1 к 35. кон первый. раздачи шестая и седьмая

Раздача шестая.

- Так значит, ты ему подсунул «жучок»? Хм… Интересный метод, Петя.
- Инга, я тоже кое-что смыслю в этике трейдера. Поняла? Ничего ты не поняла. Тут игра на тридцать пять к одному. Игра против сильнейших мира сего. Поняла? Ничего ты…
- Да все я поняла! Я-то зачем тебе понадобилась? Это твоя игра.
Петр откинулся на жесткую спинку стула. Трейдер со всей тщательностью отбирал место в баре, с тем, чтобы сразу не попасться на глаза Корнею. Здесь, за массивной колонной, мог спокойно наблюдать за журналистом, и быть уверенным, что сходу не обнаружат. С «пункта наблюдения» видно, как Жаров продолжает напиваться вместе с двумя парнями, вид которых навеивает воспоминания о послеперестроечной эпохе Михаила Горбачева. В частности, о зарождении нового вида бизнеса – рэкета. Громкая музыка басами, от которого дребезжали стекла, разрывала беседу собутыльников на невнятные части, до Петра доходили лишь непонятные куски, мало напоминающие членораздельную речь. Игрок оторвал взгляд от Жарова, посмотрел на собеседницу. Инга так же откинулась на спинку стула, но сделала это с королевской грацией, причем трикотажная кофточка натянулась, подчеркивая формы, которые в старину называли вкусным словом «перси». Женщина продолжала следовать правилу – никакого нижнего белья! Маленькая такая деталь, взрывающее воображение. Петр невольно провел языком по верхней губе, тут же прикусив нижнюю.
- Я же говорю, Ингочка, Ингуля, что…
- Не подлизывайся!
Игрок изобразил самую обольстительную улыбку, на которую только был способен.
- … что этот старый хрыч, так называемый Маклер, дал Корнею условие…
- Поосторожней в выражениях, Петя! Я ведь тоже далеко не девочка.
Петр поперхнулся в секундном замешательстве. Конфуз! Да, Инга была давно уже не девочкой. Ох, если бы знать несколько лет назад, что этой сексапильной дамочке, с такой гладенькой, бархатной  кожей, пахнущей свежим ароматом юности, с такими большими синими глазами, полными лукавства, с такими аппетитными алыми пухлыми губками, не говоря уж о по-девичьи стоящих сосках и прочих достоинств, от которых не просто глаз отвести… Если бы он знал! Что Инге уже тогда «стукнуло» восемьдесят два года! Ни за что б ни полез к ней в постель! Это было все один раз. И ночь была не забываемой. Петр не помнил более искушенной самочки. Ее хотелось еще и еще.… Но восемьдесят два года – не двадцать восемь. Это однозначно.
Инга была трейджизом-моноспециалистом. Игрока-женщину не интересовали ни богатство, ни успех, ни власть. Специализировалась исключительно на жизненной силе и любви. Если приглядеться к ее лучикам, то состояние судьбы напоминало не солнышко и не звезду, а стремительную комету, распластавшую светящийся двойной хвост в половину небесного купола. Инга в Игре лет семьдесят, а, может быть, и больше. За эти годы она не только недурно сохранилась, но даже помолодела. Смаковать запас жизненных сил – это ведь нечета пластической операции. Земля и небо! Сколь ни пяль на старуху свежих масок, разбитых корыт не миновать. Трейдер же молодеет не только телом, но и душой, проявляется игривость, энергия, возвращается бесшабашность юности. Совет Маклера давненько звал знакомую Петра в свои ряды. Но Инга не спешила. Совет не мог дать больше, чем она способна получить собственными силами. И власть и деньги и известность.… Да стоит только мизинцем пошевелить, как толпа поклонников устроят и первой и второе и третье!
Вот так вот. Наутро, после совместной ночи, Инга, следя за реакцией Петра сквозь опущенные длинные ресницы, заявила о своем истинном возрасте. По всей видимости, реакция Петра не понравилась. И женщина исчезла из жизни трейджиза на несколько месяцев. Дождливой ночью, примерно через полгода, раздался неожиданный ночной звонок. В трубке голос Инги. Темное окно с чернильными струйками дождями услужливо выдало образ обиженной женщины. Искореженный рот, потемневшие глаза, ссутулившиеся плечи. Тихий, какой-то обессиленный тон оглушил мрачной обреченностью. Просьба о срочной встрече. Естественно, Петр не мог отказать. Трейдер не мог и предложить, что и эта встреча с Ингой оставит незабываемый след. Едкий, незаживающий, словно шрам. Ожидание увидеть цветущую женщину ушибло видом иссушенной временем старухи с пожелтевшей кожей и седыми прядями на висках. Страшная история. Петр до сих пор с содроганием вспоминает ту ночь. Страшна не старость сама по себе, ужасна побежденная юность.
Потом Инга, конечно, призналась, что Петр ее в утро после близости сильно обидел. Как ни странно, но женщине, повидавшей на своем немалом веку немало мужчин, Петр понравился и как любовник и как человек. По ее словам, «почти влюбилась». Реакция отвращения, которую Инга зорко заметила по едва уловимому движению уголков губ партнера, задела за живое. С таким выражением стряхивают с себя слизняка.
