В угаре!

            Темнело. Гости уже давно собрались на заднем дворе у *****, шумели, веселились, пели. Это был день рождения хозяина дома, оттого столько народу пришло - человек сорок! Кто-то сидел вокруг костра на котором готовились шашлыки, кто-то стоя разговаривал, разбившись по группам, и выпивал, закусывая ломтиками со стола – этакий фуршет! А кто-то сидел за столом на скамейке под большим зонтом, и пел песни под аккомпанемент двух гитар. Среди них был и Миша, темноволосый скуластый парень, лет двадцати, который так-же вместе со всеми подпевал старые знакомые шлягеры, и заливал все это вином, от скуки - один бокал за другим, заедая порции салатом из большой миски, а теперь и подоспевшими к столу шашлычками.

            Большинство из присутствующих говорили по русски (все – бывшие эмигранты), за исключением нескольких американцев, не понятно как затесавшихся. На эту вечеринку даже не ясно было, кто приглашен, а кто нет, кто так приехал – сам! Именинник он же хозяин дома, неважно ориентировался в толпе лиц прибывших на званный ужин. Ему итак уже надарили различной формы и вида бутылей с горячительным, так что в дом стали все автоматически вхожи. Бутылками были заставлены не только столы, но даже пни! Среди собравшихся сидел один татарин. Он не ел мяса, совсем ничего не пил, а лишь молча обдумывал свою думу . Один из присутствующих - коротенький хохмач - спросил его:  ”А ты что свинину не ешь, еврей что ли?” Этот хохмач достаточно преклонного возраста был однако самый живенький из всех присутствующих, и, всем обликом своим и манерами очень сильно походил на советского композитора Шаинского. Одно время могло даже показаться, что это он и есть, или его брат.

            Гитарист в белой рубашке виртуозно заиграл полу-цыганские мотивы и многих из толпы людей оживило. Второй гитарист-самоучка запел протяжным голосом, так что команда “певунов” за столом подхватив знакомый всем мотив, так громко разошлась, что соседи с соседнего участка стали недоверчиво поглядывать, выходя во двор. Тут-же были и несколько армян, один из которых, особенно разгоряченный, услышав знакомый мотив, принялся плясать танец, отдаленно напоминающий лезгинку, прикрикивая:"Как жэ я вас всэх лублу!"

            Небо, уже полностью почернев, светило слегка только маленькими огоньками звезд, но гости конечно не замечали этого, забывшись в веселье, суматохе - алкоголь в их крови находился на самом пике! Миша - скуластый паренек -  тоже не замечал никакого неба, и только через пять минут вспомнил, что хотел помочиться. Он привстал из-за стола и по неровной земле побрел слегка качаясь за дом, на противоположную сторону. На другой стороне никого не было, лишь шорох птиц из бамбуковой рощи да пение кузнчиков. Было темно, плохо видно, а значит никто не застал бы его, отливающего здесь, на заросли посаженного бамбука.

             –  Каким боком я сюда попал?    

            Избавившись от шума толпы, в мутной голове его внезапно вылезли мысли, которые он всячески пытался заглушить и не замечал, сидя там, за столом, при всех, а теперь он отчетливо спрашивал себя что он здесь делает, поняв через мгновение как же я несчастен-то оказывается! От остро выявившейся истины того чтО он ощутил, сознание обострилось так, что захотелось просто плакать, что он и сделал бы наверняка, если б был женщиной. Но он же мужик,мужик! - поэтому он сдерживался как мог. Кстати о женщинах! Он явно захотел физически сблизиться хотя бы с одной из них, вот сейчас в данную минуту, когда ничто не важно, завалить бы ее здесь на траву, и целовать, целовать, и тискать, не считая времени, а время бы тянулось так медленно, по-пьяному! 

