Дорогая Мама!

…Лёгкие посылки подпрыгивали на полу автобуса-левака, водитель которого согласился подвезти Мать поближе к Зоне. Зона была далеко от Города, пришлось ехать около часа электричкой. В районном городке она с тревогой узнала, что маршрутный автобус не довозит до Зоны, и около 3 км придётся топать. Кроме того, она приехала к 11 часам в городок, а её следующий рейс отправлялся под вечер. Кто-то на автостанции подсказал матери, где можно поймать левака, и первым остановившимся оказался почтовый автобус.

     С собой Мать взяла передачу для сына, разрешали только до 10 кг, туда еле влезли обычные крупы, сухари, сахар, колбаса, пара банок тушёнки. Но главное, о чём просил непутёвый сын в своём последнем письме к своей Маме, так он её уважительно именовал, с большой буквы, были чай и сигареты. Товар в стране после прошедшей Перестройки тогда, в 1995 году, недешёвый, а в Зоне остро дефицитный, ходовой. Если у заключённого в тюрьму были родственники, регулярно приносившие такие передачи, то он мог выжить и при большом сроке. Эта Зона отличалась от тюрьмы тем,  что появлялся ещё один шанс выжить, а именно, работать на птицефабрике. Чистить клетки у жалких, тощих и  ободранных кур было счастье, так как за это платили яйцами и курами. Естественно, нужно было знать, с кем делиться заработанным, чтоб и себе осталось, и начальство было довольно. Сын писал, что ему за хорошее поведение разрешили работать на птицефабрике. Матери пришлось приладить передачу на тележку, и катить её за собой. Тяжело было затащить тележку с грузом в автобус, спасибо, ей помогли другие пассажиры.

     Временами боль отпускала. Что-то страшное надвигалось на неё. Диагноз – рак, -подтвердил в онкологическом диспансере её худшие подозрения. Этой зимой Мать продавала на вечернем базаре, чтобы собрать деньги на передачу сыну, и однажды сильно промёрзла, не чувствовала ног, когда вернулась. Домой пришла, отогрелась, и вдруг почувствовала резкую боль внизу живота. А ночью проснулась – лежит в крови, как при месячных в её юные годы. И вышел ещё какой-то кусочек мяса. В тревоге Мать понесла его в клинику, а врачиха сказала, что ничего страшного, это бывает, но согласилась взять на анализ. Через неделю позвонили из клиники, сообщили, что рака нет.

     Мать продолжала работать в частной фирме, через силу выходила на работу, на базар сил не оставалось. И вдруг через месяц, уже в марте, снова позвонили из клиники, и на этот раз диагноз рак подтвердили, дав направление в онкологический диспансер. Врач диспансера, пожилая и очень опытная, сразу же сказала, что рак можно оперировать, но тянуть нельзя, так как через месяц может быть поздно, и дала направление в онкологическую больницу. Сжалившись над похудевшей, измученной Матерью, дала ей самый лучший совет: просить сделать операцию либо заведующую отделением с многообещающим именем Надежда, либо очень опытного врача, бывшую заведующую этим отделением, Эльвиру. Важно было, чтобы отчество врача было также правильным, ибо в отделении работало два хирурга с именем Эльвира. Обращаться надо было к Эльвире Георгиевне, у неё были золотые руки, и если больную могла спасти операция, врач это делала. Вторая, Эльвира Семёновна, была красивая блондинка, но это были все достоинства, которыми её наградил бог…

      Мать поехала в район города с невесёлым названием Померки, где и находилась требуемая больница. Но помирать она не собиралась, и нашла заведующую Надежду. Хранительница клятвы Гиппократа встретила Мать неприветливо. В больнице недоставало обычной воды. Ведь в городе совсем недавно прошёл страшнейший ливень, были разрушены водоочистительные сооружения, и снабжение чистой водой было также временно нарушено. А любая операция требует воды, много воды. Кроме того, лично она имеет очередь оперируемых – 8 человек ждут своего часа. Но Надежда предложила Матери, что она сделает операцию в районной больнице, если Мать обеспечит ей вертолёт для доставки туда и обратно врача, больной, и всего необходимого для операции. Это предложение выглядело, как тонкое издевательство, и Мать кинулась искать врача Эльвиру Георгиевну. Но та была в отпуске, уехала недавно, и надо было ждать почти месяц её прибытия. Мать покорилась судьбе, и стала терпеливо ожидать своего врача.

