Аве, Марина!

                "Мои герои пьют чай и погибают"

                А.П.Чехов               
               

                Моим студентам


Действующие лица:




Марина – актриса
Наташа – продавец               
Тамара – секретарь – референт               
Таня – студентка медицинского ВУЗа
Оля - певица









                Действие происходит в течение одного дня в квартире Марины.

Всем и каждому совершенно очевидно, что женской дружбы нет на этом свете. Не существует такого понятия, а если и употребляют это словосочетание, то вкладывают совсем иной смысл, нежели в понятие «МУЖСКАЯ ДРУЖБА».
Но, если разобраться, то станет очевидным, что все не так однозначно и просто, как кажется на первый взгляд.
Женская дружба существует. Об этом пьеса. Об этом и не о чем больше…





Квартира Марины. Собственно не квартира, а так, комната. Стол, стулья, вешалка. Все. Ну, может, несколько книг разбросанно живописно… Может быть, ширма. А, может быть, и нет. Может быть, афиши на стенах. Иллюзия творческой жизни через убогость и запустение. Хотя…
В комнате Марина и ее подруга Наташа. Наташа одета с претензией на шик, все -  блестящее, яркое, «гламурное», рыночное. Марина в домашней одежде, как-то отрешенно собирает на стол нехитрую закуску. Они ждут.


Наташа: А я ничего особенного в ней не нахожу, значит, совершенно мне не понятно, отчего мой козел менеджер ей так улыбается. В натуре, ничего особенного. Ну, дольче, ну, габбана, и что? У меня в гардеробе, значит, может таких шмоток штук шесть!
Марина: (рассеяно) И?
Наташа: И вот таким квадратным накладным ногтем с жуткой, значит, лепкой тычет мне в лицо: «Девушка, покажите мне халатик!»
Марина: (так же) И?
Наташа: Я, значит, ничего, улыбаюсь, как кукла Барби, и достаю, с третьей полки, ей этот чертов халат. Представляешь? Итальяшки, они же вручную их не складывают, все, значит, автоматически. Это ж такая мука потом его обратно запихнуть в коробку, чтоб красиво! Но я улыбаюсь.
Марина: И?
Наташа: И разворачиваю. Ясно же, что он ей безбожно мал, но она его прет на себя. Халат трещит, а она его прет!
Марина: А ты?
Наташа: А я – улыбаюсь! Улыбаюсь я, значит, понимаешь?
Марина: Понимаю.
Наташа: На ней халат трещит,  у меня уже лицо от  улыбки лопается, а она выдает: «Хороший халатик, недорогой, жаль, что белый».
Марина: И что?
Наташа: Коробка – прозрачная! Уловила суть?
Марина: В смысле?
Наташа: Она с самого начала видела, что халат белый! Видела, значит, понимаешь?
Марина: И?
Наташа: И все.
Марина: Девочек нет что-то.
Наташа: Жаль, что белый, каково, а? И ногтем этим тычет, прям в лицо.

Раздается звонок в дверь, Марина идет открывать

Наташа: Убила бы. Я потом этот халат сорок минут укладывала, а менеджер, козел, ржал, значит, надо мной.
В прихожей раздаются голоса:
- Мариша, ух и холодина на улице!
- Наташка здесь?
- Здесь.
- А чего звала-то?
В комнату заходят Марина, Таня, Тамара.

Таня: Наташка, здорово! А чего это вы в темноте сидите? Интим?
Тамара: Свет экономят.
Марина: Голова болит.
Таня: Надо принять обезболивающее или (достает бутылку вина) – обезвоживающее!

Наташа смеется.

Тамара: И это – будущий врач. Страшно, когда такие медики лечить начнут.
Таня: Медики – это нормально, главное, чтобы не педики.

Наташа смеется.

Тамара: Иди в технический ВУЗ, там нет проблем с мужской ориентацией.
Марина: Оленька где?
Таня: Где твоя Оленька, где. Ресницы, наверно, красит, к десятой приступила в левом глазу. Пока до последней доберется, за второй бежать придется.

Наташа смеется.

Тамара: Правильно, чего ее ждать, барышня взрослая, обеспеченная, а мне завтра на работу. Давайте начинать, что ли, Марин?
Наташа: Как-то нехорошо.
Тамара: Чего здесь нехорошего? Семеро одного не ждут.
Таня: Вообще ей не привыкать, вся ее жизнь с опозданием.
Тамара: И початой бутылке, вряд ли удивится – Оленька наша специализируется на секонд хэнде.
Наташа: Ох, и злые вы, девки.
Таня: Мы не злые – мы справедливые.
Тамара: Ладно. Раз ты, Марина, общий слет протрубила, значит, - повод у тебя весомый. Колись.
Марина: Пока Оля не придет – не скажу.
Таня: Подумаешь, пригрозила. Сами догадаемся. Наталья?
Наташа: Кавалера завела.
Таня: Вряд ли. Глаза не те. Не так горят. Тома?
Тамара: Деньги выиграла?
Таня: Нет. Прикидов новых не вижу. Для женщины не типично – деньги просят шоппинга. Наталья?
Наташа: Кругосветное путешествие.
Таня: Чего?
Наташа: Ну, или просто -  куда–нибудь уезжает.
Таня: Чемоданов нет. Тома?
Тамара: Не знаю.
Таня: Наташа?
Наташа: Не знаю.
Таня: Марина?

