Новые записки у изголовья. Оммаж Сёй Сёнагон

                Посвящается  Шоко



ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ ПРИДВОРНОЙ ДАМЫ СЁЙ СЕНАГОН

Японский  император  дарит   розу,
Бамбук шуршит и сакура благоухает,
А на челе его и милость, и угроза,
И легкий парус  над водой  летает.

Там четкий конус древней Фудзиямы,
Изгиб  лагуны,  паруса  и  тропки
В рассудок,  в  душу  входят нежно, рьяно
И  клейкий листик там, как юность, робкий.

Студеных  вод   легко  полуокружье,
А водоросли пахнут огурцом и йодом,
Слагая  танку,   опускают   ружья
И всюду царствует прозрачная природа.



Прекрасный господин, как посуху, идет по водам
И созерцает  лак  шкатулок  и  мечей  мерцанье,
И хрупок хлеб его,он наполняет чашу
Вином  весны,  и  на одеждах  наших
Сияет   драгоценность    мирозданья.



И рубища шуршат,свистят шелка,а на дороге
Скотина,  колымаги,  паланкины.  Пешеходы
Встречают  здесь  студеные  восходы
И  замирают  вдруг  в надежде  и  тревоге.



И возникает  лис. За ним  скользит луна.
Перо  забыто  на  печальном   изголовье.
И цедит свет светило скудно,и с любовью,
Светильник погасив и холодея, ждет  она.



И тот же господин в шелках,вослед летящих,
В   оливковом   узорчатом    исподнем
Закрашивает  грустью  день  Господень
И прячет  рукопись  в секретный  ящик.



Уже  готово  для  императрицы
Приветствие в стихах,стихотворенье,
Но тушь  черна  у  милого  виденья,
Потуплен взор ее, опущены  ресницы.



И  нет  исхода  на  исходе  ночи,
Шуршит листва и звук шагов не слышен,
Но жемчуга  на  шее  стали  лишни-
ми,  и меч разит, смятением  отточен.

Решительно  впечатан  иероглиф
В листочек рисовой бумаги.Ночь
За полночь валится,и дама,смежив очи,
Считает  страсти   дерзкое   отточье.

За чем  и  наблюдали  мы  той  ночью...

Прекрасный господин в передрассветной мгле,
Как  оборотень-лис,  растаял  незаметно.
Шелка его,как хвост,мели росу,и на траве
Остался след его,весьма,весьма предметный.

А дама в утренних  одеждах, шпильки  подобрав,
Выходит  вслед,  как Аматерасу-заря,  на небо.
И задает вопрос -  он был  или он не был?  Но
Роса пролита, и прекрасный господин ушел, 
Что с точки зренья мирозданья  -  хорошо.

Он прав в итоге,ведь ее не удержать
На  грани  меж  поэзией   и  сломан-
ной судьбой,  и это уж совсем не от него  зависит.
Ничто  не  выгорит,   как  прошлогодняя   солома.
Событию навек под корнем гор,на дне морском лежать.

Что до судьбы, так это знают все - ее рисуют по росе
Хвостами лисы.


О  женщины  в  глухом  средневековье  -
Рассвет,  свобода,  четкое  сознанье,
Шелков  и  стана  легкое  дыханье,
Во взоре светится бессмертная любовь,
И жизнь летит по кругу вновь и вновь.


Нагая  ведьма  без  лица  и  смысла
Сторожко  караулит  пешехода,
Он выйдет из лесу, преодолеет  воды, 
Поможет  ей  с колодцем,  коромысло
Наклонит  до  обычного  предела,
И рукопись  сгорит,  исчезнет  пена
На  пиве,  на воде,  придет  измена,
Все будет по ее  капризу  и хотенью.



Кареты  праздника,  пусты  оглобли,
Придворные  в распахнутых  воротах
Пред  клумбой  дам,  хлыщи
Отыскивают  здесь  места для пробы,
С трудом находят, их широкие плащи
Не  в  силах  скрыть  присутствия  оружья,
Темнеют  томных  жадных глаз  полуокружья,

И  мокнет  от  жары у них парадный ворот...

А взгляды из-за веера?Их похоть
Облагорожена  простым  желаньем,
Жемчужна кожа  дам, жасмин - дыханье  -
Как господин прекрасный станет охать!


Ужо тебе,таинственная дама,будет вечер, 
И тьма сгустится  между  бумажных ширм -
В них заблудился ветер,
И тут-то дама  за игру  сполна  ответит,
Платок растерзанный зацепится  за спицу.



Все  умерли,  и  мерзлые  былинки
Звенят в ночи за стынущей оградой,
Воспоминания  будить  не  надо,
По ним уж справлены  свои поминки.

В зеленой  мгле  младенец запевает,
И  дама  отправляется  в  изгнанье,
В груди ее лишь слезы,но  стенанья 
Подавлены.Оттаивает сад,лиса хвостом играет.

Прозрачна плоть. Прозрачною  рукою 
Она  зеленый  чай  по  чашкам  разливает.
Студент-он оборотень-лживо глазки строит:
Любовную  игру  привычно  затевает.

О,  берегись,  горюющая  дама,
Угроза на пороге,воет пес незрячий,
И  прописью,  и мудростью  ходячей
Ты не пренебрегай, беги  от  срама!


Крыло  волос,  рассыпанные  шпильки,
И  кимоно,  уроненное  навзничь,
И в темноте  не разглядеть  ухмылки,
Светильник гаснет.Наступает полночь.

И перекинулся студент,  и  сломан  коготь,
Застрял меж жемчугом груди и белой шейкой,
Остался,   омерзительный   и   клейкий,
След  оборотня,  клок  волос  и ноготь...


Служанки подметут,сожгут улики,закопают пепел,
И скрестят пальцы,и затеплят свечку,
Мы снова станем танцевать  от печки,
И розы  расцветут  на  белом  свете.



На  острове   меняется   погода,
И время медленно скользит в который раз по кругу,
А звезды,  лепестки,  и лисья  шерсть,  и всходы
Спокойно спят. И господа, и слуги.
 
И  наступает  тишина   перед   рассветом,
Когда вот-вот начнет шальной петух горланить,
У изголовья рукопись и два письма с приветом,
То юный  господин  и тот,  другой, исправить
Пытаются  хоть  что-то. Нам 
Уловки эти  очень интересны,
Поскольку - это  издревле  известно  -
Попытки в данном направленьи бесполезны.

А серебро ее седин 
Рассвет  усиливает, темноту разредив,
Петух пропел,  всех лисов обезвредил,
И  спешился  прекрасный  господин.

А  дальше - все как полагается.

Она 
Истаивает  нежно  в  моно-но-аварэ,
Он
Кодекс бусидо торжественно листает,

Молчат цветы,   молчат  земные  твари
И журавлиный клин в осеннем небе тает.