Последняя воля императора

Предисловие.
Говорят, солнце в поднебесной особенно яркое; с его восходом познается мудрость, а с закатом проливается кровь за постигнутые знания.
Телега, которую тянут с разных сторон могучие буйволы, в итоге рассыпается в щепки. Разрозненные династии, не идущие на перемирье правители, усугубляли боевую и экономическую мощь Китая, порой, превращая земли в проходной двор для захватчиков. Лакомый кусок, богатый природными ресурсами, надкусывали японцы, вторгаясь с моря, с севера поднебесную топтали кочующие монголы.
Как бы ни было бескорыстно добро, рано или поздно оно обернется в беспросветное зло, в свою очередь и тьма служит во имя света. Замкнутый круг, именуемый инь-янем. Всем сердцем и душой веря в гармонию балансирующий сил, Иин Чжен, ставший королем династии Кин в 13 лет, в свои 29 начал кампанию по объединению Китая, хладнокровно рассекая горла сопротивляющихся, устраивая облавы и покушения, лишая династии важных советников и деятелей. Грубая сила, чередующаяся с коварством и предательством, питала почву кровью и насыщала воздух неутихающим плачем осиротевших детей. Захват последнего независимого оплота был скорее формальным: сокрушенная землетрясением династия Чжао дать отпор войскам не пыталась.
Восемь лет занял путь из короля в императоры. Значительные экономические реформы, строительство мощнейшего дорожного сообщения, начало возведение великой китайской стены. Император щедро платил за стремительный прогресс человеческими жизнями. Скудный рацион, невыносимый труд от восхода до заката. По приказу обессиленных рабочих сталкивали в строительные ямы и засыпали живьем. Император боялся реформ. Более четырёх ста мудрецов были сожжены публично вместе с бесценными знаниями и сотнями школ по всему Китаю. Росла волна гнева. После попытки покушения, император поспешил вернуться на запад. 
I.
Хрустальная гладь прудов зеркально отображала небеса, солнечные лучи переливались в разноцветных чешуйках рыбы, отчего те походили на волшебных змеев, запах свежей хвои, покрытой росой – император подолгу оставался на деревянных мостках, пытаясь спастись от мутневшего рассудка. Правление требует силы, но у всего есть своя цена и последствия.
Гонимые страхом, колени у подданных молниеносно подгибались и те падали к земле, боясь поднять голову. Иин Чжен продолжил пешую прогулку; работа в дворце моментально приостанавливалась. Прославленный полководец Мао сегодня лично нес караул на стенах крепости. Заметя боковым зрением правителя, поспешил отдать своеобразный поклон: свесив пол тела со стены, будто разглядывает что-то важное у основания оплота. Офицер открыто презирал правителя, однако на своё счастье подобные жесты никогда не происходили на публике - в противном случае заслуженное уважение вряд ли бы привело к милости. Император, стараясь не поддаться нахлынувшим эмоциям, не спеша пошёл дальше, волоча полы шелковой мантии по пыльной дорожке.
Внезапно, словно хищная птица, через ограду перемахнул пергамент, обмотанный на железную сердцевину, и ударил императора в лицо; тот едва покачнулся и моментально перевёл взгляд на нежданного посланника, стремительно удаляющегося с поля зрения верхом. Мао, чьи стрелы летают за горизонт, с легкой ухмылкой смотрел совершенно в другую сторону, и поражать беглеца, по-видимому, не собирался. Иин Чжен небрежно развернул манускрипт с плавно вырисованными крупными иероглифами:
«Не сегодня, так завтра погибнет наше тело среди горестей и болезней. Что пользы преступать ради него долг?»
Лепесток ивы, подхваченный порывом ветра, рассек щеку императора; скупая капля крови скатилась на послание, поставив жирное пятно, как неаккуратное одобрение. Моментально земля содрогнулась от  адского толчка преисподни.   
Очнувшись, правитель лицезрел абсолютно опустевшую стену. Все часовые по периметру, включая Мао, бесследно исчезли.
«Ну это уже слишком!». Борясь с приступом головокружения, он поднялся, и был готов повалиться снова: со всех сторон к дворцу приближалась орда, разодетая в самую обычную одежду и ничем не вооруженная. Что удивительно, полчище не держало никаких построений, наступало хаотично, пихая друг друга плечами. Никаких боевых знамен. Вместо барабанной дроби, задающей темп, воздух наполнялся нечленораздельным говором. Иин, спотыкаясь на каждом шагу, бросился к наблюдательной башне. Ухватившись за веревку, император стал бить в колокол, однако тот предательски молчал, будто усеян дырами. Нет, медный корпус был абсолютно цел, и слабо поблескивал на солнце, стоящего в зените. От безудержных попыток с налеганием всего тела на канат, колокол неохотно поддался и зевнул, что напоминало слабый звон колокольчика на шее фермерского гуся, и вновь упал в спячку. Отряды не спеша приближались к стенам. 