            –   К сожалению здесь нет ни одного приличного личика, насколько я помню, – подумал он, – да и по возрасту никто из них не подходит мне, во общем не та это компания, всё не так, не то, что раньше со мной было! Здесь все мужья, жены, всё уже занято! И не ловко как-то! Да и кто я такой, чтобы!.. Я знаю, что я ровно ничего не стою для них! Кто эти люди? А впрочем - хорошо!

             Ветер зашуршал листьями высоких бамбуковых палок, и вся заросль наполнилась приятным трепетом. Его обдало такою непреодолимою тоской от чего-то что он сейчас не в состоянии понять. Он взглянул наверх, попытавшись разглядеть как светят голубые звезды, откуда-то из почти нереальной неведомой дали, ему показалось на секунду что они так близки, что он почувствовал какое-то непонятное родство с ними, такими же одинокими в безмолвном величии этой черной немой вечности.

            Сойдя с пенька, на который Миша забрался ногами минуту назад,(чтобы быть поближе к звездам!) он направился, волоча ноги, обратно... в веселье. А там по-прежнему было шумно. Кто-то травил анекдоты, кто-то играл в шахматы с маленькими фигурками на магните, кто  открывал очередную бутылку пива с помощью лезвия ножа, кто курил и докурив незаметно от хозяина бросал в толпе окурки на пол, хотя для этого предназначались две специально большие пепельницы, в которых правда тоже скопилось уже немало бычков, а еще кто-то сожрал весь торт предназначенный детям, причем тот был пре-приторный, так что дети когда узнали об этом, очень расстроились, а этот “инкогнито” незаметно ускользнул в неизвестность.

             Неугомонный старикашка "Шаинский" заспорив сам с собой на тему “кто есть кто?”, то и дело повторял, “Мы все – татаре!"

             –  Во всех нас татарская кровь! Я – татарин, и ты – татарин!

              Увидев снова настоящего татарина, молча сидевшего неподалеку, он подошел к нему, и похлопал того по щеке, указывая всем многозначительно: “Вот! - плоская морда! Видал?”

             –  Да-да, я тоже! – согласился, причмокивая мясом, один очкарик с курчавыми волосами мелким бесом.

             –  А я тебе про что говорю!? - парировал старикашка - Вс-се-е татаре!

             От костра прибыла новая партия шашлыков. На нее сразу набросилась вся компания из присутствующих, стараясь поскорее стащить с шампуров в большую тарелку самые аппетитные куски. Дымившаяся сочная свинина приправлялась самодельным соусом-аджикой. Тетки и мужики, набив рты, аппетитно жевали мясо с хрустом темных поджарок, быстро опустошая тарелки, и заливая все очередными порцями водки – своеобразный допинг!