Раздается звонок в дверь.

Марина: Оленька.(идет открывать)
Таня: Тоже мне – тайна. Какая-то хрень в театре, точно.
Тамара: Понятно.
Наташа: Чего же не сказали?
Таня: А позлить было охота.
Тамара: Какую-нибудь очередную Золушку играть будет.
Таня: Событие века.
Наташа: Главное, я  ей про халат рассказываю, а она, как-будто не слышит.
Тамара: Халат?
Наташа: Приходит ко мне сегодня покупательница…

Входят Марина и Оля

Оля: Девочки, что же вы не заехали?
Тамара: Знаешь, Оленька, такси – не служебная машина, денег жрет немеренно..
Таня: Словно самка мерина.

Наташа смеется

Оля: Но ведь по пути.
Тамара: Ага. Под подъездом стояли, два раза бибикнули…
Таня: А «бибики» денег стоят…
Тамара: 10 минут ждали. Уехали.
Оля: А я вышла, вас – нет. На маршрутке ехала, юбку помяла. (оглядываясь) А?..
Таня: Нет, Оля, мужиков – нет.
Оля: (разочаровано) А-а.
Марина: Девочки, у меня новость. Просто грандиозная…
Оля: Ой, в спешке собиралась, телефон забыла.
Наташа: Зачем он тебе сейчас?
Оля: Ну, как – зачем, Наточка? Вдруг звонок важный со студии, а меня нет.
Тамара: Если важный – то перезвонят.
Таня: И это слова секретарши, чья работа - сугубо на телефоне сидеть целый день!
Тамара: Во-первых, не секретарши, а секретаря – референта, моя работа не заключается только в телефонных разговорах, а во-вторых, как гласит древняя японская мудрость: «Не беги за уезжающим троллейбусом, он - не твой, подожди другого».
Оля: Причем здесь троллейбус? И вообще.

Таня  смеется

Наташа:  Томка, ты с такой, значит, четкой поставой мысли скоро в начальники выбьешься!
Таня: Скоро референт со зла сместит начальника – козла!
Тамара: Поощряю вашу иронию, но я, лично, ничего смешного не вижу. Мой начальник тоже не начальником начинал.
Марина: (трагично) Так создан мир: живущее умрет,
                И вслед за жизнью в вечность отойдет.
Оля: Мариночка, ты чего?
Марина: Девочки, я же пытаюсь вам сказать, а вы не слышите. (торжественно) Мне дали роль.

Пауза
Таня: Новость.
Тамара: Необычно как.
Таня: Актрисе, работающей в театре, дали роль!
Тамара: Неожиданно.
Оля: Девочки!
Таня: Вот, если бы мне дали роль, или Томке, или Наташке, - это да, это понятно!
Тамара: Логично и ординарно.
Оля: Девочки!
Марина: Вы не поняли. Мне дали большую роль. И в такой пьесе!
Таня: Большую – это со словами что ли?
Наташа: Это…
Тамара: То есть не кустик и не зайчик? В смысле, человеческая роль?
Марина: Женщина.
Таня: Ни че себе! Маринка будет играть женщину! Ваш режиссер с ума, что ли сошел?
Оля: Девочки! Какую роль, Мариночка?
Марина: (торжественно) Я буду играть Гертруду.
Наташа: Это «Снежная королева» что ли?
Тамара: У вас в театре ставят Шекспира?
Наташа: Вы че? Это ж этот, как его, Андерс!
Таня: (автоматически) Андерсен. Тьфу ты, какая «Снежная королева», Наташка, балда необразованная! Это «Гамлет», Шекспир.
Марина: Да. Я утверждена на роль Гертруды.

И вдруг начинают радостно верещать, перебивая друг друга, поздравляют Марину.

Оля: Мариночка, поздравляю!
Тамара: Это – да, это – событие!
Таня: Виват, Марина! Гертруда всех времен!
Наташа: Ура!
Оля: А я всегда говорила, что Марина – гениальная актриса. Оценили же?
Наташа: Колись, что для этого сделала?
Тамара: Подумать только!
Наташа: С режиссером того, да? Или покруче, с директором театра, а?
Таня: Ох, Наташка, у них директор – женщина.
Наташа: И чего? Знаем мы эту богему, сплошь – извращения.
Оля: Нет, это просто замечательно!
Тамара: Грандиозно!
Таня: Ошеломляюще!
Наташа: Отпад полный!
Марина: Спасибо, девочки.

