700kb - гл. 8

                VIII


                Остров Библус. Начало первого века до Р.Х.




            … Волна горой обрушилась на корабль. Перекатившись по палубе, она увлекла за собой сорванную с ложемента спасательную шлюпку. Подпрыгнув от удара об единственную надпалубную постройку, шлюпка развернувшись, килем срезала мачту, оставив от неё короткий обрубок чуть выше человеческого роста. Впереди по курсу, на расстоянии трети стадии, выросли острые зубы рифов.

           Единственный живой человек на верхней палубе, оставшийся после наката волны, был капитан. Оглушенный ударом лодки, он сидел на деревянном настиле палубы, привязанный к нетронутому основанию мачты. Отсюда он следил за работой мореходов у кормила. Раскат грома заставил его вернуться из забытья. Он поднял голову и оглядел опустевшую палубу. Мореходов смыло за борт. Подхваченная волной триера неслась в темноту ночи без управления.

           Вслед за раскатом грома жирный яркий росчерк молнии осветил пик рифа, возникшего прямо по курсу. До скалы оставался полет дротика. Первое, что пришло капитану на ум – спасти судно. Нужно повернуть весло кормила. Капитан стал развязывать узлы каната, чтобы освободиться от огрызка мачты. Поняв, что он не успевает, капитан зарыдал и стал в голос молить Бога о легкой смерти.

           Ночная мгла, ветер и низкие серые тучи с пронизывающим ледяным дождем, дополняли без того мрачную картину. Небо вновь озарилось ярким розово-белым всполохом. Кривой зигзаг молнии ослепил морехода и с грохотом впился в пик скалы. Взрыв расколол риф на две части подняв в небо клубы искр и дыма. По деревянному настилу мокрой палубы звонко забарабанили падающие осколки. Один, отскочив от палубы, зло шипя, угодил в ногу капитана. Оглохший от взрыва скалы он даже не успел почувствовать боли. Вторая волна, подняв судно высоко над водой, развернула кормою вперед, понесла корабль к месту вновь появившегося разлома.

           Шепча молитву, капитан вцепился в узел каната в ужасе закрыв глаза.

           Стон ветра, скрежет каркаса и следом - оглушительный удар о воду, известили капитана о том, что триера проскочила риф верхом. Пенный водоворот от перекатившейся через скалу волны еще крутил судно, но уже стало ясно, что за рифом мытарства закончились. Так и случилось.

           Злой демон моря поняв, что проиграл людям еще одно сражение, со злобой отступил в глубины Адриатики. Буря пошла на убыль. Слабеющий ветер, подхватив тучи, погнал их к горизонту.



                *                *                *



           … Лампа, чадя и треща,  дымила отплевывалась от нефти, залившей в болтанке её короткий фитиль. Мерцающий свет тускло освещал небольшую каюту.

           За столом, прикрепленным скобами к деревянной стене, сидел молодой человек. Он был некрепко привязан к широкой деревянной скамье, сцепленной как и стол, но - с деревянным полом.

           Длинные светлые волосы юноши были выпачканы рвотой, следы которой видны на одежде, столе и на полу. В углу каюты стояла прибитая к стене кровать. На ней, в многочисленных подушках и одеялах, в обнимку с ночным горшком, лежала полунагая молодая женщина. Уткнувшись в подушку она громко стонала осыпая проклятиями своего отца Ходина, Тиграна, наследника престола, море, погоду, корабль, Рим вместе с Цезарем и Сенатом и все то, что могло прийти в ее усталый и воспаленный ум.

           Временами юноша обрывал стенания женщины сердитым голосом. Напрягая зрение он водил по трудноразличимым линиям и знакам лежавшей перед ним карты, прихваченной к столу бронзовыми гвоздиками. В правом дальнем углу стола, пробитая прямо сквозь карту, стояла миниатюрная виселица. Когда прекращалась болтанка, черная с красной головкой рыбка, подвешенная на ее перекладине, показывала головой на юг. Палец юноши скользнув по карте, застыл в одной точке.
 
           – Подводное течение несёт нас на выступающую в море береговую линию. Эх, выйти бы на палубу и посмотреть на работу капитана! Да боюсь, что не дойду и до двери. Мое нутро не выдержит даже шага, – невесело пошутил юноша.

