Её двоюродные мужья гл. 9

  Поговорим о странностях любви
   (Другого я не смыслю разговора).
   В те дни, когда от огненного взора
   Мы чувствуем волнение в крови,
   Когда тоска обманчивых желаний
   Объемлет нас и душу тяготит,
   И всюду нас преследует, томит
   Предмет один и думы, и страданий, -
   Не правда ли? в толпе младых друзей
   Наперсника мы ищем и находим.
              А.С.Пушкин «Гавриилиада»

                ГЛАВА 9.  ЕЁ ПЕРВАЯ ПОТЕРЯ

     Обстоятельства способны круто менять нашу жизнь.
    Яся уехала из деревни. И уже с того момента, как она стала ногой на колесо машины, чтобы забраться в кузов, эта юная дева почувствовала радость и облегчение. К тому, что уезжала невестой, она отнеслась со смехом. Какая невеста? Какой жених? Когда- нибудь, но только не сейчас! Ещё рано. Пока она совсем не готова к замужеству.
    Диагноз её настроению: она не была влюблена. Пока не была.
   В машине сильно трясло, но это не могло испортить её настроение. Сначала она сидела на жёсткой скамейке, потом встала лицом к бегущей навстречу дороге. Держась руками за кабину, запела:
   - А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер,
     Весёлый ветер, весёлый ветер!
     Моря и горы ты обшарил все на свете
    И все на свете песенки слыхал.
   Спой нам, ветер, про дикие горы,
   Про глубокие тайны морей,
  Про птичьи разговоры,
  Про синие просторы,
 Про смелых и больших людей…
   
    Ах, Яся, романтическая душа! Как по сердцу ей были слова В. Лебедева-Кумача о весёлом ветре, о смелых и больших людях! И как она завидовала И.Дунаевскому, написавшему бодрящую музыку к этому гимну для тех, кто хочет чего-то достичь в жизни:
    - Кто привык за победу бороться,
      С нами вместе пускай запоёт:
      Кто весел, тот смеётся,
      Кто хочет, тот добьётся,
      Кто ищет, тот всегда найдёт!

    Пока добиралась до райцентра, перепела многие свои любимые песни.
    Потом Яся часто вспоминала тот счастливый час: тарахтит старенькая машина, вокруг поля с увядающей травой и цветами, шарики травы «перекати-поле», куда-то гонимые ветром; море пузатых арбузов; и среди всего этого она – летящая навстречу своему прекрасному будущему.
     Было красиво, как у А.Пушкина: «Унылая пора, очей очарованье,/ Приятна мне твоя прощальная краса./ Люблю я пышное природы увяданье, / В багрец и золото одетые леса»). Ветер раздул колоколом её юбку, разрумянил щёки, по лицу бегут слёзы – то ли от встречного вихря, то ли от восторга.
   В юности вот так каждый из нас куда-то спешит, летит, бежит, мечтает, надеется только на удачи, готов принять короб счастья; нет никаких границ, всё получается, всё доступно, всё нравится, всё по силам, все люди добрые…
   Но для каждого уже есть наготове якорь. Он сначала попридержит, а потом и привяжет к какому-то месту – наподобие того, как  якорь намертво впивается в морское дно, чтобы  удержать корабль.
   Очень хорошо, что человек до поры до времени не знает своего будущего. Все минуты своего счастливого безмятежия и восторга он впитывает, как впитывает его кожа солнечные лучи. И потом это может долго служить, как иммунитет (защита) для души.

   Яся вернулась домой. Весёлая и радостная. И сразу же, как говорится, жизнь спустила её с небес на землю. Жить ей было негде. В общежитии института места для неё не нашлось, там поселяли только студентов из других городов и районов. У отца уже было двое детей во втором браке; для Яси у него не нашлось ни места, ни сил. Мать в новом браке была несчастной. Что-то в ней сломалось, что-то её грызло, может, разочарование, она чахла, таяла – болезней врачи у неё не находили.
   Таял и романтический настрой  Яси. Она поняла: надо вить своё гнездо. Может, всё в её жизни повернулось бы не так, если бы не Марк с его предложением руки и сердца. Может, она нашла бы другой выход, а не поспешное замужество. Но искушение было довольно сильным. Она была слишком молода, чтобы попробовать заглянуть в своё будущее, проанализировав сложившуюся ситуацию.