Пауза

Таня: Значит, Гертруда.
Марина: Да, большая роль.
Таня: А Гертруда у нас?..
Марина: Мать Гамлета.
Наташа: А Гамлет – это «быть или не быть»?
Тамара: Он самый.
Оля: Ой, Мариночка, но это же…
Таня: Это называется …как, Марина?
Марина: (тихо) Это называется – возрастная роль.
Тамара: Сколько ж ей по пьесе?
Марина: Там не указано.
Таня: Но Гамлету – то далеко за двадцать?
Марина: Далеко.
Наташа: Абзац, старуху играть будешь?
Оля: Наточка!
Таня: Значит, ты – Гертруду, а эту, Офелию – кто?
Марина: Неонила Георгиевна Кох.
Тамара: Заслуженная?
Марина: Народная.
Таня: 55-ти лет.
Марина: 60-ти.
Таня: Офелию.
Марина: Офелию.
Наташа: Бордель.

Пауза. Потом Таня начинает истерически смеяться, постепенно ее смех заражает всех остальных. Смеются все.
Таня: Офелии – 60! Юбилей и бенефис!
Тамара: А Гамлету – 125!
Наташа: Абзац!
Таня: Кто Гамлет?
Марина: Валентин Игоревич Константинов!
Таня: Народный?
Марина: Заслуженный!
Таня: Гамлета?
Марина: Гамлета!

Пауза. Смех прерывается, так же, как и начался

Наташа: (мрачно) Выпьем.
Оля: (прерывая неловкую тишину, внезапно) Девочки, мне со студии звонили, заинтересовались моими песнями… И голос… Зацепило их… Девочки…
Марина: Ну, что вы, это, правда, счастье для меня. Вы же знаете, что я театром дышу, я им живу…Да хоть кустиком, хоть зайчиком, хоть…
Таня: Гертрудой.
Марина: (трагично)  Больной душе и совести усталой
                Во всем мерещится беды начало.
                Так именно утайками вина
                Разоблачать себя осуждена.
Оля: (чуть не плача) Я обязательно приду на премьеру. Я куплю твои любимые белые лилии, и вот специально пройду мимо всех и подарю тебе…  И руки твои поцелую… И пусть все видят, что…что…
Марина: Спасибо, девочки.
Таня: И ну их всех к чертям! За тебя, Марина!
Оля: За тебя!
Тамара: До дна! У меня одна подруга актриса, и я тобой горжусь!

НАТАША: Вот, значит, как. Маринка – актриса, а я… Томка – секретарша в крупной фирме,                зарплата, как моих три с процентами от продажи, Танька – папенькина дочечка, студентка в престижном ВУЗе, Олька – так, певица, вечный, значит, переходящий вымпел всех толстосумов, они ее, значит, продюссируют… А я? Наталья Георгиевна Иванова – про-дав-щи-ца, 9 классов, мать – училка физ-ры, отец – прочерк и гуд бай, майн лайф.. Че там? Балда необразованная.
Я, когда, значит,  на уроки по физ-ре ходила, класса до пятого, что ли, радостно было, - мать главная, ее слушают, боятся. А потом, эта вот, Танька, в раздевалке: «У Элеоноры Васильевны ПМС….», Олька шикает на нее, мол, смотри, Наташка за спиной, глазами страшно так вращает, дура тактичная, - нельзя при дочке плохо о матери… А я стою и ресницами хлопаю, ну откуда мне знать в 11 лет, что это такое, а? А Танька, как не понимает: «Эллочка злая - это природно, но надо же педагогу уметь сдерживаться…». Педагогу. Сдерживаться.
Я тогда мать возненавидела. Как она могла позволить этим, значит, малолеткам так о ней говорить? Как?
Ушла после девятого. Назло. Это у них все было: дискотеки, мальчики – курсанты, бары, драмкружки.. Студенческая, значит, жизнь. А я… Иванова, ноль. Работник торговли. Элитное итальянское постельное белье, галантерея, семь дней в неделю, с 9 до 19-ти, один выходной в месяц. Мать пенсии дождаться не могла – попробуй, значит, в пятьдесят с мячом поскачи. Мастер спорта, медали на стене, училка физ-ры, у Эллочки ПМС…
Это потом Маринка, когда я в туалете заперлась, объяснила что это. Меня, значит, и стошнило там. Чего с ребенка взять? Хорошо, что в туалете были…
Олька потом жалела меня. Танька заграничными конфетами кормила, прощения просила, извинялась, значит, что травмировала психику…
А, когда мать заболела, Олька лекарства дорогущие достала, Танька с докторами договорилась, - операцию, очередь длиннее жизни, в обход всех сделали…Маринка у постели дежурила, книжки матери читала… Выскребли ее, значит, из лап смерти. А зачем? У Элеоноры Васильевны – ПМС….

