Мы слушаем соловеев

            Маленькую Наташу впервые  привезли на юг из далекого Мурманска.
Жаркое солнце, море цветов и  зеленой травы,  незнакомой, увиденной впервые, иногда колючей или обжигающей пальчики. Теплая вода, в  которой можно болтать босыми ножками, взбивая фонтаны брызг. Интересный песочек, очень похожий на сахар, только желтый и невкусный. Все поражало воображение трехлетней исследовательницы.
          Но больше всего   маленькой Наташе нравились  птицы. Она  заворожено следила, как  в кустах «валабли длались и пели чиликанием», а вечером большие птицы летали  «клугами и плосили куфать: дай-дай, ка-ак дамр, ка-ар».
          Трава вызывала у нее  страх. Протягивая осторожно пальчик, она поглаживала отдельный листочек  подорожника и заключала - «хоёдный», а  полынь считала лекарством и отворачивалась, если мама  подносила к ее носику веточку остропахнущего растения, и всегда добавляла:
          - Я не боею, папе гоёвку чечи.
          Ни за что не соглашалась пройтись босиком по траве:
          - Она коючая и деётся.
          Однажды  вечером всей компанией, прихватив с собой  Наташу несколько бутылок пива,  мы  ушли через мост на другой берег реки. Хотелось тишины,  шепота звезд, загадочных теней в кустах. На опушке леса вдоль  асфальтовой дороги, ведущей в соседнее село,  стояли скамьи для отдыхающих. За ними   тихо шелестели листвой ивы, отбиваясь от игривого ветерка, загадочно  молчали кряжистые дубы.  На верхушках крон высоких  пирамидальных тополей лениво переговаривались устроившиеся на ночевку вороны. 
           Жара спала.  Пряно пахли травы  на обочине. Угомонились птицы. Шар солнца закатился за лес. Все  вокруг померкло, затаилось. Природа приготовилась ко сну.
           И вдруг в этой чистой тишине раздалось тихое пробное соло. Сначала протяжным, спрашивающим разрешения осторожным свистом, коротким цоканьем, а затем и переливами древнейшей мелодии чувств  запел в кустах соловей. Хор подхватил сольную партию,  украсил ее  нежным щелканьем, внезапно умолк, и вот   отдельные аккорды  соловьиного хора, набирая силу,  слились в единую мелодию любви и, отзвенев благодарностью миру,  постепенно затихли. Звенящая тишина ...  И опять заговорила-запела скрипка мелодией нежной, робкой, подхваченной лишь отдельными голосами невидимых исполнителей.
          – Соловьи поют, – прошептал папа, – Своим самочкам-мамочкам клянутся в вечной любви и верности.         
          Наташа, долго молчала, а потом, прижавшись к папе, тихонько спросила:
          – Мы еще придем слушать соловеев?
         Две недели, каждый вечер мы ходили слушать «соловеев», а потом птицы занялись семейными делами, и все реже раздавалось их волшебное пение в кустах.
          В один из вечеров, чтобы успокоить дочь, которая требовала соловеев "на сцену", папа был вынужден, незаметно для Наташи, скрывшись в ближайших кустах, изображать влюбленного соловья. В кустах долго что-то цокало, хрипело, пыталось  свистеть,  и наконец, умолкло. Послушав сольное исполнение одинокого соловья, Наташа, вздохнув, сказала:
         - Бедный соёвей, он совсем не юбит свою маму.
           Наташа так и не поняла, почему в ответ на ее сентенцию раздался дружный смех подогретой компании.