    Яся побоялась даже самой себе ответить на вопросы:
    - Можно ли жить с парнем, если ты его не любишь? И что такое «любишь»? Марк мне не противен, с ним интересно. Хватит ли этого, чтобы стать его женой? Но не просто женой, а счастливой женой. В романах так много написано, что чувствует женщина, которая любит мужчину, и которая не любит.
   Которая не любит, мучается. Я не хочу мучиться. Ещё я читала, что девушка может не любить жениха, а, став его женой, начинает открывать в нём много хорошего, и тогда влюбляется в него. Постараюсь полюбить Марка. Пусть пока он меня любит один. А потом и я его полюблю, у нас будет крепкая семья.

    Приняв такое решение, Яся пошла к матери. Мать, совсем ещё не старая женщина, куталась в тёплый платок, её лоб стягивала сложенная в полоску косынка. Когда бы Яся к ней не пришла, мать сидела рядом с радиоприёмником, слушала все передачи подряд и курила папиросы «Беломор». Но она всегда искренне радовалась приходу дочери:
   - Ясенька, солнышко моё, как ты повзрослела! И похорошела, тебя не узнать. Ты стала красивой девушкой. Даже не верится, что некрасивая мать может родить такую прелестную дочь.
   - Что ты, мама, какая же ты некрасивая! Ты только очень бледная теперь, наверное, на улице мало бываешь.
   - Да, выхожу редко. Не хочется. Да и сил нет, - мать зябко передёрнула плечами. – Но не будем говорить обо мне. Я рада, что, наконец-то, закончилась твоя практика. Расскажи, какие твои дальнейшие планы?
  - Я выхожу замуж! – вот так с бухты-барахты, неожиданно для себя сказала Яся.

    Мать в это время прикуривала очередную папиросу. От неожиданности забыла потушить спичку, прижгла пальцы:
   - Ай! – поболтала пальцами в воздухе, помолчала. – Это шутка?
   - Не шутка, мама. Пришла с тобой посоветоваться.
   - А кто жених? И когда ты вообще успела найти себе жениха? Я думала, что ты совершенно равнодушна к женихам, к замужеству.
   - Не я его нашла, а он меня нашёл, - Яся села рядом с матерью, прижалась к ней. – Его зовут Марк, он из хорошей семьи, дед его был в партизанах во время войны.
   - То, что его дед был в партизанах, вовсе не гарантирует, что из твоего Марка получится хороший муж. Я не слышу энтузиазма в твоём голосе. Ты его любить?
   - Не знаю, мама. Он меня любит, признался мне перед моим отъездом. Познакомил меня с родителями, мы даже как бы обручились. А что, обязательно нужно, чтобы и я, и он любили?
   - Желательно, - сказала мать и погладила Ясю по голове, как гладят маленьких детей. – Глупая ты ещё. Может, рано тебе выходить замуж? Или уже есть причина? – спросила мать нерешительно.
   - Причина? Только то, что Марк меня любит и очень хочет на мне жениться. Мы даже… прости, мама, что так с тобой откровенно говорю… мы даже не целовались. Он хотел меня поцеловать, да я вырвалась. Мне кажется, что целоваться противно. Ртом едят, плюют… И целуются. И кто это придумал!

   - Адам и Ева - прародители людей, - засмеялась мать, и немного оживилась. – Противно целоваться с человеком, которого не любишь. Ты это потом поймёшь. А сколько лет твоему Марку?
  - Он старше меня на несколько лет.
  - Это хорошо, что старше. Ну, что тебе сказать, солнышко моё? Рано или поздно это должно было произойти. Для матери замужество дочери всегда, как сюрприз. – Мать заплакала. – Ты прости меня, солнышко моё, я всё понимаю. Я виновата перед тобой. Так как-то сложилось неудачно. Мы были счастливы с твоим отцом. Но в военные годы мы с ним отдалились  друг от друга, у него первого появилась новая семья…Проклятая война!
   - Скажи мне, мама, откровенно, ты до сих пор любишь отца?
   - Люблю. И мой теперешний муж это чувствует. А мне уже всё равно.
   - Бедненькая ты моя, мамочка, - Яся крепко обняла мать. – Как же мне тебя жалко! Нет, я буду до конца своих дней любить мужа… даже если любить его не буду.

