700kb - глава 1 часть-3

                *              *               *



                700kb - гл. 1 часть-3               


 
       … Нияз-хан, тяжело вздохнув, закрыл глаза и под шепот молитвы, стал перебирать четки.

         Казалось, что это монотонное бормотание будет вечным, но как только в листании бусинок большой палец остановился на крупной бирюзовой, его молитва оборвалась. Он повернулся и пристально посмотрел своими маленькими, неестественной голубизны глазами, на сидевшего за достарханом Каласафеда.

         – На все воля Аллаха, – хан озадаченно почесал затылок. – Точнее, палец попал на бирюзовую кость при слове – «воля».

         Седой, никогда не веривший в гадание на четках, вздрогнул от неожиданности. 

         – Воля, – тихо повторил он за ханом. 

         – Может, ты видел не «Авакс»? Может, это летел бомбардировщик? – хан посмотрел на стол и увидел, как оса, стащившая тяжелый для нее кусок виноградной мякоти, приготовилась ко взлету. Он быстрым взглядом осмотрел топчан, но не найдя хлопушки для мух, не скрывая раздражения, поднял вверх левую руку. – Какой-нибудь американский или русский. Шайтан их разберет.
 
         … Оса, груженная «под завязку», заложив крутой вираж, стала набирать высоту…

         –  Летают тут.

         Широким махом ладони Нияз-хан сбил насекомое наземь. Получилось так, что последние слова можно было отнести как к осе, так и к тяжелому многотонному самолету, который в полете координирует действия штурмовиков и бомбардировщиков, равно как и выпущенными ими ракетами, выводя на цели через спутник. В подтверждение своих слов хан утвердительно покачал головой и, насупив брови, щелчком ногтя сбил прилипшую к ладони виноградную косточку. Найдя осу на земле, он наступил на полосатое тельце насекомого. Шумно набрав полные легкие воздуха, хан на секунду затаил дыхание, опустил руки и медленно выдохнул. Он тучный и страдает отдышкой.

         Однажды, Нияз-хан увидел по «тарелке» древнекитайскую методику  восстановления дыхания и теперь делал эти упражнения всегда, принимая какое-либо важное решение. Со стороны – как штангист, замерший у штанги перед последним рывком.

        «Все. Теперь его не сдвинуть. Ну что ж, послушаем откровение от наркобарона»:  – мелькнула не к месту веселая мысль в голове  седого.

         – … по своим делам летают! – продолжил хан, не замечая пристального взгляда собеседника. – А почему нет? Такое, тоже бывает.

        Его взгляд вновь вернулся к раздавленной осе. Пнув ее тельце в арык, он проследил за тем, как прозрачная вода, в быстром течении, унесла полосатый остов насекомого.

        – …Может, –  завелся Нияз-хан, его речь стала вновь набирать обороты.  –  Этот  самолет, повез мой опиум к урусам или индусам. …Все! …Это мой дом. …Дом моих дедов и отцов. Я даже  не могу допустить мысли, что к нам упадет хоть одна бомба! Тут же все рухнет!

        Хан горько ухмыльнулся.

        – Нас даже откапывать не будут. Какому дураку придет в голову перекидывать обвальный камень, насыпью в полкилометра?

        Нияз-хан в негодовании развел руками и хлопнул ими по бедрам.

        – На что нам надеяться? И самое страшное не это, а смерть  рода! Мои предки, дай им Аллах блаженства и счастья, наверное, будут  очень мною недовольны. Думаешь, при встрече на том свете, сразу расцелуют за то, что я всех родичей  угробил?..

         – Ничего вам не будет! И слезу вы вместе не пустите! – перебил стенания хана Каласафед.

         Хан с изумлением посмотрел на него.
 
         – Что опять придумала твоя седая голова?

        В воздухе повисла короткая пауза, которую Каласафед заполнил глотком чая.

