Шотландские горки
1.
2.
24. 12. 2004
11.40
Даже не обменявшись дежурными фразами, попрощались с Питером. Его вишнёвый «Rover» озадаченно вильнул хвостом и скрылся из виду. Мы с Лирой бодренько вышли на туристическую тропу, благополучную и неспешную, тянущуюся вдоль вытянутого длинным языком озера с благозвучным названием «Loch –Torridon».
Бледно-рыжие грибы, явно съедобные (лисички), тут-там стыдливыми веснушками проступают из припорошенной снегом травы. Подумать только: декабрь и грибы – несовместимо, но факт. Надо обязательно на обратном пути их собрать – будет отличная закусь к Рождественскому столу. Поглядывая по сторонам, подошли к мосту, перекинутому на другую сторону (безымянной реки). Радостно, взахлёб уркает водопад. Мы отвечаем взаимностью. Но вперёд, скорее вперёд – заснеженные вершины ближайших гор призывно манят. Ускоряем шаг.
12. 35
Стоп. Снег, точно скатерть белая, укрыл мост. Ясно: вначле надо прочитать текст, писанный белым по белому. Торопясь, вникаем в смысл послания. Каждый думает о чём-то своём.
Переходим мост. И сразу резкий подъём.
Тропа уходит вправо. Мы – вверх.
Запыхавшись, вскарабкались на горный склон.
Первое, что открылось взгляду: тёмные силуэты трёх оленей на белом снегу. Они заговорщицки смотрят на нас.
Мы медленно двинулись по заснеженному плато вдоль горного массива. Соображаем: олени указывают направление дальнейшего пути.
Такое было со мной на Памире, правда, там меня сопровождал горный сайгак, а потом барс. Памятная была ходка.
13.00
Скорее вперед.
Однако вначале надо сделать небольшой рывок и взобраться на открытое всем ветрам плато, где (пасутся) олени.
Аккуратная тропка скакнула вверх. Мы за ней.
Взлетели на одном дыхании. В груди ком – дышать нечем. Лёгкие прокурены – давно пора бросить курить.
Точно. Надо перекурить. Сворачиваем по сигарете. После первых двух затяжек в голове поплыло: качнулись вершины отчуждённых гор, и небо влетело за пазуху. Я невольно присел. Изучаю панораму.
Кругом, насколько хватает взгляда, горы, горы. Красотища.
Ну, всё – хватит тащиться. Пора двигать.
Метров через двести плато резко оборвалось. Встаём на край обрыва, осторожно заглядываем вниз: по дну ущелья тонкой полоской убегает куда-то река.
Ветер подталкивает в спину. Весело переглянулись.
А вот и наши олени. Они наверняка знают куда дальше идти.
Но почему-то путь наших проводников уводит в огромное белое облако, спустившееся с неба и поглотившее всё вокруг.
Олени интригуют: то исчезнут в туманном наваждении, то вновь объявятся.
У нас есть выбор: свернуть обратно – на линию туристического маршрута, или довериться нехоженому пути.
Дерзко переступаем черту туманного безмолвия, как бы отсекая реальное восприятие вещей и явлений от (…).
Однако, переступив черту непредсказуемого, сами того не подозревая, мы оказались заложниками (чьей-то?) изощрённой игры. Но об этом мы догадались слишком поздно.
13.20
Резкие порывы ветра, точно (дворники) на лобовых стёклах нашего «Rovera», разгоняют плотные залежи тумана.
Олени кружат поблизости. Наблюдают за нами. Мы косимся в их сторону – они единственная реальная единица исчисления.
Неожиданно впереди проступили очертания двух каменных глыб. «Ворота». Именно так воспринимались вертикально вздымающиеся каменные стелы. Подходим к обозначившемуся ориентиру. Достаю пакет «Виржинии». Скручиваем табак, курим. Думаем.
Будто на весах (кто-то?) взвешивает наши человеческие судьбы.
Ещё не поздно повернуть назад.
13.35
С лёгким, но вопрошающим сердцем прошли заснеженное плато, перетекшее в нечто, не имеющее чётких очертаний, - в какую-то Фигуру, - в какую-то математическую фантазию.