   - Солнышко моё, как же ты собираешься выходить замуж без любви? Он тебе хоть нравится?
   - Очень нравится, мама, очень. Он высокий, умный. – Яся помялась, походила по комнате, потом подошла к матери, и, опустив глаза, спросила: - Мама, ты просвети меня, я же ничего не знаю. Вот выйду я замуж, зайдём мы с Марком в комнату, где кровать. Что я должна делать? Раздеваться? Совсем? Это же стыдно! Девчонки у нас в группе есть и постарше, кое-что рассказывали. Кто-то говорит, что будет больно. Кто-то плёл всякую чушь о том, как бывает хорошо с мужчиной. Кому верить?

   - Солнышко моё, у нас почему-то не принято говорить об этом с детьми, даже взрослыми. Но делать нечего, лучше я скажу. Будет немного больно, но только в первый раз. А потом всё пройдёт. Больно, когда разрывается девственная плева, это у девушек такая кожица…между ногами.
   Ты когда палец уколешь, боль чувствуешь, а потом  быстро забываешь о ней. Я надеюсь, что твой муж будет нежным. Парни, особенно деревенские, умудряются быстрее, чем девушки, освоить искусство любви. Не сжимайся, не сопротивляйся, мужу-то, зачем сопротивляться…И всё будет хорошо. Ты, солнышко моё, сама уже всё решила, мой совет тебе не нужен. Но спасибо, что сказала, а не скрыла. Надо оповестить отца. Подумаем, как устроить тебе свадьбу.
   - Подожди немного, мама, не говори, - попросила Яся. – Хоть мы с Марком как бы обручились, но это ничего не значит. Твёрдо я ему ничего не обещала. Сейчас мне нужно срочно сдать несколько зачётов в институте. Освобожусь, напишу ему письмо. Если всё же решусь на замужество. Его родители до свадьбы хотели бы познакомиться с вами – такая у них традиция. Немного позже ещё поговорим об этом. Хорошо, мамочка?

   - Конечно, солнышко моё, делай так, как тебе надо. У меня есть кусок ткани. Белая воздушная… Я всё хотела из неё что-нибудь сшить себе. Веришь, как что-то держало меня за руки: достану ткань, полюбуюсь и снова спрячу. Теперь понимаю: для тебя она береглась. Сошью тебе пышное свадебное платье, а ещё будет у тебя маленькая шляпка с вуалью. Есть такая примета: не сглазят невесту, если её лицо прикрыто вуалью.
   - Шляпка с вуалью, - рассмеялась Яся так, что вынуждена была присесть на стул. – Я в деревне в шляпке с вуалью! Все упадут от изумления.
   - Солнышко моё, - ответила ей с улыбкой мать, -  почему надо обязательно быть похожей на других? Хоть в деревне, хоть в городе каждый человек имеет право надевать на себя то, что хочет. И здесь нет никаких уставов. Всё зависит от твоего желания.
    Захочешь во время свадьбы быть в шляпке с вуалью, значит, будешь. Среди твоих прапрабабушек были дамы, которые носили шляпки, я это знаю из рассказов своей мамы. Так что ты должна продолжить семейную традицию. А ещё не забывай: невесте всё прощается, любой каприз. Хоть бант, хоть шлейф… Позволь себе каприз. Потом будет что вспомнить.