        – Я думаю случиться так, что вы с ними не встретитесь, – он посмотрел хану в глаза и погрозил указательным пальцем. – Я не уверен, что после такой беды вы попадете в рай. Но, с канувшими в Лету предками, встретятся ваши родные. Вот они о вас и расскажут всю правду. Каждый из них  понимает, что вы не Бог и не в состоянии оградить кишлак от целого мира. Как вы сможете противостоять тому, что вам  неведомо?

        Хан грустно улыбнулся.

        – Да. Успокоил. Одну беду заменила другая – черти. Жарить они меня будут с наслаждением.

        Каласафед растянул рот в улыбке и в тон повеселевшему хану, добавил:

       – С ума сойдут. Вы для чертей, как для вас – геологи. Дров не напасешься – это раз! …

        – Все, хватит,  – перебил Нияз-хан, улыбаясь во весь рот. Он не любил когда напоминали ему о его весе. Но сам об этом недуге, любил пошутить. – Соседи услышат, не поймут. Давай лучше о  насущном поговорим. Надо заканчивать тоннель – вот наш единственный выход. Еще полгода и мы  дойдем до перевала. Но даст ли нам этот шанс Европа или нет, ведомо только  Аллаху. Он один может остановить их замысел.

        Хан перестал улыбаться и сдвинул брови.

         – Вот и сдохнем в недокопанном тоннеле. И ты с нами! Если успеешь от своей сакли домчать до входа. Все! Оставляем этот разговор.

        Хан прочел короткую молитву, и в знак омовения поднес ладони к лицу.

        Каласафед, прикрыв глаза, полулежал на мягкой курпаче, расстеленной на  деревянном настиле топчана. Удобно облокотившись на расшитую золотыми нитями подушку, он в пол-уха слушал хана. Тень от затканной виноградом беседки, а с ней  и прохладный ветер, дующий из ущелья, мягко навевали сон. Он и уснул бы, если бы не  жажда. Хотелось пить, но напомнить об этом хозяину, прервав его речь, было неприлично. Да и это слово – «воля», никак не давало покоя. На достархане, по правую руку от Седого, стоял  на простой железной подставке, расписанный цветами  фарфоровый чайник. В центре стола, на большом старинном серебряном подносе лежали чисто вымытые фрукты. Рядом на блюдце – халва, в стеклянной вазочке – абрикосовое варенье, россыпью  – сушеные финики, среди них пустая пиала.

        Хан бегло осмотрел достархан и заметил пиалу. Как почувствовал. По-хозяйски, не спеша, хан взял с подставки чайник и наполнил чашу желтой ароматной жидкостью.

        Не поднимая глаз, Каласафед благодарно кивнул, мол, заметил и оценил.

       – У меня есть верные «базуки». Меня уважает «Красный Крест». А связи? Они тоже имеют большое значение.

       Оторвав взгляд от перебираемых пальцами четок, хан рассеяно, находясь мыслями где то далеко, вскользь глянул Седому в лицо. Их взгляды встретились, и он, заметив в глазах Каласафеда иронию, растерялся. Чтобы как-то собраться с мыслями, Нияз-хан пошел в наступление.

       – Помнишь Каласафед, как ты попал к нам? Скажи спасибо кишлачникам. Они тебя выходили. Шалангар, мой дед по материнской линии, сказал: – «Ниязи, ровно сорок дней назад ты похоронил двух братьев, которые попали под камнепад во время охоты. Не убивай уруса. Он один и не сможет нам причинить много вреда. А еще, шаман принес реликвию, тот самый ковер, на котором был вышит наш предок и показал его мне. Краски выцвели, кое-где он поистерся, полинял, но глаза, лоб, брови, овал лица и даже волосы – были в точности  твои. Я сказал ему, что все европейцы на одно лицо. Старик согласился, но аргумент, что кровь наша уже давно забродила от кровосмешения, имеет явно благодатную для тебя  почву. Думали женить тебя на одной из наших женщин. Превратить тебя в одного из нас, как предка нашего. Да не вышло. Может и к лучшему, что ты так и не обрюхатил ни одну из наших вдов. Это один Аллах ведает, – с ноткой грусти сказал хан.