Что это? Чья это игра?
Я (физически) ощутил берега (двух параллельных миров) и свою взвешенность между ними. Наверно, такое ощущение знакомо канатоходцам, решившимся на переход под куполом неба.
Что поджидает на этом пути?
13.40
Решились – так решились.
Вперёд(!) С каждым следующим шагом нарастает уверенность в правильном выборе пути. Незачем оглядываться: что осталось позади уже не имеет власти над нами.
На память пришло одно телевизионное клише: «Мы живём в свободной стране. Кто-то прокладывает дороги, но совсем не обязательно идти по этим дорогам».
Уже потом, когда закончились наши (математические экзерсисы), мы узнали из рассказов местных жителей, сколько людей каждый год (зимой) погибает в горах (печальная статистика). Но рассказ не об этом.
13.55
Долина «По».
Так окрестил я плато, которое мы только что прошли, в поисках понятных примет – (математических слагаемых).
Вспомнился Памир.
Поясняю значение слова «По». Дословный перевод с памирского: «Идущий по следу».
Ещё в 80-х годах (в числе группы сейсмологов) мне довелось наблюдать за вулканическими выбросами в одном из районов горного Памира. И когда наша группа взбиралась по труднодоступной гряде, чтобы установить соответствующую аппаратуру, для фиксации (источника), наиболее активного из вулканических образований, я неожиданно наткнулся на следы, отпечатавшиеся в камне.
Это были следы (доисторического) человека! Огромных размеров. Должно быть, они принадлежали гиганту метров трех. Стопы его ног глубокими отпечатками торили дорогу в сторону Гималаев. Приглядевшись внимательно, я обнаружил рядом следы поменьше. Ребенок или женщина, подумалось мне. Я тогда (шкурой) ощутил присутствие этих человекообразных существ (где-то) возле себя. Они как будто манили меня, зазывали куда-то. И я след в след последовал за ними. А может, за (собой?).
Пришлось не идти, а прыгать: ширина шага укладывается в полтора-два метра, притом, что следы вздымаются вверх.
Пропрыгав несколько метров по следу прачеловека, я быстро потерял размеренное дыхание, но у меня как будто открылось другое. Мне показалось, что я принял (напутствие) древних первопроходцев, наблюдавших за мной из какого-то промежуточного пространства.
Вот тогда я и дал имя (своеобразной) горной вершине, а точнее, своему внутреннему состоянию – «Идущий по следу».
14. 10
Пьём пригоршнями воду из кипящего белыми струями водопада. Не задерживаясь, двинулись дальше. Надо поторапливаться, чтобы до темноты успеть вернуться к исходной точке, где должен нас поджидать Питер. Иначе...
Не хочу и думать о трагическом. Скорее, наоборот.
14.30.
Быстро, почти бегом, утопая в тяжёлом мокром снегу, подошли к горловине ущелья. Внезапно рассеялся туман, и стало видно, как лучи заходящего солнца заливают вершины гор.
Внизу открылась панорама двух озёр.
По большому озеру, названному Лирой озером «Танцующих кошек», пронеслась полоса света. Есть следующее направление движения.
По малому озеру, целиком укрытому толщей льда, скользнула тень женщины, прижимающей к груди ребенка. Женщина украдкой взглянула в нашу сторону. Всё – тень скрылась за выступом горы.
Мы переглянулись.
Говорить не хотелось, ибо не всё словами можно обозначить.
Лира пристально вглядывается в стремительно приближавшуюся снежную тучу.
Точно медведь-шатун надвигается туча на нас сзади, откуда мы только что пришли.
Шустёр оказался шатун: в одно мгновение оказываемся в зловещих объятиях густой тёмной тучи. Повалил колючий снег. Заложило уши. Дышать получалось через раз.
Растерянно оглядываемся.
От горной массы напротив, исходит загадочный звук: почти неслышный, но продирающий до самых пяток. Осторожно ступая (иногда на ощупь) идём вперед. Всё. Дальше или спускаться к озеру, или...
