Мотылёк

      Я шёл домой. Жадное до земли солнце, вывалившись из синевы небес, поливало меня светом. Пролив нежился на солнце, подставив под его тепло мокрую кудрявую спину. По небритым щекам сопок рваной пеной сползал туман. Мне было одиноко и грустно.
      Сегодня я сдал экзамен по матиматике на тройку. Разочарование наполнило меня снизу до верху. Я представил орущую мать и отца, который никогда не был на моей стороне, и всегда мне напоминал о сыновнем долге. Нет, я конечно, должен любить и почитать родителей, им помогать, заботиться о них, жалеть их, но ведь я должен этого хотеть. Я давно уже не сынок, ни зайчик, ни солнышко. Девятый год я - балбес, скотина, урод, тупица. Нет, я мотылёк. Да, да, легкокрылый мотылёк, и душа у меня прозрачна и легка как крыло мотылька. Только ни мать, ни отец не замечают этого, и не хотят понимать меня.
       Я шёл по пустой улице мимо старых домов с искривлёнными позвоночниками крыш. Ясный день стоял во весь рост, обхватив руками посёлок. Я дошёл до дома, постояв немного на крыльце, вошёл в дом. Ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть. Я достал фотоальбом и стал его листать, рассматривая фотографии. Вот мой старший брат в морской форме. Он онончил морское училище и работал на корабле, а потом его не стало.
       Если бы он был со мной рядом, он бы понял меня. Мне так надоело быть никем! Мне захотелось его увидеть живого, бодрого и улыбающегося. Я готов был полететь к нему туда, в непроглядную высь неба, где акулами плавают тучи, а розовые дельфины утра быстро уплывают, вытащив из пучины солнце.
      Желание быть рядом с братом взбодрило меня. Я вынул из альбома его фотографию и долго смотрел на неё. Скоро я с ним встречусь. Он никому меня не даст в обиду. Я больше не буду слышать истеричных криков матери и рёва отца. Я поморщился.
      Положив фотографию в карман, я пошёл. В сенях я нашёл кусок бельевой верёвки и сделал петлю. Во дворе я наткнулся на старый табурет с облупившейся коричневой краской. Я поднял его и потащил в сарай, в котором когда-то держали скотину. Теперь он был пуст и только ветер иногда ночевал здесь, положив клок оставшейся соломы под голову. Я увидел крюк, на котором когда-то висел фонарь и, встав на табурет, прикрепил к нему один конец верёвки, потом слез с табурета и, посмотрев на болтающуюся петлю, одобрил. Жизнь потеряла для меня цену. Я в ней не видел смысла. Балбес, скотина, урод, тупица навсегда покинет землю, а мотылёк его души будет прилетать к родным окнам и плакать.
       Я выглянул из сарая и огляделся. Я увидел сопки, заросшие елями, стланником и рябиной, дом, в котором я чувствовал себя чужим и ненужным, кудрявую спину пролива, взбитые сливки облака на блюдце синего неба. Скоро я стану голубым мотыльком и сольюсь с синевою неба. Я снова буду сыночком, солнышком, зайчиком, я буду чудным ребёнком.
      Я подошёл, встал на табурет и, просунув голову в петлю, шагнул в небо. Я услышал, как табурет со стуком упал на прогнивший пол. Верёвка безжалостно сдавила мне горло, и моё лёгкое дыхание, оборвавшись, спряталось в тёмный угол, стук сердца затерялся в гнилых досках, а мои мысли стали добычей паука, как мухи неосторожно попавшие в его сети.
Земля и небо растворились, звенящая пустота окутала моё тело. Теперь я никому ничего не должен.