Встречи с ней

- Почему ты так долго ждал?
- Что? – удивился я.
- Почему ты так долго не решался? Ведь, прошел целый год с нашей первой встречи, - Она сделала ударение на «год».
Год. В голове мелькали картинками воспоминания.
Тогда врач поставил мне диагноз ишимическая болезнь сердца. Скоращенно - ИБС. Помню, как он с улыбкой заметил: «Это нередкий случай, в вашем возрасте при нервной работе». Наверное, хотел меня успокоить, т.к. по его рекомендации мне категорически запрещалось волноваться. «В вашем возрасте… Хм… Не такой уж я и старый! Мне всего 46», возмущался про себя.
Год. У китайцев 1 – это знак целосности, 2 – плохо, так как это число состоит из двух едениц (уже не целое!).
Если сравнить протяженность времени для разных возрастов, то получим: для детей, имеющих обыкновение замедлять ход времени, год – достаточно много, для людей среднего возраста – в самый раз. Для стариков – мимолетная, но ужасная, пытка от того, что времена их активности давно прошли и сейчас им остается об этом, лишь, вспоминать, и жалеть о не сделанном.
Для меня год – это новая жизнь.
- Так почему же?! – девушка начинала нервничать, не получая ответа, чем вырвала меня из калейдоскопа воспоминаний, кружившегося в голове.
- Не каждый день решаешься заговорить с девушкой своей мечты, - спокойно ответил чистую правду с легким налетом лжи (правду, если бы передо мной действительно была девушка моей мечты).
Похоже, Она была довольна ответом: взгляд наиграно потупился, а на щеках зарделся румянец.

***

Когда врач поставил этот диагноз – у меня началась новая жизнь. Тогда я пересмотрел правила поведения: с людьми, которых терпеть не мог, решил обращаться соответствующе, а если уж будет совсем невмоготу, дал себе разрешение на убийство (все равно, от переживаний до конца следствия бы не дотянул). В общем, новые широкие границы были поставленыы: если доведут, огрею по голове палкой, трубой, арматурой, если что-то из этого подвернется под руку, и буду бить до тех пор, пока, обидчик не будет подавать признаков жизни; или колоть, если это окажется нож, занося руку для очередного удара, а потом еще для одного… и еще… пока, тот не утонет в собственной крови; или буду смотреть, как у того вылезают глаза из орбит, язык вываливается изо рта, а кожа приобретает бледно-синий цвет, если в руках окажется веревка, провод или что-то похожее...
Но с момента этого решения, все вокруг, будто что-то почувствовали и стали обходить острые углы.
С работы увольняться не стал: все-таки поставленный диагноз не освобождал от уплаты налогов и естественных потребностей.
О своей болезни никому не сказал, чтобы ко мне не испытывали притворной жалости и лишний раз не сторонились. Зная характер человека – для него любая болезнь заразная, если таковой нет у него, – то ко мне боялись бы подойти. Потом, для спокойной работы остальных сотрудников, могли уволить, а, как уже известно – деньги мне по-прежнему оставались нужны. Да и что предупреждать? Все-таки, у меня больное сердце, а не смертельная болезнь, передающаяся всеми возможными путями! Поэтому о заключении врача умолчал.

***

Как только начал вести себя, так как говорили мои желания, люди начали замечать разницу и тянуться ко мне. По их словам, я всегда был тем, кто все время парадировал движения, поступки, поведения других, а сейчас все изменилось – теперь другие парадируют меня.
Как небольшое изменение меняет человека в лучшую или худшую сторону? Я стал СОБОЙ! И теперь все что вобрал от других, стали преписывать мне. Но это, действительно, принадлежит мне: взяв у другого, что мне нравилось, я подстроил это под себя; и это ни одно и тоже!
Плагиат?! Если только на половину.
Мы все отражение другого человека в себе. Мы, как зеркала: то, что позаимствовал я, уже было позаимствовано у третьего лица, а он взял это у четвертого, а тот у пятого… и так далее. А кому-то захочется, и он возьмет это у меня. Мы постоянно отражаемся друг в друге с небольшими изменениями, и говорить человеку, что ты парадируешь другого – нельзя! Иначе он скажет на кого похож ты!

