Incanto d amore

12:18
Я журналист.
Нет, не так, я – культурный обозреватель одного из местных телеканалов.
Просматриваю отснятый материал. Это сейчас здесь на целую передачу – вдумчивую, лиричную. Традиционный столик в кафе при гостинице, которое предсказуемо пусто – белая чашка кофе на белой скатерти, белый свитер, белый цветок в вазе. После монтажа останется только три минуты – сюжет о звезде, которая одинаково талантлива и на сцене, и с объективом в руках.
Надо было спросить, считаешь ли ты себя секс-символом, они так ждут… Вопроса. Словно я разрешаю им подумать о тебе с этого ракурса, «обмацать тебя», как сказал бы малолетний бандит, мой племянник. Им даже не важно, каков будет Ответ – воображение всё сделает само. Но я не спрашиваю. Вижу укоризненный Володин взгляд из-за камеры. И задаю, вопрос о том, что для тебя такое – обнажённая натура. Что для тебя такое нагота вообще, особенно с учётом ролей, который ты играешь. Володя морщится – слишком умно! Ты говоришь слишком серьёзно, обстоятельно. Как из этого всего вырезать нужные фразы, которые позволят сделать ответ «горячим»? Ты даже не улыбаешься при этом. Где привычное: «Я? Ну, что вы! Меня волнует не это! Ну, если люди так считают…» Конечно, два метра роста, монументальное мужское начало и танцы в юбках! Вот о чём надо вести разговор, а фотовыставка… Как в анекдоте, не предлог, а место имения! Но мы продолжаем сплетаться мыслями. О красоте. О величии. Об одиночестве. Об учителях. О зависимости. О пристрастности.
Сорок минут проходят. Ты встаёшь.
У меня возникает иррациональное ощущение, что я наблюдаю старт взмывающей ввысь ракеты. Даже со своими каблуками высотой в десять сантиметров я не буду касаться макушкой твоего подбородка.
Чушь! Мне и не надо ничего касаться. Только проводить тебя до машины – скоро открытие твоей выставки, мы всё успели.
«Ехать далеко?» - вдруг спрашиваешь ты.
«Нет, - автоматом отвечаю я, - здесь всего десять минут пешком по парку».
«Давайте пройдёмся», - предлагаешь ты, и, пока я ошарашено пытаюсь это осмыслить, Володя уже суетится рядом: «Да! Да! Такие виды, такие планы!» «Устал сидеть в самолёте», - ты будто бы оправдываешься.
Я смотрю на «такие виды, такие планы» – мужчина и женщина идут рядом, под ногами прощальные письма ушедшей осени - и вижу то, что видеть не должна…
В любви нет ничего невесомей и ярче первого мига её осознания. Когда уже не «один» плюс «один», не «я» плюс «ты», не «он» плюс «она», а «мы». В сексе это необязательно, в сексе люди этим просто не заморачиваются…
А я смотрю и вижу бесполезный с точки зрения работы материал – звезду нельзя показывать вместе с корреспондентом.
А я смотрю и вижу, что «мы» уже родилось.
Поэтому твоя смс-ка: «В три часа я освобождаюсь. Давай поговорим ещё» - меня не удивляет.
Хорошо, что мне пришлось договариваться об интервью лично с тобой.
Хорошо, что у тебя есть мой номер телефона.
Хорошо, что у меня есть твой номер телефона.

15:20
Звонит подруга. Я беру трубку на втором гудке. Неудивительно, я же не выпускала телефон из рук последние двадцать минут.
«Ты почему не у нас? Ты же должна была сегодня брать интервью у этого своего…»
«Я на работе, уже монтируем. Встречались утром», - когда я не знаю, что сказать, я ничего и не говорю, слова заканчиваются. Но сейчас – преодолеть себя, немедленно!: «А… что у вас там такое?»
«Да мэр затащил его к нам на конкурс красоты. Как почётного гостя. Тут финал, награждение, всё такое. Как на открытии к нему прилип, так из рук и не выпускает».
15:21. Всё ясно. Власти сопротивляться сложно, даже если ты сегодня вечером улетаешь домой.
«Приезжай! – будоражит подруга, - здесь все ваши (это она про конкурентов), такие виды, такие планы! Он и девки эти длинноногие!»
«Володя справится один, - вяло отвечаю я, - с меня – только интервью. Сейчас ему скажу, чтобы ехал. Спасибо».
«Ну, давай!» - она уже готова попрощаться.
«А до скольки там у вас всё?» - спохватываюсь я.
«До пяти, потом банкет, но твой-то в восемь уже должен в самолёте сидеть…».
«Ага. Пока».
Мой-то. Уж прям мой-то!
Ладно, у него же есть мой номер телефона…
И потом… Я могу приехать в аэропорт. Сказать «До свидания», а что такого, мы же люди гостеприимные!
А перед глазами, закольцованный, крутится материал, отснятый в парке.
Может, съездить сейчас? Просто глянуть одном глазком?