           За деревянной стеной раздался стук ударов камней о палубу, а следом послышался треск переборок. Женщина, забыв о своих злоключениях, в ожидании самого страшного, со страхом зарылась в подушки. Последовал сильный удар судна о воду. Он подбросил женщину к самому потолку невысокой каюты. Упав на перину, она громко заплакала, но вдруг наступила тишина.

          Юноша, не веря в спасение, еще мгновение просидел на скамье. Затем, прислушавшись к тишине за дверью каюты, он быстро распутал узел веревки и неуверенно поднялся. Сделав шаг к двери, он скинул запор. Тихо скрипнув она открылась залив юношу волной свежего воздуха, а следом и каюту. Выглянув наружу, он увидел пустую палубу и запутанного в канатах капитана, который сидел у обломка мачты и плакал навзрыд.

          Осмотрев тихую воду моря и расползающиеся по небу тучи, юноша почувствовал прилив сил. Не ожидая помощи вылезающих из трюма моряков, он подошел к капитану и стал помогать ему освободиться от узлов.

          – Мой царевич! – заговорил сквозь слезы капитан. Он был тронут вниманием августейшего. – Бог услышал меня. Это он рассек молнией скалу рифа и перекинул через раскол наш корабль. Те камни, что лежат на палубе, были разбросаны взрывом молнии. Мгновением раньше, перекатившаяся через палубу волна слизала моряков и лодку. Это она срезала килем мачту. Из всех, кто был наверху, остался только я и то, по счастливой случайности.

          Арташес потрепал мокрые волосы капитана.

          – Все хорошо, Абзури. Возьми себя в руки. Мореходов не вернуть, понимаю... Эй, сюда! – крикнул юноша появившимся на палубе морякам, - помогите ему, он ранен! На палубу вытащить из моей каюты стол, черный ящичек, он лежит за дверью у входа и не забудьте прихватить скамью. Да, чуть не забыл, кормчего тоже сюда! Живее!

          Юноша внимательно осмотрел свою в грязных пятнах греческую тунику. Он провел ладонью по волосам и разглядев в них кусочки застрявшей пищи, не раздумывая разбежался и, как есть, не скидывая с ног сандалий с золотыми пряжками, прыгнул за борт.

          Помывшись в соленой воде, царевич ухватился за канат, который загодя кинул ему старшина. Медленно и осторожно, под общий смех и веселье, его подняли на борт. Едва ступив на палубу, царевич столкнул в воду моряка. И вскоре, все оставшиеся на палубе, градом посыпались в море.

          Светало. На чистом небе гасли звезды и только одна – самая крупная, сверкала алмазом на светлеющем небосклоне. Юноша невольно остановил на ней взгляд.

          – Какая красота! – крикнул в никуда Арташес.

          Рядом с ним с чистыми одеждами стоял слуга. Он накинул полотенце на августейшую голову и стал заботливо развязывать на ногах мокрые сандалии. Рядом, склонившись в поклоне, стоял кормчий. Это был невысокий грек с большим мясистым носом и близкими к переносице глазами.
 
          Будущий правитель Ассирии, уже переодетый в чистые одежды, со вздохом облегчения упал на приготовленную скамью. Его рука привычно нашла в приготовленном ящичке нечто, бережно завернутое в бархатную тряпицу. Быстрые пальцы умело развернули бархат. В руках царевича оказалась трубочка и две слюдяные линзы. Вставив их в отверстия трубки, он стал искать на небе затухающую звезду.

          – Венера в утреннем небе просто прекрасна! Это она. Только она могла уговорить Посейдона спасти наши души! Верно? – спросил юноша грека.

          – Больше некому. В это мгновение, других на небосклоне нет, – картавым голосом согласился грек, - мы в забытом Богом фарватере, мой господин. 

          Царевич навел трубу на береговую линию. В его внимании оказалась каменная гряда, беспорядочно выступающая острыми вершинами из морских глубин.

          – Мы пересекли риф в самом высоком месте! – с радостью в голосе, сказал царевич. – С нами Бог! Другого объяснения нашему спасению нет. А вон и мои корабли! Они входят в тихую воду. Один, два! И третий корабль идет следом. Все целы! Удивительно!

          – Вдали от береговой линии волна слабее. Наш корабль шел впереди и был близок к берегу. Вот нам и досталось больше всех.