Оля: Теперь мне Жорик даст денег на клип, и все – держись эстрада! Он добрый, раз обещает – сделает обязательно. Ответственный он очень.
Тамара: Жорик, а дальше как?
Оля: Томочка, ну какая разница! Человек он просто замечательный!
Наташа: А мужик -  какой?
Таня: Да, какой?
Оля: Девочки!
Таня: Значит – никакой.
Оля: Танечка, Жорик – хороший!
Таня: И Вадик был хороший…
Тамара: И Костик был хороший...
Наташа: И Арменчик!
Оля: Да ну вас!

                Смеются все.

Марина: Значит – клип…
Таня: А че ему? Хобби стоит дорого!
Тамара: Он, наверное, уже и смету составил, так сказать, бюро добрых услуг.
Таня: В смысле, за какие, предоставленные Оленькой услуги – сколько заплатить!
Оля: Зачем вы так!
Марина: А песня о чем?
Оля: Там понимаете, девушка очень ждет телефонного звонка любимого. А за окном – дождь, не просто – ливень, стеной, водопадом. А Ей кажется, что это не небо плачет, а Она, потому что Он не звонит. Понимаете? Сидит, молча, не отрываясь, смотрит на телефонный аппарат и умоляет его зазвонить. А он молчит. А дождь все идет, и вода льется в комнату… Но девушке все равно. Ей холодно, Она дрожит, но не чувствует холода. И только одно – «позвони, позвони»…
Таня: А телефон не звонит…
Оля: И уже темно, и тени по комнате крадутся, Ей страшно, надо встать, закрыть окно, задернуть шторы и включить свет, но Она не может. Не может пошевелиться, потому что Ей кажется, если оторвать взгляд от телефона – он не зазвонит никогда! А Она практически чувствует, что умирает от безнадежности, но все равно - ждет, ждет, как глотка воздуха задыхающийся, а телефон…
Тамара: …не звонит…
Оля: И уже так темно, что девушка не видит телефон, но, необъяснимо, непостижимо, - чувствует его! Ветер гуляет по комнате, забрасывая в окно мокрые листья, как пощечины Ее любви. Листья кружат, как не сбывшиеся мечты, желания, грезы, а …
Марина: ….телефон молчит…
Оля: И тогда Она вскакивает, хватает телефонный аппарат и бросает его в стену! Он разбивается на тысячу осколков, вдребезги, искрами в разные стороны! Она садится и плачет…(пауза) И раздается звонок в дверь.

Пауза

Оля: Там припев очень красивый (поет):
                Позвони – я жду, без тебя – умру,
                Как звезда на ветру умирает поутру.
                Позвони – я жду!
Наташа: А че сама – позвонить не могла?
Оля: Наточка, если бы могла – не было бы песни!
Таня: А так – хит, поутру – ветру – жду.
Марина: Оля, а в клип актриса не нужна, а?
Оля: Жорик говорит, что меня камера любит и, наверное, я сама снимусь. Извини, Мариночка.
Тамара: Если это тот Жорик о котором я знаю, то его камера любит еще больше и чаще, чем тебя.
Оля: Зачем ты так! Жорик - хороший, он – бизнесмен!
Наташа: Ауди, брюлики, вилла?
Оля: Наточка, разве в этом счастье?
Наташа: А в чем, Оль? Вот мне интересно, где ты их, значит, ловишь, а? Покажи рыбное место!
Тамара: Рыбное место и я тебе покажу, да – толку?
Марина: (трагично) Все это плод твоей больной души.
                По части духов белая горячка
                Большой искусник…
(обычно) Оля, если передумаешь, я бы в твоем клипе сыграла. Бесплатно даже.
Тамара: Работать без денег – аморально.
Марина: Да какая это работа? Удовольствие!
Тамара: Тем более, за удовольствие – должны платить.