Иин Чжен вырвался из кошмара в холодном поту. По периметру дворца, неутихаемым рикошетом, врываясь через окна и двери, распугивая птиц, раздавалась леденящий душу колокольный бой. Предчувствие вещего сна подняло с постели обессилевшее  дряхлое тело императора. За окном мелькали ополченцы, на ходу пытавшиеся укрыться в доспехи, и поочередно ронявшие катаны, то и дело рискуя перерезать друг друга еще до начала боя. На благо всей империи тревога была учебная. Уровень адреналина в крови моментально понизился, с гудящим звоном в ушах и дрожащими конечностями Иин Чжен едва дополз до постели. Ворвавшийся в зал лекарь испуганно застыл на месте.
-  Ваше превосходительство! Пожалуйста, Вам лучше не вставать с постели, - прогибая спину, втянув шею в плечи и монотонно кланяясь, протараторил целитель.
Правитель, не проронив ни слова, повалился на мягкую перину.  Будто налитые свинцом, глаза тут же сомкнулись. Отравленный неизвестным во время торжества, Иин Чжен находился под постоянной опекой целителей, собранных со всех краев, и каждый день безуспешно борющихся за его жизнь.
Сон, чьи границы стерты реальностью, в котором даже самое натренированное сознание теряет всякие догадки и мотивированную связь с происходящим, и не в состоянии ответить на простой вопрос «в каком мире я нахожусь?».  Воспоминания, принятые за воображение, и простые мысли, до боли схожие с событиями минувшими. Еще мгновение назад он был одиночкой на линии фронта, шаг за шагом уступающим жизненные позиции болезни, теперь же он был снова здоров и молод, твёрдо стоящим на ногах с поднятым подбородком и расправленными плечами. Вот правда стоял он вновь на смотровой вышке, а лестничный проем был запечатан булыжником, будто его там и не было никогда. Даже если свиснуть с проема на руках, то до стен оставалось около пяти метров, что при неблагоприятном исходе весьма чревато последствиями, и тогда уж, как говорят, от судьбы не уйдёшь. Узник в темнице без решеток, обогреваемый полуденным солнцем и продуваемый ветром, всё еще несущий оттенок хвои. С одной стороны армада наступающих людей с неизвестными целями, с другой – абсолютно безлюдный дворец: в кузнице догорали печи, вот только кузнецов и след простыл, недомытое белье на берегу речки, оставленная без присмотра оружейная, неохраняемый вход в покои императора, разве что представители фауны всё еще обитали в прудах. Ветер слегка покачивал колокол и слабо завывал в куполе. Иин Чжен развернулся к потокам людей, и стал ждать – больше ничего не оставалось.
- Эй, мудрейший, чьи земли-то будут? – раздалось из массы. Кто именно говорил, разглядеть правитель не успел.
С Китайской империей на тот момент считались все, посему вопрос был принят за издевательский.
- Язык проглотил что ли? – риторический вопрос уже был адресован единомышленникам. 
- Нам бы к морю пройти, порыбачить захотелось вдруг, – в подтверждении сказанного один из них помотал над головой примитивной бамбуковой удочкой.
- Да вы мне всю рыбу выловите! Дефицит занятности? Мы это поправим! – язык императора действовал отдельно от мозгового штурма нахлынувших мыслей.
- Да что Вы, мудрейший, нам много не надо, мы сыты амбициями, а рыбалка, это так, минутный порыв доброй воли. Только вот поправить это Вам вряд ли под силу без войска. Кстати, где это оно? Не видали, император? Поди без нас на берег за уловом побежали, - вся армада, как один, зарвалась в хохоте.
Правитель в порыве последней надежды ухватился за колокол. На сей раз тот функционировал исправно: звонкий гул заполнил пространство, с деревьев поднимались стаи птиц и устремлялись подальше от эпицентра звуковых волн. Безрезультатно, на территории дворца не мелькнуло и души.
- Надежда умирает последней, - прокомментировал поворот событий неизвестный оратор. – Ну да ладно, чего уж там, тут, вроде как, и без рыбалки прекрасно: пейзаж душу радует, воздух свеж, компания нам Ваша приятна. Мы, пожалуй, на привал, если соизволите, ваше величество?
Не думая и дожидаться ответа, многотысячное невооруженное войско принялось устанавливать палатки и подготавливать поленья к костру.