       – Да. Неисповедимы пути господни, – поддержал тему Каласафед. – Вначале старик меня изувечил, потом спас от смерти и, наконец, решил меня женить. Серьезный подход к делу оздоровления нации.

       Но Нияз-хан, шутки не понял.

       – А ты знаешь, что этот старик спас родовое гнездо от разорения? Ты хоть понимаешь, что бы произошло, если бы ваш десант состоялся? Уж вы бы нас не пожалели. Конкистадоры проклятые, прости Аллах мою душу грешную. Те тоже несли благости и свет, да вот погибла после их вмешательства целая цивилизация. А это не наш кишлак, сотни тысяч людей. Миллионы!  – зло сузил глаза хан. – Семидесятилетний старик и две ракеты. …Две! И все! И вот ты здесь уже много лет. Кстати, где были другие вертолеты? Где твои верные друзья, правительство?..  Американцы, к слову, за своего солдата всю Панаму переворошили. Даже сменили правительство. Мое мнение –тебя специально послали на смерть. Сам подумай. Операция по уничтожению моего кишлака была проведена за сутки до выхода ваших войск с территории страны. Сопровождающий вас вертолет, не сделал по кишлаку ни одного выстрела. По площадке, с которой были произведены залпы переносными ракетами по вашей тарахтелке – тоже. Они знали, что любой грохот – и кишлака нет. Вертолет сопровождения особо не разглядывал, остался ли кто жив после крушения или нет. Он улетел. У европейцев это в порядке вещей? Умер Хаким, ну и Аллах с ним! Так надо! И все! А кому надо? Кто был заинтересован именно в таком исходе событий?

         Седой с пониманием покачал головой. Тут бы прослезиться, ан нет. В горле начал расти ком веселья. Совсем не к месту он вспомнил, как старик бежал к хану. Можно только представить, каким образом он выпросил нужную ему батарейку. Результат – Нияз-хан без наручных часов, следовательно, батарейка подошла.

        – Все так, уважаемый хан. Я это понял, когда в наш вертолет попала первая ракета. – Каласафед, переборов смех, посмотрел хану в лицо. – Дело в том, что заряд оставляет за собой след дыма от сгораемого в ракете топлива, и можно с точностью определить, откуда был произведен выстрел. Участок, с которого был сделан залп, четко просматривался с вертолета сопровождения. Он был выше нас и не был в зоне тумана. С вертолета могли расстрелять Шалангара в считанные секунды. Однако, старик сделал и второй выстрел. Ваш старый «снайпер» был предупрежден, что наш вертолет выходит из  тумана ровно на него. …Знал он и по какой «стрекозе» ему придется палить. Мы были в десяти метрах друг от друга. – Седой хмыкнул – …Интересно, в какую сумму вам обошлось это шоу?

         Отпив из пиалы уже остывший чай, Каласафед перевел дыхание.

         Эта тема была всегда табу. Ее не касались, обходили. Было раз - затронули. Потом седого на расстрел водили. В общем, значимость ясна. И хан тоже старался обходить этот малоприятный угол.

         Они подружились сразу после первой встречи.

         Ниязи, тогда еще и не хан, только вернулся из Европы, и было заметно, что ему  перспектива своего дальнейшего по жизни расквартирования, была мягко говоря, малосимпатична. Его «ханство» было незапланированным, но смерть старшего брата внесла свои коррективы. Когда Седой поднялся на ноги, они вместе лазали по стенам сая. Ниязи у седого учился азам топографии. Сообща вычертили план ущелья. Позже на план нанесли схему проходов по заминированным участкам дороги и на дне ущелья. Да мало ли дел, которые они сделали вместе.