          Арташес осматривал поверхность воды не слыша речи кормчего.

          – Так мы попали в новый фарватер? – спросил он.

          – Да, мой правитель. Но не в новый, а в старый.

          – Объясни, Актеон, – не терпящим возражения голосом сказал царевич.

          Кормчий откашлялся в кулак и скрипучим голосом стал рассказывать:

          – Это старый торговый путь. Он заброшен и проклят...

          – Подожди! Что это за земля? – прервал кормчего юноша, указывая на остров, чей берег стал заметен в начинающемся рассвете.


          – Остров Библус. Его легко можно узнать по храму, который стоит на скошенной вершине острова.

          Царевич вновь глянул в трубу на затухающую в небе Венеру. Еще мгновение и она погасла. Его взгляд вновь вернулся к острову. Теперь он ясно видел его четкие очертания. Вот каменная пристань, а вот и древний греческий храм.

         – Что за диво стоит под сенью? – спросил тихим голосом юноша.

         – Это статуя Венеры, – ответил Глебий. – Все, что осталось от былого величия этого когда-то богатого острова. Теперь он, необитаем. Говорят, что здесь часто видят морского демона. Он появляется по ночам. Выходит из моря, чтобы уговорить каменную Венеру спуститься с ним в морскую бездну. Днем с отливом его силы слабеют. Он ждет вечера, чтобы войти в храм и встать перед Венерой на колени. Но только наступает ночь, она улетает в небо и сверкая звездою, ждет рассвета. С которым, ночная тьма и демон покидают ее храм, и она возвращается обратно на пьедестал!

         – Красивая легенда. А почему это место проклято?

         Кормчий обернулся на шум шагов. К ним подошла молодая женщина – спутница Арташеса. Стесняясь себя и своего голоса, кормчий прокашлялся и приготовился ответить, но царевич нетерпеливо махнул рукою.

         – Ну, что дальше? Будешь молчать, я высажу тебя на этот остров.

         Грек стушевался.

         – ...и остров будет обитаемым, и демон немного развлечется в отсутствии богини! – раздался за спиной царевича, надменный голос девицы.

         Арташес встал. Улыбнувшись, он галантно подал ей руку. Девушка с радостью на нее оперлась, а юноша, перехватив запястье девушки, резко дернул на себя и сделав шаг в сторону, подтолкнул ее к краю голой, без фальшборта, палубы. Ища равновесия Замира замахала руками, но Арташес несильно шлепнул ее по заду и молодая женщина, под улюлюканье и смех моряков, полетела в море.

         – О, как я устал слушать твои стенания, Замира! Поплавай. И умоешься и успокоишься! – крикнул смеясь, юноша. – Кто там рядом? Киньте девице канат, утонет Венера!

         Широко улыбаясь, он подмигнул кормчему и взяв в руки трубу, стал осматривать храм и остров.

         – Продолжай.

         Пряча улыбку в густых усах и бороде, радуясь наказанию девицы, кормчий весело продолжил:

         – Раньше, очень-очень давно, здесь стояли торговые галеры. Купцы останавливались тут для того, чтобы встретившись, что-то перепродать, купить и обсудить цены на товары. После, отдохнув от долгого морского пути, платили пошлины и шли в Грецию и Рим. Остров был сказочно богат. Но однажды, когда после многочисленных войн Рим снял охрану, на остров напали морские разбойники. Они обчистили все, что смогли. Перебили охрану. Разорили, а потом подожгли склады и казармы. Захватив корабли увезли все награбленное с собой. Купцы решили отказаться от Библуса. Больше на острове, кроме дьявола, никто не появляется.

         – А почему богиню не забрали? – спросил его царевич.

         Грек замешкался.

         – Не знаю, может побоялись гнева влюбленного в нее демона. Возможно их останавливала эта сказка. Но мне кажется, что статую такого размера без деления на части, на корабль не доставить. А она, очень красива!

         Разглядывая с любопытством остров, юноша случайно заметил одинокую фигурку человека, который стоял к нему спиной у плоского предмета на тонкой подставке. Царевич вначале не придал увиденному значения, но вспомнив, что остров необитаем, вновь вернулся к тому месту, где заметил фигурку. Кроме хаоса теней от валунов и небольшой базальтовой площадки, он больше ничего не заметил. Не желая утруждать себя лишними вопросами, юноша решил, что это игра теней.


