Лишь чистое небо

 Заглядывая в пустые окна, невольно начинаешь вспоминать времена прошлые, когда в них еще был виден цвет счастливой жизни. Ежись от холода, закрывая лицо руками от едкого липкого снега, который будто бесконечно вечно шел эти недели, насыпая на дороги непроходимые пласты. Со всех сторон окружают лишь черные окна серых домов, и только этот белый снег делает вечер светлее и чище. Здания разрушены, словно после великой войны. Людей на пути не предвидится - им страшно и холодно. А мне снова хочется предаваться воспоминаниям, когда по таким похожим, но свежим живым улицам, навстречу мне,  улыбаясь, шла моя милая девушка.

 Так вышло, что ее возможно и нет в живых. И я не знаю, зачем я уехал так далеко тогда. Слишком резко изменились времена,  и я забыл о ней, а теперь уже поздно и больно вспоминать. Я точно знал, что когда я ушел,  она заходила во все грязные подъезды, где мы бывали. И я как будто видел со стороны, как она,  смеясь, показывала своим подругам глупые надписи на дверях. Скамейки тогда были разноцветные, жаль, что сейчас не увидишь цветов на улице, и в домах все так же пусто. Я знаю, что она ждала меня долгое время, и я чувствовал это, и я питался этим. Ее глаза были настоящими и живыми. Сейчас же все умирает. И, здесь, на этих улицах вряд ли увидишь огонь, тот самый, что пылает в сердцах людей, что не дает им стать животными, что заставляет их бороться, что поселяет в их умах недовольства и прогрессы. И я тоже умираю, чувства меня не спасают. Я чувствую лишь голод. И я сейчас иду на главную улицу, чтобы купить еды.

 Сливаясь с толпой.  Я прохожу несколько кварталов и подхожу к лавке с крупами и посудой. От нее исходит приятный теплый пар . Вокруг все веселятся и хохочут. Не понимаю, почему они так веселы? Им нравится все это и, наевшись досыта, становятся счастливыми как свиньи. Играют в карты и курят опилки, загребая кашу грязными пальцами, размазывают по своему лицу. Возможно,  будь сыт,  я делал бы то же самое, но я обессилен и голоден. Нету даже сил подвинуть пьяницу, чтобы протиснуться к продавцу. Я устал  и замерз, не хочу больше ждать: протягиваю две купюры этой, не то женщине, не то мужчине в фартуке на облезлую шубу. У меня выхватывает из рук эти деньги толстый красный человек и тут же покупает себе на них чашку с кашей. Либо для меня время тянется слишком медленно, либо люди вокруг двигаются стремительнее. У меня нет сил и желания отстаивать собственные средства, которые были минуту назад присвоены более сильному и сытому, нежели я. Никто не обращает внимания на такие вещи, а когда-то они были вне закона. Сейчас же каждый выживает,  как может и как умеет.

 Я никогда не был вором, или хотя бы я этого не помню. Но теперь, когда так подло, тут, на этой грязной улице, у меня бесчестно воруют последние деньги, я закрываю глаза на то, что поступаю не правильно. Я выхватываю со стола большую чашку с едой и пытаюсь бежать. Время снова потянулось медленно. Мне очень тяжело передвигать ногами по сугробам. Чашка в руках становится неприподъемно тяжелой, как гиря, она словно наливается железом изнутри. Укрывшись от посторонних глаз за поваленным на бок автомобилем, я решаюсь выглянуть, чтобы убедиться в том, что я остался незамеченным. Вьюгой меня сбило с ног,  и я вывалился из-под своего укрытия под хохот прохожих. Мне почему-то показалось, что они показывают на меня пальцем, осуждающе и сердито смотря на меня. Они уже позвали полицию? Меня уже ищут? Нельзя терять времени. И я снова беру в руки эту непосильную ношу и пытаюсь бежать. Вряд ли это ковыляние спасло бы меня от зоркого взгляда служащих. Может , лучше было съесть все содержимое чашки за своим условным укрытием? О чем я думал! За мной уже гонятся: я слышу свист и быстрые шаги. Вот, мне в след уже, кажется, кричат. Я сейчас упаду. Нет. Я отдаю чашку какому-то старику, сидевшему в углу дома. И вот меня уже хватают сзади за плечо, толкают. Неужели они возьмут меня? Нет никаких доказательств, что я взял не заплатив. Я не рискую ускорить шаг. Я просто уверенно умеренно иду вперед, не обращая внимания на крики сзади.
 