           Миша, так-же стал кусать мясо жирными руками, дабы получить соответствующее удовольствие, как вдруг заметил в толпе лиц одну женщину лет тридцати пяти, а может и сорока – кто знает? – настолько очаровательную и красивую в ее возрасте, что он даже не успел понять что почувствовал что-то к ней! Несколько раз он взглядывал на нее мельком и тут-же делал вид, что не замечает! Ему казалось, что он тАк смотрит на нее, что ее муж находящийся здесь же рядом, все обязательно заметит, увидив его такой взгляд, а он очень не хотел неприятностей, ведь тот армянин – он это знал! - поэтому он успел довольствоваться лишь горстками ее красоты, но и эти горстки успели поселить в него за долю секунды такое, что он почувствовал вдруг что-то особенное к ней, как давно ни к кому не чувствовал! Она была хороша собой, не просто симпатична, а красива: светлые волосы спадали прямыми прядями, открытый лоб, глаза - он не сумел и не успел рассмотреть их цвет, да и не мог, так как был в сильном подпитии, но осознал - ее голая шея и открытые плечи манили к себе с противоположного конца стола, а красные сережки из драгоценного камня, украшавшие лицо в тон ее румяным щечкам, давали ему, как казалось, полное право стать ее любовником! Но она так ни разу и не посмотрела на него, видно не заметила – слишком много людей здесь было, слишком шумно, дабы что-то понять! Человек, стоявший рядом с ней, чья рука покоилась на ее плече, бывший мужем, и по взору, и по позе этой руки, которой он изредка поправлял ее сбившееся платье, был солидный мужчина, выглядевший правда лет на 10 старше, но видно было как он ее любит и лелеет, нежно, с трепетом, а она с непринужденным видом и грациозной ловкостью пальцев брала, словно не замечая никого, кусочки мяса, и клала их в свой влажный ротик с алыми губками. Все это в ней так не вязалось со здешней непристойной публикой и атмосферой пития, и вся она так выделялась из этой толпы, что у Миши возникло чувство стыда за то, что он тОже является частью всех здесь, а значит она даже не узнает о нем, даже не заметит его - его, который так молод и так пышет здоровьем к женским прелестям буд-то молодой бык! Ему казалось, что лицо ее до боли знакомо, и так близко ему, и что она так похожа на него, что быть того не может, а он бы влюбился в нее с первого взгляда, пускай даже мутного, он бы чувств лишился, лишь бы иметь ее рядом с собой, лишь бы сказать ей о том, как сильно он желает, как возбуждает его всем видом эта женщина, которой он в сыновья годится, и пускай!

       –  Я на все плюю! Мне ничего не надо, лишь бы заполучить ее любовь и ласку!

          Ему хотелось смотреть на нее жадными глазами, в ее красоту, но он знал, что прямо тАк, нельзя, и изо всех сил старался потупить взгляд, отвести его куда-то, на кого угодно, только не на нее! Он боялся ее красоты, боялся что все тут-же заметят, видимо был сильно робок и воспитан, но больше всего он опасался грозного взгляда так любящего ее мужа!

          Через некоторое время он уже как-будто и забыл о ней, попытавшись увлечься сначала шахматной игрой, затем очередной песней выдыхаюшегося гитариста. Потом он, (делать нечего!)с заднего хода ушел внутрь дома хозяина и юбиляра сегодняшнего вечера, подальше от ее глаз! "Не надо будить в себе страсти!.. Я... должен быть смиренным и спокойным!" - думал он.

        В доме было людно, но не так как на улице - бегали какие-то дети, за столом на кухне квасили и шутили подвыпившие мужчины на пару со своими подругами того же возраста что и они. В проходной комнате кто-то сидел на диване, кто-то помоложе в кресле стучал на африканском барабане – подарке! Он прошел мимо них, чтобы еще раз зайти в туалет и “посмотреть сверху вниз!” но вначале взглянул на себя в зеркало - красные глаза больше всего не нравились ему, но он знал, что это врожденное – слабые сосуды – и тут уж ничего не поделаешь! Он посмотрел на себя еще раз, и снова подумал про ту женщину что так возбудила все чувства в нем несмотря на то, что он сейчас не очень-то и соображает. Конечно, он размечтался, и нечего думать, но все же он сам не понимал того что испытывал к ней и даже имени ее не знал!

            Выйдя из ванной, он какое-то время следил за детьми, чем они заняты, во что играют. Одна маленькая девочка привязалась и стала просить его учить американские скороговорки. Он согласился, плюхнувшись рядом в кресло. Она проговаривает, он должен повторить.  Миша с усердием стал пытаться произносить заплетающимся языком слова, но у него не особо получалось это делать с той же скоростью с какой проговаривала их девчушка, как он ни старался, и она покатывалась со смеху от того как он путает фразы и слова и забывает что за тарабарщину надо нести. Даже самому ему забавно стало от веселого хихиканья этой конопатой девчушки. Так он провел наверное пол-часа, если не час, и незаметно для себя осознал, что выучил полностью целую скороговорку, хотя еще путал слова местами.