 Тогда она бросилась в омут любовных приключений, надо же как-то самоутвердиться! Содрать с себя комплексы, как сдирают нагар с потемневшей от времени сковородки. И через месяц в одном из баров познакомилась с необычным молодым человеком. Этот некто выглядел, как и она сама, лет на двадцать. Но с первого же слова уловила себе равного по уму, опыту, сложившемуся кристаллу мировосприятия. Выдающаяся эрудиция собеседника, его устоявшиеся взгляды на многие вещи и непоколебимая уверенность  в собственных силах и способностях внушили ей симпатию.
Тогда она даже заподозрила в нем трейджиза ее же профиля. Но сканирование опровергало этот домысел. Лучи судьбы обыкновенного человека. Разве что лучи интеллекта и жизненных сил несколько сильнее остальных. Это успокоило. Они встречались еще месяц. Пока однажды, проснувшись раньше его, ей почему-то вновь захотелось просканировать новоиспеченного любовника. Увиденное ужаснуло. Таких сильных лучей она никогда не видела – длиной более ста пятидесяти и двухсот километров. Подобной  силы не было даже у Маклера. Ощутив сканирование, разоблаченный трейджиз проснулся. С первого момента пробуждения, сразу догадался в чем дело. Молодой человек молча встал, оделся и, не попрощавшись, ушел.
И с того самого дня у Инги начались серьезные проблемы. Игры по непонятным причинам проваливалась. Инга проигрывала жизненные силы. Проигрывала любовь. Неудача следовала одна за другой. Весь многолетний опыт игры оказался бесполезным, а иногда даже вредным грузом. За несколько недель женщина постарела лет на двадцать.
Природа не любит непонятных превращений. Поэтому проявилась болезнь. Тяжелая, невыносимо болезненная. Именно тогда женщина осмелилась прийти к Петру за помощью. Ей некому больше обратиться. И Петр помог. Он сделал то, на что не решился бы ни один трейджиз. «Сливание счета». Иначе просто поступить не мог. Слил львиную долю жизненных сил Инге. Процедура морально и физически тяжелейшая.
Сливание «счета» дело само по себе несложное. Черпающий трейджиз подцепляется к определенному лучу донора. Донор при этом уходит полностью в воспоминания. Уходит в прошлое. Это похоже на регрессивный самогипноз, только донору при этом следует погружаться в негативные события. Чем ярче по эмоциональным и физиологическим ощущениям происходит воспоминание, тем больше сливается со счета донора на счет черпающего. Петр постарался. Когда процедура сливания прошла, и он, весь в поту, ознобе и слезах, открыл глаза, первым что увидел - расширенные от изумления зрачки Инги. Страх, восхищение и огромная благодарность. Так смотрят на героев спасенные от неминуемой гибели. Так смотрела на него Инга.
Потом настало утро. В зеркале Петр увидел следствие сливание счета – седина, морщины, покрытая старческими пятнами кожа. Видок не самый приятный, но для мужчины не так уж убийственный. Тем более, если этот мужчина – трейджиз. А Инга вновь исчезла из виду. Но и она, и Петр каждой клеточкой тела чувствовали промеж собой связь. ДОЛГ.
И вот настало время. Рассчитаться. По новой почувствовать себя друзьями, ибо долг всегда вбивается клином в отношения и от времени лишь разбухает, как от воды.
- Инга, мне всего лишь понадобилась помощь.
- А я и не отказываюсь. Что мне нужно сделать?
- Видишь ли, Маклер поставил Корнею условие. Журналист должен меня обходить стороной, не реагируя даже мимикой, если вдруг заметит мое присутствие. Сама понимаешь, так воздействовать на играемого не получится. И самое скверное то, что он Корнея просто обманул. Три недели  - это срок, когда график судьбы Жарова более прояснится. Если кривая отскочит от линии поддержки, то Вероника, его жена, найдется сама собой. Если же новый тренд пробьет поддержку, тогда Корней погибнет. Естественно, во втором случае выполнять обещанное нет смысла.
- Ну, в этом плане Маклер неоригинален. Обещать, не неся ответственности, уже сложилось у него в привычку. Конкретно, что от меня требуется?
Петр на секунду замялся.
- Видишь ли, нужна твоя специализация. Надо нашего малыша очаровать так, чтоб он проникся доверием. А потом шепнуть на ушко, кто ему по-настоящему желает добра.
Инга посмотрела на Петра таким взглядом, что у того «мурашки» пробежались не только по спине, щекотливое ощущение проникло и в сердце. От такого взгляда человек краснеет и тупеет. Человек, но не трейдер жизни. Если б выражение лица можно было представить бокалом, то в наполненный до краев невинностью сосуд, Петр умудрился добавить несколько капель простецкого благодушия, да еще приправить жалостливостью попрошайки.
- Дорогой мой, не сильно ли ты там себе что-то возомнил? Стелешь меня под своего играемого? И что? Швырнуть бокал в твой носище, или все же попытаешься извиниться?