***

- Ты помнишь нашу первую встречу? – подняв глаза, спросила незнакомка.
- Да, - ответил я, начиная вспоминать. И покапавшись недолго в памяти – нашел два варианта. Хотя, сузить выбор до двух было не так просто: мы столько раз с ней встречались, что уже точно не помнил какой раз был первый. – В больнице?.. - озвучил один из них.
Видимо, девушка была удивленна, потому что заметил некоторое смущение в ее взгляде, думаю, она ожидала, что я ошибусь, но, услышав верный ответ глаза, снова заблестели пустотой и тут же выкрикнула:
- Да, когда тебе поставили диагноз! Я рада, что ты это помнишь – не люблю быть незапоминающейся, - произнесла себе в упрек и, наверняка, пообещала себе в следующий раз не повторять такой ошибки.

***
Второй вариант нашей первой встречи, если бы первый оказался не верным, был более запоминающийся, чем все остальные (это были мимолетные встречи, которые всегда сопровождались болями в сердце).
Тогда я неаккуратно переходил дорогу, хотя… склонен считать иначе – водитель тогда был слишком невнимателен, – но это не меняет сути дела, меня сбила машина. Нет, пострадал не сильно, водитель все-таки успел вовремя начать торможение, из больницы меня выписали быстро, но что знаю точно, так это то что мог умереть на проезжей части, если водителем не оказалась одна из моих бывших пассий.
Все помню на удивление ясно и подробно. Когда оказался на земле, долго пытался понять, что же сломано, оказалось – ничего. Осознав это, меня захлестнула вспышка ненависти, подумал все – придется убивать. И от этого мое сердце так заныло, что боль от столкновения с машиной была сушим пустяком. Тело стало неметь. Тогда мне это представилось как в фантастическом фильме: главному герою сделали инъекцию какой-то смертельной жидкости и мы видим как она тонкими струйками бежит по венам, распространяясь по всему телу.
В этот момент увидел ее. Она была хороша и на столько, что я был готов заговорить с ней, но, увидав как из машины, ко мне подбегает женщина. Моя бывшая!!! Мое удивление походило на удивление подростка, который узнал, что его мама время от времени занимается сексом с его любимой собачкой.
Когда понял абсурдность этого сравнения. захохотал как сумасшедший. А еще, перед тем как отключиться и до того как врачи занялись мной, пришла мысль: «мы настолько плохо расстались, что от нее можно было ждать чего угодно, но только не непреднамеренного наезда, по причине «хотела подтянуть колготки» (об этой подробности узнаю потом, но сейчас, вспоминаю об этом, готов поспорить, что если буду играть в ассоциации, то на слова «машина» буду говорить «колготки», а на «колготки» – «машина»; на столько прочно укреплися этот образ у меня в мозгах)».
В больнице, как уже говорил, пробыл не долго. Но это время мне запомнилось двумя встречами. Первая была ожидаемая, но не утешительная. Пришла она. Красивая, но еще не настолько, чтобы я решился с ней заговорить. По ее взгляду, понял, что ко мне она питает больше чувств, чем к остальным своим мужчинам; наверное, поэтому наклонилась ко мне и сказала на ухо «два… всего два» и исчезла. Казалось бы, что эти слова не несут никакой информации, но я ее прекрасно понял: мое сердце выдержит еще два таких удара и второй из них будет последним.
Вторая встреча принесла больше положительных эмоций, чем можно было ожидать – моя бывшая пришла меня навестить. Она – извинялась, я – успокаивал. Потому что нисколько не держал на нее зла. Мы тогда хорошо поговорили и расстались хорошими друзьями. Почему что-то ужасное должно произойти, чтобы все сошло с мертвой точки? Каждый, думаю, для себя решит сам. Но это несчастье помогло нам посмотреть на все свои упреки, из-за которых мы не могли быть с нею людьми, со стороны и осознать, что это больше самолюбие, чем ущемленные права.
Судебного дела не было – не захотелось в очередной раз портить ей жизнь; просто, подумал: мне осталось (два… всего два) не так уж много, чтобы тратить время на разборки. Тем более, возможно, это моя кара?..