Но возвращаться не хотелось. Чувство незаконченности чего-то очень важного подталкивает на следующий шаг. Какой?
Оглядываюсь на Лиру. Она ничего – готова идти. Вопрос: куда?
Галерея иконописных ликов, впечатанных в каменные стены гор, оживает от пристального человеческого взгляда.
Куда дальше двигать? Что скажите, горники?
Лики горных обитателей изучают нас. Взвешивают возможности пришельцев. Молчат.
Надо, наконец, решить: идти дальше или возвращаться.
Темень и пронизывающий холод сковывают мысли.
Вспомнилось бунинское: «Ночь наступила. День угас. Сон и покой...»
Не сговариваясь, словно, под действием гипноза, двинулись вниз – к озеру Танцующих кошек. Круглая луна временами прорывается сквозь пелену тёмно-серых туч, освещая склон. Стало веселее.
15.35
Но мы не спустились к озеру. И ежу понятно, светлее уже не будет. Наступила ночь. Ранняя декабрьская ночь. Да и силы надо экономить. Сквозь рваньё туч робко помигивают звезды. Выглянула удивленная луна и опять темно, будто глаза взаймы.
Да, надо беречь силы для возвращения. Идём верхом, вдоль горной галереи. Магическая красота.
То спускаясь, то вновь карабкаясь вверх, мы упорно продвигаемся вперёд.
Куда? – неведомо.
По снежному склону, тянущемуся вдоль линии озера, мы идём навстречу себе? Или наоборот, стараемся уйти от себя – вчерашних?
Темнота уплотнилась до туго натянутой струны. Но глаза уже привыкли различать камни, ямы...
Каждый звук, производимый при ходьбе, отзывается где-то поверх гор, наполняет своими интонациями один целый звук.
Пронизывающие взгляды горных обитателей неотрывно следят за нами, прощупывают каждую мысль. Иногда от их взглядов кости стынут. Таковы они – борения совести.
Со сгущающейся темнотой всё более настойчиво даёт о себе знать холод. Нужен отдых. Присев на камни, курим. Глядим по сторонам. Каждый думает (про себя) об одном: повернуть назад или продолжать идти на другой конец озера.
А дальше что?
Самое простое решение – повернуть назад и бегом, бегом к исходной точке. Питер, наверно, уже мечет икру, поджидая нас в условленном месте.
Но, вопреки здравому смыслу, элементарное человеческое любопытство толкает вперёд. Только вперёд.
18.45.
Быстро, срываясь на бег, уходим всё дальше от долины По, надеясь обогнуть высоченный горный массив и выйти по одному из ущелий к месту встречи с Питером, но с другой стороны.
Так мы надеялись сократить путь и сэкономить силы.
Только ни первый пролом, ни второй не оправдали наших ожиданий. Мы потеряли уйму сил и времени на поиски прохода между горами. Дважды, в разных местах, взбирались на перевалы. Хода нет. Чем выше – тем круче, тем неприступнее теснятся обледеневшие хребты бесконечных гор.
Нарастает беспокойство. Физические ресурсы на исходе. Теперь не до игр в (математическом клубе). Как бы выбраться живыми из каменной западни.
Нечего и думать о возвращении назад по пройденному пути – мы на пределе возможностей. Остаётся двигаться вперёд, в надежде всё-таки отыскать брешь в обледеневшем мешке.
Скорее от отчаяния, а не из ухарства, вскарабкались на ещё один заснеженный хребет – та же безнадёжная ситуация. Хода дальше нет. Ледяная стена отчуждения. Валимся в снег. Надо отдышаться, и срочно вниз, к озеру.
Неожиданно сквозь прострелы гор мелькнули огни очень далекого (селения?). Радость. Есть ориентир. Сверяю по зведам. Рукоять Ковша Большой Медведицы, зависла над ущельем, указывает на трепыхающий слабыми огоньками маяк.
18.55
Чтобы направиться в сторону огней, надо для начала всё же спуститься к озеру, уже утонувшему в непролазной тьме.