16:03
Не люблю я этот концертно-развлекательный комплекс! Тебе больше подходит утончённая роскошь оперного театра.
Слава Богу, аккредитация есть, пропустили, да-да, наш оператор уже там.
Захожу в зал.
Странно искать тебя глазами в зале, не на сцене.
Нахожу.
Сидишь за столом жюри, лицо, как у всех, подсвечено лампой. Внимательно слушаешь ушастого человечка справа от себя. Слева – роскошная платиновая блондинка без возраста. Прислушивается к вашему разговору, периодически кивает головой.
Так, здесь мне делать нечего.
И под жидкие аплодисменты, «с которыми мы приветствуем вторую вице-мисс, участницу под номером девять!», я покидаю зал.
Прорву лет назад, когда я впервые увидела тебя на сцене, ещё в Москве, в «Сатириконе», я тоже была вынуждена вот так уйти, не дожидаясь окончания спектакля. Вы ещё танцевали – блестящие, измождённые, отдавшиеся нам без остатка, а я уже сбегала по ступенькам в холл. Публика в тот вечер, впрочем, как и всегда, неистовствовали, стремясь вернуть вам ваше безумие, вашу страсть, а я, так и не разбуженная от вас, так и не сумевшая исторгнуть вас наружу, на автопилоте надевала куртку, шарф, бралась за ручку входной двери, выходила в сырой, блестящий осенний вечер… И с тех пор вместо вечерних улиц Москвы я всегда видела вас. Тебя.
Поеду лучше в аэропорт. Подожду тебя там.
Там хоть кофе вкусный.

20:01
В те сорок минут, что длилась регистрация на рейс в Москву, тебя я так и не увидела. Что-то меня сегодня преследуют эти «сорок минут», вообще цифра странная – везде -цать, -десят, а тут… Рок.
Подошла к стойке, извините, пресса, понимаете, тут такое дело, не могли бы вы подсказать… Я его не видела… Понимаю, что нельзя, но…
Его нет среди пассажиров.
Значит, я не ошиблась.
Неужели мэр? Это невозможно! Ты должен улететь сегодня.
Или…
Звонок твоему агенту. Снова жалкие извинения. Да, должна передать, да, не состыковались, дело такое важное, войдите в моё положение… Позвонить? У меня же есть номер его телефона… Да, я могу ему позвонить, но не хотелось бы беспокоить, вы понимаете… С чего я взяла, что аэропорт? А… Ну… Поезд в 21:15? Всё, поняла. Спасибо!

21:14
Пошёл снег.
Первый снег в этом году.
Я пронеслась через красный домик – здание вокзала – и выскочила на перрон. Господи, ну, как можно поезд на Москву отправлять с четвёртого пути? Я же себе все ноги переломаю на этих рельсах! Семнадцатый вагон – это очень близко, я успею, вот только… Что я тебе скажу, ведь у тебя же есть мой но…
Грянул гимн, состав лязгнул, вздрогнул и многосуставчатой гусеницей пополз вперёд.
Я иду быстрым шагом, наталкиваюсь на людей, теряю шапку, но не останавливаюсь… Вот восемнадцатый вагон, вот уже и семнадцатый.
Ты стоишь рядом с раскормленной проводницей, почти высунувшись наружу, она что-то недовольно тебе втолковывает, ты послушно хватаешься за поручень.
Увидел. Узнал.
Брови – вверх, рот приоткрылся…
В этот момент поезд ускоряет ход, проводница почти вталкивает тебя внутрь. «Странно, - думает какая-то часть моего сознания, - мне казалось, что тебя и с места-то сдвинуть невозможно». Дверь захлопывается.
Я слежу взглядом за знакомым уже восемнадцатым вагоном, потом за девятнадцатым, потом за двадцатым.
Немногочисленные провожающие разбредаются, и я остаюсь одна.
Выдыхаю. Лёгкое облачко отрывается от моих губ. Душа?
Сегодня такая полная луна! Она освещает скальпели рельс, которые безжалостно взрезают что-то внутри меня. Я запрокидываю голову и смотрю на небо. Оно удивительного цвета – сине-серо-серебряное. «Нету лишней десяточки?» - хрипит кто-то рядом. Я оглядываюсь и вижу живой комок тряпок, рядом с которым облезлый, грязный пёс. Как там поступают в книгах? Я достаю из кармана пятьдесят рублей и, стараясь, не дышать носом, говорю: «Выпей за моё здоровье». Получается: «Выпей за боё здоровье». Его лапа смахивает бумажку, и он, надсадно кашляя, уходит прочь.
Я глубоко вздыхаю и понимаю, что пора ехать домой.

Через полгода я вышла замуж и на семнадцать лет уехала на другой конец света.

9:44
Я редактор.
Да, так, редактор московского глянцевого журнала.
Осваиваюсь на новом месте, пролистываю ваши – наши отныне – старые номера, делаю мысленные пометки на полях.
В номере за январь вижу статью о твоей фотовыставке с репродукцией на половину разворота – конечно, обнажённая мужская натура, девочки всех возрастов это любят.
Твой стиль… Он не изменился.
Я узнала бы его на любом континенте, за тысячу километров отсюда.
Да я и узнавала его на любом континенте, за тысячу километров отсюда.
Белизна бумаги, на которой тропками-строчками протоптана история твоей жизни, спорит с первым снегом, что падает за окошком.
«Мам, знаешь, какой самый распространённый в мире смс?» – изводил меня сегодня утром малолетний бандит, мой сын.
«Какая самая распространённая… По-русски будет так. Не знаю. Какая?»
«Message? Какая? Нет, мам, ты что-то путаешь! Ладно! Это когда пишут: «Спасибо! А ты кто?» Смешно?»
«Смешно».
«В три часа я освобождаюсь, – внезапно решившись, набираю я на телефоне. Ведь у меня же есть твой номер, он не изменился, я знаю. – Давай поговорим ещё».