     Лето было жаркое, питьевую воду привозили к домам «спального» района города в цистернах, продавая на разлив. Мать не смогла больше ходить на работу, и спешно уволилась в начале июля. Немного помогал ей муж, но он ходил на работу, ездил  на огород в свободную минутку, поливал и полол, приезжал поздно.  Денег ему на работе не платили вот уже полгода, всё обещали. В этот месяц июль Мать вовсе перестала есть, лишь изредка понемногу пила. Большей частью она лежала, худая и жёлтая, и с надеждой глядела на мужа, когда он был дома. А тот виновато отводил глаза, надеясь, что произойдёт какое-то чудо. Конечно, он жалел Мать, она это чувствовала. А она слабела с каждым днём, и боялась, что сил не хватит дождаться операции. И чувствовала, что муж  не равнодушно наблюдает за её страданиями. Но он был какой-то заторможенный, как человек, случайно оказавшийся на путях, и ослеплённый быстро надвигающимся поездом.

     В середине июля она и спать ночью перестала, просто случались краткие забытья, когда сон одолевал её. Но это чаще случалось днём, когда она оставалась одна. Мысли, мысли окружали её, образы, воспоминания.  Нерадостное детство, рано окончившееся со смертью отца в её 13 лет. Нищая юность, еды вечно не хватало, учёба в школе, где она была самая лучшая ученица, не только  в классе, но и в своей школе. Мать всегда тревожило, как выживет её семья. После смерти её деда от рака лёгких, которая случилась, когда она была ещё ребёнком пяти лет, в семье остался единственный мужчина, её отец, и три женщины, бабушка, мать и она сама. Он-то и стал кормильцем семьи; питались худо-бедно, раз в неделю на базаре покупалась одна курица, её варили, шкурка шла на шкварки, пупочек и печёнка доставались маленькой Симочке, а также бабушка радовала внучку «пулечкой», или ляжкой от одной ножки курицы. Остальное мясо делилось на всех взрослых, добавлялась картошка, неизменная, слабо насыщавшая всех картошка, крупа, и получавшийся суп, в котором было больше воды, ели всю неделю.

     В отрочестве у Серафимы умер отец, и её мать, вдова Таня вынуждена была пойти на работу, чтобы кормить семью. Жить стало ещё труднее, Сима вечно ходила голодная, и выживание её семьи оказалось под угрозой. Родственники покойного отца забыли к ним дорогу. Пришлось и подростку Серафиме самой обкапывать фруктовые деревья, посаженные ещё дедом, и обильные урожаи груш, яблок, абрикос пытаться продать на базаре вдвоём с бабушкой. Покупали плохо, давали за фрукты вдвое-втрое меньшую цену, чем хозяйственным кулачкам из окрестных сёл. Девочка пыталась спорить с покупателями, и те назло тут же шли к другим продавцам, и платили дороже, но старухе с внучкой настоящей цены не давали, чувствуя их нужду и униженность. Но эти выходы на базар были ещё одним уроком подраставшей Симе, в добавление к урокам в школе, которые она учила добросовестно, и всегда успевала в учёбе.

     Когда Серафима окончила университет, она уже была замужем, и материально ей стало жить немного лучше.Но вскоре её мать умерла от рака, как некогда дед, и отец, и от всей её прошлой семьи осталась только одна бабушка. Она, муж и двое детей теперь и составляли всю семью Матери. А в 92 года бабушка тоже истаяла. Существовали ещё дальние родственники, но им было всегда не до неё.

     -Как получилось, что меня в школе все считали талантливой, в университете – чуть не гениальной, а я застряла потом на всю жизнь в инженерах-программистах, и никакого просвета. Неужели всё то, что накоплено хорошего в душе, мои наблюдения, моё знание людей скоро исчезнет вместе со мной,-

думала Мать в эти долгие часы, полные тупой боли внизу живота, и безнадежности перед угрозой незаметно надвигающегося врага-рака.

-Что было не так, что я неправильно делала в жизни, что я обречена теперь на такую мучительную смерть, как и мама, и дед?-

раз за разом корила и грызла себя Мать. Временами она вспоминала начало своей взрослой жизни, как она познакомилась с мужем, её весенние надежды на будущее счастье и любовь.