Вечерело, яркая луна занимала законное место на безоблачном небе, полноценно освещающая всё вокруг. На императора лишь изредка, но без интереса, поглядывали, а после и вовсе забыли, усевшись у костров. Поначалу просто молчали и любовались ритуальным танцем пламенных языков, несколько позже у огня замелькали одинокие тени, гонимые творческой натурой. В обиход пошла поэзия, по-видимому, собственного сочинения, народные мудрости, до сего момента не никем не упомянутая, и просто детальное описание личных подвигов. В первые минуты на смену творцам не торопились, видать, легкая неуверенность брала вверх над желанием открыть душу, но позже, расталкивая друг друга, к минуте славе стремился каждый. То и дело разносились охи да ахи о пролитой мудрости. Люди перебегали от костра к костру, туда, где восхищались громче. Часом позже запасы народной мудрости и легендарных себя-воспеваний иссякли - неизвестных кочевников от скуки потянуло в дрему. Спустя какое-то время среди массы выделились несколько человек, о чем-то не громко совещающихся. После короткого обсуждения вновь захохотали и целеустремленно направились к вратам. Слоеные ворота, укрепленные железом и тараны не сразу брали, что уж говорить о горстке жалких людишек орудовавших тонкой удочкой, которой только ворон на кукурузном поле распугивать? Вопреки абсурдности предстоящей попытке покорить крепость, Император замер в тревожном ожидании.
Судя по обстоятельствам,  вторженцы помимо рыбалки увлекались и акробатикой. Лестница из людей росла на глазах, вот только групповое мышление подкачало - самый увесистый из затейников, карабкающийся по плечам последним, повалил всю конструкцию до основания. Отплевываясь землей и потирая ушибленные места, цыркачи-гастролёры внезапно замерли, глядя друг на друга, и взорвались в синхронном смехе; к ним подключился и император, забыв про свое бедственное положение. Мастера осады перегруппировались: четверо встало напротив друг друга, сцепив кисти в замок, пятый перенял эстафету и, прилично разбежавшись, запрыгнул на руки товарищей и был подброшен вверх.  «Пошел по наклонной», - говорят о таких людях. Осознав, что вершину ему не покорить, тот стал размахивать руками, но не избежал лобового столкновения, и поленом упал вниз. Лишь убедившись, что павший еще жив, остальные опять разразились  неудержимым хохотом. «Родина может спать спокойной» успел подумать мудрейший.
Отбросив все остальные идеи по взятию ворот физической силой и групповой импровизацией, один из захватчиков постучал в дверь и дружелюбно завопил, - Открывай! Свои! Мы - проездом!
Врата не спеша распахнулись, император бросился на противоположную сторону часовой башни – никого по ту сторону стены вопреки ожиданиям не оказалось. Ночной окрас побледнел, будто природа избавилась от половины существующих оттенков и тонов, воздух стал спертым, дышать становилось тяжелее, вся рыба в прудах моментально примкнула к поверхности, жадно глотая кислород.
Воодушевленные успехом, захватчики помахали оцепеневшему императору и направились прямиком к складу с провизией. Пространство наполнил усиливающийся шорох, будто в здание вошла не горстка людей, а ворвалось полчище голодных крыс: что-то постоянно падало, билось и рассыпалось. Лихорадочно кашляя и утирая глаза от слез, продуктовая инспекция вырвалась наружу - судя по всему, нарвались на мешки с пряностями. Переведя дух, компания вошла обратно и уже через полминуты послышались радостные возгласы. Одна за одной выкатывались бочки со сливовым вином и гороховой настойкой. Затарившись продовольствием,  злоумышленники поспешили к выходу, толкая бочки ногами наперегонки. Желая похвастаться неотточенной сноровкой, возглавивший отряд заскочил на бочку, лихо перебирая ногами, и через несколько шагов потерял равновесие и запищал от веса накатившегося сзади спиртного.
 По завершению непростой миссии, многотысячная дружина принялась распивать захваченное, выхватывая бочки из рук друг друга, обливаясь с головы до ног. По усам текло, а в рот не попало – то и дело на склад возвращались снова и снова, пока тот окончательно не опустел.
К моменту начала группового пения, император  не знал, чем заткнуть себе уши. У каждого костра напевали что-то свое, задушевное, будучи уверенным, что чем сильнее надрываешься, вопя в трогательных порывах, тем краше голос и вклад в коллективные усердия. Отдалено напоминало несанкционированную и слабо организованную демонстрацию без преследования общей цели, где каждый борется строго за свои индивидуальные интересы: Нет пошлине на рис! А мне жену красивую!
Всему приходит конец, как и, казалось, нескончаемому потоку нахлынувшей силы и творческих отголосков. Какофония перешла на тихие обсуждения дней минувших, да и та угасала с каждой минутой. Опьянение брало вверх, люди проваливались в младенческий сон. Не отказался бы от покоя и император, если бы не очередной отряд затейников, пересекающих ворота, с лицами расплывшихся в одурманенных улыбах. Запрыгнув по пояс в пруд, те принялись выбрасывать на берег к тому времени подохшую рыбу. Едва удерживая в охапке скользкие тела, все, кроме одного, направились к башне; последний же, вспомнив основную цель визита, уселся у воды с удочкой, покачиваясь в такт ночному бризу.