         По непонятной для него причине, Каласафед привязался к этому смышленому пареньку с голубыми глазами. Они вместе охотились. Он пристрастил Нияз-хана к стрельбе из арбалета, который смастерил собственными руками. В речушке бегущей по дну сая и в запруде, Седому был показан способ ловли форели руками. А вечерами они пили спрятанную от сельчан запрещенную водку и играли в нарды. Прошло много времени, но получается, что у хана не было ни единого дня без этого европейца с умными, но печальными глазами.

         Хан терпеливо ожидал продолжения.

         – Все проведенные у вас годы, я ношу это в себе. Но что делать? Ими я предан и забыт. Я – никто. Осталась, только моя память. И это то, что у меня есть. Вас тоже ангелом не считают. Там, в Европе, плохая рождаемость, дегенерация, отсутствие воли и многое другое приписывается изготовляемому у вас опиуму.

         Хан внимательно посмотрел на Седого. «Можно было догадаться, по какой причине от него избавились». Ему вдруг стало ясно, почему смешинки в глазах Седого были так заметны. «Часы - дело рук Каласафеда, точно! Убью негодяя». Временами, руки так и тянутся к горлу этого человека. "Надо собраться." – пронеслись мысли в голове хана.

        – Брось! Я знаю, что это плохо. Но ты тоже знаешь, что традиция сложена веками. Как мне объяснить своим родственникам, что это плохо?  У нас  в роду нет ни одного человека, включая грудных детей, которые не употребляли бы свой опий. Да их хоть палкой бей, они не поймут. Читал письмо, что по Интернету пришло, будет какая-то комиссия. Осмотрят наш кишлак и уедут, прихватив приготовленные мною деньги. Я сделаю все, чтобы  в район Зоба никто не сунулся. Отдам все! Пусть подавятся.

         Подняв голову и посмотрев на хана, Каласафед полушепотом спросил:

         – Не сунутся? А геологи? По моим понятиям, это и есть та самая «комиссия». Видел я и два больших кейса, которые они подняли на борт прилетевшего за ними вертолета.

         Нияз-хан насупил брови и криво усмехнулся. Приподняв рукой полу халата, он сел на край топчана.

         Ухмылка с лица сошла, осталась только маска определяющая задумчивость.

          – Все ты видишь. Анализируешь. Сопоставляешь. Умный? Вот уж не знаю, что мне теперь с тобой  делать. С человеком без роду и племени, живущему у нас на правах непонятно кого.  Гостя? Да-к, не звал никто, – сам же ответил хан. – Может друга? Спасителя? Мессии? Подумать только, Иисус выискался.

         Хан картинно пожал плечами, но переиграл. Уж очень театрально все это выглядело. Ясно, враг ему Седой. Просто случилось так, что он, случаем божьим, или другим способом, но оказался вот в такой ситуации. Нежданно и негаданно – европеец! Прямо то, что надо. Тот самый случай, чтобы детально изучить человека и понять, чем же все-таки европейцы отличаются от местных жителей. Каласафед понял мысли хана. Он тоже часто ставил себя на его место, чтобы понять правильность поведения старейшины рода, но почему Нияз-хан его еще не убил, понять так и не смог.
 
         – Я как-то рассказывал, что в свое время, когда проживал в Англии. Учился в Горном Университете. Когда  приехал домой, облазил все, что смог. Осмотрел каждую пещеру, вертикальные стены сая и альпийский луг. Однажды, лет десять назад, я наткнулся  на «золотую жилу». Ты уже был здесь и трудился над минированием дороги у входа в сай, – хан внимательно следил за движениями и мимикой Седого. – Это ...драгоценные камни. Я нашел целые гнезда изумрудов и рубинов. Попадались и сапфиры, но мало. Много, очень много  горного хрусталя. И все! Никаких признаков металла мне не попадалось. Знаю я, что здесь есть, а чего нет. И, если они ищут тяжелые металлы, на залежи которых якобы указал их спутник, даже такому «дремучему» как я, стало понятно, что это за люди. Там, где присутствует металл, должна присутствовать его окись. Ржа. Она выступает из залежей руды и после дождя дает характерный красный цвет. Словом, по высохшим подтекам скатывающейся вниз воды должна прослеживаться четкая рыжая линия.