Не раздумывая, рывками скатываемся вниз. Всё, приехали, и здесь хода нет: ноги вязнут в болотной каше. Вода хлюпает в башмаках. Штаны обледенелым панцирем стягивают ноги (выше колен). Непроходимая болотистая низина, лукаво припорошенная снегом, не оставляет шансов.
Нет смысла искать проход в непролазной топи (тем более, если его там нет). Надо взбираться наверх, откуда только что спустились, и верхом рулить на огни маяка.
Боюсь смотреть на Лиру. Но она, вроде, держится.
Завывает метель. Нет времени на раздумья.
Соскальзывая с камней, цепляясь за что придётся, прём вверх. Лишь бы не угодить в скрытую под снегом топкую яму. Тогда будет полный ажур.
Снизу огней не видно. Постанывая, карабкаемся.
Да, спускаться было веселее. Зато сколько радости, когда вновь оседлали гребень.
Как выдерживает Лира эти наши (неэвклидовы закидоны), большущий вопрос? Но ни слова упрека или бабских привываний. Молодца. Недооценивал я её раньше.
А вдруг... Никаких вдруг. Только вперед, - только форвард.
Продолжение следует.
продолжение Шотландских горок)
20.
Мы всё же нашли брешь. Обошли озеро, и вышли на равнину, изрытую глубокими морщинами. Чего это стоило? Лучше не знать.
Мысль о Питере не даёт покоя: переживает, поди, бедолага, мучается. Его ситуация хуже нашей. Не хотел бы я оказаться на его месте. Прости, старик. Так вышло.
Лира всё набирает номер на своём мобильнике. Наконец прорвалась. Взахлёб что-то говорит Питеру, который явно сошёл с катушек: он уже вызвал спасателей и т.д.
Узнав про спасатетелей, я и сам чуть не съехал.
Какие спастели? О чём ты говоришь? Сами пришли – сами уйдём.
Я был полон решимости. Только сил оставалось, разве что (с гулькин интерес).
20.05
Лира убеждает меня не двигаться с места, как велели спасатели. Они должны подойти к нам на выручку через час-два, уверяет она. Лире так хочется верить в чудо.
Можно было бы ей подыграть, но не в этой ситуации. Если мы останемся здесь – превратимся в ледяные сосульки. Надо двигаться вперёд. Пока ещё есть силы.
Время превратилось в бессмыслицу.
Может, если повезёт, нам ещё ночью удастся выйти на огни селения (ведь Рождество – люди будут зажигать до утра). Значит, и огни не погаснут.
Только не стоять на месте.
Я убедил Лиру. Уходим в направлении огней по едва различимой (колее?), пробитой то ли луноходом, то ли ещё какой-то бякой не понятно для чего в этой болотистой, заснеженной пустыне.
20.20
Позвонил Питер, передал трубку спасателям. Наконец-то у нас установилась устойчивая связь. Однако разговор со спасателями расслабил Лиру: мне опять пришлось убеждать её не терять остатки сил в ожидании чуда.
Каким-то седьмым чувством я понимаю: спасатели не найдут нас в этой горной чехарде.
Должны же мы когда-то выйти на огни, если будем идти прямо, и желательно, без психических вывихов.
После долгих препинаний, Лира неохотно соглашается с моими доводами. Раздосадованные друг на друга, устало бредём навстречу снежной крупе, безжалостно бьющей в лицо, застилающей глаза.
Но что это впереди?!
Я очень удивился, увидев огни ярких фонарей, явно приближающихся в нашу сторону. Ясно. К нам пробиваются люди. Они метрах в пятидесяти-семидесяти от нас. Невероятно.
Виновато кошусь на Лиру. Нашли всё же, подумать только. И так быстро. Даже получаса не прошло. Как? Вот что значит профессионалы! Снимаю шляпу.
Мы вприпрыжку (понеслись) им навстречу. Усталости как не бывало. Позади сто метров, еще сто – никого.
Куда они подевались? Ведь были огни. Неужели начались галлюцинации? И сразу у двоих?
22.05
Идём уже больше часа (?). Переходим вброд через реку (Лира наотрез отказалась, чтобы я перенёс её на себе).