            Вскоре многие дети уже куда-то исчезли. Потом и девочку позвал кое-кто из взрослых: “Уже поздно! Пора спать, мы уходим!” Таким образом ее родители еще раз поблагодарили всех находившихся в доме с прекрасным вечером, и, оставив крепко спавшего за столом именинника, отправились на выход, ведя за руку девочку, которая уже давно забыла о Мише.

            Все это время рядом с хозяином дома сидела какая-то чернявая женщина с вьющимися волосами и ярко накрашенными губами, всем обликом и видом напоминающая Медузу-Горгону. Мише стало неуютно. Он вышел на воздух через потайную дверь: кто-то уехал, кто-то только собирался. Он стал быстро искать глазами женщину, о которой только что пытался забыть, но тщетно, он нигде не мог найти ее среди оставшихся гостей.

            –  Значит уехала уже! С мужем.

            Ему стало печально от этой мысли, но он привык грустить за свое одинокое житьё-бытьё, посему оно не так сильно встревожило его, он знал, что в любую минуту снова забудется в компании гостей и алкоголя, но пока еще он не забылся, он думал о ней: “Как она? Кто она? Как ее зовут? И что она сейчас будет делать вместе с мужем по приезде домой? - просто ляжет спать с ним в одной кровати, или он станет ласкать ее, называя любовными именами, она же покорно ответит сладкими поцелуем взасос, в итоге они займутся любовью, она будет жалобно стонать от удовольствия, а он – высокий, волосатый – доставлять его ей, жадно наслаждаясь ее стройным телом?! А есть ли у нее дети?”

            Нет, он больше не мог себе представлять все это в красках, слишком впечетляясь, оно ранило его, и без того несчастного и неудовлетворенного. Он налил себе еще вина по инерции и заглотил внутрь. От этого привкуса стало как-то нехорошо. Заметно было как опустела лужайка рядом с домом. Он попытался вспомнить, кто еще уехал, кто здесь был до этого, но не смог, припомнил только шустрого старикашку, который весь вечер шутил и острил при дамах, и еще какие-то смутные физиономии, которые так-же не интересовали его, как и он их. У костра осталось сидеть два-три человека, и один кавказского вида мужчина, находившийся в явно сильном подпитии, поскольку держался на табурете не совсем уверенно, и не было уверенности, что он не свалится с него сейчас же. Вскоре так и случилось. Повар отдыхал от готовки мяса и не заметил, как этот армянин, потеряв контроль, упал прямо в огонь! Только при звуке грохота, открыв глаза, он подскочил к бедолаге и принялся вытаскивать его из костра. У того обгорела ладонь руки, на которую он приземлился, отчего кожа вздулась и покрылась чем-то черным. Он почти не реагировал на боль, настолько хорошо наклюкался! Придя сюда, он не рассчитал сколько выпить, и явно хватил лишнего, чего раньше никогда не делал. Теперь его снова усадили на тот же пенек, но следили чтобы он не свалился еще раз.

              –  Вот те на! – удивился повар, – Я его никогда в таком состоянии и не видел! Очевидно какие-то проблемы с семьей!
             
                *    *    *

             Весь вечер, на отшибе от всех, расположившись в тени, так чтобы его не было особо видно, сидел гость из Нью-Йорка, с черной бородкой, и со складками на шее, похожий на Троцкого, только жирнее в два раза! Он за весь вечер уличного мероприятия ни проронил ни слова, лишь наблюдал за всеми искоса, попивая что-то из бокала. Когда все разошлись, он и хозяин сабантуя, зашли обратно в дом. Там, поймав взглядом Мишу, который там-же уже пол-часа как слушал басни оставшихся двух хохлов, "Троцкий" подошел к нему и о чем-то спросил, на что Миша неохотно кивнул головой, не поняв при этом ни слова. Собеседник спросил еще и еще. Чем дальше заходил монолог гостя, тем все больше, очевидно от волнения, или от удушья толстой шеи, он начинал похрюкивать, стоя в потной майке, со стаканом теперь уже мартини в одной руке, видимо потому, что ни с кем не обмолвившись словом за целый вечер, гость утомился молчать, здесь, поняв что его могут слушать, его как говорится, прорвало – только дай волю!