   - Убедила, мамочка, – продолжала смеяться Яся. – Я ещё не невеста, а шляпка с вуалью уже есть.
   Она собралась уходить, но медлила.
    – Мама, можно я у тебя поживу немного? Хотя бы пока буду сдавать зачёты. Там, где я сейчас живу, постоянно толпится народ, шумят, заниматься невозможно.
   Мать заплакала:
  - Солнышко моё, я так перед тобой виновата. Ты скитаешься по чужим углам, как сирота, а я… я…
   - Мамочка, не плачь, - Яся обняла мать, прижалась к ней. – Ни в чём ты не виновата. Так сложилось. Я знаю, что твой муж не хочет, чтобы я жила с вами. Не хочет и не надо. Я уже взрослая, сама о себе должна заботиться.
   - Ах, если бы у нас было две комнаты! Ты могла бы жить в моей комнате. – Мать нервно закурила. – Да и выпивать он начал сильно. Напьётся всякой дряни, и кричит, меня ругает, что не люблю его. Не знаю, что с ним случилось. Раньше не пил. И добрый он. На фронте был контужен, может, контузия сказывается. Жалко мне его. Его жалко, тебя жалко.
   - Мама, ты себя сначала пожалей, - сказала Яся. – Ты так похудела, как тень. Скажи, что я могу сделать, чтобы ты поправилась, повеселела?
   - Не волнуйся за меня, солнышко моё, я хорошо себя чувствую. Я уже повеселела, потому что ты будешь рядом. Иван Иванович на днях уедет в командировку на два месяца. Так что всё складывается хорошо. Как только он уедет, ты и приходи.

   Яся переехала к матери. Жили они тихо и дружно. Яся много времени проводила в читальном зале, готовилась к зачётам. Несмотря на то, что она задержалась на практике не по собственной прихоти, а по решению ректора, зачёты ей не «списали». Декан факультета так объяснил это решение: «Пробелы в знаниях учителя – плохая успеваемость учеников».
Конечно, ходила она и на лекции.
    Так что возвращалась к матери поздно. И всякий раз старалась купить для неё что-нибудь вкусное: булочку, пару конфет; как-то принесла леденец – петушка на палочке. Мать облизывала его, как ребёнок, и смеялась. У Яси отлегло от сердца. Ей так хотелось, чтобы мама, как прежде, была весёлой, надевала свои яркие, ещё довоенные, платья, белый беретик, который был ей так к лицу.

   Прошло больше месяца. Как-то Яся пришла домой поздним вечером. Мать лежала на кровати. Яся удивилась: обычно мама её ждала, сидя возле своего радиоприёмника.
   - Устала, моя мамочка, - Яся на цыпочках подошла к кровати. Мать лежала на спине, ровно, как струна, лицо её, и до того совсем не румяное, было, как белая  бумага. Тяжёлое предчувствие заставило Ясю прикоснуться к руке матери – она была холодной.
   Плакать Яся будет позже, когда уже по всем меркам, должна была стихнуть боль от потери.
   В шкафу  она нашла свёрток, к которому ниткой была привязана записка. Мать хотела, чтобы её похоронили «не как старуху». В  свёртке было зелёное платье с большими плечиками, чёрные туфли на небольшом каблуке. Мать просила обязательно надеть ей трусики и чулки, а голову ничем не покрывать.

    После похорон, собирая свои вещи, Яся нашла яркую коробку, на которой было написано: «Моей единственной дочери». В ней было белое пышное платье, маленькая светлая шляпка с вуалью, белые туфли-«лодочки» и тоненькое золотое колечко с рубином. И письмо: «Солнышко моё, не плачь, когда это всё случится. Я давно болею, а лечиться не хотела. Смысла не видела. Помни всегда: я тебя очень любила. И буду всегда с тобой рядом. Говорят, что из того мира, куда я ухожу, можно помогать  тем, кого любил. Хочется в это верить.
    Когда ты была в институте, я тайком шила тебе наряд к свадьбе. Хотела сделать сюрприз. Надеюсь, тебе понравится мой подарок. А колечко носила ещё твоя бабушка. Очень хочу, чтобы ты вышла замуж по любви. Но тебе решать – Марк ли это будет, или кто другой. Хочется, чтобы были у меня внуки. Мне грустно, что не доживу до этого, но пусть наш род продолжается, несмотря ни на что. Солнышко моё, прощай! Живи долго и будь счастлива. Ни о чём не жалею, кроме одного: что оставляю тебя. Горячо любящая тебя мама».