ТАНЯ: «Не пей вина, Гертруда, вино не красит…». Бред. Липа. Пластмассовые яблоки и виноград. Картонные елки. Абсурд. Ложь и вранье. И так всю жизнь. Все полунамеками какими-то, с ухмылочкой, «а мы намекаем, а вы нас поймите, да не так, а эдак…Что это вы оскорбились-то,а?»
Вот они все у меня где.
Это в детстве дед Мороз – настоящий. Для других детей, конечно. Мне в пять лет конкретно объяснили – заказ деда Мороза стоит столько-то денег, этот подарок купила мама, этот – папа, этот – бабушка Вера, этот - …
Блин, честно и откровенно: «Танечка, будь благодарной, знаешь, сколько на тебя денег потрачено?». Де – нег!
Томка, когда в десятом пришла… Я ее домой к себе пригласила. Конечно, с тайным умыслом, смотри, мол, новенькая, как живем. Богемия, кожаный мебельный комплект, это у нас – гостиная, а это – папин кабинет; это – мы во Франции, а это – видишь?- в Каире, я -  на верблюде; а чай настоящий, индийский, такой только в Лондоне купишь, нам его присылает сам…
Это Маринке – наплевать, Олька – всех своим отражением считает, Наташка? Той крекер в шелестящей упаковке – сказочное лакомство. А Томка…
Вот он блеск-то в глазах! Губы пересохшие облизывает и дрожащей рукой к кардену прикасается… А лицо…
Я, когда на практику в морг попала, такие лица у трупов видела. Скальпель в руки и аккуратненько по контуру вырезать такие лица! И в рамочку на стену.
Трупы – они не врут. У мертвых все их желания и пороки выпукло так обозначаются. Красиво. Лжи – нет. Трупы, они… гармоничные, что ли.
Томка тогда бога обрела на всю жизнь. Веру я ей тогда подарила. Нет, не просто подарила, как собаке безродной кусок хлеба бросила, а та радостно его заглотнула и хвостом завиляла. По-честному, уважаю.
Маринка 14 девушку в третьем ряду играет и врет, что любит театр, Олька под каждого бандита ложится ради «поутру-умру-жду» – и врет, Наташка в магазине горбатится, унижается – и врет, врет, врет!
А Томка – честная. Дашь ей кость – ноги лизать будет, да только попробуй не покормить – эти же ноги отгрызет.

Тамара: Не понимаю, Наташ, тебя. У нас уборщица на фирме в три раза больше тебя получает. Пришла, пылесосом поелозила, и – привет! А какую уйму она чистящего и моющего крадет – это ж уму не постижимо!
Наташа: (мрачно) Мне не нужна уйма моющего.
Таня: Ты, Тамара, не понимаешь. У всех свои ценности.
Наташа: Зато я целый день – среди красивых вещей! Этика!
Оля: Эстетика.
Наташа: Да по барабану! Я с людьми общаюсь, у меня в постоянных клиентах такие люди ходят! Да и вообще, шансы, девки, велики замуж прилично выйти! Катька в бытовом работала, оттяпала себе мужа. Теперь не то, что бытовую всю эту – она весь магазин, значит, в один шоппинговый заход купить может.
Оля: Это, Наточка, какая судьба.
Наташа: Да ну, уборщицей я так замуж, как Катька, не выйду. А продавцом, значит, очень даже может быть.
Таня: Замуж. Че там делать - замужем! Смешно, ей-богу! У меня сокурсница 2 месяца назад вышла так, по любви большой, за сокурсника соответственно. Вместе трупы резали, вместе лекции писали, вместе в буфете котлетами травились, вместе стали по ночам в общаге учебником по психиатрии тараканов лупить. Лупят месяц, лупят полтора, лупят два. Увлекательно – жуть. Потом мать ее из деревни приехала, быстренько академ ей оформила за полкабана да полсотни яиц, и забрала молодую жену домой.
Оля: И что?
Таня: А ничего. Развести она их не может – совершеннолетние они. Теперь он сам тараканов уничтожает и всем им перед казнью имя тещи дает.
 
                Наташа смеется

Марина: (трагично) Люблю я слепо, слепо и страшусь.
                Где чувство в силе, страшно пустяка,
                Где много любят, малость велика.
(обычно) А у нас один актер – Гриша Савин, - из-за несчастной любви чуть не повесился.
Оля: Надо же.
Марина: Вынули его из петли, а он в гримерке закрылся и бутафорским ножом пытался вены вскрыть.
Таня: Бутафорским?
Марина: Ну да. Не получилось, конечно. Он тупой. Нож, в смысле.
Оля: Бедный. В смысле, Гриша.
Тамара: А теперь – что?
Марина: Ничего. В психушке лежит, лечится.
Таня: Вот так и люби! За второй идти надо.