***

- Тебе понравилось? – задала Она вполне ожидаемый женский вопрос.
- Да, - ответ был честным.
- А ты когда-нибудь любил по-настоящему?
Тогда я задумался.
Чтобы ответить на этот вопрос, надо ответить на другой – что такое любовь?
Сколько ночей я ломал голову над этим. Я понимал, что любовью нельзя назвать простое влеченье. Нельзя сказать, что ты кого-то любишь из-за того, что чувствуешь к нему физическое влечение или из-за того, что тебе с ним комфортно. Должно быть еще что-то – более существенное.
Откуда ты знаешь, что именно этот человек тебе нужен?
Если так разобраться, то мы все люди и отличаемся только внешностью и запахом, который издает наше тело. А если бы мы были похожи друг на друга и пахли одинаково, то, как тогда делался выбор?
Эту загадочную квинтэссенцию, простым вкусом не объяснить: есть два почти похожих друг на друга человека, но одна черта – сильно выделяющиеся скулы, чуть искривленный в сторону нос, небольшой шрам на щеке, взгляд, в конце концов – и одного человека считают привлекательным, а второго – нет.
Что заставляет нас стремиться быть с тем или иным человеком?
Здесь я не говорю, о том, что они оба должны отдавать себя без остатка – это неправильно. Ведь, одному нужно, чтобы его любили, а другому, чтобы он любил. Третьи, вообще, могут создать союз, чтобы не остаться одним, чтобы было с кем поговорить, когда вернешься с работы домой.
Склоняюсь к такому выводу: между любящими людьми возникает некая неопознанная связь, ради которой они готовы отказаться от животного инстинкта. Та связь, из-за которой жаждущий секса девственник откажется от него, чтобы подержать любимую за ручку и всю ночь смотреть в ее глаза и в тишине под звездным небом слушать, как она взглядом отвечает на его чувства.
Но, к сожалению, ничего точно не знаю. Наверное, поэтому я прожил относительно одинокую жизнь: всегда хотел найти ту, с которой буду готов пойти на край света.
- Нет, - закончив размышлять, ответил я. – Все чувства, которыми основался, чтобы быть с той или иной девушкой, были секс (как показатель окончательной победы) или чувство собственного достоинства (доказательство себе, что я кому-то нужен).
- А что ты тогда можешь сказать о сексе, раз ты его выделяешь? – незнакомка быстро сменила тему.
- Секс, я считаю, ненужным делом, отнимающим у человека очень много времени. Когда не думаешь о нем, можешь достичь многих результатов, потому что можешь взглянуть на вещи спокойно через призму реальности. Но когда секс заполняет все твои мысли, как ни думай о деле, он проскакивает – и все портит.
Если бы не было постоянного желания, разве были бы войны. Если, по сути, разобраться: то большинство конфликтов возникают на почве зависти и ревности, и в каждый из них подмешан секс! Может, кто-то завидует другому из-за денег, но подсознательно точно пробегает мысль «если бы не его деньги – у него не было столько женщин, он бы не выглядел так хорошо и не был бы таким наглым». А после себя утешает, будь у него такие деньги, все бы точно изменилось. И за всем этим никто не может понять, что главный потенциал скрыт внутри человека, стоит лишь пелену, которую нагоняет на нас желание секса, сделать чуть более прозрачной; это можно сравнить с запотевшим стеклом автомобиля. Ты ехал по дороге – на месте пассажира – и не обращал внимания по сторонам. Но стоило тебе протереть запотевшее стекло, как все вокруг преображается, и ты замечаешь то, чего раньше бы никогда не заметил: мир полный чудес, без примесей пошлости и животной страсти.
- Не знаю, как там войны… но даже если ты и прав, мне все это только на руку, - сделала свой вывод девушка. На ее лице читалась смущение.