- Стоп-стоп-стоп! СТОП!!! Я вовсе не это имел ввиду! Ингочка! Ингуля, он даже сейчас не в состоянии глядеть на других женщин. Все что ему нужно, так это Ника, собственная супруга. Однозначно. Поняла? Ничего ты не поняла. Нужно сделать так, чтобы он поверил в Игру. В то, что Маклер его обманул. И в то, что помочь могу только я.
Инга хитро улыбнулась.
- А он ничего… лучики только пустоваты. Так, если только… Для поддержания формы.
- Во-во! Я и говорю – для поддержания формы.
- И тогда мы – квиты?
- Ингочка, да разве ж я посмел бы…
- Квиты?
- Квиты.
Ответил Петр неохотно. Должок – это всегда резерв сил. В жизни всякое случается… Может сложится так, что крупно проиграет, а страховки лт Совета Маклера уже не дождешься. Ну, теперь-то ладно, чего жалеть? Уступать Маклеру не намерен. Нужна помощь. Все.
 В этот момент ди-джей объявил «белый танец».
- Ну, хорошо. Не будем терять времени. Еще чуть-чуть, и наш клиент будет уже в полной невнимаемости.
  Инга обошла колонну, затем приблизилась к барной стойке, перекинулась с барменом парой слов, и оттуда, словно случайно встретилась глазами с глазами Корнея. Такую особь, как Инга, невозможно не заметить. Казалось, эта женщина была увлекающей воронкой секса. К ней тянуло как в омут. В чем секрет даже Петру, пообщавшемуся с ней немало, не был известен. Стройные ноги? Фигурка под стандарт модных журнальчиков? Синие глаза? Все это было у многих девушек. А тянуло к НЕЙ.
Инга задержала взгляд, насколько позволили бы девушке рамки приличия, затем, улыбнувшись, отвела глаза и вновь заговорила с барменом. Но Корней уже был «на крючке», и Инга об этом  знала. Теперь неважно – он ли подойдет к ней, или она сама, но контакт состоится однозначно.
Петр впялился в лучи напарницы. Чисто профессиональный интерес. Может, получится усечь какой-нибудь приемчик. Но движение лучей не происходило. Инга делает ставку на обычное женское очарование. Досадно, да ладно, лишь бы был сдвиг в делах.
Трейдер вышел из состояния сканирования и увидел, что Инга и Корней уже томно покачиваются в медленном танце. Они мило болтали. Петр взглянул мельком на собутыльников Корня и чуть не поперхнулся. Трейджизы! Высокого уровня! Несмотря на  физический облик костоломов, лучи по всем направлениям в несколько километров, причем интеллектуальный – не меньший из них. Наверняка, засланцы Маклера. Следует как-нибудь предупредить Ингу. Но как? Приближаться Петру к танцующей паре нельзя – тем самым обнаружит собственное присутствие  раньше времени. Позвонить на мобильник? Нет. Она без сумочки. Скорее всего, телефон в сумочке, а сумочка у бармена на сохранении. Все равно надо попробовать, вдруг бармен сквозь громкую музыку сможет различить вызов телефона, тогда, наверное, сообщит Инге, что ей звонили.
Петр набрал номер Инги. Из динамика телефона послышался синтезированный под женский голос ответ: «Телефон отключен или находится вне зоны доступности». Что же делать? Но предупредить надо обязательно. Неизвестно, что у Совета Маклера на счет Петра было на уме, а подставлять Ингу в планы строптивого трейджиза вовсе не входило.
И трейдер решился «взять весь огонь» на себя. Нужно срочно отвлечь трейджизов Маклера от Инги, чтобы не успели ее просканировать и заподозрить, что в Игру вмешивается еще один игрок. И тут Петр почувствовал, как один из трейдеров готовится к сканированию, паучьими лапками лучиков дотрагивается до сигнальной нити паутины. Все, мешкать некогда, нужно действовать немедленно!
С громким скрежетом, от которого близ сидящие посетители бара испуганно оглянулись, Петр сдвинул стул и вразвалочку двинулся к столику, за которым сидели собутыльники Корнея. Паучьи лапки отпустили сигнальные ниточки и изготовились в боевой стойке. Оч-чень даже хорошо! Умнички, вот и славненько.
- Привет, ребята. Нужно поговорить.
- Тебе чего, мужик?
- Выйдем? Если не боитесь, конечно.
Костоломы переглянулись. Один из стриженных резко провел рукой с наколками по ершику шевелюры и повторил вопрос:
- Слышь, баклан, тебе чего надо? Говори здесь.
Петр поспешно придумывал причину, которая смогла бы выудить молодчиков из ресторана. Ляпнул первое попавшее не ум.
- Вам задание от Маклера, а вы тут прохлаждаетесь. Надо срочно поговорить. Жду  в фае. Ну, чо уставились, пацаны? Или надо перевести и сботать по фене?

Раздача седьмая.