            –  "Вы знаете, я работал, (хрюк) ну у нас, в Нью-Йорке, на бирже! Это очень увлекательно! На Доу Джонс, я вам скажу, хрю! Состояние рынка ценных бумаг... хм, хм-р... можно оценить по нескольким основным показателям, рассчитываем отдельно для рынка акций и для рынка долговых инструментов (преимущественно облигации) Вот! И брокеры, так сказать, ведут учет исполненных сделок, реализуют, организуют и гарантируют расчёты, обеспечивают механизмы взаимодействия «поставки против платеж", понимаете? Ну вы в курсе, да?  Покупка и продажа акций, облигаций, сырья, валюты, коллекционных предметов, недвижимости, производных ценных бумаг или других ценностей! Так вот и закручивается водоворот! А что делать! Что делать! Спекуляция, и не попрешь, и ничего в противовес не вставишь! Шустрить надо, шустрить!"

                Вникнуть в то, что он говорил было весьма трудно, а именно – следить за  прыгающей логикой, как Миша не пытался, ему только и оставалось кивать головой с идиотской улыбкой на лице каждое желание подтверждения правоты повествующего, понимая что ему совершенно все равно, кто такие маклеры, броклеры, и т.д., лишь бы собеседник поскорее утомился, перестал бы вещать и пошел бы наконец спать, только бы его оставили в покое! Но говорун не унимался:

             –   "Вы можете (хрюк) в принципе! Ну многие так делают... да! Вот например, вы можете взять книгу о том, как зарабатывать на бирже, в любом магазине! Даже, нет, я вам сам дам почитать авторов, или лучше в интернете, зайдите! - там счас все что угодно можно скачать! А вообще - хрю! - Индекс повышается, проценты падают, вам при этом следует за процентами следить постоянно! Катировки пошли вверх! Вы же знаете, что нельзя так вот с ходу раскрывать карты перед всеми... особенно когда масть пошла! Ведь враги только и ждут, чтоб узнать ваш секрет и воспользоваться им! Я просто сам оттуда ушел... но это нервная работа! Я уже просто не мог больше! Хрю - хрю! Да я кого угодно могу завалить! У нас в Нью-Йорке столько контор... конкуренция жесткая идет... и там просто зубами рвать нужно! Только так... Но потом, зачем вам это? Нет, это не ваше! Вам нужно вот как я сказал... с головой окунуться разок, почитать, посмотреть, вы же молодой, а у молодых мозг совершенно по-другому работает... они всё сейчас схватывают вот так (щелчок пальцами)! Так что, давайте, дерзайте, вам и карты в руки, а там может уже на бирже развернетесь! Я вам советую! Ну я - деловой человек! Главное в тонусе быть... и  все время, все время... крутиться в этом... ну у вас голова свежая! Да... а спекуляция – это такая вещь... тонкая скажем! Надо уметь! Но я год где-то помучился, а потом втянулся, процесс пошел быстрее... главное – воля (хрюк-хрюк!) и амбиции... амбиции всегда... нос держать по ветру, и хвост, как?... Пргравильно – пистолетом!

