Снег сорок третьего -1 Хотелось жить

Этот остаток  ночи, перед новым годом, я пролежал рядом с убитым мной  человеком, т.е. врагом... Потом стал пролетать снежок. Легковесные снежинки кружились в воздухе как будто определяли место приземления.. Одна из них села на мой рукав  и притихла, другая на мою щеку и растаяла. Три других грустно уселись на  лицо лежавшего рядом со мной  и не таяли.

Мое тело без движения коченело, но я боялся шевельнуться – очень хотелось жить. А он лежал спокойно на левом  боку, в очень неудобной (как мне казалось) позе.  Снег усиливался. "Эт, хорошо, - подумал я, - видимости не будет, и я смоюсь отсюда." От этой мысли даже потеплело...
Но закоченевшие  ноги я уже не чувствовал,  хотя  постоянно шевелил пальцами ног и рук.

Вдруг снег повалил дружной завесой  . Стало тихо и красиво. Пошевелив руками, ногами, посмотрел в  оптику.. Конечно, ничего нельзя было разглядеть даже на близком расстоянии. Стал уже не таясь, двигать ногами, но это мало помогало. А снег падал.
- Так,- сказал тихо сам себе, -  надо  ретироваться...

Но ноги не работали, Попытался ползти, получалось плохо.  Вдруг в моем остывшем мозгу молнией мысль:
- А что если сюда ползут они под прикрытием снегопада?...
Сразу потеплело. Видно остывающее тело под давлением инстинкта самосохранения выбросило последний энергетический заряд.

И  мой взгляд упал на лежащего рядом.  Он лежал на боку и снег у его груди таял... Живой? Не может быть! Коснулся осторожно мокрого пятна на его  маскхалате. Оно было мокрое и чуть-чуть теплое. Прижав ладонь сильнее, почувствовал  там какой-то твердый  предмет.
-  Ха!!! – вспыхнула догадка,- Грелка! Химическая грелка! А ну-ка, фриц, давай ее сюда...

Достав, такое желанное тепло, сначала прогрел руки до почти рабочего состояния, потом засунул ее в нагрудный карман гимнастерки, и затем достал документы этого холодного бедняги. Ну, а  уж потом его пистолет... Это был Walther Р38 -  лучший пистолет войны.

Все это проделал быстро, не переставая  чувствовать каким-то новым  военным чутьем окружающую действительность  в  тишине падающего снежного безмолвия.

И все-таки они появились внезапно из снегопада.  Шли, низко пригнувшись, щупая черными стволами автоматов перед собой белую рыхлую стену падающего снега.  Это случилось в тот миг, когда я задержал свой довольный  взгляд на пистолете.

Мне повезло:  пистолет был на предохранителе,  патрон в патроннике, что дало мне возможность работать свободной рукой. И я, еще невидимый ими, выстрелил дважды. Оба  упали.  В плотной стене снега выстрелы прозвучали невнятно глухо. И кроме того, в этот момент где-то справа  с их  стороны заработал пулемет, в ответ ему наш  короткими очередями.

Подполз к ним, приподнялся и, прижав ствол пистолета к груди одного из них, выстрелил. Другой, застонав, попытался дотянуться до автомата, но я,  потянув оружие к себе, и с трудом  став на колени,  сказал тихо:
- Ruhige, Narr!  Du  wollen leben? (Тихо, дурак! Ты хочешь жить?)
- Ya... – хрипло,  и застонал.
- Wo  die  Wunde? (Где рана?)

Он,   перевернулся на спину. Кровавое пятно на левом плече ответило на мой вопрос.  Перевязал  туго бинтом поверх  маскхалата. Забрав свою винтовку,   винтовку убитого снайпера,  два автомата и  скомандовал:
-  Aufstehen! Vorvarts! – (Встать! Вперед!) -   указывая  пистолетом  направление.

Я шел за ним, с трудом передвигая ноги  в глубоком снегу по его следам.   Где-то через час  вдруг почувствовали запах  еды.
- Ужин привезли!  - радостно сообщил мой желудок и я, сглотнув голодную слюну, закричал:
- Мужики! Не стрелять! Веду пленного...
 
А снег продолжал падать. А было это в сорок втором тридцать первого декабря.

Показался, почти невидимый бруствер траншеи:
- Ребята! Возьмите его... он ранен.
Бросил  с облегчением  за ним  трофеи  и, бережно прижимая к себе свою "снайперку", сполз  в траншею и прохрипел:
- Братцы! Выпить чегонить и пожрать... 

Запах перловой каши сводил с ума...
- Держи, - кто-то протянул флягу, другой теплую кашу.
- Отведите его, ...надо перевязать... – кивнул на немца и отвинтил пробку фляги.