    Яся не плакала. Прочитав письмо матери, она написала Марку: «Я согласна стать вашей женой». А в дневнике она записала: « Мне так тяжело! Кажется, что я умерла, а не мама. И мне теперь всё равно».
   Она не знала, что за это время произошли существенные  изменения в жизни Марка. Они отдалили его мечту о белом самолёте и  белом костюме. Однако не повлияли на уверенность Марка: если ему не удастся самому, то именно городская девочка Яся выдернет его из идиотизма деревенской жизни.
    Когда Яся уехала, Марк использовал все средства для того, чтобы не только в его деревне, но в районе и области, узнали, что он стал женихом студентки, «городской девушки». Он считал, что этот факт в его биографии очень важен для выполнения задуманного плана. «Если я по своей комсомольской, а потом – и партийной (а то, что  станет членом коммунистической партии, он не сомневался), линии не смогу выбраться из этого захолустья, то мне поможет жена.
    Ей надо учиться в институте, значит, она должна жить в своём городе. Она в городе, а я – в деревне? Всякий знает, что муж и жена должны быть вместе. Так автоматически  и переберусь в город. А там я себя покажу! Я не лентяй, могу работать без перерыва хоть двадцать пять часов в сутки. Развернусь во всю мощь своего организаторского таланта. Только дайте мне выбраться из деревни! Здесь я скоро начну задыхаться».

   Марк не мог ни с кем поделиться своими мыслями и планами. Поэтому никакого совета он ни от кого не ждал. Но ему надо было хоть выговориться.
   Как-то, оставшись один в доме, он подошёл к иконе Святителя Николая. Молитв он не знал. Когда-то бабушка ему сказала, что можно разговаривать с Богом, так же, как разговариваешь с человеком, которому доверяешь.

     Неловко перекрестившись, Марк обратился к лику Святителя Николая:
   - Не суди меня строго, Святой Николай. Я такой, как есть. Сейчас стою перед тобой со всеми своими мыслями и желаниями. Разве есть грех в том, что  хочу отсюда уехать? Вот я такой уродился: мне здесь мало места, моя душа куда-то рвётся, хочу повидать мир. Согласен терпеть всякие лишения, голодать, как говорили раньше, ходить в рубище, но уехать, учиться.
   Не знаю, кем бы я хотел работать, ещё не определился. Знаю одно: мне не по душе то будущее, которое рисуется, если я здесь останусь: женюсь, рожу детей, заведу корову… Ничего плохого  в такой жизни не вижу. Но меня она не устраивает, я здесь буду чахнуть, может, начну пить, как пьют другие парни, едва оторвавшись от мамкиной юбки.
    А если они пьют от отчаяния, оттого, что им не нравится их жизнь? Никто не спрашивает у них, почему они становятся пьяницами. Ночами  перебираю в памяти свои грехи. Никому ничего плохого я не сделал, просто так, за здорово живёшь, ещё никого не обидел. Да, ты прав, я бегаю к женщинам, использую их, чтобы насытиться их телом.
 
    Как мужчина, ты можешь меня понять. Я не знаю, были ли в твоей жизни женщины, любил ли ты их так ненасытно, как я. Наверное, были. Ты же не всегда был тем, кем тебя теперь принимают люди – Святым Николаем.
    Женщины, с которыми я встречаюсь, отлично знают, что в мои ближайшие планы не входит женитьба. Ни одну из них я не принуждал к отношениям, всё у нас добровольно. И женщинам нужна ласка, они этого  не скрывают. Так за что меня ругать и наказывать?
    Прости, не знаю, могу ли я о таком говорить с тобой. Но с кем мне ещё о своём сокровенном поговорить? Не с кем. Люди тут же начинают, прежде всего, осуждать, если их образ жизни, планы не совпадают с моими. А мне нужен совет, а не осуждение. А ещё у людей есть страшное оружие – зависть. Таких я боюсь панически. Поэтому никому ничего о своих планах не рассказываю, чтоб языком не мололи.