Инга прижалась к плечу Корнея и, прислоняясь щекой к его щеке, прошептала:
- Пока наш общий друг Петенька уводит соглядатаев Маклера, нам надо срочно улизнуть.
Корней на миг остановил движение танца.
- Нет-нет, прошу тебя, не останавливайся. Сделай вид, что ничего не произошло.
- Как? Этот чокнутый опять преследует меня? Это он подослал тебя ко мне?
- Ты про Петю? Ну, что ты. Это ты преследуешь, прямо стал каким-то для него наваждением. Я бы не ошиблась, если сказала, что снишься ему по ночам.
Инга повернула мягкими теплыми ладошками лицо Корнея к своим глазам.
- Не делай, пожалуйста, такие страшные глаза. Эти два мордоворота, что сидели с тобой за одним столиком – наверняка, посланные Маклером для удержания тебя в узде, чтобы не брыкался от планов Совета ни влево и ни вправо.
- Эти два «мордоворота», между прочим, меня пригласили сюда, чтобы загладить вину за утрешнее недоразумение. Я подключил, через знакомого, к поискам жены милицию, а теперь есть шанс попросить о помощи и криминал. Я – не я, если не использую все возможности!
- Какой ты наивный, Корнеюшка. Или - Корнейчик? Как тебя мама в детстве называла? Ладно, неважно. Глупо ждать от людей Маклера какой-нибудь помощи. Главное, чтобы эта парочка амбалов тебя сейчас потеряла. Идем!
Инга крепко сжала руку Корнея и повела прочь от толпы танцующих.
- Видишь мимо туалетов по коридору дверь? Я заметила, что персонал ресторана регулярно выходят в нее покурить. Там, наверняка, «черный выход». Жди меня за дверью. Через минуту я буду с тобой. Только побыстрее, пожалуйста, не стой истуканом!
Едва Корней сдвинулся с места, Инга вновь придержала его за рукав.
- Не вздумай уйти без меня! Кто-кто, а я-то точно помогу узнать, как быть с Никой.
Пока Корней сквозь толпу танцующих лавировал к выходу, Инга подошла к бармену за сумочкой, тут же рассчиталась, включила мобильный телефон. Так и есть – пропущенный звонок от Петра. Этот «юноша» так и считает, что она проста до наивности. Только зашли в зал ресторана, как женщина-игрок «просекла» двух матерых трейдеров, и уж, конечно же, сделала выводы. Эх, Петя-Петенька, зелененький ты еще как трейдер! Инга отправила Петру смс-сообщение, чтобы тот через два часа подходил к ее обиталищу. Корней к этому времени, наверняка, если не глуп, должен будет осознать происходящую игру и быть на их стороне.
Жаров с любопытством рассматривал хоромы Инги, иначе ее жилище и не назовешь. Огромный особняк на окраине Москвы, куда их привезло такси, изнутри и снаружи блистал роскошью. Но не безвкусной, как это часто бывает у новоиспеченных богатеев, и не холодно-показной, как это бывает у людей с деньгами, но очень занятых, поэтому доверившихся знаниям и опыту дизайнеров.
В каждой детали интерьера, и даже в самой небольшой картинке, весящей в слегка затемненном проходе одного из коридоров, чувствовалась фантазия и философия хозяйки. Казалось, что через дизайн, мебель, обои, всевозможные арки, двери, окна и шторы, Инга изобразила собственный автопортрет.
- Если бы современный мир, в век вычислительной техники, автомобилей и прочих штучек цивилизации вдруг наполнился рыцарями и дамами сердца, то современные замки выглядели именно как твой дом. – Задумчиво поделился впечатлениями Корней.
Инга улыбнулась.
- Что ж, с фантазией и умом у тебя неплохо, надеюсь, мы поймем друг друга. Ты так и представь, что находимся в замке. Возможно, что даже в волшебном. А потому состоится разговор необычный. Что поделать, раз ты такой бестолковый. И кто с тобой только не разговаривал – и Петр, и Маклер. Ни один тебя так и не убедил, что мир несколько иной, чем привыкли видеть. Садись, Корнейчик, поудобней в то большое кресло, сейчас зажгу камин, а ты глядя на языки пламени, под потрескивание дров, приготовишься слушать сказку.
Корней состроил гримасу.
- Да не дергайся ты. Времени у нас для сказки достаточно. Ты лучше послушай, да и делай выводы. В каждой сказке добрым молодцам урок.
Инга подошла к камину, нажала потаенную кнопку, и заготовленные для растопки дрова тут же вспыхнули и, потрескивая, загорелись. Легкий дымок слегка вывалил из камина, затем тяга трубы жадно всосала чад в себя. Но в комнате остался легкий аромат костра.
Корней расслабился, с детства любил огонь, запах ночного леса вперемежку с назойливым дымом костра. Словно вместе с нажатием кнопки, с помощью которой разгоралось пламя камина, вспыхнули воспоминания детства. Приятного и далекого.