         Он вновь направил трубу на статую Венеры и, забыв о происшедшем, затаив дыхание стал всматриваться в плавные линии богини. Она стояла в тени храма и с черного пьедестала протягивала к нему свои мраморные руки. Внезапно, от долетевших до нее первых солнечных лучей, мрамор скульптуры вспыхнул молочным белым цветом! Отведя трубу от лица, юноша сжал губы и наморщил в задумчивости лоб. Не торопясь, осторожно вынув линзы, он заботливо обернул все составные части трубы в тряпицу и уложил в черный ящичек.

         – Это знак. Богиня, спасая нас, усмирила морских духов. Ее профиль… Она так похожа на мою покойную мать. Никогда не забуду ее добрых и ласковых рук, – сказал взволнованный юноша.

          И грек увидел, как рука царевича, мелькнувшая из-под сиреневой туники, украдкой смахнула слезу.

          – Если я останусь жив, то после поездки в Рим, эта статуя будет перевезена в Ассирию. Запомни этот путь, кормчий! Обратно, мы будем возвращаться этим же фарватером.

        Кормчий опустил в поклоне голову. Грек, по указанию Тиграна, следил за царевичем, равно как и за его хворым учителем, лежавшим в гамаке подпалубной каюты, на самом дне трюма рядом с сундуками золота. Следил он и за дочерью учителя. Он знал, что обратного похода у посла не будет. Но с мыслями царевича, кормчий был согласен.
 
        – Корабельный старшина! – громко позвал царевич морехода, помогавшего капитану прийти в себя после полученных ожогов от раскаленных камней. – Подайте кораблям сопровождения сигнальные огни. Команду и рабов на веслах - накормить. Починить рулевое весло, а когда солнце поднимется в зенит, мы должны быть в пути. Ремонт начать с установки запасной мачты, борт команда приведет в порядок уже в походе. Поторопитесь выполнить сказанное, у нас очень мало времени.

         Палуба загрохотала от топота моряков.

         – У меня есть несколько часов для того, чтобы высадиться на берег, – сказал Арташес кормчему и удрученно посмотрел на пустой ложемент. – Но не вплавь же добираться. А жаль. Мой Бог! О, Великий Заратустра, дай мне возможность хотя бы прикоснуться к ногам великой богини! Молю тебя! И не Дай, умереть в Риме позорной смертью! Ты же знаешь, что на меня с неба смотрит мой отец. И я, сын Великого Арташеса, прошу тебя, не допусти позора на его славное имя! Умоляю!

         Царевич отвернулся от острова и в сердцах махнул рукой.

         Мимо юного посла проскочила выбравшаяся на палубу, мокрая молодая женщина. Она зло посмотрела на юношу и, ничего не сказав, побежала в каюту.

        – Ну не курица ли? – со смехом бросил вдогонку Арташес.

       
         Толпа мореходов весело заулюлюкала, рассмешив посла великой нации.



                 

         Ходин лежал в гамаке и старчески стонал.

         Последний удар триеры о воду подкинул гамак. Старик не был готов и, вылетев из него, ударился о низкий потолок, а после, уже падая вниз мимо гамака, разбил колено об острый угол кованого сундука.

         Ушибленную спину уже отпустило, но нога распухла, продолжая ныть неприятной тикающей болью. «Ничего. Я все снесу, лишь бы добраться до Безымянного острова.» – думал Ходин. Старик вытянул из под легкого одеяла костлявую руку и с любовью погладил сундук, о который недавно так сильно ударился.

         Послышались быстрые легкие шаги. На парусиновом пологе, заменявшем дверь каюты, показалось унизанное золотыми перстнями тонкое женское запястье. Подслеповатые глаза в свете тусклой лампы разглядели силуэт дочери.

         – Ну, как ты, отец? – весело, уже забыв обиду на царевича, спросила девушка.

         – Ногу зашиб, ну и на спине, похоже, будет пара синяков. Ударился об этот чертов ящик, – незлобно сказал Ходин, – Дочь моя Замира, расскажи мне, что наделал шторм и как идут дела на верхней палубе? Как я понял, буря уже закончилась?