ОЛЯ: Конечно, если бы мне сказали, что он есть на свете, мой единственный и неповторимый, не важно – где, главное – есть, и обязательно мне встретится, я бы…
Танечка права, конечно. Насчет моих неразборчивых связей. И Томочка права. И Наточка…Я сама все знаю. Но каждый раз, встречая кого-то, я искренне верю, что, может быть, это - он.
Иногда я думаю, что лучше бы мне, как этот Гриша, взять и…
Но - страшно. А главное – вдруг он все-таки встретится? А я возьму и брошу его здесь, одного, в этом мире? Это ведь допустить нельзя, правильно?
И ужас, просто кошмар, паника, - при мысли, что его, предназначенного только мне, встретит другая…
Это в седьмом, нет – в восьмом, Мариночка на школьной сцене играла Джульетту. Тогда уже было видно, что она настоящая, Богом целованная, актриса. А Толик, такой сумасшедшее красивый мальчик из 9- В, играл Ромео. Я была очень в него влюблена. Записки ему писала. Но потом сразу рвала, конечно. Стыдно было. Мама говорила всегда: «У женщины одно предназначение – она должна украшать жизнь мужчины». Как же можно самой, первой, признаться? Это – плохо.
А тут – день святого Валентина, и наш драмкружок школьный показывает сцену на балконе, объяснение в любви. Ромео и Джульетта. Мариночка и Толик. Я сидела в зале, среди всех, в десятом ряду. И вдруг -  как молния: нас, сотни учеников, учителей, директора, родителей,  для них – нет. Мы для них не существуем. Совсем. Есть только необъяснимое, всепоглощающее, нам, сидящим в зале недоступное, чувство – Любовь.
Не между Ромео и Джульеттой. Нет. Совсем не между героями Шекспира.
Между Мариночкой и Толиком.
Я так четко это поняла, так почувствовала каждой клеточкой тела, что…
И закричать бы мне, наверное, тогда. Не знаю что, может, просто завыть бы, как волчица, от безысходности, от тоски и… расстеренности. Но я сидела и смотрела. Сидела. И смотрела…
После этого случая я стала песни писать.
Так что Мариночке – спасибо. И Толику, конечно, тоже.

Наташа: Чего-то вино грузиловое какое-то. Марин, а когда премьера-то? Мне ж надо расстараться, выходной взять.
Марина: Еще не ясно точно, месяца через полтора, не раньше.
Тамара: Быстро вы с классиком.
Марина: А как иначе? Театр – это производство. План должен быть выполнен.
Таня: Прямо – фабрика.
Наташа: Фабрика грез – Голливуд.
Оля: Слушайте, недавно фильм посмотрела, он еще, по-моему, Оскара отхватил – «Горбатая гора» называется.
Наташа: О чем?
Тамара: О ковбоях.
Таня: (саркастично) Ага. О сильных мужественных парнях, занимающихся исключительно мужеложством.
Наташа: Чем занимающихся?
Оля: Танечка, это фильм о любви…
Таня: (так же, перебивая) …рассматриваемой с активной и пассивной позиции.
Оля: Это – искусство. Главное не форма, а содержание. Да, Мариночка?
Таня: Это – извращение.
Тамара: Вообще писали, что они не виноваты. Это от природы.
Оля: Томочка права. Надо быть терпимее.
Наташа: А я согласна с Танькой. Нормальных мужиков и так раз, два и обчелся, - или наркоман, или алкоголик, а тут еще, значит, и эти. Мне, например, обидно.
Таня: А мне не обидно – мне противно. Ладно от природы, так нет, - модно это, да и вообще, такими, как ты, Оля, поощряется. Я вот смотрю - в универе на каждого гетеросексуала определенный процент таких вот ковбоев.
Тамара: А вдруг это твои будущие клиенты?
Таня: Упаси Бог! Собираюсь стать патологоанатомом.
Наташа: Трупы резать?
Оля: Вскрывать.
Таня: Кромсать!
Тамара: Зачем?
Таня: Претензий у клиентов к врачу не будет.
Тамара: По такому принципу  можно и в ветеринары податься.
Таня: Податься можно, а смысл? Зверушек жалко.
Наташа: А мертвяков – нет?
Оля: Наточка!
Таня: Мертвяков, как ты выражаешься, жалеть нельзя. Им надо завидовать.
Наташа: Чего это?
Таня: А того это. Они никого не раздражают, у них нет недостатков. Они никого не любят, но никого и не обижают, за что им и превеликое спасибо.
Оля: Ужас какой.
Тамара: Да, Таня, ты уже готовый патологоанатом, во всяком случае, экзамен по цинизму сдан на отлично.
Таня: Ну дак!
Марина: (трагично) Прекрасное - прекрасной.
                Спи с миром. Я тебя мечтала в дом
                Ввести женою Гамлета. Мечтала
                Покрыть цветами брачную постель,
                А не могилу…
Оля: А я боюсь умирать. Вдруг там – ничего нет?
Таня: А здесь?
Оля: Что – здесь, Танечка?
Таня: Здесь что есть?

Пауза

Наташа: (мрачно) Много чего есть. Выпьем, что ли?

