Хроника пикирующего такси-2 2006

 Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Ю. Друнина

             В сентябре-октябре 2006 г. в Нагатинском суде г. Москвы начался процесс по делу Игоря Федоровича. Поскольку здание суда находится на ремонте, заседания проходят в Мосгорсуде. Само дело имеет, безусловно, огромное политическое значение – Игоря обвиняют в том, что в предновогодние дни он выстрелил из новогодней ракетницы в будку консьержки. Материальный ущерб огромен – 600 рублей за разбитое стекло (которое явно переоценили – год назад я в 3 раза большее стекло вставила в квартире за 300 рублей). К сожалению, мы не располагаем статистикой, сколько стёкол разбивают в Москве в сутки вообще и в новогодние праздники в частности, а также какие санкции обычно влечёт столь страшное преступление, но из личного опыта автора и его товарищей – как правило, штраф в размере стоимости стекла и/или часа три в отделении милиции. Но… 

           27 апреля 2006 г., около 8 утра. Я получаю СМС от члена АКМ-ТР Ивана Соловьёва, что к нему домой пришли менты. «Что-то рано в этот раз начались превентивные меры к 1 мая…» Через полчаса удаётся дозвониться до матери Ивана. Всё в порядке, менты ушли, Иван уехал в университет. Зачем приходили – она сказать не может, видимо, в связи с приближающимся Первомаем.   

…Наверное, этим и закончилось бы история о бытовом мелком хулиганстве, если бы на месте Игоря был кто-нибудь другой. И наверное вряд ли бы о ней помнили 10 месяцев спустя. Но вышло иначе – разбитое стекло в подъезде в московском районе Орехово-Борисово было списано не на местных хулиганов, а на Игоря Всеволодовича Федоровича, проживающего, кстати, на противоположном конце Москвы, в полутора часах езды на метро. 

             27 апреля 2006 г., около 22 часов. Я звоню бойцу АКМ-ТР Вячеславу Карагодину, живущему в Подмосковье, чтобы обсудить подробности 1 мая. На том конце провода – мать Вячеслава. В семь утра приехали менты из Москвы и забрали. До сих пор нет. В штатском. Из какой службы – сказать не может. Никуда не звонила, не выясняла. Советую немедленно звонить в милицию и начинать поиски сына. Звоню Вячеславу на мобильный – «абонент не отвечает и временно недоступен». А вообще-то до 1 мая ещё три дня. Было бы 30-е – не удивились бы, но 27-го не ждали… 

             Игоря Федоровича, более известного как Сапёр, не надо представлять людям, имеющим хоть какое-то отношение к левой оппозиции. Это он прославился на всю страну в феврале 2003 года, когда совершил одиночную акцию протеста против повышения цен на проезд, прозвучавшую громче, чем все массовые мероприятия, –взрыв бомбы на парапете Раушской набережной, в полукилометре от Кремля. Вообще-то бомба предназначалась зданию Мосгортранса. Но Игоря предали. И на Раушской его ждали. После более чем двухчасовых переговоров на морозе, в течение которых Игорь сжимал в руках взрывное устройство, держа палец на кнопке немедленного взрыва, он поставил бомбу на парапет набережной и сдался. Через минуту грянул взрыв. 

             27 апреля 2006 г., 23 часа 30 минут. На мой мобильный телефон раздаётся звонок с мобильного Игоря. На квартиру бывшей политзаключённой Ларисы Романовой, где он находится, пришли менты. Ломятся в дверь. В квартире Лариса с шестилетней дочерью, Анна Петренко, Евгений Семёнов, Игорь Федорович. Закрываются на все замки. Менты пытаются выломать железную дверь, пока это не удаётся. В квартире гаснет свет, осаждённые включают фонарь.   

            В мае 2003 года Игоря Федоровича признали невменяемым. В сентябре состоялся суд, направивший его на принудительное лечение в психиатрическую больницу №5 Чеховского района Московской области. Станция Столбовая. Бессрочно, до решения врачебной комиссии о выздоровлении. Решение последовало осенью 2005-го, через два долгих года. 3 ноября 2005 года Игорь вышел на свободу. 

             28 апреля 2006 г., 00 часов 00 минут. Пешком через дворы – не больше получаса. Стою возле ларька на противоположной стороне Борисовского проезда. У подъезда – около 8 ментов в форме. Что внутри – неизвестно. Ждём. Единственная причина происходящего, приходящая на ум, – 1 мая. Прохожу до следующей остановки, еду две остановки в пустом автобусе, наблюдаю ситуацию из окна. Две остановки в обратную сторону. Уходит последний автобус.   

            Всё время в больнице Игорь находился под пристальным контролем органов, не знаю, рассчитывали ли они, выпуская его в ноябре 2005 г., что он утихомирится, покончит с политической деятельностью, с «экстремизмом», начнёт жизнь довольного обывателя? Не знаю. Встретившись с Игорем через сутки после его освобождения, я сразу увидела, что это не так. Впрочем, иначе быть и не могло. До утра он делился с товарищами своими планами, и включился в работу, можно сказать без преувеличений, на следующий день после выхода из больницы. 