 Вокруг началась суета - это все обо мне? Я хотел оглянуться, но меня сзади схватили за руки. Это полицейские, я уверен, взяли. Молча, я пытаюсь высвободиться и повернуться лицом к своему захватчику. Но меня проталкивают к дверям камеры. Двое часовых нервно курят, глядя мне в глаза. Я не могу понять,  о чем они говорят. Страх ли это? Может, я действительно боюсь? Боюсь, что меня посадят из-за этого глупого, опрометчивого пустяка вот в такую уличную камеру, в чье окошко может заглянуть прожорливый прохожий и посмеяться над полуголодным, измученным работой, преступником. Но к радости моей или сожалению, в моем лице не признают правонарушителя, вора и мошенника - угрозу для города и полиции.
 Вытолкнув меня в поток людей, служащие понеслись далее искать заключенного, сея вокруг суматоху и шум. Страх в моем сердце так и не унялся. Я старался как можно быстрее передвигать ногами, словно за мной еще могут погнаться. Или может,  и не нужно было оставлять еду на дороге,  и я мог благополучно утащить ее. Но здраво ли я мыслю? Как только я слышу свист, я снова ускоряю шаг. Так получилось, я слишком слаб. Нужно как можно скорее добраться до дома - за мной кажется опять погоня. Страшно.
 
 За все время, что я шел или бежал, значительно стемнело. Небо стало,  правда, чище и снег перестал идти. Когда я добрался до входа в свой подъезд,  была уже ночь.
 
 Сквозь темноту из окон врывался лунный свет и освещал стены. Там,  на них было много надписей, и кое-где были видны места пожаров. Этажи быстро сменяли друг друга. Словно по кругу, я несся вверх,  в свой меленький угол. На момент мне показалось, что сейчас я приду, и меня там будут ждать те, кого я люблю, и солнце ворвется в чистые стекла, и свежесть, и ветер теплый, золотом пошитые шторы, одеяла и стол с угощениями. Пусть даже там будет только она, живая и любимая. Пусть бедна и голодна, только была бы со мной. Сейчас, через мгновение.

 Я вхожу. Темнота. Луна освещает почти всю комнату. И даже камин, кажется,  наполнен не углями, а черным снегом. Не буду сегодня топить: заметят, выследят - поймают. Я прислушиваюсь к шумам в коридоре - это шелест прошлогодних газет. Окно разбито, и ветер вольничает с ними. Нужно поспать, отдохнуть.

 Я устраиваюсь подле камина на дряхлых подушках и пытаюсь согреться. Опять подул ветер и смыл с окна намевший снег прямо мне на голову. Снежинки заискрились белым мертвенным блеском. Я услышал чьи-то шаги. В подъезде кто-то тихо и медленно шел. Я вскочил и незаметно тихо, как мышь, спрятался в дальний угол комнаты за комод так, чтобы вошедших я успел увидеть первее, чем они меня.
 
 Я снова прислушался: черт, это же женские шаги. Стук каблучков. Но кто? Кому я могу понадобиться в это время. И тут я увидел: это была девочка. Я ее знал. Она ко мне пришла, всегда приходит. Я вышел к ней и сел напротив. Мне нечего было ей дать поесть. И историю эту глупую, произошедшую сегодня со мной, не было нужды рассказывать.

 На вид ей было лет семь или восемь. Она чем-то напоминала мне мою милую, то ли своим молчаньем, то ли миниатюрностью. Но она была совсем худая и, возможно, намного старше того возраста, что я думал. Всегда приходила ко мне в разной одежде. Кто ей ее давал? те ненормальные? Сегодня ей дали всего лишь яблоко. Какое-то жалкое яблоко, а может и вовсе этот огрызок, который она мне протягивает без единой дрожи.

 Она опустила руку. В ее лице ничего не изменилось. Я заметил:  над ее головой за окном светит мне в глаза месяц и пара ярких звезд. Чистое небо. Она тихо ушла.

 Я остался один этой ночью, как и всегда впрочем. Тикают часы - мне это уже снится.