ТАМАРА: Там ничего нет. Там ничего нет. Я знаю.
Во втором классе, мы жили на Севере, я потеряла отца. Так, конечно, говорится о человеке, который умер, а он жив, но не для меня…
Однажды, он не пришел с работы домой. Ко мне и маме. Он пошел в другой дом, где нас не было, а была какая-то другая женщина. Как – будто умер. Потому, что дома, рядом со мной и мамой, вокруг нас, остались его вещи: его одежда, книга о сыщике Ниро Вульфе с закладкой на 15 странице, его бритва, его зубная щетка, его пепельница с уродцами-окурками, его…
Во втором классе я ничего не поняла, а поняла все гораздо позже. А когда поняла, стало все объяснимо: пропали всякие вкусности – мама экономила, не стало елки на Новый год, а под ней подарков – мама экономила, мои вещи не выбрасывались – перешивались, а когда перешить уже было не возможно, что поделать – я росла, - мама на меня переделывала свои – она эко-но-ми-ла.
Когда я была в седьмом – мама умерла. И папа забрал меня в свою новую семью.
Это очень странное чувство, когда вдруг в твоей жизни воскресает человек…
Я очень забавляла новую жену папы. Своим бережным отношением к вещам, умением рассчитывать каждую копейку, вечно серьезным выражением лица…
Бабушка забрала меня через два года. Я начала опять дышать, пошла в новую школу и получила возможность никого не забавлять.
И познакомилась с Наташей.
Это очень трудно объяснить, но вдруг, я поняла – она – это моя мама.
Так не бывает, но я это почувствовала. Смотришь на нее, просто, как на человека, а видишь…Не знаю…
Мама – это же …икона, что ли. Она одна, других таких нет, а здесь…Вдруг, какая-то совсем незнакомая мне девочка – моя мама. Как это может быть?
Теперь я точно знаю – там ничего нет. Иногда природа страхуется или дает сбой, или ее глючит, не важно. Она дублирует. Такая шутка. Такая программа, написанная вечно не высыпающимся, циничным, страшным программистом, который сам давно уже умер и забыл выключить компьютер. И все.

Оля: Поздно уже. Жорик, наверное, волнуется, телефон надорвал. Это ж надо, забыла мобильник! Вот никогда не забываю, а сегодня, как назло.
Наташа: Ладно, ты. Я ж вам про день свой сегодняшний еще не рассказала. Маринке пыталась, но она не слушала совсем, как полоумная со своей Гертурдой.
Таня: (автоматически) Гертрудой.
Наташа: Ну да. Так слушайте, приходит сегодня покупательница одна, чувырла, дольче энд габбана…
Таня: (перебивая) Все выпили?
Тамара: Все.
Марина: Я чайник поставлю.
Оля: Ой, Мариночка, чаю так хочется!
Марина: Конечно, Оленька.
Наташа: Девки, ну послушайте!
Тамара: (внезапно) Наташ, а правда, что итальянское белье, после первой стирки, превращается в тряпку?
Наташа: (тихо) Правда.
Тамара: То есть, клиент покупает яркое дерьмо с итальянским певучим названием?
Наташа: (так же) Да.
Оля: Наточка, ну ты же не проверяла?
Наташа: (так же) Хозяйка проверяла.
Тамара: А продает.
Таня: А чего ж не продавать – деньги!
Оля: Ой, Наточка, они врут, и ты врешь что ли?
Наташа: (смиренно) Вру.
Тамара: И чем лучше вранье – тем лучше продажа.
Наташа: (внезапно, с обидой) А чего, ты тоже, там своим начальникам многого не договариваешь!
Таня: (с интересом, Тамаре) Ненавидишь, да?
Тамара: Презираю. Быдло, хамы, профаны полные.
Наташа: И каждый норовит за задницу ущипнуть.
Оля: Ой, Томочка!
Таня: А потом этими руками зачетку твою, брезгливо так, гаденько улыбаясь, открывает…
Тамара: А там – деньги.
Таня: А там знание, что деньги – сила. Презирает, что не выучила, а сам эти купюры берет...
Оля: И за подбородок, вот так, лицо твое приподнимает и говорит: «Девочка, хочешь клип? Пожалуйста, но надо быть благодарной, покладистой...
Тамара: …надо отрабатывать. Времени нет? Так его ни у кого нет. Знаешь что, оставайся, деточка, наверное, после … »
Наташа: …работы выходишь, как выжатый лимон, хочется просто умереть, а хозяйка в мерседес…
Таня: …садится и лысину твоей купюрой вытирает. Смотри, мол, чего стоят твои…
Оля: …деньги, девочка, так просто не даются. Музыка твоя, песни твои,
Тамара: …амбиции – засунь куда подальше…
Наташа: … не высыпаешься,…
Тамара: …слепнешь от компьютера,…
Таня: …так это твои личные…
Оля: …проблемы, не нравиться…
Наташа: …увольняйся…
Тамара: …таких, как ты…
Таня: …миллионы, и все…
Оля: …все…
Наташа: …все…
Таня: …хотят…
Наташа: …хорошо…
Тамара: …жить.