Потом спор возле развилки. Решено идти прямо. Оставили спасателям знак и вперёд.
Вновь развилка и спор. А действительно, в какую сторону наладиться?
Уступаю Лире, хотя ясно: нам не пробиться к огням, мигающим на другой стороне огромного озера, перегородившего неожиданно путь (каким-то) коварным замыслом.
Блин, да сколько же здесь этих озёр!
Ноги всё глубже и глубже утопают в болотной жиже. Но мы упорно идём прямо.
Кажется, Лира уже поняла, что дальше нет хода, но упрямится. Ей взбрела фантазия в голову, будто мигающие с условной периодичностью огни – это сигналы, посылаемые Питером специально для неё.
В таких случаях спорить с женщиной бесполезно. Надо дать ей возможность самой убедиться в абсурдности надуманных предположений.
Идём. Всё чаще упираемся в чёрные дыры непроходимых ям. Силы на исходе. Держимся на честном слове. Желание, во что бы то ни стало выйти к мигающим огням, становится навязчивым, опасным. Продолжаем идти.
В этом есть резон: лишь бы не стоять на месте.
По своим предыдущим походам я знаю, что скоро начнутся и другие непредсказуемые выверты психики. Эти выверты и есть конец. Надо опередить надвигающуюся опасность.
Идём. Обходим. Идём. Падаем. Идём. Всё, амба. Тупик. Наконец-то.
Наша дорога ушла под воду озера. Страшного, точно раскрытая чёрная пятерня.
Встречаются такие люди по жизни: тянут руку для рукопожатия, но смертельно опасно их рукоприкладство. Даже взглядом нельзя прилипать к смертящей озерной руке.
Озеро «Убивающей руки». Прочь от него. Назад. Мы уходим назад.
22.50
Дорога назад кажется незнакомой. Более топкой и совсем безучастной. Увязаем, продираемся. И идём, идём.
Пытаюсь не копошиться в бессмысленных мыслях, чувствах. Надо просто держаться на ногах и идти, идти.
Лира боец. Я вижу, как ей тяжело. Но ни стона, ни слезы. Такой выдержке могут позавидовать упёртые по жизни мужики.
Ведь Лира моя дочь. Это-то обстоятельство более всего и угнетает: можно ссопливиться на жалость и тогда всё. Конец.
Я уже не могу скрыть, что приволакиваю левую ногу (сказалась старая травма). С сожалением оглядываюсь на оставшиеся позади недосягаемые огни феерического маяка. А казалось, рукой можно достать.
Молча бредём. Нет, не узнаю обратного пути. Всюду постанывающая, позёвывающая болотистая хлябь. Завывания снежной метели усилились до вполне различимых (английских) матерных слов. Это, наверно, Питер нам вставляет. Ну, ну, старик, не бухти, нам и так хреново.
Уткнулись в оставленный для спасателей знак. Значит правильно идём. Эх, покурить бы. Знакомая развилка. Ну, что?
На сей раз не спорим. Поворачиваем на тропу, уходящую перпендикулярно влево от нашего прежнего маршрута. Переходим вброд реку. Странно, но ледяная вода кажется тёплой. И сразу вверх. В груди пощипывает: неужели выберемся? Вода в башмаках противно чмокает, но не забивает радостного предчувствия.
Из-за чёрного выступа скалы не виден дальнейший путь. Огибаем скалу. Дорога кубарем скатилась вниз – в ещё какое-то озеро. Ещё одна надежда скрылась в чёрной воде.
Ё-моё. Что за игра, в которой все концы в воду?
Отходим.
Чтобы занять чем-нибудь мысли, представил нас со стороны. Вижу замысловатый знак, завязанный ледяным узлом – «Лабиринт».
А вот и мы – петляем по лабиринту, - пытаемся этот узел развязать. Только зачем?
А с другой стороны, как ещё узнать правду о себе?
Ведь лабиринт внутри нас. И жизнь, как бесконечная (космическая) бессмыслица – всего лишь застигнутое врасплох человеческое сознание, завязанное в ледяной узел.
Можно напридумывать каких-то спасателей, сигнальные огни, заботливых родственников... Что еще?
