Марина

МАРИНА

Откройте, любезные, книжку.       
На этих страницах, вприпрыжку,
резвится Марина. Об этом   
рассказ поведем. И сюжетом
прекрасным, ужасным, семейным
мы вас развлечем непременно.
Здесь будут ее приключения,
болезни и излечения,               
удары судьбы и предательства,       
и прочие обстоятельства,      
которые – так уж бывает – 
обычную жизнь составляют.
На фоне событий реальных
предложим вам наш комментарий,
которым сказать попытаемся
откуда и что получается,               
и где залегают причины,               
что жизнь изменяют глубинно.
Но авторское восприятие,
возможно, не столь основательно,
а в рифмах теряется смысл.
Добавьте и авторский вымысел,      
и спешку, что дело подвинет –       
ну вот вам рассказ про Марину.

ПАПИНА ДОЧКА

Еврей по фамилии Фрейд,            
как часто у взрослых бывает,         
не то, чтоб любил он детей,          
но мнил, будто их понимает.         
Во многом еврей был не прав,      
во многих вещах заблуждался,      
но только средь прочих забав         
о многом сумел догадаться.
Марина не знала о нем            
своим молодым интеллектом.
Рассказ этот будет о том,            
как был у ней комплекс Электры.

Марина, войдя в кабинет,            
включает настольную лампу.
Все дети примерно в шесть лет 
хотят быть похожи на папу.             
И это не сложно, когда               
ваш папа сажает цветы,               
или ведет поезда,               
или возводит мосты.
Но путь осознания долог,         
когда твой отец – гинеколог,      
когда весь рабочий процесс   
интимных касается мест.

Марина наденет халат               
и брови сурово насупит.
В приемной на стульях сидят            
ее заболевшие куклы.
Сегодня их шесть или пять.
Устанет она, это точно!
Почто они жить не хотят               
невинно и непорочно?!
Проблемы – заводят детей,         
хотя и не замужем, вроде.
И на аборты спешат               
строем в любую погоду.
Зачем им так мучить себя?
Ах, как они все уязвимы!
А в бюксах зловеще звенят   
кюретки, щипцы и зажимы.

Сняв платье свое синтетическое   
на кресло гинекологическое      
проходит красотка Наташа.
«Скажите, в чем жалоба ваша?
Опять?! Две недели тому               
как вы обращались по поводу,,,
Нет, я вас совсем не пойму!
Ну как вы теряете голову?!
В который, послушайте, раз!
Когда ж он за это заплатит?
Ах, ветреник, ах, ловелас,
Альфонс – оловянный солдатик!»

«Почтенье, старушка Мими.
Прошу, проходите, пожалуйста.
Закончились годы любви,               
ну как там у нас менопауза?
Да, возраст... Крутой поворот.
И, знаете, как говорят:
Все могут лекарства, но вот
страстей они не возвратят».

«Подумайте только, Жаннет!       
Кого вы пустили в постель!   
Вам только четырнадцать лет,         
а сроку – шестнадцать недель! 
Нет, поздно здесь что-то менять,
растите дитя без отца,      
прелестная юная мать.
Да что повторять без конца –   
летит мотыльком на пожар               
к очередному повесе.
Позвольте, а мой гонорар?!          
Пять шиллингов и восемь пенсов».

Прием продолжался бы далее –
родители скоро прервали.
И стали читать ей нотации               
о ранней профориентации.

МОЛИТВА НА НОЧЬ

Счастливое детство Марины
текло где-то посередине
прошедшего века, в котором
Британия правила морем
и всем остальным территориям
свои диктовала условия.
Страна была колониальная,
и в лавках считали нормальною
продажу изысканных кушаний,
доставленных морем и сушею.
Пока дредноуты величества
моря бороздили величественно,
в местечке с названием Хедли
росла наша юная леди.

Уж вечер. Дворецкий седеющий,
своим положеньем довлеющий
над прочей прислугою вышколенной,
зажег канделябры и вышел.
Maman со своим рукоделием
дочь провожает в постелю.
Она ее крестит, милует,
и щеку дает поцелую.
Папаша сидит у камина
с портвейном и в облаке дыма
от едкой гаванской сигары,
и смотрит на угли устало.
Усы его очень щекочутся
и целоваться не хочется, 
но дети семей истеблишмента
традиции ставят превыше всего.

