю.

Мы пересеклись в районе новостроек, так сказать, на нейтральной территории. Саша держался несколько отчужденно, но корректно.
-Тут мой лучший друг живет. Пойдем пивка попьем?, - предложил он.

Поднялись в квартиру. Попили пива. Личность друга я не запомнил. Разговор не клеился. Сашка все-таки предпринял попытку наладить душевное общение. Причем повел себя довольно тонко. Взял гитару, помял струны. Споем? – говорит.

В случайных компаниях всегда возникает вопрос – кто какие песни знает. Хорошо, если вкусы хоть немного совпадают.
-Спойте вашу любимую, - предлагаю на всякий случай.
-Я так и хотел, - удовлетворенно кивнул брат, - Серега, давай нашу!

Он стал медленно и монотонно перебирать струны. Три «блатных» аккорда. Песенка была сугубо мужская. Про член. Правда! Припев – совсем уж незамысловатый:
-Хуууй, - тянул Санек.
-Хуууй, - вдохновенно вторил Серега.

Я представил себе: мы с женой помирились, живем, как говорится, долго и счастливо. И вот лет через дцать, на какой-нибудь семейной вечеринке, все мы дружно, по-родственному, затянем этот лирический напев.

Может, пора уже остановиться?

Ребята попели от души. На прощание Сашка высказал сокровенное:
-Ты обмозгуй, наверно, вам стоит как-то вырулить? Так хорошо жили, мама вас всегда в пример ставила…
-Я подумаю, - говорю, - в любом случае, спасибо.

Было что-то осеннее, увядающее, в наших тогдашних отношениях. Как листья, которым суждено завтра упасть на землю, мы покорно подчинились придуманному самой природой порядку. Может быть, потому что у нас самих не было идеи, как поступить правильней и лучше? Или мы перестали видеть будущее?

11

Мне не спалось. Кровать, перевидавшая за год кого угодно, кроме жены, тем не менее, всегда бережно хранила ее тепло. Теперь кровать осиротела. Как и я. Все. Она ушла. Светы нет. Закрывая глаза, я видел уродливую дыру, пустоту. Это видение вызывало глубокую, жгучую и безотчетную ненависть. Впервые я так ненавидел. Горячей волной в груди накатывало нечто черное, неуправляемое, граничащее с безумием. Я задыхался. Моя цельность распадалась на неживые, смердящие куски.

Тогда до меня дошло: это последняя ночь в Ярославле. Не могу жить на кладбище.

Лежать в кровати не было сил. Ближе к рассвету я оделся, спустился во двор, завел машину и поехал к реке. Сел на пустынный берег и закурил.

Над Волгой лениво плыл туман. Где-то била хвостом невидимая рыба. Вода сонно накатывалась на глинистый пляж, оставляя на нем темную сырую полоску. Недалеко от берега, словно буек, шевелилась на волне пластиковая бутылка. Жертва кораблекрушения…

Я курил и прощался со Светкой.
Вычеркивал из жизни тысячи привычек, взглядов, маленьких тайн – весь этот общий багаж, бережно собранный в расчете на долгое хранение.
Выбрасывал из памяти сотни дорогих сердцу эпизодов, забыть которые еще вчера казалось невозможным.
Расправлялся с остатками нежности.

Бесчисленные нити, канаты, струночки и тоненькие веревочки, казалось, навсегда связавшие двух людей, рвались с неумолимой простотой.

Дзинь..дин…дон

Звук наших лопнувших струн покружился над водой, поднялся к утренним облакам, медленно спустился обратно и, наконец, стал тонуть в общей мелодии просыпающейся реки. Этот звук сливался с главной мелодией, становясь крошечной, ничего не значащей частицей великой и бесконечной песни. Стало немного легче и спокойней.

Ты опять один. Значит – никому не сделаешь больно. Ты снова вправе сам выбирать дорогу. Можешь на время забыться и скользить по течению. Куда бы тебя не вынесло – впереди наверняка много хорошего, много интересного.

Твое путешествие продолжается.