Надо честно признать, я продираюсь сквозь себя, и помочь смогу только сам себе.
Моё нутро вывернулось наизнанку такой вот бессмыслицей, такой вот замысловатой шотландской фигой.
Конечно, хочется верить, что в моём существовании есть какой-то более жизнерадостный смысл, только какой?
Сейчас я хочу вырваться из себя - из собственной бессмыслицы.
Лира тоже проламывается сквозь себя, сквозь свои иллюзии, чтобы увязнуть в (других?), - может, более комфортных (но других), блин.
Хорошо вялиться под солнышком, потягивая сельтерскую, где-нибудь в Ницце. Наверняка, у обласканного безмятежным южным морем, у меня возникло бы представление о себе совсем другого порядка. Но сейчас я в плену у этой обледенелой бессмыслицы.
Я блуждаю в искривленном пространстве своего сознания, из которого, похоже, нет выхода.
В кого же я должен вывернуться, чтобы найти выход из самого себя?
Почему я оказался в ледяных объятиях шотландских гор?
Неужели только для того, чтобы задаваться вопросами, на которые нет ответов.
Вон из себя. Вон из навязчивых, бессмысленных вопросов.
23. 55.
Подошли к реке. Хорошо бы перекурить (это дело), но последний табак мы высадили ещё часов пять назад. Присели. Откуда-то издалека слышу голос Лиры. Поздравляет меня с Рождеством.
Конечно! Уже перевалило за двенадцать (по нашим подсчётам, последний раз мы выходили на связь около часа назад). Если сядут батарейки мобильника, будет совсем чудно.
Задумчиво изучаем тёмные тучи, сквозь которые иногда прорываются огоньки звезд. Хорошо.
1. 20.
Вновь переходим реку (в обратном направлении), осторожно ступая на скользкие камни, скрытые под водой. Как бы не навернуться – в полный рост. Вот будет потеха.
Вышли к развилке. Наш знак, оставленный для спасателей (если они вдруг действительно пойдут по нашему следу), засыпало снегом.
Всё – с лабиринтом разобрались. Нет никаких сомнений: что было принято за (след лунохода), оказалось хитроумнейшей комбинацией (чьего-то) пристрастного ума.
Ладно. Опять река. Переходим.
Спешим к тому месту, куда должны были подойти спасатели. Есть ещё маленькая надежда, скорее, для Лиры, что мы их там встретим. Эта мысль слегка греет: всегда приятно осознавать кровную связь с человечеством, не правда ли?
2. 10.
Всё – крайняя черта. Мы вернулись, как думается, к условленному месту встречи со спасателями. Наш умозрительный путь упёрся в озеро. Какое?
Хотел бы я знать. Ещё один (конец) в воду. Отлично.
Только следов спасателей мы не обнаружили (что подтвердило мои догадки), но радостнее мне от этого не стало.
Лира сникла, плашмя валится в снег. Переворачивается на спину. Только нельзя этого делать. Это же ясно – расслабуха волю вяжет. Уговариваю её встать и идти на поиски (наших) следов. По ним попробуем вернуться к перевалу, с которого спустились в эту грёбанную пустыню.
Луна нет-нет да взглядывает на топкую низину. И как бы просветляется на миг шотландский пейзаж. Мы шарим глазами по сторонам. Однако приметы жизни занесло снегом. Куда не бросишь взгляд – кругом чёрные дыры болотистых ям.
Хопа-на, следы, - но не наши.
Переглянувшись, идём в обход. А так хочется сократить путь – к себе прежним?
Упрямо петляем между ямами, надеясь проскочить на другую сторону подножия абсолютно безучастных гор. Безрезультатно. Топь – всюду топь.
Что ж, идём в обход. А там... «Была-не-была – баба деда родила».
2.50
Когда мы решились на последний, быть может, в (этой жизни) рывок, подал голос мобильник. Лира мгновенно прикладывает аппарат к уху. Оказывается, группа спасателей с собаками искали нас, но в другом месте.
Никому и в голову не пришло, что мы можем углубиться так далеко в горы.