          Через час-другой, гость наконец-то стал зевать, протирая сонные глаза руками. Миша вздохнул от предвкушения: “Ну теперь-то отдохну!”. Но не тут-то было! Ему постелили на полу, поскольку все места отлеживания были заняты ночевавшими гостями: в комнате – знакомый из Нью-Йорка, в другой еще один знакомый спал со своей очередной girlfriend, а в гостиной прямо рядом с ним, на диване, храпел пьяный вдрызг армянин с ожогом руки, весь голый и без одеяла, в одних белых трусах-плавках! Миша, из положения лежа, на коврике для йоги, смог получше разглядеть его большие закруглившиеся ногти на руках с черными волосами и крупный орлиный нос. Мужчина при этом издавал звуки посапывания и попискивания - чувствовалось как неспокоен его сон, как тяжело алкоголь выветривается из тела. В комнате пахло смесью духоты, пота и перегара, и все это неприятное было так рядом, что невозможно было ни укрыться, ни испариться, и Миша решил просто потерпеть немножко, пару часиков – ему ведь не в первой, он всю жизнь терпит! А здесь – ну мало ли в какой атмосфере приходится засыпать вот так посреди комнаты на полу, по-собачьи, на жестком коврике, в одежде, без одеяла и простыни! Все-таки лучше так, жестко, но с вытянутыми ногами, чем корчась всю ночь от неудобства в три погибели в небольшом кресле, боясь удариться головой об острый угол ракушек на полках за спинкой кресла, или задеть наставленные везде фигурки божков. Дом был наполнен еще каким-то странным ощущением чего-то неуютного и не совсем благостного. В темноте все эти африканские маски, тибетские танки, китайские статуэтки богов всех видов, фигурки из дерева домовых, индийских шив, и много чего еще, казалось, ожив, излучали какую-то энергию... непонятно только какую! И лишь непрекращающиеся стоны армянина, и беспокойное похрюкивание нью-йоркского гостя, доносившееся из спальни, имели эффект куда более мучительный чем приведения-невидимки. На кухне ярко горел свет – еще одна причина чтобы не уснуть. Хозяин дома бодрствовал конечно, не смотря на свое состояние, и разбирал горы посуды, оставшиеся после толпы гостей, и Миша, из своего лежачего положения, только и видел что его загорелые в сандалиях ноги, шаркающие туда-сюда на кухне. Именинник ходил и гремел звенящей утварью, переставляя с одного стола на другой, а с другого в раковину, и так без конца: ложки, вилки, чашки, рюмки, ножи, стаканы – все звенело до умопомрачения раздражительно и ничего нельзя было поделать! Миша в принципе и не пытался заснуть, он понимал что это невозможно, и, что всего какие-то полтора часа, пока не начнет светать, можно полежать, потерпеть, а уж там хозяин дома отвезет, если к тому времени успеет протрезветь достаточно, для того чтобы везти машину. А если не он, так кто-нибудь другой найдется, только вот кто?

            Он отвернул голову к стене, но вдруг услышал еше больший грохот, который напугал его! Он запрокинул голову, и увидел, что хозяин, забыв про свое состояние, не рассчитал равновесия и рухнул на спину. Еще несколько секунд он теперь с трудом пытался ухватиться за что-то прочное, чтобы помочь себе подняться.

    - Да..., – печально подумал Миша. – видимо не скоро!

           От этого шума пробудился и без того нервозно спавший на диване армянский хлопец, и вдруг стал так орать матом, что Миша замер от страха и скукожился! Армянин кричал неистово дико, повторяя одно и тоже нецензурное слово по-русски, и явно не мог прийти в себя - он еще только готовился - посему бранные слова и обрывки фраз долетали до ушей Миши с такой бессмысленной злобой, что он бы желал тотчас провалиться куда-нибудь, лишь бы ничего не случилось, и на него случайно не наступили ногой в темноте, поскольку гражданин вел себя неадекватно! Пьяный господин, встав, затопал, задел за что-то, и это что-то загремев, упало на пол, и рассыпалось.

             – Шахматы! – определил по звуку Миша.

Постепенно сумбурное бормотание стало покидать комнату.

             – Б***ь! Где я? Где я? – еще более напористо неистовствовал армянин на кухне, обращаясь к только что поднявшемуся с пола хозяину дома – Это я у тебя что ли?! Ничего не понимаю! Какого ...?