***

После того, как выписался из больницы, я вернулся на работу. Немного прихрамывая на правую ногу, так как она получила серьезную травму, а в силу возраста все заживало хуже, чем в молодые годы, вошел в офис. Вопреки моим ожиданиям, коллеги были рады меня видеть: очень сочувствовали случившемуся, спрашивали как у меня здоровья и не рано ли я вышел на работу, а начальник даже улыбнулся (к тому времени уже и забыл, как он это делает, в связи с редким явлением) и предложил мне внеурочный оплачиваемый отпуск, если вдруг пойму, что лечение нужно продолжить.
Тогда я чуть не прослезился. С того момента как был поставлен диагноз – мир стал восприниматься по иному: то ли я раньше этого не замечал, то ли окружающий мир себя так еще не проявлял («запотевшее стекло» помните?).
Тогда в голову заглянула мысль: меня окружают в меру хорошие люди: у каждого свои проблемы, но никто не ушел от желания (или обязанности?) поинтересоваться ходом моих дел. Склоняюсь к тому, что они интересовались искренне – их глаза не могли меня обмануть! И этот факт – то, что я им не безразличен, а возможно и нравлюсь, но каждому по своему (у меня были интрижки с некоторыми коллегами слабого пола) предал мне сил.
Затем эта мысль навела меня на другую: «А что если это не у нас рождаемость понижается, а это ТАМ – в другом мире – растет продолжительность жизни?».
Что если наш мир связан с другим неким равновесием? И те люди, из другого мира, стали жить лучше: перестали изменять и портить окружающую среду, стали есть и пить экологические продукты и воду, работать меньше, а получать больше. В общем, уровень жизни стал, даже не на один, а на несколько порядков выше, от чего их жизнь удленилась.
К чему я это?! А к тому, что смерть там – это новая жизнь здесь. И пока мы сами не научимся тому, что уже достигли Они и не восстановим равновесия – рождаемость будет падать.
И тогда мне стало себя жалко, что не отношусь к этим «новым» людям. Что жил как все – и жил неправильно. За что и наказан. Хотя… Может, я им скоро стану – раз стал замечать такие вещи, – но… к сожалению, поздно.

***
- А у тебя есть дети?
- Тебе лучше знать! – удивленно ответил я. А сам подметил, как в голове промелькнул едва заметный вопрос «и почему ее этот вопрос интересует?».
- Не знаю, - растерянно ответила Она и с чувством обиды (или самозащиты?) добавила: - Я слежу за смертностью, а не за рождаемостью.
- Успокойся. Я думаю, что нет. По крайне мере, женщины, с которыми у меня было что-то больше, чем флирт и поцелуи, не звонили мне и не требовали алиментов, - меня почему-то мой ответ развеселил и заставил улыбнуться.
- А хотелось? – с блеском в глазах продолжала допрос девушка.
Меня это сначала даже насторожило, а потом, увидев за блеском неисчерпаемую, накопившуюся за долгие века печаль и боль, понял, почему ее это так интересует, и легко ответил:
- Сейчас могу сказать с полной уверенностью «ДА»!
- А почему только сейчас? – ответ ее явно порадовал, но прояснить негативный момент все-таки требовалось.
- В молодости я был ничем не приметен, за исключением одной черты: другие ребята меня не замечали; они знали как меня зовут, где живу, чем люблю заниматься. В общем, со стороны это могло показаться нормальным общением. Но… принемать меня как равного не хотели. Не знаю почему! Просто, я был не их круга. И это бы ничего, если так было только для них, но как потом оказалось, так думали многие!
Все свелось к тому, что в тех компаниях никто не был против моего присутствия, но никто и не ждал. Уже тогда понимал, что мой удел – индивидуальная игра, и это меня угнетало. Тогда я начинал думать «таких как я не было, нет, и не надо!».
- С прошествием времени во мне начали замечать индивидуальность. И тогда к идеи продолжения своего рода стал относиться нейтрально. Но к маленьким детям испытывал брезгливость и раздражительность, - последняя фраза ей не понравилась, но от комментариев воздержалась. – Но, спустя еще немного времени, мое отношение к ним резко поменялось: потеплело и в большей степени, чем я мог себе представить.