Марина идет в свою комнату,
уютную и полутемную,
а бонна – ей вечно не спится! –
кричит: «Не забудь помолиться!»

Марина – послушная миссис,
стоит на коленях на вышитой
подушке, не мнет свое платье,
и смотрит она на распятие.
На нем, с бородою всклокоченной,
к доске на гвоздях приколоченный,
корячится Господи Боже,
на бога совсем не похожий.

«Прости меня, Господи Боженька,
прости, потому что немножечко,
точнее, немало и сильно,
я нынче опять нагрешила.
Я очень сдержаться старалась,
но только не получалось.
С утра не почистила зубы я,
была с гувернанткою грубою,
а нашу служанку Анетту
я обозвала спирохетой
за бледное злое лицо.
Зачем она вместе с отцом
в его кабинете вдвоем
закрылись в обеденный час?
Зачем? Объясните тотчас!
А кроме таких обзываний
Анетте намедни в диванной
я сделала в кофе пи-пи.
За это ты тоже прости.

Еще мне сегодня попало
за то, что варенье пропало
в буфетной из вазочки враз.
Я вспомнила только сейчас,
что я побывала в буфетной.
Когда же спросили об этом
меня, я забыла про то.
Варенье - не слишком грешно?
Наверно, не больше морковки,
какую я съела в кладовке.

Прости меня, Боже, за кошку.
Я мучила бедную крошку,
старалась одеть ее в платьице,
а как она стала царапаться,
пришлось привязать ее лапы
и шею за спинку кровати.
И я ее поколотила –
она же меня укусила!

Спаси меня, добренький Боже,
у нашей кухарки на коже
опять миллионы прыщей!
Ах, Господи Боже, у ней
а вдруг эта штука заразная
и стану я вся безобразная,
похожая на крокодилицу,
зеленую, страшную, жилистую!
Нет, только не это, пусть смерть!
А то ведь не станет смотреть
сквайр Генри из класса соседнего
на Марианночку бедную!

Прости за мое любопытство.
Когда наш садовник влюбился
в молочницу Дженни из фермы,
позвал погулять до таверны,
я тоже пошла прогуляться,
чтоб флиртом их полюбоваться.
А как они скрылись в сарае,
я быстро залезла по краю
доски на глухой сеновал.
А то, что оттуда упал
топор, я совсем не желала.
Сама я об этом узнала,
когда поднялся жуткий крик,
когда прибежал истопник
и вместе с кухаркою ключница.
Потом, как сказали, молочница
совсем разлюбила садовника
и ищет другого любовника.
Но я же совсем не хотела,
чтоб вышло такое вот дело!

Спаси, Боже, папу и маму,
и рыженькую обезьяну,
что в зоосаду Пиккадилли,
когда мы туда приходили.
Спаси мою кошку от порки,
подай воробьям хлеба корки,
и сделай, чтоб в папину практику
не влез доктор Джулиус Хаттинген.

Ты знаешь, уже поздно очень,
а каяться можно всю ночь мне.
Про кнопки на стуле у бонны,
про то, как пишу на обоях,
про спрятанный перстень у мамочки
за то, что грозила мне пальчиком,
еще про разбитую вазу,
про ключик на дне унитаза,
про сломанный стул и перо –
в чернильнице где-то оно.
А также про спички в кармане,
про книжку Maman за диваном.
Глаза у меня слипаются, 
я не могу больше каяться,
прости же меня, о священный,
а то я усну непрощенной.

ПРЕВРАТНОСТИ ДОЛГОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

Бывает, такое случается –            
мечты временами сбываются.
И вот что случилось с Мариною –
она отправляется в Индию.

А путь и далек был и долог.
И папа ее – гинеколог               
в жестокой болезни морской         
лежит на постели доской.
И мама ее утонченная               
не может покинуть уборную.
И няня лежит без движения –         
что делать в таком положении?
Ребенок в таких обстоятельствах
жить вынужден самостоятельно.

Марина гуляет по палубе,               
не зная, с кем поиграть бы ей.               
С кем бы за жизнь побеседовать               
и посидеть за обедом.
Матросы, однако, работают,               
а штурманы смотрят в бинокли,             
а кок ходит в фартуке белом,   
один капитан непонятно что делает.          
Ни с кем он не разговаривает,               
по мостику гордо вышагивает.
Он в китель одет и в фуражку,               
ужасно скучает, бедняжка.