             – Не шуми, не шуми! Иди проспись! - огрызнулся юбиляр. - Тебе еще рано! Иди-иди! С кем не бывает? Ну иди же!

             Тут только, армянин схватился за руку, скорчил такую гримасу боли от того что почувствовал с таким сильным запазданием, и не произнося ни слова, бросился к водосточному крану, чтобы ополоснуть холодной водой успевшее опухнуть место от ожога на руке. Получив достаточно облегчения, он закрыл воду, - хозяин дома стоял молча глядя на него - и с непонятным бормотанием, направившись обратно, протиснулся между столиком и свернувшимся на коврике Мишей, которого он даже не заметил, и упал на свое прежнее место – диван. На этот раз выпросив плед у хозяина, он накрылся им, и буквально тут-же захрапел себе дальше. Было что-то звероподобное в нем в эту минуту, с той лишь разницей, что звери не умеют так ругаться!

             Мише было нехорошо. На его счастье в кармане оказался валидол. Уснуть так и не удалось, и в голову лезли всякие мысли: “Господи, что я здесь делаю! За что? Почему? Зачем? По какому праву? Все кажется теперь сущей ересью! Мне лучше не ночевать больше в этом месте... одному! Как-то все странно! Просто ощущение моё реальности – странно! Вот и все, а с нею и всей жизни! Я навсегда дилетант во всем, и это – моя проблема, мой плохой рок, мое несчастье, которое непреодолимо никаким иным путем кроме христианского спасения! И я, я спасусь, да! Боже, видишь, ты, мою несуразность, мою грусть, но я готов! Все будет счастливо, все будет, вечно, Господи! Ты один есть истина, Ты один есть правда, и поэтому Ты один можешь простить меня, и вообще всех, кто нуждается в прощении, ибо лишь Ты один все понимаешь, и все прозришь, и Ты один – это всё! И я буду там, и все будут там, кто узнает Тебя, кто покается, кто плачет, кто страдает, все немощные! Господи. прости меня, но душа моя плачет вместе с моим физическим существом! Как грустно, Господи! И что это за печаль такая? Неужели эта печаль только нам, русским, пресуща? Как бы я хотел быть счастлив!...”

             Через некоторое время хозяин дома, увидав, что Миша не спит, и ворочается на полу, подошел к нему и произнес: "Пойдем... может, эм, поможешь мне убраться на улице?!"

            Миша поднялся, очухавщись, и они вместе вышли через кладовую во двор дома.

            Светало. Пение птиц теребило утро. Веяло свежей прохладой, воздух был чист, пресен: еще не так жарко – самая рань! Все события спутались в голове.      

             Миша оглядел задний двор - стол и стулья были внушительно заставлены пустыми бутылками и тарелками с остатками пищи. Они принялись медленно расчищать все что попадется под руку. Хозяин объяснил как сортировать посуду: “Пластиковую и бумажную в один бак - стеклянную тару в другой!” – и так постепенно, но верно, стали расчищаться завалы и горы мусора со стола и с змели. 

            – Вот паршивцы! – вырвалось у юбиляра – есть же пепельница! А они взяли, бычков везде набросали, теперь ходи-собирай!

            И Миша честно, с блаженной улыбкой, стал помогать поднимать маленькие окурки с земли и кидать их в мусор, наслаждаяясь зябким утренним воздухом так не хватавшим ему в той тесной комнате, где армянин, закутавшийся в плед, уже потихоньку начинал отходить от пьяного угара.

            Хозяин решился не отпускать Мишу, потому что сам чувствовал, что лучше пока не ехать, не отвезить Мишу домой, у которого не было никакой возможности добраться до дома – он приехал сюда на велосипеде, тащился вчера несколько часов, а в данную минуту, не выспавшись и не протрезвев окончательно, ему казалось, что ехать обратно тем же способом невозможно - просто нету сил! Благо, один из гостей, спавший в дальней комнате со своей мадам, только что проснулся, и вышел во двор в одних подштанниках - значит он сможет отвезти Мишу!