             28 апреля 2006 г., 01 час 40 минут. Возвращаюсь, перехожу дорогу. Мобильник третий час в режиме разговора. Ментов у подъезда нет. Ушли? Не ушли? Прохожу вокруг дома. Под окном стоит машина, в машине двое. По виду – наркоманы, что-то курят, явно траву. Стучусь, прошу сигарету. Дают. Прохожу вдоль подъезда. Подозрительных машин не видно. У осаждённых кончились сигареты – покупаю в круглосуточном ларьке. Из окна спускается верёвка, передаю в окно. Сидящие в машине не реагируют, сидят и курят уже полночи.   

            За те полгода, что Игорь провёл на воле, он успел очень много. Даже близко знающие его люди поражались его энергии. Он был постоянным корреспондентом газеты «За волю», редактировал её сайт в Интернете, он ездил к политзаключённым на Украину, он был на митингах и в регионах, занимался наладкой компьютеров и писал статьи. Одна из последних его статей перед арестом посвящена Владимиру Арутюняну – человеку, пытавшемуся убить Буша и получившему за это пожизненное заключение. Может быть, именно эта публикация и привлекла внимание правоохранительных органов, особенно в преддверии «саммита восьмёрки» в июле 2006 г. и операции «Заслон», суть которой заключалась в недопущении участия «левых экстремистов» в протестных мероприятиях в Ленинграде. А начиналась операция «Заслон» именно так… 

             28 апреля 2006 г., 03 часа 00 минут. Вокруг тихо. Во дворе всё спокойно, под окнами тоже, не спится только двоим в машине. Я захожу в подъезд, поднимаюсь на второй этаж, прохожу по лестнице до третьего. Никого. В двери бессильно болтается глазок, вырванный во время штурма квартиры. Стучу в дверь: «Это я». Открывают, захожу, снова закрываемся на все замки. На кухне полумрак, слабый свет фонаря. «Что вообще происходит? Сапёр, ты ничего не натворил?» Он пожимает плечами. «Просто перед первым мая, заранее, психическая атака. Или вообще…» Кроме «вообще», другого объяснения штурма квартиры не наблюдается…   

            После ареста Игоря следствие по ст.213 ч.1 УК РФ «Хулиганство» шло более четырёх месяцев, что вообще трудно объяснить с точки зрения нормального человека. Наконец дело было передано в суд, первое заседание было назначено на 28 сентября. Но оно не состоялось – не явились потерпевшие (консьержки). 11 октября, несмотря на их неявку, допросили заявленных свидетелей обвинения – оба они отказались от ранее данных показаний и заявили, что в ту ночь Игоря Федоровича в подъезде на Шипиловской с ними не было. То же самое подтвердила и я. Очередное заседание назначили на 18 октября. 

             28 апреля 2006 г., 03 часа 20 минут. Лариса Романова выходит из подъезда на улицу. Когда она идёт вниз по ступеням, из подъезда выбегают двое и бегут в сторону Каширского шоссе. Лариса ловит машину, договариваемся ехать в другую сторону – через Братеево и Люблинский мост. Выходим из подъезда, сначала я, за мной Игорь и Анна. Такси ждёт нас на углу дома. Мы с Игорем садимся в машину, и она трогается с места…   

            Игоря в суд не привозят – он снова признан невменяемым, комиссией ему назначено принудительное лечение в стационаре специального типа – это снова больница №5. 18 октября судебное заседание длилось меньше часа. Выяснили, что фотография, по которой Игоря опознавала консьержка, сделана ещё в школе (сейчас ему 25 лет). Потребовали вызова в суд врача-психиатра, чтобы он объяснил, почему за столь незначительное преступление назначен такой суровый тип лечения. Врач пришёл 31 октября. Консьержки не явились в четвёртый раз. Суд перенесён на 17 ноября.

             28 апреля 2006 г., 03 часа 40 минут. Впереди – выезд из района Орехово-Борисово, поворот на Братеево, «выезд в город», которых из района не так много – с одной стороны Борисовские пруды, с другой Царицынские, с третьей река… Наш водитель тормозит на светофоре, едущая за нами машина резко тормозит около нас. Откуда появляется вторая машина, которую я считала «наркоманской», – заметить не успеваю, всё происходит слишком быстро, люди в штатском со стволами сыплются из автомобилей. «Милиция, все из машины!» Блокировали нас как раз напротив ОВД «Зябликово», туда и ведут, Игоря предварительно обыскав на месте, у машины. Пятьдесят метров до входа в отделение. Всё кончено.   

            Поражают беспрецедентные «меры безопасности» в здании суда, хотя сам Игорь Федорович на процессе отсутствует. Дело в том, что на каждое заседание собирается «группа поддержки» из членов АКМ-ТР и просто левых активистов, однако в зал их не допускают, несмотря на то, что никто не объявлял процесс закрытым. И если первые два раза ребята просто находились в коридоре, то начиная с 18 октября, их подвергают полному досмотру на входе в здание суда, на лифте они поднимаются только в сопровождении приставов, которые не оставляют их без присмотра в течение всего заседания и потом также провожают до выхода. Чем обусловлено такое повышенное внимание – понятно, чего таким образом хотят добиться – не очень. Ждём 17 ноября.

             28 апреля 2006 г., 05 часов 00 минут. Привезли в ОВД «Орехово-Борисово Северное», Игоря заводят в отделение, меня отпускают. Внутрь пройти не дают. Иду домой через родной район. Гаснут фонари. Навстречу мне идёт первый автобус. Над районом Орехово-Борисово медленно поднимается весеннее солнце, которое невозможно ни затмить, ни погасить, как невозможно погасить стремление людей к Свободе и Справедливости.   

Мария Донченко