Ощущение, что сейчас в компании ребятни, его друзей. Верные товарищи, с которыми проказничал, играл, ходил в походы. Где-то в глубинах сознания даже почудилось наигрыш гитарных струн в неумелых руках. И эти звуки были в данную минуту милее, чем виртуозное исполнение знаменитых асов, вроде Стинга. С памяти, словно жесткой метлой, смело последние годы, их проблемы и радости. Господи, как хорошо-то!
- Ты, наверное, думаешь, что жечь камин летом глупо. Но я люблю огонь. Иногда он мой единственный собеседник. Напоминает о моем детстве.
Инга села в кресло рядом с Жаровым, стащила лежащий на подлокотнике теплый черный в красную клетку плед. Кутаясь в одеяло, сладко, словно кошечка, потянулась.
- Слушай сказку, мой малыш. Сказка была бы похожа на обыкновенную судьбу одной девочки, если б с девочкой не происходили необыкновенные истории. Девочка росла наравне с остальной детворой. Бегала, играла, помогала старшим по хозяйству. И ничего с ней такого уж необыкновенного и не случалось. Лет так до двенадцати. А как стала постарше, все чаще и чаще начала замечать на себе заинтересованные мужские взгляды. Да и батька, ни с того ни с сего, нередко хмурился глядя на дочку, все реже разрешал отлучаться со двора. Просто на всего девочка из длинноногой егозы начала превращаться в очень красивую девушку. Округлились соблазнительные девичьи места, да и личико с невинными глазами наполнилось невиданной доселе красотой. В их доме нередким гостем стал один из тех мужиков, что любили ходить в кожаных куртках и похлопывать по расстеганной кобуре, из которой выглядывал матовой воронью револьвер. Зайдет, бывало, бросит косой взгляд на девку, пошутит неловко, да буркнет что-нибудь непонятное хозяину дома. Батька после таких визитов ходит злой, с хмурой задумчивостью подолгу смотрит на младшенькую дочку. А матушка вдруг всплакнет, уткнувшись в край косынки, подойдет, прижмет к полной груди дочурку, и так долго-долго держит, что-то нашептывая, то кляня судьбинушку, а то что-то вымаливая у Господа.
Однажды вот таким же поздним летним вечером. Настиг комиссар девчонку в лесу, закрыл жесткой ладонью ей рот, да и обесчестил. Грубо взял, жестоко, невзирая на малый возраст жертвы. А после ущипнул деревянными на ощупь пальцами за нежную щечку девчонки, да и пригрозил, чтоб молчала. Иначе, говорит, и батьке твоему и матушке, и братьям и сестрам житья не будет. Раскулачит, оставит без нитки, да и в Сибирь, как кулацкое отродье, мерзлые коровьи  лепешки по льду гонять сошлет.
Случилась беда. Да девичья душа не смогла утаить. И батька распознал, а что уж говорить о матушке. Отвез отец дочурку в город от греха подальше. От насмешек, от большей беды. Пристроил к родственникам за мешок хлеба. Чмокнул молча батя дочку в обе щеки, повернулся и вышел вон. Навсегда.
Так вот девушка и оказалась в городе. По-другому жизнь ее начала строится. Обузой родной тетке не была, устроилась на фабрику, с темного утра до черного вечера работала. Хлеб несла опекунам, а случайную копеечку в тайничок за чуланом прятала. А зачем копила денежку – сама не знала. Копила, да и все. Пригодится когда-нибудь.
Так прошли три лета и три зимы. А работа, казалось, не губила девушку, а только красила. Да, огрубели девичьи пальчики и ладошки, зато стан и лицо прекрасны, как у юной принцессы из волшебных сказок. Девушка и сама для любви созрела. Не смотря на свой нелегкий, даже по тем временам, характер, все чаще стала поглядывать на пареньков. Тайком желая поцелуев, объяснений в любви.
А любовь и была не за горами. Влюбилась дуреха в парня, который только устроился на фабрику, в которой работала за грош и кусочек хлеба. И парень-то сразу обратил на девушку внимание. Статен молодец был, и лицом красив и черными кудрями лихо вскидывал чуб. И песни красиво пел, стихов много-много знал по памяти. Год они ходили в обнимку, под разбитым фонарем у тетиного подъезда целовались поздно вечерами.
 Но вот случилось, что парень как-то не поздоровался на ее улыбку, взгляд отвел в сторону, начал избегать встреч. Наша девочка испереживалась вся – али разлюбил? После работы подкараулила у ворот, что парню и убежать некуда, да и потребовала объяснений. Ухажер поначалу отнекивался, а потом сознался, что попал по глупости в кабалу к шулеру карточному. Задолжал ему огромные деньжищи, а покуда не выплатит долг, по взаимному договору ходить ему в рабах. По вечерам должен помогать мошеннику обманывать таких же легковерных, как и он сам. Девушка настояла, чтобы парень отвел ее к мошеннику, а сама перед этим познакомилась с нехитрыми правилами игры. Собрала все свои сбережения, да и поставила все до копейки на кон. Раз выиграла, и во второй выиграла, а в третий шулер с ней играть отказался. Да денег тех хватило и пареньку откупиться от долга, да еще ей на новенькое платье осталось.