Марина к нему поднимается,            
руки потихоньку касается,               
и говорит осторожно:
«А в гости мне можно?»
Капитан ей не отвечает,            
молча головой кивает,               
и рядом они у штурвала стоят,               
и на море вместе глядят.

Потом, захотевши уюта,               
капитан приглашает Марину в каюту.
Там чай на спиртовке кипит               
и капитан говорит:
«За этим за скромным обедом               
мы с вами сейчас побеседуем.
Как зовут вас, милая барышня?
И где это ваши домашние?»
Марина делает реверанс               
и отвечает: «Как раз               
я собиралась представиться,      
чтоб все было, как полагается.
Имя мое – Марина,               
и это история длинная,               
как я оказалася тут.               
Родные, наверно, умрут               
от страшной болезни морской               
и круглою я сиротой               
приеду в индийский Бомбей,            
где нету знакомых, друзей,               
нет родственников на берегу...      
Нет, так я прожить не смогу!
Придется вернуться мне к вам,               
мой дорогой капитан.
Я стану напарницей вашей,               
и сделаюсь я капитаншей!»

Капитан отвечал: «Но послушайте! 
На море, равно как на суше, я         
живу постоянно один.
Сам я себе господин.
И только трубок и рома               
достаточно у меня дома.    
На судне ж моем, Марианна,               
не может быть два капитана».

Мариночка очень старается –
заплакать она собирается.
«Нельзя над ребенком смеяться,   
когда он в дурных обстоятельствах!»
А в такие моменты               
у капитана кончаются аргументы.
Он долго мешает в стакане,               
смотрит на дверь в ожидании,   
долго и страшно сопит!
А потом говорит:
«Скажите мне, юная леди,               
когда же случилась трагедия?»

Глаза у Марины похожи на сливы.
Она отвечает: «Они еще живы.          
Но только от яростной качки            
встали они на карачки.
Ой, бедные папочка, мамочка!»

«Послушайте-ка, Марианночка, 
скоро закончится шторм,         
закажем на камбузе торт,               
и, с Божьего благословения,    
отметим их выздоровление!
Пожалуйста, успокойтесь,               
чай пейте, не беспокойтесь!»

ВЕЛИКИЙ ПОХОД

Однажды как-то утречком,               
после второго завтрака –         
бульона с профитролями -      
Марина поняла -               
в борьбе за счастье нации               
еще не все поделано.
Так много нужно выполнить,               
но где найти народ?

Поэтому, позавтракав,               
расцеловав родителей,               
пошла она тропиночкой,            
ведущею ее               
подальше от обычаев               
родной цивилизации.
Короче, наша девочка               
в джунгли подалась.

Пора была полудняя,
а значит – полусонная.
И, стал быть, население               
все погрузилось в лень.
Марина по тропиночке               
дошла до баобабища,            
сломала сикоморину               
и ну долбасить ей!

Там, наверху, на дереве,               
в естественном солярии,               
в блаженстве упокоенном               
лежал орангутанг.
Он местным был правителем,               
а значит – императором,               
а также президентом был,            
причисленным к богам.
Он, почесав под мышками,               
а после и в подбрюшии,               
предстал перед Мариною,               
чтоб выслушать ее.

«Никита Обезьянович! –
торжественно откашлявшись       
Марина громким голосом             
неспешно начала. –
Жизнь требует консенсуса,               
а также демократии               
и нового мышления.
Без этого никак».

Никита Обезьянович,               
перед лесным сообществом               
чтоб в грязь лицом не вмазаться,      
спиной к стволу притиснулся               
и подавил зевок.

А все лесные жители,      
разбуженные криками,               
пришли к поляне топтаной               
и сели вполукруг.
А птичья сволочь мелкая,            
врубаться не пытаяся,               
вопя как оглашенная,               
будила всех зверей.

«Товарищи двурогие!
Хвостатые и в панцырях!
В борьбе за демократию               
объединяйтеся!
Придите к паритетности,               
и на свободных выборах               
в наиполнейшей гласности               
определите-ка               
избранника народного,               
который будет властвовать      
заместо узурпатора,               
чтоб стало все тип-топ».

Никита Обезьянович               
от речи от Марининой,      
произнесенной искренне,               
едва не охренел.               
Но долгая суровая               
карьера предводителя               
и плотное питание               
его не подвели.
Спасти свое влияние,               
уже поколебленное,               
пытаясь, громко крикнул он:         
«Объявим перерыв!»