   Помоги мне, пожалуйста, Святой Николай, во всех моих делах и планах. Обещаю, что буду работать, как вол. Тебе признаюсь, что не люблю я эту городскую девушку-студентку. Она мне нравится, потому что умная, чистая. Я грязный, а она чистенькая. Но мужчина загрязняется раньше, ведь мы спешим жить, нам надо больше узнать из того, что вокруг нас, объездить всю Землю, полетать в облаках, перечувствовать все чувства, которые человеку доступны.
   Я такой: многого хочу, мне тесно в том пространстве, в котором  сейчас живу. Но я хочу, чтобы Яся стала моей женой. Она поможет мне остановиться в отношениях с другими женщинами. Сейчас эти беспорядочные связи мне только мешают, но сам  остановиться не могу. Когда мы поженимся, мне не надо будет куда-то бегать, чтобы утихомирить, как возвышенно говорят писатели, свою очень требовательную плоть.
   Не осуждай меня, Святой Николай. Говорю с тобой искренне. Так не разговаривал даже с дедом, он меня понимает лучше других. Не осуждай и помоги. Пожалуйста. Дай мне какой-нибудь знак, что ты поможешь мне. Я ведь не самый плохой из тех, кто обращается к тебе за помощью.
   Наверное, ты ждёшь от меня клятвы, что  не буду обижать девушку, которую сейчас всеми силами склоняю выйти за меня замуж. Обижать её не буду! Мало её знаю, но надеюсь, что у нас получится нормальная семья. Такая, чтобы не давала повода для пересудов. Моим планам даже самая маленькая сплетня – серьёзная помеха. Крепкая семья – один из законов социализма, который мы сейчас строим.
    Снова неловко перекрестившись, Марк немного постоял возле иконы, потом низко поклонился, как это делала мама после молитвы.

    Молодой мужчина почувствовал душевное облегчение, как бывает после доверительного разговора с кем-то. Он не знал, куда унеслись слова, им сказанные возле иконы. Но был уверен: небо большое, там хватит места всем словам и всем мольбам.
   Не известно, зачем и не известно, кем, поселяются в какой-то однородной среде люди, совершенно не вписывающиеся в эту среду. Не зная, как точно определить эту породу, сородичи  их называют «блаженными» (раньше говорили «юродивый»). Слова «блаженный» и «юродивый» размыты. И хотя в их основе – блажь, причуда, но, с чьей точки зрения? Чаще блажь – не блажь, а причуда – не причуда, а нечто душевно тоньше, не понимаемое окружающими.

   Блаженным можно назвать литературный персонаж  «Алых парусов» Александра Грина:
     « …Артур Грэй родился с живой душой, совершенно не склонной продолжать линию фамильного начертания.
   Эта живость, эта совершенная извращённость мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни; тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, то есть человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную – роль провидения, намечался в Грэе ещё тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, то есть попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. В таком виде он находил картину более сносной. Увлечённый своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил:
   - Зачем ты испортил картину?
   - Я не испортил.
   - Это работа знаменитого художника.
   - Мне всё равно, - сказал Грэй. – Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. Я этого не хочу».

   В каком-то смысле «блаженным» можно назвать и Марка Столярова. Он отличался от земляков и даже родителей, своим стремлением – улететь куда-нибудь. А также тем, что читал книги, не напивался «до чёртиков», чистил ногти, не боялся насмешек над его желанием поменьше в своей речи употреблять местных слов, почти единственный говорил твёрдо букву «г», матерился лишь в силу необходимости – в компании парней, чтоб уж совсем не выглядеть чужаком; но при этом морщился, как от зубной боли…
   И пусть вся эта «блажь» Марка была во Вселенной пылинкой, но именно из таких пылинок и получаются люди, которым Александр Грин дал следующее описание: «… тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца…».
    Наверное, слово «чудотворец» писатель употребил здесь в прямом его смысле. Из Артура Грэя в какой-то степени получился чудотворец. Из Марка – нет. Но, конечно, проще создать чудотворца в книге, сложнее им стать в жизни.
     Во всяком случае, у Марка была своя линия жизни, по которой он будет идти и придёт к намеченной цели. Если бы он когда-нибудь начертил её на бумаге, то получилась бы дорога со многими ответвлениями, топтанием на месте, буграми, ямами…Но важен результат.
 