***

Это случилось неожиданно, от чего представляется, что эта веха моей жизни пролетела за считанные минуты, хотя на самом деле тянулась нескончаемо долго.
Есть у меня одна очень хорошая знакомая Эля, она мне как сестра! Мы с ней дружим с малых лет. Не помню, как началась наша дружба, но факт остается фактом, мы знали друг о друге больше, чем каждый сам о себе. Мы с малого возраста делились всем: в детстве – что мама давала на обед, какое плохое слово удалось подслушать от родителей, став постарше – кто из пацанов, что выкинул или где нахулиганил, как девочки, завидую старшеклассницам, обсуждают какие «бугры» у них будут в ближайшем будущем и что целоваться с мальчиками – полное сумасшествие. Когда повзрослели – обо всем и, особенно на интимные темы: я ей рассказывал про все своих девушек, она мне про всех своих парней; делились сексуальным опытом и, не боясь, спрашивали «а как сделать так, чтобы О-Ч-Е-Н-Ь понравилось?» или «а где эта точка?! Покажи!». И, ведь, показывали, без всякого смущенья.
В общем, позвонила она мне как-то после моего выхода из больницы. Очень извинялась, что не разу не навестила. Я ей говорил, ничего страшного, а она продолжала извиняться. В итоге, договорились встретиться, поболтать и отметить мое выздоровление; я должен был заехать к ней на работу, встретить, а там по заранее утвержденному плану.
В тот день ушел раньше с работы. Поговорил с начальником и на правах больного без особого труда покинул рабочее место, где меня остались ждать папки с отчетами, которые давно пережили свой срок годности, и их заполнение было всего лишь профанацией.
По дороге к ней размышлял. В голову лезла всякая ерунда, но это помогло забыться, и через некоторое время прибыл на место. Передо мной стоял чертог несчастий, обитель зла и стенаний, кирпичная тюрьма души…
Много у меня в голове мелькало пафосных названий сему зданию. И как бы мне не было противно, его порог переступить все-таки пришлось; я был в лоне воспитания – детском саду.
Признаюсь сразу, в то время еще не любил детей, скажу больше, я их недолюбливал: плаксивые, вечно чего-то желающие, грязные и орущие дети вызывали конфуз и неприязнь.
Внутри меня встретил охранник. Я представился, и он меня провел до двери от куда раздавались визг, ор и громкие высокие голоса – от таких звуков по моей спине пробежала мелкая дрожь.
Да. Картина выдуманная, соответствовала реальной, но с одной большой разницей! Это действительно было РЕАЛЬНО!
Чураясь детей, как одержимый церкви, подошел к Эле, которая сидела в отдельном кабинете, прилежащем к общему залу. Через полуоткрытую дверь увидел ее сидящей за столом. Девушка была не в лучшем виде: она выглядела напуганной и опустошенной. Мое присутствие никак на ней не отразилось. Мне пришлось тронуть ее за плечо, тогда ее взгляд прояснился, а на дне глаз засверкал маленький огонек надежды… надежды на сочувствие.
Эля припала ко мне и крепко обняла, принявшись рыдать. Видимо, я оказался прав, заметив, что она выглядела опустошенной: сил рыдать у нее уже не осталось – из нее выходили лишь похожее на хрюканье (при вдохе) и на мелкий писк (при выдохе) плачь; и вместо того, чтобы стоять на ногах – висела на мне.
Мое истрепавшееся здоровье давало о себе знать, поэтому чувствовалась слабость. Так же понимал, что если мы будем стоять – то оба окажемся на полу. Тогда я сел на кресло и посадил ее на колени. Она прижалась ко мне. Странно, как сильно мы не дружили и чтобы друг другу не рассказывали так близко мы никогда не находились.
Придерживая ее таким образом, сравнил ее с теми детьми, которых так не любил и мне стало противно… а потом стыдно, что смог провести такую параллель.
Пригрев ее на груди и успокоив, я смог понять что случилось. Оказалось, что Эля украшала комнату для дня рождения одного из детей и ей понадобилось сходить в кабинет директора за цветной бумагой. Детей пришлось оставить без присмотра, потому что остальные воспитатели уехали со своими подопечными на экскурсию, а она со своей из-за злополучного дня рождения осталась здесь.
И, пока, ее не было один мальчик сломал себе руку, упав с лестницы.
Мальчику была оказана помощь, вызвали скорую, маму пострадавшего и все бы хорошо, если мама не оказалась юристом, которая кричала с такой силой, что с потолка сыпалась штукатурка. Она грозила затаскать всех по судам, в особенности того педагога, который не уследил за ее драгоценным ребенком.
Эля пыталась что-то ей объяснить, но безрезультатно и в конце концов была на столько запугана, что уже рисовала себе картину своего будущего в черном цвете.