Собрав своих советников,             
наемников, нахлебников,               
он пригласил Марину               
и начал речь держать.

«Друзья! – сказал он ласково. –            
Не об одних ли джунглях мы,       
сиречь о флоре с фауной,         
собачимся-то тут?
Пантера Брониславовна               
и Станислав Шакалович,               
а также Кобра Марковна,               
что скажете о том?»

Пантера Брониславовна               
сказала, что по мнению               
по общему, не следует            
традицию ломать.
А Станислав Шакалович               
с Гиеной Алексеевной          
вступивши в коалицию,             
сказали хором – Да!               
И только Кобра Марковна,       
являясь оппозицией,               
шипела неразборчиво               
о равных голосах.

Увидев ситуацию,
Марина попыталася               
переломить позицию,               
и снова начала –               
мол, равенство немыслимо               
опричь народовластия,               
а значит – перевыборов.

Но обезьян сказал:
«Послушайте, любезная,               
меж нами много общего,               
ведь из млекопитающих               
вы также, как и мы.               
Но ежли вы захочете               
учить нас политграмоте,            
тогда, по справедливости,               
живите, как и мы,               
что значит: а) свирепствуйте,               
б) не носите платьица,               
в) спите под деревьями,               
г) ешьте червяков.               
Ведь ценность демократии            
дороже персонального
комфортоощущения               
и прочей лабуды».

Марина призадумалась –          
менять свободу личную               
на ценности абстрактные               
готова не была.
Никита ж Обезьянович               
широк душой по-царски был,               
он предложил Мариночке         
достойный компромисс:

Она должна немедленно            
покинуть помещение               
и ей пропагандировать               
зверей воспрещено.               
А в роли контрибуции               
Марине будут выданы               
бананы, апельсины и             
гигантский ананас.

Домой вернувшись с фруктами,         
Марина вслух подумала:
«Ну что ж, и демократия               
на что-нибудь годна».

ОБ ЦЕЛОМУДРИИ И ЕЯ УТРАТЕ

Мне выпала трудная участь –
писать про таинственный случай
из жизни ребенка. Конечно,
про взрослых писать много легче:
там все начинается с страсти
и с денег, иные напасти –
беременность или болезни,
ну, а в оконцовке, железно:
иль брак, или все-таки, смерть.
А дети – куда ни смотреть,
с чего начинать, что в финале?
Поэтому, что б не сказали
суровые дяденьки взрослые,
но дети – гораздо серьезнее
для литературного творчества…

Итак. У Марины – отрочество.
Она еще носит под платьицем
и под кружевной комбинацией
бельишко для маленьких девочек –
штанишки до самых коленочек
и лифчик с застежкой под горлышко.
Но если подумать немножечко –
смешной этот милый ребенок
суть женщина с самых пеленок.

Маринино образование
должно было быть, в понимании
папаши ее и maman,
таким, чтобы дочка смогла
составить марьяжную партию
с наследником титула, ставшего
к тому же наследником денег и проч.,
Ведь их драгоценная дочь
владелица некоей ценности,
за что предстоит раскошелиться.
Родители были неправы.
Ну что ж, таковы были нравы
в их викторианское время.
Марина ж несла свое бремя
невинности, не замечая,
что это для ней означает.

В ее годы школьной премудрости
свелось к одолению трудности
общения между полами,
поскольку, истОво пылая
своим нерастраченным рвением,
ходила за ней, как приклеенная,
ее неусыпная бонна.
Она безапелляционно
любое мужское создание
считала достойным изгнания,
поскольку ей кто-то пророчествовал
о ценности непорочности -
сомнительной ценности Евы.
Сама ж была старою девой.

А вам приходило сравнение
с калиткою и с объявлением
на ней: «Осторожно, кусается!»?
А значит, и не допускается
шутить или прочего свинства
с брильянтом, который невинность.
Возьмите другое сравнение –
у персов оно в применении –
жемчужина непросверлённая.
Что значит – сверло изготовлено
всегда, и любая погрешность
продвинет его во промежность.
Иные, сказать в оппозиции,
считают, что дело полиции
блюсти состояние нравов –
быть может, они в чем-то правы.
Короче, сплошные сомнения.
Но все утверждаются в мнении
что строго хранимая девственность
есть благо и высшая ценность.