   Иван Иванович, муж мамы, после похорон сказал Ясе:
   - Бери, что хочешь. Можешь взять все вещи матери, мне они не нужны. Не хочу, чтобы мне что-то о ней напоминало. – Выпив лишь за помин души жены, он не пил больше. Помолчал. И вдруг закрыл лицо руками, заплакал.
    Криком вырывались слова:
   - Как я её любил! Был женат до неё, женщина мне досталась хорошая, но какая-то пресная, никакого огня в ней не было. Я – приземлённый человек, технарь, но хотел встретить женщину, чтобы, как звёздочка, была в доме. И не нужны мне были пироги и мясо под разным соусом, которые умело готовила моя первая супруга. С твоей матерью первое время мы жили, как лебедь и лебёдушка. Я рвался домой. Не к пирогам, которые твоя мать так и не научилась толком печь, и готовить она не любила.
    Бежал домой, чтобы притронуться к её руке, увидеть её улыбку…Многие женщины не понимают, что не все мужчины толстокожие. Нам нужна ласка, нежность. Тогда мы можем горы свернуть. Раньше за улыбку женщины мужчина мог жизнь отдать. И я так настроен. Но я всё время чувствовал, что между нами есть, как бы тебе сказать… какая-то тонкая перегородка, за которую твоя мать пряталась. И куда меня не пускала.
    Она старалась быть мне хорошей женой. Но потом я понял: она  всегда любила только твоего отца. И в этом тонула она, тонул и я. Пошли у нас размолвки. Но ты должна знать, дочка, что никогда я её и пальцем не тронул. А за упрёки попросил прощения у её гроба. Надеюсь, она меня простит.

   Иван Иванович, «чтобы отойти от горя», как сказал, решил  на год завербоваться на Север, поработать на заводе. Если бы он сказал Ясе: «Оставайся в моей квартире и живи. А когда я вернусь, разберёмся. Детей у меня нет, может, и будешь мне вместо дочки».
    Но он не предложил ей жить в его квартире. А если бы предложил, возможно, она не вышла бы замуж за Марка, или отсрочила бы свадьбу. Из романов она знала, что помолвки могли длиться годами, и не всегда заканчивались свадьбой. Невеста и жених все эти годы присматривались, «притирались» друг к другу; всё, что не нравилось, обсуждалось. У них была возможность решить: правильный ли они сделали выбор.

   Но что случилось, то случилось. Яся собралась замуж.
   С собой она взяла лишь полотенце, на котором было вышито имя мамы. Несколько фотографий: она -  трёхлетний ребёнок с огромным белым бантом на макушке -   между улыбающимися  родителями ; мама с отцом, счастье которых невозможно было не заметить; её выпускной класс…Взяла пуховый платок, в который куталась мама. Связала в стопочки её книги, исписанные тетради и какие-то листочки. Решила, что мамины вещи носить не будет. Позвонила её подруге, та с радостью согласилась взять одежду и обувь.
   Была бы у Яси в ту пору крыша над головой, она бы не рассталась с тем, что принадлежало маме. А тогда даже свои вещи она вынуждена была втиснуть под кровать в общежитии одной своей иногородней сокурсницы.

   Перебирая книги, которые были у мамы, Яся вытащила из пачки сложенные вдвое листочки. На них были напечатаны стихи неизвестной ей Ирины Одоевцевой. Открыла наугад и прочитала:
                «Островом  стать может каждый!».
                Имп. Елизавета Австрийская
    - «Островом стать может каждый!», -
   Это сказала однажды
   В час огорченья и гнева –
   Странствований королева –
   Елизавета Австрийская.

   «Островом стать может каждый…».
   Островом? Что это значит?
   Сердце вздыхает и плачет,
   Слёзы по ветру летят
    И улетают назад
    Брызгами волн океанских
    На океанское дно.

   Знать никому не дано,
   То, что судьбой суждено.
   …Нож. И смертельная рана…

   Стройность прекрасного тела,
   Нежная прелесть лица…
   Плана она не имела,
   Счастья найти не умела
   В долгих скитаньях своих.
   Вечно томимая жаждой
   Дальних, чужих горизонтов,
   Очень боялась конца.
   И умерла, не поняв, не заметив,
   Что умирает.

   Может ли каждый
   Островом стать?
   Вряд ли мне это удастся узнать. –
   Вряд ли я островом стану.
               
    С тех пор Яся время от времени открывала листочки со стихами. Какие-то из них она позже - в зависимости от ситуаций -  переписывала  в свой дневник. И ей казалось, что, читая стихи (в которых чужие страсти и переживания), она лучше поняла свою маму.