Ребенка и его маму увезла скорая. Остальное было как в тумане. Она даже не знала как попала в кабинет, где я ее и нашел.
Успокаивал долго. Но все-таки успокоил; она начала соображать. Решила, что ей нужно привести себя в порядок, после чего позвонить директору, который в командировке и обсудить все с ним: узнать что он посоветует. Говорила: «у детсада точно должен быть свой адвокат… это должно быть предусмотрено в любом организации... Мы же коммерческий садик… Да? ДА! Мы являемся юридическим лицом… наверное… поэтому кто-то должен защищать наши интересы…». В ответ на все это, я только одобрительно кивал, хотя, ни малейшего представления не имел о чем она говорила.
Глядя на мою реакцию, ей сразу становилось легче: ее голос, до этого момента хриплый, стал приобретать свой мелодичный оттенок.
Потом замолчала, а через секунду выпалила: «Я пошла звонить, а ты оставайся здесь и присматривай за детьми! О, Боже! Дети!!! - в ее глазах снова забегал страх, - Я оставила их одних. Снова!!! Мне еще не хватала второго перелома!». Выпалив это, выталкала меня за дверь, как мне тогда казалось на растерзание диким зверям.
Я понимал, что отражение страха на моей лице был гораздо больше, чем на ее. И, пока, пытался, что-то объяснить, волнение неумолимо росло, хотя, до этого внутри не было ни капли беспокойства.
Ничего не сумев доказать, я остался один, и теперь мне оставалось себя чувствовать космонавтом, которого высадили на Луну, но забыли дать кислородный шлем.
Что делать с детьми – не знал. Если можно было бы шкалу знаний опустить ниже нуля, у меня бы точно ушло в минус с индексом из трех цифр.
Первая мысль была оставить все как есть: дети – сами по себе, я – сам по себе; сяду вон в том углу и буду тихо наблюдать. Но не тут то было. Абсолютно все дети распоясались до такой степени, что было впору вызывать армию с многочисленным подкрепление. Тогда еще подумал, что у них явно зашит где-то радар, который им сообщает, что педагога нет рядом и можно делать все что угодно. А я?! А меня они не воспринимали совершенно. Меня как будто и не было.
Меня охватила паника: я боялся, что без присмотра они все друг друга поубивают. Но пугало больше не это, а то что спрашивать будут с Эли, которая не только уже не уследила за одним из детей, так еще оставила остальных с незнакомым мужчиной; она тогда точно не оклемается от удара и все шишки посыпятся на меня…
Мне стало плохо. Голова закружилась и я рухнул на небольшой стул в углу, на котором несколько минут назад хотел спокойно отсидеться, пока все не уляжется, от моего веса он затрещал, но все же устоял. В голове ужасно сильно заработала кузница: при каждом ударе, казалось, что глаза так и лезут все дальше и дальше из орбит. «И если не глаза, – пришла мысль, – окажутся висеть на ниточках как два ужасных йо-йо, то его опередит позвоночник, выйдя из теменной части подобно колу, на который ударами насаживают голову поверженного врага». Руки болтались как плети.
Перед глазами все плыло. Звуки исчезли напрочь. Дети превратились в размазанные на промокашке кляксы, но среди них был виден четкое очертание. Это вновь была Она. Только на этот раз, она раздвинула руки в широком жесте приглашения. «Обними меня!» носилось где-то глубоко в сознание, за рамками понимания семантики.
И тут ненадолго, что-то прояснилось: понял, как на меня давит эта деланная тишина, и как прорвало – я запел! Всегда стеснялся своего голоса, боялся повышать его громкость, а тут откинув все эти помехи (даже  не откинув! А ни разу о них, не вспомнив) запел, так чисто и с душой, как в последний раз, колыбельную, которую мама всегда пела, когда я не мог уснуть встревоженный или чем-то напуганный; песня всегда отгоняла страх.
Чем больше я вкладывал усилий в исполнение, тем больше сил у меня становилось, а боль – сходила на нет. Мир стал обретать ясность, а кляксы превратились обратно в маленьких детей, которые окружили меня и внимательно вслушивались. Одна девчушка оперлась своими ручками о мою ногу и забралась на колени. От нее передалась огромная энергия, которая меня почти вернула в реальность.
Девушка, недоумевая, смотрела и только хотела дернуться и что-то, наверное, сказать, как дети, усевшись вокруг меня на полу, образовали ей препятствие. Тогда она показал два пальца, держа их в виде буквы «V» тыльной стороной ладони ко мне. В одно мгновение один палец пропал и жест, означающий победу, превратился в порицательный. Пусть сказано ничего не было, но я знал, что это означает – у меня осталась в запасе «последняя жизнь»…