     Мать влюбилась в будущего мужа ещё в университете, они ещё оба учились, он подавал надежды. Любовь поглотила её без остатка, она купалась и пряталась от жизненных недостатков в этой любви. Даже будничное не могло отрезвить её, заставить вынырнуть из этого сладкого дурмана любви и счастья. А будни гнули Мать, испытывали на прочность, пытались выжечь ей душу, но лишь обожгли и закалили, как керамику в печи. Мать работала в две смены: на работе, и после работы  с радостью управлялась в доме допоздна. А когда они с мужем, уложив детей, укладывались сами, для неё наставало волшебное время их близости… В ней сгорали все мелкие, и не мелкие неприятности прошедшего дня в коротком огне страсти и наслаждения. Всё, что свершалось в эти минуты, было свято и чисто. Слава богу, не было измен и прочей мерзости. Так она считала…

     С родными мужа отношения не сложились, хотя Мать старалась всегда с добротой встречаться с его отцом и мачехой. Вот так она и жила, случайно залетевшей вольной птицей в клетку этой семьи, где отец был узколобым партийным фанатиком-сталинистом. Редкие встречи с недоброжелательными и деспотичными «родителями» мужа обходились без скрытых и даже открытых уколов, намёков, упрёков. Мать с мужем обижались, огорчались, год не встречались с обидчиками, а затем на очередном новогоднем обеде происходило то же самое. Когда-то терпение Матери и её мужа лопнуло, и общие праздничные обеды прекратились.

     Ещё были у неё книги. И музыка, А дети вырастали, вырастали, и наконец выросли. Дочь окончила школу и завела свою семью. Жила дочь, как и Мать, всю себя отдавая мужу и детям. А вот сын, сын, немного похожий на мать, всё бросался и бросался из стороны в сторону, поработал месяц, и бросил, снова поработал, и бросил. И вдруг… Тюрьма… Срок…

-Да откуда же это в нём?-

недоумевала Мать, пытаясь понять причины этого бегства сына из реального мира. Затем заставила себя подойти к этому как бы со стороны, как чужая.

-Что же случилось, где истоки этого несчастья?-

И Мать стала вспоминать его, сына, жизнь, с момента появления его на свет. Роды были нормальными, средней тяжести, родила сама. Только вышедшего ребёнка показали Матери, и она поразилась, до чего же он похож на маленького Чингиз-хана, так ей тогда показалось. Ребёнок был здоровый, орал басовито и достойно. Дочь Ланка, родившаяся двумя годами раньше, ревниво обхаживала младенца со всех сторон и, крутя его ручку, с нажимом говорила, глядя в глаза Матери:

-Это мой братик,-

и незаметно пыталась сделать ему больно.

     Как-то в конце лета, когда ночи стали прохладными, муж открыл окно вечером, хотя Мать просила его это не делать, чтобы не простудить ребёнка. Спали-то они вместе с малышом в крохотной комнатке, Валерка в детской кроватке, перешедшей ему «по наследству» от Ланки. Малыш среди ночи выпутался из пелёнок, кричал, но Мать, сильно уставшая за день, не смогла подняться. А утром сын уже горел – воспаление лёгких. И пошло, и поехало. За первый год жизни он переболел 5 раз той же болезнью, спасала его Мать уколами пенициллина со стрептомицином, сама обучилась делать уколы. Ребёнок выжил, и дальше рос здоровым, пережил эту напасть. Да, Мать тогда с ним намучилась страшно, ночевала в больнице, прикорнув на стуле около больного.

     Подросшего Валерку отдали в ясли. Он рос спокойным, готовым всем помочь. Уже в детском саду, когда началась подготовка к будущей учёбе в школе, неожиданно выяснилось, что мальчик стал постепенно отставать от сверстников в развивающих играх, распознавании фигур, рисовании, на сообразительность. Там-то и началась его собственная борьба за то, чтобы выглядеть хорошим в глазах сверстников, окружающих. Проще всего для этого было уступать всем и во всём, ни за что не бороться. А взрослым приходилось врать по поводу и без, нужно, или не нужно. Именно эти парадоксальные пути Валерка и выбрал. Он выходил во двор играться с новой игрушкой, а возвращался или без неё, подарив, или со сломанной вдребезги.

     Воспитательница из садика направила к врачу-психиатру, чтобы посоветовали, что с этим делать. Мать обращалась к мужу за поддержкой, а тот был занят своей диссертацией, сопровождать её с ребёнком в поликлинику отказался. Пришлось Матери самой вести сынишку к врачам. А те отмахнулись: дескать, ты, Мать, его от армии освободить хочешь. Да и выпроводили её из кабинета с сыном.