Как выяснилось потом, - подготовленные мужики с палатками, (с едой!) только на третьи сутки смогли бы пройти наш маршрут (и то - летом).
Хотя летом, в месте нашего бытования, непроходимая топь.
Очень неловко перед людьми. Сидеть бы им сейчас дома, в семейном кругу, возле телевизора – ведь Рождество!
Оказывается, дважды отравлялся на поиски вертолёт. Честное слово – стыдно, - даже противно.
Я нетерпеливо дожидаюсь, когда Лира закончит переговоры. Надо скорее, используя остатки сил, уходить обратной дорогой. Как мне кажется, я точно вычислил путь отхода. Мы больше не будем экспериментировать – идём строго тем же маршрутом, которым пришли сюда. Единственное препятствие – сил осталось на раз-два.
И ещё одно – мы, кажется, окончательно заблудились в поисках своей идентичности. Хотя…
Нервы в кулак и вперёд. Интуиция мне подсказывает: я верно угадал линию возвращения.
К утру, если повезёт, выберемся к долине «По». Потом выскакиваем на туристическую тропу, а там рукой подать до столбовой дороги (километров 7-10, не больше...).
Да, я был настроен оптимистично.
Однако Лира убедила меня подождать двадцать-тридцать минут: вдруг нас отыщет вертолёт.
Соглашаюсь. Почему бы и нет. Надо дать Лире психологический (тайм-аут).
Конечно, я привык рассчитывать на свои силы. Поэтому и в горы ходил большей частью один. Но тут другой случай. И потом, если вертолёт уже дважды вылетал на наши поиски, почему бы ему и в третий раз не проделать подобный фокус.
Стыдно перед спасателями, перед Питером, Эндрю (компаньоном по шотландской зимовке). Он, оказывается, тоже принял участие в наших поисках (вместе со спасателями).
Но, право же... Сидели бы они дома... наливались бы вискарём...
Хорошо ещё Лире не надо объяснять, что не бывает прогулок в горы, даже если эти горы с виду такие (декоративные).
Каждая ходка – это взвешенность между собой и собой, - между совестью и судьбой.
3.50.
Невероятно, но факт: сначала послышался шум моторов, затем показался и сам вертолёт. Мы спасены.
Но вертолёт, не долетев до нас метров 200-300, повернул назад. Напрасно мы махали руками, кричали. Покружив над заснеженной пустыней, машина скрылась из виду.
Несколько раз вертолёт вновь выныривал из-за горных перевалов, и кружил, кружил над ущельем. Упрямцы.
Хоть смейся, хоть плачь.
Наконец вертолёт решительно взял курс в нашу сторону. Спасатели уже над нашими головами. Мы опять кричим, машем руками. Но чёрная птица слепа.
А всё равно: молодцы, шотландцы.
Машина резко взмыла вверх и скрылась за перевалом.
Естественно: ночь, пурга и две махонькие точки среди множества таких же точек (ям и ямищ), не говоря уже об озёрах – это даже не иголка в стоге сена.
Ничего, ничего, они вернуться, с азартом вырвалось у меня. Лира согласно кивает головой.
Раздался телефонный звонок. Нас просили просигналить зажигалками, когда мы увидим вертолёт. Специальные приборы ночного видения должны будут зафиксировать тепловые вспышки.
А вот и вертолёт. Язычки пламени сбивает ветер. Мы отчаянно чиркаем колесики зажигалок. Пальцы не слушаются. Слабые искры, извлекаемые кремнёвым камнем, истерически вспыхивают и тут же гаснут. Толку ноль.
И всё же прожектора вертолета поймали наши фигурки в фокус.
Через миг машина приземлилась. Сильные мужские руки втащили нас в салон. Блин, не часто приходится испытывать гордость за людей, за человеческую взаимовыручку – незабываемое чувство.
Ведь я был уверен...
Да какая, блин, разница, в чём я был уверен. Мы спасены. Произошло чудо. Рождество в шотландских горах – наше второе рождение.
Воистину, где потеряешь – там найдёшь.
31 декабря, 2004 год, Лондон.
Свидетельство о публикации №211123100756