***

- И к чему все это?! Я спросила тебя про твое отношение к детям, а в ответ услышала непонятную историю! – похоже Она злилась.
- А к тому, - на моем лице появилась улыбка, – что после моего показательного выступления, дети кружились вокруг меня, не давая проходу: они звали меня играть с ними в их игры и все время что-то лепетали на незнакомые мне темы, которые я, на правах взрослого, очень неумело поддерживал.
А потом та девочка, что забралась мне раньше на колени, сказала, что им пора спать и она хотела бы еще раз услышать ту песню, которую я без малейших возражений спел, тем более все ребята были готовы слушать.
Эля отошла от шока и была потресена, когда увидела как я справился с ее малышами. И только тогда понял истину, которую до тех пор не понимал, а точнее почему она работала в детском саду, который я до этого случая называл самыми нелепыми вырожениями. От детей подпитываешься таким большим зарядом энергии, что тебе не надо никаких энергетиков; дети – электрическая розетка, а ты – вилка, которая к ней подключена.
- То есть ты их любишь? – вопрос был задан не уверено.
- Очень! – я радостно ответил. – Благодаря им понял, как много в жизни упускал. После того случая частенько заходил к ним в гости: пел, играл, разговаривал с ними, «подзаряжался» и очень радовался от мысли, какая большая и интересная жизнь им предстоит.
В комнате повисла мягкая тишина, в которой можно было услышать как маленькие капельки слез стекали по ее щекам и падая впитывались в оделяло. Легкий едва заметный рассвет делал эту картину еще красивей, что заставляло меня тревожитья о том, как бы все – даже каждую мелочь – уместить в моей памяти.
- Пора, - шопотом произнесла девушка, а по интонации понял, что ей не приятно это констатировать – Время…
- Знаю, - перебил ее.
Затем посмотрел на нее и тыльной стороной ладони стер последние соленные капли. Кожа девушки была слегка прохладна. Затем еще раз улыбнулся и встал, демонстрируя свой обнаженный силует. Такие эпизоды в фильмах, не зависимо от пола позирующего, всегда привлекали свой скрытой в полумраке открытостью.
Представил себя со стороны, от чего непроизвольно, но приятно, осклабился. Подошел к окну и заглянул в него: картина, открывавщаяся отсюда, не привлекала.
- Покажи еще раз тот фокус с пальцами, - попросил я. – До сих пор понять не могу как ты это делаешь!
- Хорошо, - она кивнула и передо мной предстал тот порицательный жест, образованный из знака, означающего победу. – Но перед этим ты не хотел бы узнать, чем был удостоин такой привелегии с моей стороны?!
- Нет, - мягко прозвучал ответ. – Я знаю. Или мне кажется, что знаю! В любом случае мне нравятся мои догадки и не хочу, чтобы их разрушали. Тем более, уверен, – тут сделал многозначительную паузу, – это наша не последняя встреча. Тогда все и обсудим, - сказал я и хитро улыбнулся прищурив один глаз.
- Пусть так, - ответила девушка и через мгновение от порицательного жеста остался угрожающий кулак, который по форме напоминал сердце. Сердце, которое не билось…