Понравилось девушке игра, стала все чаще и чаще посещать игровые заведения, да без выигрыша почти никогда не уходила. Фабрику забросила – зачем изматывать себя непосильной работой, коль есть возможность легко и играючи денежки и так получить. Приоделась, сняла отдельную квартиру от родственников, стол ее всегда был сытным и вкусным – даже в те времена не обходился не только без мяса, сахара и белого хлеба, были и деликатесы, буженинка. Парень остался у зазнобы жить, так же работу забросил. Да не выдержал легкого бремени, стал много пить, гулять по девкам, да дома безобразничать, скандалы да драки устраивать. А однажды и вовсе собрал все, что были деньги, пока девушка ходила по делам, да и сбежал с глаз долой. С тех пор они и не виделись.
Недолго девушка горевала, пустилась с головой в карточные игры, и дня не пропускала без игры. Везло ей по страшному. В карточных кругах даже получила прозвище – Дама Треф. Прошло так еще годика два. Ни любви, ни семьи – все игра да игра. И вроде денег, да золота уже более, чем до конца жизни хватит, а игра все затягивает. 
Потянулась молодая женщина к рюмочке. Пить начала. Проигрывать стала. Вот уже нет золота, потом исчезли деньги, а уж затем и вовсе на улице оказалась. Вот такие дела. За кусок хлеба продавать себя пришлось. И что самое паскудное – тем за деньги отдавалась, кто раньше перед ней на цыпочках ходил, да хвостиком вилял. Жирным свиньям с заплывшими глазами, которые и переплатить готовы, чтобы лишний разок бывшую Даму Треф унизить.
И стала Дама Треф презирать себя. Ведь и было  за что! Презрение переросло в ненависть.
Проснулась как-то ближе к полудню, что обыкновенно с ее ночным образом жизни, тупо уставилась в серый потрескавшийся потолок съемной комнаты. Голова с похмелья от дешевой выпивки болит. В животе какая-то дрянь урчит. На душе что-то так тоскливо, гадко. «А что?..» - мелькнула мысль у нее: «А не пора ли тебе, голубушка, на тот  свет?» Подумала с такой спокойной уверенностью, что даже и не сомневаясь, тут же встала и стала приготавливаться к отходу как к дальней дороге. С энергичной суетой. И с тревогой и с радостью одновременно. Собрала все свои вещи, аккуратно сложила. Бог ведает, кому достанутся, зато не побрезгуют. Вот, к примеру, носочки – штопанные-перештопанные, а тщательно выстираны, свернуты в клубочек. Платья, понятно, хозяйка комнат себе приберет. Да и ладно. Если, так подумать, то вовсе неплохая женщина. Испорчена жизнью, конечно. Так ведь и предстоящая покойница вроде не из ангелов. Вот хозяйке отдельно и плата за неделю. Все до копейки – не будет поминать недобрым словом, что, мол, как сбежала. Все чин по чину – уходить, так без долгов. Оставшуюся денежку под ножкой кровати схоронила, пусть поломойке достанется. Хорошая женщина, пусть повезет горемычной. Так. Теперь записочку. «Прощайте, люди добрые, ухожу по доброй воле. Марья Ивановна, прошу за неудобство мною доставленное извинения. К ним добавляю плату за неделю и свои лучшие платья. Платья, между прочим, почти новые. Прочего барахла не имею, потому более оставлять нечего и некому. Простите все, кому, чем не угодила. Простите и прощайте!»
Закончив со всеми приготовлениями, женщина натянула через потолочный крюк веревку. Пусть бельевая, но ее хрупкое тельце должна выдержать. Табуреточку поближе под петлю поставила. Низенькая табуреточка. Как для деток малых. Даже на ней придется на носочки вставать, чтобы голову в петлю просунуть. Да ладно – временное же неудобство. В последний раз взглянула на себя в облупленный осколок зеркала, криво прикрепленный над рукомойником в углу подле двери.
«Э-э-эх, девочка, ты моя горемычная…» Глазки то из всего, что видно – самые живые, да и то лихорадочно, по нездоровому блестят. Губы мертвы. Уже давно, как только прикоснулись к плоти мужской не по любви, а за деньги. Носик сливается с бледными щечками. Все стерто. Нет уже ни девчушки - дурочки из захолустной деревеньки, ни светской львицы Дамы Треф. А подстилкой жить и так не хочется.
Села на табуреточку – «на дорожку». Села по мужски – колени врозь, уж больно низенькая сидушка оказалась. Уперлась локотками в колени, а кулачками в подбородок. Задумалась. Вот и все. Поезд на перроне, скоро отправление. Стоит ли жалеть о жизни? Вроде все испытала – и богатство и нищету, и любовь и предательство. Деток вот только нет. Да и не будет их у продажной девки! Значит, все могла увидеть в жизни, успела насмотреться. Впору и уходить. Без спешки, поезд-то без нас никуда не тронется. Потому как сама себе и машинист и пассажир. Туфельки снять или оставить? Нет, лучше снять, говорят, висельники сначала в судорогах дергаются. Свалится одна туфля, а с одной потом висеть… Тьфу, некрасиво.