- Сударь! Поздний ужин велели подавать?! – незваные повара, как один, повалились на землю от смеха.
«Меткие, гады…» рыба ударялась о колокол, лопалась о стены, усыпая ошметками пол. Уворачиваясь в очередной раз, император поскользнулся и принял подачу на голову. Отплевываясь и сдерживая рвотные позывы, Иин Чжен застыл на секунду, и гонимый голодом набросился поедать сырую рыбу. 
Компания стихла, удовлетворительно, с чувством совершения благого поступка, слушая жадные чавканья сверху.   
- Мудрейший, позвольте удалиться!, - и удалились, отправившись на заслуженный отдых.
Вернувшись к чувствам, император осознал, что сожрал почти всю рыбу, и стал захлёбываться от нахлынувшего презрения к самому себе, но голод – не теска.
Бледное полотно тумана поднималось с земли, накрывая спящих одеялом, спал и рыбак, так и не дождавшись поклёвки. Убедившись, что спящие не замерзнут, седая пелена набросилась на дворец и защитные сооружения. Преодолев высоту с неимоверной скоростью, туман завихрился и с силой толкнул колокол, и тут же от его звона стал рассасываться. Спящие тела слегка зашевелились, но предпочли остаться в безграничном мире грез. Через короткий промежуток времени колокол без посторонних усилий ударил снова, но этот раз решительнее – звон метался от дерева к дереву, разносясь по всей округе. Послышались стоны, пробуждающихся с похмелья. Потирая голову и глаза, один из них, борясь с силой притяжения, побрел к башне:
- Эй, глупец, сам не спишь и другим не даешь. Дай покоя!
Иин Чжен судорожно развел руками, с легкой надеждой посмотрев на страдальца снизу, стараясь держаться подальше от колокола и творящейся чертовщины в целом.
- Он сам? Увы, сударь, ваше время пришло, - человек снизу также развел руками, мол, бессилен тут и я.
Раздался очередной пронизывающий до костей удар, еще долгое время вибрирующих в барабанных перепонках. Спящие с трудом начали подниматься с земли, устремив пустые взгляды на императора. В воздухе повис запах гнили, пруды затягивались мерзкой тиной, деревья в момент ока лысели.
На востоке солнце, не успев насладиться своим рассветом, поплыло к зениту, через несколько минут ушло за горизонт, тот же маршрут проделала и луна, решив на долго не задерживаться ни в одной из точек. Гнилые листья закружили в воздухе, как беспросветная стая саранчи, набрасываясь  на императора, впиваясь и всасываясь в кожу по всему телу. Панические, молниеносные попытки стряхнуть  обезумевшую листву к успеху не привели. Разимый жгучей болью, император повалился на землю и откатился к углу, пряча глаза.
- Стареет. Стареет, - послышались в такт равнодушные выводы, будто бы долгой дискуссии по чрезвычайно важному  вопросу.
Колокол ударил снова, и хищные листья упали на землю и тут же усохли. Кожа покрылась старческими морщинами и пигментными пятнами, и разрывалась от каждого неосторожного движения. Император стонал, в страхе вытаращившись на свои руки и ощупывая лицо.
Луна в бешенстве гонялась по небу за солнцем, а может и наоборот. Полный мрак в мгновение ока сменялся вспышкой света, освещающей гневные почерневшие глаза многотысячный орды плотно стоящей у самых стен. Их одежда обрастала грязью и дырами, а тела также стремительно обменивались на молодость.
Колокол зазвонил без устали, содрогая стены, которые с каждым стуком медленно погружались в землю, теперь походящую на зловещее болото. Еще минута и император окажется на одном уровне с ордой. Из вспыхнувшего повсюду пламени выходили горящие мудрецы с пылающими книгами, выбивая камни, из стен тянулись наружу окостеневшие руки и полуразложившиеся лица некогда погребенных заживо рабочих. В попытке прервать предсмертный бой, император ухватился за джутовый канат, однако тут впился в руки и замотал старика по всей башне, пока тот, окончательно  обессилев, не разжал хватку и вылетел в проем прямо в толпу мертвецов. Последнее, что предстало перед его взором – смерть во всевозможных обличиях.
Лекарь дремал рядом с неподвижным императором со стеклянными глазами.
В тот же день полководец Мао был первым, кого залили глиной и превратили в статую.
Осознание неминуемой расплаты в загробном мире, где правитель оказался абсолютно незащищенным,  обрезало нити жизней тысячи людей. До самой смерти Иин Чжен пополнялись ряды армии Терра-котта.