           Э-э-эх! Хорошо, едрит твою! - он потянулся во весь свой двухметровый рост
Это был здоровенный омбал, приехавший в Америку из Риги, где он в перестроичные времена занимался ни чем иным как рекетом, вышибая деньги из заказных жертв, во всю свою мощь. Теперь, будучи в штатах, он присмирел, боясь угодить за решетку, и стал парикмахером, а так-же допропорядочным гражданином, старающимся не нарушать жесткие законы.

           Он умылся и приготовился, правда с ним была его женщина, которую надо “сначала отвезти - забросить в парикмахерскую, а потом и тебя!” Слова его звучали весьма внушаюше

            Попращавшись с хозяином дома, и чуть не забыв поздравить того хотя бы раз с днем его рожденья, Миша залез в заведенную машину амбала, и они тронулись в путь. Додж, загудев мотором, прорезал утреннюю тишину и скрылся за поворотом. Миша еле успел сказать адрес, и они заколесили, оставляя позади синие силуэты домов, вскоре вышли на хайвэй и только дорожная разметка мелькала перед глазами. Они забросили подружку амбала куда следовало, и всего через каких-то 10 минут очутились в знакомом городке!

             - Ничего не будешь есть? - спросил амбал, не доехав до паварота Мищиной улицы - Жрать хочу как собака!

             - Да... можно в принципе... - промямлил Миша

             Они заехали в ближайшую забегаловку быстрого обслуживания - КейЭфСи. Сергей (так звали амбала) заказал по сэндвичу с сыром, а так-же кофе.

             - Мне пора худеть! - сказал Сергей, намазывая крем на сэндвич - Пора! Пора! Ну все, поехали!
             Перекусили прямо в машине – было видно, что водила куда-то спешит. Еще немного и машина въехала на нужную улицу, и только остановилась, он вылез из кабины трака, как Сергей захлопнув дверью сказал:

            - Давай, давай! Не пропадай! Чап-чап!

             Он нажал педаль газа и умчал, тарахтя мотором.
    
             Миша остался один посреди широкой улицы. Он подошел к своему дому - "Ключи! Вдруг спомнил он - "Они же остались там!!!" Он пошарил по карманам. Нет, ничего нет, пусто! "Ах да, я же совсем забыл! Пить надо меньше!" Он пошел к веранде, открыл дверь, и достал запасные из под коврика. Чувство облегчения, но не окончательного, ибо усталость валила с ног, подсказало ему поскорее щелкнуть дверным замком! И вот... вся эта ночная суета стала улетучиваться... потихоньку. Прошлые, и вечер, и ночь, теперь казались сном, дурным или нет? За окном увеличивался становилось все ярче от солнца - он задернул шторы в спальне.

            –  Наконец-то, сумасшедшая ночь! Несуразная! Что в ней было? Разве вспомнить? Все как в угаре! Сколько еще таких ночей? Пронеслось, и ладно... Но теперь все! Все!!! Спать!!!

            Он лег поскорее на кровать, на правый бок, но не сразу уснул. Перед глазами всплыло даже не лицо, а силуэт той женщины, что за весь вечер так и не обратила на него внимания. Ему представилось, что она так-же не спит сейчас, а думает о нем, так-же  представляет его рядом с ней! Он смутно вспоминал свои ощущения при взгляде на нее, он помнил что это было самое родное, самое близкое лицо, то, что и должно быть! Он не мог понять ее ли он любил или свои ощущения! но он решился напрополую, что отыщет ее, он должен отыскать, он должен сказать ей! - ведь такое больше никогда не повторится! - счастье для двоих, ведь как просто, как просто, но как! - как мне быть? – мысли стали путаться, вместе с явью. Вскоре он отключился и заснул крепким сном.
            И ему приснилось счастье!