Ату! Растяпа! Дверь закрыть забыла. Ворвется кто-нибудь. Да помрет от разрыва сердца, увидев ее тут посреди комнаты с опухшим языком да выпученными глазами. Подошла девушка к двери, взялась тихонько за ручку.
В этот же момент постучали. Вроде и стук негромкий, а какой-то торопливый. Что-то срочное? Открыть, или пускай уже тарабанятся сколь душе угодно? Любопытство, будь оно не ладно! Вот всегда так. Умереть и не узнать, кто мог в такую рань тебя домогаться? Явно, не клиенты. Хозяйка сама еще спит. Кто?
- Кто там?

Корней слушал как бы сквозь сон. Голос Инги подобно речи сказочницы из «Тысячи и одной ночи» завораживал, гипнотизировал. Не отпускал. Ведь чувствовал – не сказка это, не побасенка. Реальная история жизни женщины. Инга рассказывает так уверенно, в деталях, словно описывает собственную судьбу. Но… не может быть! Он украдкой взглянул на Ингу повнимательней. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Откуда у двадцатипятилетней на вид девушки такая древняя история. Чушь. Показалось. Это все из-за стресса, усталости и лишнего выпитого.
Инга приостановила рассказ. Потрескивание камина подчеркнуло наступившую тишину. Журналист с затаенным дыханием наблюдал за Ингой. Глаза женщины словно впились в пританцовающие языки пламени. Было тихо, странно и что-то немного пугающе в наступившем молчании. Через некоторое время Инга произнесла:
- Ты, конечно, понимаешь, что я выступила в роли Шахерезады неспроста. Есть причина на то. Веская. Подобная причина заставила прийти моего наставника в тот момент, когда я ощутила на  шее петлю. Да. Мне уже около ста лет. Я не молода, но и на старуху, как видишь, вовсе не похожа. И одному Богу известно, сколько еще предстоит топтать земной шарик. Из десятилетия в десятилетие в один из дней ломать голову на тему « как же поменять паспорт, чтобы разница в возрасте под штампом и в реальности не бросалась в глаза», переезжать из одного района в другой, чтоб, не дай Бог, тебя не узнало бывшее окружение. Много лет, очень много лет, прошло с тех пор, когда один из трейджизов вломился в комнату, сорвал петлю с моей шеи и надавал пощечин. Думаешь, из жалости? Ха! Просто он поставил на меня. Я БЫЛА В ЕГО ИГРЕ. Вернее, моя судьба. Да… Он не прогадал, его лучи выросли в невиданное доселе число раз. Ведь моя жизнь с того момента взлетела к новой вершине. Я просто упивалась новой ролью! Став трейджизом, с головой погрузилась в игры с чужими судьбами. Вспоминаю даже момент, когда с торжествующим злорадством приехала в родную деревеньку лет через сорок после случившегося, встретила подряхлевших младших сестер и братьев. Какой неописуемый восторг испытываешь, когда называешься собственной внучкой, а родные с удивлением кивают головой: « Похожа! Ой, как похожа!» 
Взамен карточных игр я получила нечто большее, намного большее. Настоящую Игру. Ставки на чужие судьбы мне даруют силы и молодость, а с ними, возможно, и бесконечность существования. По-крайней мере, очень на это надеюсь. Ведь уже почти восемь десятков лет в игре. Сколько воды утекло с тех пор, чего только за это время и увидела и прознала. А теперь вот сижу перед тобой. Веду исповедь. На которую тебе просто наплевать. Или вообще не веришь. А ты должен поверить! Ради Ники, собственной судьбы, ты, просто на всего, сейчас обязан слезть с шахматной доски Рока. Кем бы ты на ней себя не мнил – Королем или Ферзем. Сам сядь за Игру! И Петр, и я и даже этот зажравшийся Маклер – все видят, что у тебя есть задатки талантливого Трейдера жизни. Возможно, когда-нибудь потом, лет через десять или сорок, может меня за этот совет, и проклянешь, но на сегодняшний день для тебя взять собственную судьбу под контроль – это единственный шанс спасти Нику.
Корней напрягся.
- Что тебе известно про нее? Где она? Что с ней?
- В беде жена твоя. Чувствую. В неволе. И далеко. Очень далеко. Сердцем чувствую ее одиночество и беспомощность. Твой лучик привязки к жене уходит далеко куда-то в глушь. Далеко от городов, сел и людей. Ей неоткуда ждать помощи. Поможешь только ты. Если перестанешь быть упрямым ослом.
- Но Маклер сказал…
- Брось! «Маклер сказал…» Этому пройдохе глубоко наплевать и на тебя и  на Нику. Видела я у Петра один листочек. А листок-то тот от аналитиков того самого Маклера. На бумажке расчерчены твое прошлое и прогнозируемое прошлое. Так вот, дорогой, через три недели, если ты будешь по-прежнему сидеть, сложа руки, да в текиле нос квасить, ждет тебя смерть. Да-да! Не таращи глазки. А днем раньше гибель Ники. Делай выводы, дорогой. Задача Петра, как поставившего на твою судьбу, чтобы расшевелить тебя и заставить действовать. Из амебы, хотя бы, превратить в многоклеточное существо. А потом, если уж сам постараешься, может, превратишься в человека. 