     Вскоре Валерка пошёл в школу. На первых же уроках учительница средней школы заметила, что он «не тянет». Родителей позвали в школу, и объяснили, что мальчик охотнее гуляет, чем занимается. И сразу же учительница Клавдия Ивановна посоветовала Матери забрать сына из этой элитной школы, расположенной вдали от их жилья, и перевести Валерия в обычную школу поближе к дому. Тут уж Мать упросила мужа поговорить с учительницей, и тому удалось убедить её оставить сына у себя в классе. По вечерам муж занимался с сыном прописями и чтением.

     Во втором классе у сына прибавилась арифметика и совсем плохие отметки. И снова по вечерам муж занимался с сыном счётом, и ребёнок в конце концов поздно вечером понимал, что от него хотят, и что нужно делать. А назавтра он всё начисто забывал, и нужно было почти всё начинать сначала. Валерий плохо сосредотачивался, мысли его ускользали на улицу, к друзьям, или пацанам, как он их называл. Родители, оба в прошлом закончили школу с медалью, находились с сыном в постоянном конфликте из-за его учёбы и дисциплины. Пацаны на улице относились к доброму увальню снисходительно, зная его уступчивость и незлобивость.

     Вскоре Мать уже не могла загнать сына домой, он приходил из школы, ел и тут же ускользал на улицу к друзьям, которые от него ничего не требовали, не то, что родители, которые поминутно его ругали, заставляли и контролировали. Там, на улице, и с ними, с приятелями, он чувствовал, что никому не должен, что он ловкий, умелый, такой же, как все. Друзья его росли вместе с ним, потихоньку сбивались в стаю, отбиваясь от дома.

     И грянула Перестройка, принесла с собой свободу. Теперь пацанам можно было подбежать к старику или старушке и, показывая своё молодечество перед друзьями, выхватить из слабых рук пачку дефицитного сахара, за которым тот стоял со своим талоном часами в очереди в магазине, и убежать, ловко увернувшись от неверно выброшенных рук похитителю вдогонку. Как из-под земли появились богатенькие, у которых тоже можно было урвать долю для себя, пошарив в квартирах в их отсутствие. В кругу друзей Валерки зрели эти «доблестные» планы, волчата учились кусать. И чем голодней и запущенней становилась страна,тем более смелыми казались эти планы. А главное, выполнимыми.

     Мать чувствовала, что теряет сына. Ещё в садике сын однажды тайком отнёс украшения Матери своей подружке по группе. Воспитательница случайно заметила процесс дарения, и возвратила украшения Матери. Когда сын подрос, он выносил из дома и раздаривал свои игрушки. Отец и Мать пытались по-доброму объяснять сыну, что имущество семьи должно оставаться в семье, и сын не должен забирать его без спроса. Сын послушно кивал головой, говорил, что всё понял.

     В школе дела у сына были совсем плохи, и его пришлось перевести учиться в своём районе. Однажды сыну захотелось, как и всем ребятам его класса, носить наручные часы. И муж дал поносить сыну подаренные ещё его дедом часы. Часы вскоре исчезли, муж взял сына в серьёзный оборот, после чего часы вернул назад «один пацан». Теперь успеваемость в школе у Валерки отсутствовала, боролись просто за его присутствие на уроках. Сын убегал от проработок дома к своим пацанам, порой даже не забегая домой поесть. Поздно вечером он пытался проникнуть в дом тайком, чтобы его не заставляли делать уроки, в которых он перестал что-либо понимать. На уговоры Матери учиться он огрызался, а после одной из интенсивных «проработок» мужа вообще сбежал из дому, прихватив резиновую лодку семьи. Удрал он не один, а с одноклассником.

     В своих странствиях Валерка продал лодку, на эти деньги эти двое и жили, скрываясь в лесу. Интересно, что товарищ сына ничем своим не пожертвовал. Возвращали блудного сына с милицией… После этого случая сын уже полностью «сошёл с катушек», в школе просто сидел, и его с трудом довели до конца 8-го класса, после чего определили в ПТУ. Сын давно уже не был тем послушным мальчиком, каким Мать его помнила с раннего  детства. Жизнь семьи резко пошла под уклон, что очевидно было только Матери. Муж защитил кандидатскую диссертацию, работая в НИИ, долго ждал повышения зарплаты, а когда её наконец повысили, пошли в гору  цены. Кроме того, деньги, с трудом собираемые за счёт её, Матери, самоотверженности и самоотречения, уходили на то, чтобы заглаживать «грехи» сына, которые становились всё заметнее.

31 декабря 2011 г.


Рецензии