         Склонившись над гамаком, молодая женщина стала заботливо растирать отцу место ушиба.

         – Нам несказанно повезло. Я видела расколотую морскую скалу, через которую наш корабль перелетел в тихую воду. Мачту снесло. Лодка срезала. Борта нет. Команда все скоро починит. Другие корабли не пострадали. Да, еще кормчий, этот страшный волосатый карлик, сказал, что мы попали в какой-то старый фарватер. По нему мы и дойдем до берегов Греции.

         – Что ты сказала? – прошипел старик. – Фарватер? Что ты несешь?

         Дочь обиженно посмотрела на отца.

         – А такой! – ее руки нежно гладили посиневшее колено отца. – У тебя тут синяк и припухлость. Надо наложить тугую по…

         Старик грубо лягнул дочь здоровой ногой в грудь.

         – Это в какой-такой фарватер мы попали? Отвечай, маленькая ведьма! – зло вопрошал Ходин.

         Замира обиженно надула губы.

         – Не знаю! Грек сказал, что мы находимся в бухте острова, где когда-то стояла таможня и были склады с товарами, которые после разграбили морские разбойники. А сейчас там живет злой дух, он никак не может поймать Венеру. Любит ее. А та ночью улетает на небо, а утром, когда чары духа слабеют - возвращается…

         – … К просыпающемуся ангелу! – злобно перебил ее Ходин. – Ты видела на острове старинный греческий храм? Вот что главное!

         Замира наморщила лоб и, вспомнив, радостно выпалила:

         – Ну, что ты нервничаешь! Я и сама хотела сказать, что видела храм с мраморной богиней! На нее пялился Арташес. Царевич дал приказ кормчему вести корабли по этой морской дороге, как его там – фарватеру.

         Привыкшая к грубому обращению, забыв обиду, она продолжила растирать ногу отца.

         – Библус! Я так и знал. Будь он неладен, – с горечью в голосе, почти плача, пробормотал Ходин. – О Боже! Ну почему ты так ко мне несправедлив!

         Старик вытащил из-под себя подушку и закрыл ею лицо.

         – Мы живы и это главное. Стоит ли переживать, что оказались не в том месте, где ты хотел? – не понимая злобы и боли отца, сказала девица.

         – Какая же ты дура!

         Он кинул подушку на пол, будто она была виновата в его злоключениях.

         – Плакало наше золото!..

         Старик с неприязнью смотрел на сундук. Вот оно. Рядом! И было бы его, если бы не эта проклятая буря. Откинувшись и вытянувшись, он громко навзрыд заплакал.

         – Так ты объясни, а не пинайся. Я причем? Неужели все так для нас плохо? – Замира вопросительно смотрела на старика. – Ты у нас умный, придумай что-нибудь…

         – … Пошла вон, под царевича! Ты должна знать о каждом его шаге, потаскуха…

         – А сам? Почему ты не идешь под царевича? Меня ему отдал Тигран, а не ты. А таких слов, какие говоришь ты, я от него не слышала. Нужен мне этот щенок! – зло прошипела Замира.

         Старик успокоился и только тихо всхлипывал. В его голове уже вызревал новый план.

         – Ты же знаешь, доченька. Если бы не я, то ты так и гнила бы на тиграновой женской половине. Я о тебе позаботился, по моей просьбе Тигран разрешил взять тебя на борт, чтобы ты ублажала Арташеса. Твоя задача - отвлечь его от размышлений о предстоящей встрече в Риме. Это слова Тиграна? – тихо спросил старик, увидев молчаливый кивок согласия, продолжил: – Иди и будь всегда рядом. С такой ногой я не смогу выползти на палубу. Ты -  мои ноги и руки, глаза и уши. Если будешь участвовать в его делах, для нас могут открыться разные возможности… Только смотри, больше молчи, не досаждай глупой трескотней. Только по делу. Вы, женщины, когда молчите, ну прямо сфинксы – умы мироздания. Постарайся стать ему полезной в делах. Ты знакома с грамотой, предложи свои услуги. Это привяжет Арташеса к тебе. Думай головой, если хочешь остаться в живых, при золоте и при богатом женихе. Вот так, моя девочка. Иди. Все мази и бинты – вечером, вместе с рассказом о сегодняшнем дне.