У каждого в этой истории
есть собственная теория
что есть хорошо, что не очень.
Но я постараюсь быть точным
в изображеньи характеров.
чего означает на практике –
сие изощренное чтение
не мнит злоупотребления.

Итак. Повернем изложение
к Марининому затруднению,
поскольку нежданно узнала
различие между полами.
Профессор Форель, из Швейцарии,
в подробном своем описании
с названьем «Вопрос половой»
коснулся проблемы такой.
Марина ж, дитя просвещения,
задумавшись над обращением
философа к тонким материям,
сама погрузилась в сомнения.

Из книги профессора следовало,
что мальчики класса соседнего,
в сравнении с телом девчачьим
устроены вовсе иначе.
А папа строением с мамою
не схожий совсем, как и с нянею,
и, страшно представить – и с бонною!
Ей вспомнилось, как полусонная
она, в кабинете отцовом
услышала смех приглушенный,
в котором узнала служанку.
Назавтра maman спозаранку
устроила громкую сцену,
ругая отца за измену.
Секрет тот раскрылся намедни
профессором, коий, не ведая,
лишил враз Марину невинности
приподняв завесы таинственности.

Ах нет, не ищите подробностей,
и не потому, что условностей
блюстителем мним себя всуе.
Все проще – сейчас повествуя
Маринину жизнь, мы останемся
на том, что всамделе случается.

Марина, хотя просвещение
Фореля нашло отражение
в ее представлении мира,
никак оно не проявило
себя в поведении девочки.
Она не встречалась за стеночкой
беседки с мальчишкой, возможно,
считая сие невозможным.
И не было поползновения
от сквайра с другого имения
с какими-либо непристойностями.
Ведь им приходилось с достоинством
семейства врача посчитаться,
с папашею и с домочадцами.
Поскольку врачи, как известно,
имеют в руках повсеместно
микстуры и прочие средства
поставить нахалов на место.
(Навроде тинктуры из опия,
которая действенна очень).

Марину еще не волнует
ни близость и ни поцелуи,
ни прочая физиология.
Способности выдумать многое
присутствуют, но нам важнее
представить, как было на деле.

На деле Марины невинность
исчезла, как бонна не билась,
храня в недоступности тело.
Но книга легко одолела
преграды, запреты и пр.
Идея найдет много дыр
в любом огражденьи устроенном
из камня или из бетона,
Иль даже в барьерах в мозгу.
И я вам назвать не смогу
чем можно сдержать эпидемию
идей этих распространения.
 
Форель, в своем пренебрежении
к общественному, так сказать, мнению,
словами взорвал ситуацию
и вызвал лавину сенсаций.
Другой стороной откровения
случилось исчезновение
почти что в начале отрочества
Марининой непорочности.

Кто спорит – Маринины опыты
по части чувствительной, хлопоты
еще впереди. И не нам
писать сей роман. По годам
с Мариной мы в детстве расстанемся.
И даже не станем пытаться
писать о ее повзрослении.
К тому же из недоумения
науке пока неизвестны
гормоны, либидо и стрессы.
Мы лишь констатируем факты,
как будто бы с глаз катаракту
профессор Форель соскребал,
когда свой «Вопрос» продвигал.
И именно в библиотеке,
а не в подворотне, заметьте,
таился конец непорочности.
Насилием пробуя прочность
невинности – та устояла,
преградою ж быть перестала,
как только прилюдно открылось:
невежество значит невинность.

О чем мы? Конечно, читатели
желают, как все обыватели,
скабрезностей в бытописании.
Но истина – наше призвание.
Зачем сочинять про интимность
излишне к тому, что случилось?
Форель, если иносказательно,
не намереваясь сознательно,
дев чопорных стран католических
устроил утрату девичества,
Марину включив в их число.

Вот как это произошло. 

ЭПИЛОГ

Закройте, любезные, книжку,
зевоту прогнав и отрыжку,
вы все же ее пролистали.
Наверное, вы ожидали
чего-то иного? Увы.
В ней нету инакой канвы
помимо того, что детей
пора принимать за людей,
ведь жизнь задает им проблемы
не меньше, чем взрослым. И темы
задачек, увы, не списать.
Что делать? Конечно, решать
самим, потому что родители
глядят на них неодобрительно,
забыв про своих юных лет.

Так вот. Пусть Марина ответ
найдет, уж какой он ни есть.
А мы попрощаемся здесь.