Парящий Миронов

   Конец семидесятых, мне было тогда лет шесть, семь. Даже не знаю, что я мог тогда запомнить? У меня только какие-то куски того времени. Помню, как мы переехали в новую квартиру, нового района на окраине города. Нам достался двор возле огромного песчаного карьера. Первые пущенные троллейбусы, до нашего района, это было событие. Ещё помню, как в садике научили вставлять нитку в иголочное ушко и завязывать узелок. Первые самостоятельные завязанные шнурки, не на узел. На бантик. Нарисованная первая звёздочка, а ещё помню, как я самостоятельно первый раз купил хлеб в магазине, тогда для меня это было как подвиг. и т. д. и т. п.
   Я с мамой и папой в аэропорту "Шереметьево". Придел детских мечтаний, мы перекусили в буфете. Мы ожидали свой рейс. В отпуск или с отпуска не важно, родители всегда летали самолётом.
   Пока перекусывали, я то и дело вскакивал с места, разбрасывал руки, в стороны изображая самолет, планировал вокруг столов. Родители одёргивали мои полёты, и мне приходилось делать вынужденную посадку. Но потом, когда диспетчерская вышка моих родителей кимарила в зале ожидания, я долетал до не знакомых городов и вновь возвращался, я мог облететь весь земной шар без всяких там дозаправок.
   После кругосветных перелётов по залу ожидания, меня привлекли батареи. Обычные отапливаемые батареи в аэропорту, я на них вставал и прыгал и перескакивал с одной на другую. Когда объявляли рейс, я прислушивался к ангельскому женскому голосу. А если пробежать до конца зала, можно было видеть, как взлетают и садятся самолёты.
   Помню еще большой оранжевый чемодан, какого-то пассажира, я смотрел на него с восхищением и удовольствием. Затем снова батареи, мне нужно было себя хоть чем-то занять, и я старался.
   В разгаре моих игр, я увидел бегущего человека, он бежал прямо на меня. В его руке был огромный букет сирени, на нём был надет светлый костюм, его лицо было мне знакомо, он пробежал мимо меня, он даже не бежал, он парил по залу. Я рванул за ним и пробежал метров пять, я смотрел на него ошалевшими глазёнками и ничего не мог сказать. Было такое ощущение, что я что-то нашёл и тут же потерял, как падающая звёзда на чёрном ночном небе. Я смотрел в спину убегающему человеку.
   Я подскочил к маме, которую почти тянул за руку с восторженным воплем:
  -Мама, Миронов! Мама, Миронов!
   А мама только и прищурилась сквозь дрему, коснулась рукой моего лба. Скорчив гримасу поджимая губы, я по-ребячьи отстранился, произнося только:
  - Мама, Миронов! Мама, Миронов!
   Она, ещё не понимая, смотрела на меня, и вяло спросила:
  -Юра, ты писать не хочешь?
   А папа даже не проснулся, он так и оставался в той же позе, подложив руку под щёку. И прихрапывая всё же сквозь сон побурчал:
  - Хоче, хоче Надя, оведи его утоолеат.
   И как они могли спать, когда я видел "такое"!
   И большой букет сирени.