 - Видишь ли, Корней, у тебя пока что еще есть запас сил, энергии и надежды. Какой-то капитал начальный, чтобы попробовать стать трейдером жизни. Завтра капитала будет меньше, а послезавтра – вообще крохи. И сейчас у тебя два пути – или прожрать остаток сил на жалость к себе, а второй путь – рискнуть и попытаться хоть что-нибудь  отыграть от рока. Должен стать сильнее. В основном это нужно даже не для тебя. В первую очередь для Ники. Пойми, ты, упрямец, надо все, весь опыт, бывшие представления о жизни смыть в унитаз без сожаления. И смириться с мыслью, что окружающий мир гораздо многограннее, интереснее. И что не воспользоваться этим обстоятельством во благо себе и близким просто глупо!
Корней промолчал. Его неверие и упрямство было сломлено. И даже не логикой слов, его сопротивление смыло лавиной эмоций и искренности в каждом слове. Инга открылась вся. Обнаженная душой предстала перед ним беззащитной, неловкой, словно бы черепаху вдруг лишили панциря. Один из тех случаев, когда беззащитность сражает эффективнее меча опытного воина. Возможно, Инга сознательно использовала этот прием, имея многолетний опыт практики игры с судьбами мужчин. Одна из многочисленных женских уловок, которыми женщины пользуются в спорах с мужчинами, наравне со слезами или, например, восхищенным взглядом. Но сейчас это было даже неважно – хитрость или, действительно, искренность. В словах женщины, в каждой вибрации слога сквозило белой нитью  на черном – сидеть сложа руки нельзя. НАДО ДЕЙСТВОВАТЬ. Цепляться за малейшую возможность спасения Ники.
- История, которую ты мне рассказала, очень трогательна. Как бы она фантастична, не звучала, я верю. И ради Ники поверить готов во что угодно. Я готов действовать, грызть любые преграды, сражаться с любыми монстрами. Но где моя жена? Я не знаю что делать, куда бежать.
- А бежать никуда и не надо! Быстро же ты его, Инга, в чувство привела.
От внезапного вторжения в их разговор Корней и Инга вздрогнули одновременно. За разговором появление Петра обоих как бы вытряхнуло из омута воспоминаний. Петр с порога метнулся до ближайшего кресла, с ходу рухнул в него, закинул ногу на ногу.
- Ну-сь?
- Петр, что за манеры? Мог бы для приличия хотя бы постучать.
Нос Петра в мгновение сморщился и тут же разгладился, при этом глаза нового гостя со своей обыкновенной сумасшедшинкой пристально уставились на женщину.
- Инга, про какие приличия толкуем? Мы же почти как родные!
- Петр, имей совесть! У нас есть проблемы и нам всем вместе следует сосредоточиться на их решении. Корней согласен, что сидеть сложа руки нельзя, но ему надо посоветовать от чего оттолкнуться в поисках Ники.
- Милочка, у проблем есть только препятствия, а решения же – у задач. Да Бог с этим.. Итак, Корней, наконец-то ты готов к лояльной беседе?
Корней пожал плечами.
Петр продела недавнюю манипуляцию с носом. Посмотрел на Ингу.
- Ну-сь? Я не понял! Он что еще все сомневается?
- Пусть сам ответит. Он же мужчина.
- Слушай, Корней, какой ты там экстримальщик?! Мямля! Или-или!
Корней горько усмехнулся.
- Я принимаю все ваши сказки на веру. Готов на все, лишь бы втащить Нику из беды.
Петр смачно причмокнул.
- Инга, я знал, что ты способна убедить любого мужика на свете!
Инга потупила взгляд, поглубже закуталась в одеяло.  Казалось, что она ушла в себя. Петр развел в восхищении руками, потом соскочил с кресла и заходил по комнате. Его тень от камина причудливыми удлиненными формами забегала по углам гостиной. 
- Хорошо-хорошо. Теперь начнем разговор без шуток. Итак, Корень…
- Для тебя – Корней Иванович!
- Итак, Корень, с этой минуты я твой наставник.  Нику выручить хочешь? Хочешь! Поэтому, если захочу, ты будешь хоть корнем, хоть стебельком. Это не суть как важно. Помнишь, как говорили на Востоке? «Мясо твое, учитель». Времени у нас осталось ой как мало. Поэтому сразу все расставим  по своим местам.  Хочешь ты того или нет, но мы с тобой стали одним целым. Понял? Ничего ты не понял. Моя судьба полностью зависит от твоей, точно так же как и твоя от моей.  Но чтоб сильно не зазнавался, объясню – ты, да и твоя Ника,  для меня особо ничего не значите. Твоя победа в создавшейся ситуации для меня всего лишь куш в виде везения, здоровья, денег, власти и так далее. Большой, правда.. Но и только! Сюсюкаться с тобой не собираюсь. Понял? Ничего ты не понял.