         Каласафед, задумавшись над сказанным, переместил взгляд с лица хана на дастархан. Вот такой нынче умный наркобарон пошел.

         – На эту тему состоялся разговор, и я раскрыл им свои карты, – продолжал хан, – Они четко обозначили свои полномочия и разъяснили, сколько надо денег для того, чтобы комиссары показали своему руководству, что нет тут ни лаборатории, ни опиума. Вернее, опиум присутствует, но в таких количествах, что разворачивать какую-либо полномасштабную операцию по захвату несуществующей лаборатории и уничтожению плантации мака, смысла не нет. Себе дороже.

         – Понятно. Красный Крест вывез этих людей, а денег не получил. Вот они и устроили бучу в Интернете. – подытожил Каласафед.

         Хан удрученно кивнул в ответ.

        – Да. Я думаю так же.  Кинули меня «геологи». Наверное, не передали один из чемоданов. Ох, Европа. Сказали бы,  дай нам столько же денег на полное урегулирование вопроса, ну не знаю, комиссионные там, или еще как обозвали. Так нет.

         Хан озадаченно почесал затылок. Ему трудно было поверить, что можно что-то утаить от Красного Креста.

         – Караван ушел, а мы как приблудные псы, месяц уж минул, а все еще лаем. Придется самому искать концы. Надо съездить в «Крест» да вызнать, сколько им денег дать. Иначе они еще долго будут гонять по пустыне перекати-поле.

         – Не знаю про собак, а вот «корова» от каравана у нас надолго застряла, –  поддержал беседу, но повернул ее в другое, более приятное для него русло, Каласафед. – Может отпустишь парня так, без выкупа?

        Ниязи, поняв к чему клонит седой, улыбнулся.

        – Ты добрый. За то и уважаю тебя. Последнюю лепешку поделишь, об этом знает каждый мой соплеменник. А что делать мне? Сам пойми, - перед соседями стыдно. Продаю отставшую от этого «умного» стада, тупую приблудную корову – его же отцу и по смешной цене равной трем баранам. Что улыбаешься. Ну, пяти. Мне кажется, что если перетрясти все его семейство, они мне и соберут - только на три барана. Дороже Сероджабулло не потянет. Тут и ослу понятно. Хм. Действительно – говора! Он сожрал моего мака больше, чем сам весит. Одни убытки! Да-а! – Нияз-хан, улыбаясь, медленно закивал головой, повторяя:  да - а! Корми, одевай. А он своими коровьими глазами еще и на женщин моих засматривается. О чем думает? Непонятно. Родом он из Мазаре – Шарифа. Там все такие. Один мусор в голове. Тяни и толкай – на большее ума нет. Тут недалеко, за перевалом, его городок. Так. Все, иди! Не дай Бог, быть беде, если ослы уйдут на минное заграждение.

        И хан махнул рукой в сторону Зоба Дьявола.

         Глядя на вставшего с топчана Каласафеда, Нияз-хан на прощание спросил:

         – Может еще кого дать в помощники?

         – Нет. Киборг-Говора справится. Там и работы не так много. Дорога почти свободна. Всего пара – другая камней.

         Потянувшись всем телом и расправив широкие плечи, он кивком попрощался с хозяином и пошел к  воротам. Тем временем хан по привычке поднес левую руку и глянул на часы.

        – Какая же ты свинья! Я еще придумаю тебе казнь за фокус с тетрисом, пока ты скотина, будешь толкать с дороги камни!
 
         Все-таки не выдержал хан. Громко сказал. Но его друг-враг, так и ушел не обернувшись. Будто и не слышал вовсе. Да только было видно хану, что плечи Каласафеда заходили ходуном. «Сейчас за дувалом будет ржать как лошадь,» – подумал хан и улыбнулся.


         Он не знал, что видел своего седого друга в последний раз в уже отмеренной на минуты – жизни.