МАРИНА: «Ты повернул глаза зрачками в душу,
                А там повсюду черные следы
                И нечем вывести.
                Твои слова, как острие кинжалов,
                И режут слух….»…
Вот я думаю и не могу никак понять одного – знала Гертруда, что в бокале яд или нет? Это очень важно. Потому что, если не знала, это же очень просто, получается – жертва фатальных обстоятельств. Мелко как-то, неинтересно. А если, - у Шекспира, конечно, нет и намека, - но, все же, если, допустим, знала, догадывалась, предполагала… Ведь тогда…

(насыпает в чашки кофе, наливает из заварника чай)

                «Ты смотришь в пустоту,
                Толкуешь громко с воздухом бесплотным
                И пялишь одичалые глаза.
                Как сонные солдаты по сигналу,
                Взлетают вверх концы твоих волос
                И строятся навытяжку. О, сын мой,
                Огонь болезни надо остужать
                Невозмутимостью.»…
Что может чувствовать человек, зная, что в бокале яд? Или, наоборот, что он может увидеть вдруг, на сотую мгновенья, ощутив во рту вкус яда?

(заливает в кружки кипяток)

                «Рвет и мечет, как прибой,
                Когда он с ветром спорит, кто сильнее.
                В бреду, услышав шорох за ковром
                И с криком «крысы!», выхватив рапиру
                Прокалывает насмерть…»…
Гриша Савин в психушке потому, что ему Гамлета не дали. Вешаться из-за неразделенной любви к искусству, бутафорским ножом по венам, тупым ножом… Яд, конечно, лучше.

(берет баночку с белым порошком внутри)

                «Верь, если слово заключает вздох,
                А вздохи – жизнь, я задохнусь скорее,
                Чем выдам то, что….»…
Девочки странные. Поверить в то, что мне дали Гертруду. Это же смешно. В театре, где все подчинено законам коммерции. В театре,  где каждый кирпич пронизан страхом, - а если зритель не придет на такой спектакль, что делать? Режиссер в холодном поту просыпается среди ночи, помертвевшими губами шепчет: «Скандал, нужен скандал, где взять скандал? Как бы так поставить спектакль, чтобы зритель был унижен, оскорблен, чтобы он испытывал ярость, ненависть, брезгливость, но был – в шоке? Скандал, скандал…». Я его не осуждаю.
Иногда мне кажется, что Бог тоже, как наш режиссер, пытается всеми силами спасти свой театр и своих актеров. Для этого все средства хороши. Наверное…

(открывает сахарницу и сыплет туда белый порошок из банки)

                «Она из старых песен что-то пела,
                Как бы не ведая своей беды…
                Но долго это длиться не могло,
                И вымокшее платье потащило
                Ее с высот мелодии на дно,
                В муть смерти….».
Я очень хочу играть Гертруду. Но не смогу, если не пойму, знала она или нет? И что при этом чувствовала.

(расставляет чашки и набирает сахар из сахарницы)
Марина: Да или нет. Таня?
Таня: Одну ложку.
(насыпает в чашку Тане)
Марина: Да или нет. Тамара?
Тамара: Полторы.
(насыпает в чашку Тамаре)
Марина: Да или нет. Оля?
Оля: Две.
(насыпает в чашку Оле)
Марина: Да или нет. Наташа?
Наташа: Две с половиной.
(насыпает в чашку Наташе)
Марина:  (декламируя) - Я, королева, пью за твой успех.
                - О, матушка…
                - Не пей вина, Гертруда!
                - Я пить хочу. Прошу, позвольте мне.
(обычно) Хорошо, девочки, посидели, да?
Оля: Ой, Мариночка, чудно-то как! Смотри (указывая на каждую): одна, полторы, две, две с половиной… Ты должна положить три ложки сахара!

Пауза

Марина: Или ни одной. Я пью чай без сахара.





Они пьют чай и смеются. Смеются так, как могут смеяться люди, которые очень давно знают друг друга. Как люди, которые пережили вместе многое: внезапно свалившееся счастье и ожидаемые напасти, мгновения, которые, казалось бы, не возможно пережить  и мгновения, которые хотелось бы остановить навсегда.

Они пьют чай и смеются. Замолкая, начинают смеяться опять, вдруг вспомнив что-то такое, что доступно только им, что касается только их памяти, их прошлой, настоящей и, возможно, будущей жизни.

Они пьют чай и смеются. Смеются потому, что хорошо, по-настоящему хорошо, им бывает только тогда, когда они вместе вот так собираются за чаем, практически без повода.  Без какого-либо мало-мальски ВЕСОМОГО повода.

Это и называется  женской дружбой.

Наверное…
   




 


23.11.2007 г.