Я никогда больше такой каши не едал... А все началось летом сорок первого...  Военный сентябрь здесь в степи Туркестана был жарок и голоден.

Мы, внезапно повзрослевшие мальчишки из эвакуированных семей,  учились  в десятом, в этом небольшом городишке, на окраине которого был  военный городок с  казармами и жилыми домами.. За которыми еще дальше, в пустынной степи расстилалось стрельбище и ипподром кавалеристов.

Школа находилась в городе. Десятый класс был один,  а нас, учащихся,  там - аж девять человек: три парня и шесть девочек. В школьную программу старших классов было введено, как предмет, военное  дело, которое предусматривало для мальчишек строевую подготовку, изучение оружия и огневую подготовку. У девочек была санитарная подготовка.

Почему-то помню, до сих пор, что это была пятница середины сентября  сорок  первого. Я стоял у доски чтоб продемонстрировать свой способ решения  задачи, который отличался от способа предложенного преподавателем своей элегантной краткостью.

Взял мел и начертил треугольник, но в этот момент широко распахнулась дверь и в класс вошла  Мария Евгеньевна – наш классный руководитель. За ней, слегка стесняясь,  с потертой  полевой сумкой шла девушка...  У меня пересохло горло и бешенно-радостно забилось сердце – это была она:  девочка  с поезда    везшего эвакуированных  на восток СССР.

- Знакомьтесь,- сказала Марьевгенна, - наша новая ученица. Ее зовут Ольга Петрова...
Они стояли ко мне спиной, лицом к классу.   Я положил мел и подошел к ней:
- Здравствуй, Оля!
Повернулась ко мне и, радостно затрепетав длинными ресницами, тихо выдохнула:
- Ой... Витя...  Здравствуй...

Решительно взяв ее сумку с книгами, сказал:
- Пошли. Будешь сидеть со мной.
- Ну вот и хорошо, - сказала, слегка улыбнувшись, классный руководитель.

Прозвенел  звонок.  Следующий урок был – военное дело. Я объяснил Оле, что пацаны идут в гарнизонный тир стрелять, а девчонки будут в классе заниматься санитарной подготовкой.
- Я пойду с вами,- сказала она.
- Тебя не пропустят – нужен пропуск...
- У меня есть... мы там живем...
- Но наш капитан тебя не возьмет.
- Посмотрим...

Мы  построились на школьном дворе и дежурный доложил  военруку -  капитану  Бондарь Ивану  Петровичу о наличии учеников в строю  И вдруг из школьной двери выбежала  Ольга и, подбежав к капитану, что-то стала тихо говорить.  Выслушав ее, он улыбнулся и  сказал:
- Стать в строй!

В одной из казарм нам выдали винтовки и  патроны. Прикрепив мишени на щиты, легли на огневом рубеже и по команде начали стрельбу. Петрова лежала   справа от меня.и спокойно расстреливала свою мишень. Я на мгновение  посмотрел  в ее сторону и залюбовался ее  нежным профилем и спокойными отработанными движениями.

Самые лучшие результаты были у меня и Оли. Иван Петрович сказал, глянув на мишени:
- Молодцы! Снайперская работа.
После чистки оружия Оля пригласила нас, мальчишек нашего класса,  к себе на чай. Каждому досталось по ломтику черного хлеба, пять сушеных абрикос  и сколь угодно зеленого чая без сахара.

Мы медленно пили чай с сушеным урюком, поглядывая голодными глазами на сырые ломтики плохо выпеченного хлеба. Слева от меня сидел мой приятель Арончик Резницкий. Его исхудавшее лицо светилось нездоровым светом, плотная черная шевелюра еще более подчеркивала худобу его лица и тонкую длинную шею. Мы жили по  соседству.У него была сестричка, постоянно болеющая первоклашка Маринка. Их мама работала уборщицей в школе.  Я часто  после уроков заходил к ним чтобы послушать игру Арончика на скрипке.

Играл он и классику,  но мне больше всего нравились в его исполнении наиграши зажигательных украинских танцев   и  плачевно- грустных еврейских песен. Поэтому когда я увидел на диване скрипку, попросил Олю что- нибудь сыграть. Она отрицательно покачала головой:
- Нет это папина скрипка ...

 Посмотрел вопросительно на  Арона, он слегка кивнул  головой. Поднявшись из-за стола, спросил:
- Можно он сыграет.
- Да конечно,... конечно.

Он вынул бережно скрипку из футляра  и, настроив, начал играть.

(Продолжение: http://www.proza.ru/2012/01/23/1955)