Казнить нельзя помиловать

      Всем известно это выражение: казнить нельзя помиловать. Все зависит от места, в котором судьба поставит запятую. В начале лета 1976 года, высокий партийный суд казанского горкома КПСС устами первого секретаря приговаривает меня к высшей мере наказания: «Казнить! Нельзя помиловать этого негодяя». Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.  Отныне в любой анкете я обязан писать: «исключен из членов КПСС». Что это значит, хорошо знают люди, жившие в той действительности. Сейчас трудно представить себе какое значение для советского человека имел билет члена КПСС. Скромная красная книжица открывала обладателю её все возможности для обеспечения собственного благополучия. Человек без партийного билета тоже мог жить нормально, его не притесняли, но был человеком как бы второго сорта. Карьерный рост его был ограничен, если он не обладал выдающимися способностями и талантами. Но человек изгнанный, исключенный из этих рядов был просто изгоем. Во времена  «оны» это вообще означало тюрьму и все что угодно, вплоть до высшей меры по приговору тройки. В семидесятые годы такого конечно не было. Простому человеку вообще были безразличны эта партийная возня, она вызывала лишь обывательское любопытство: за что тебя так? Но по работе и для  статуса это имело первостепенное значение. Трудно было человеку, который не имеет партийного билета, т.е. не является членом КПСС, но исключенному из этой организации следовало навсегда смирится с тем, что он не просто человек второго сорта, а что то вроде прокаженного и забыть и о карьере и о каком либо поощрении за усердие. Одним словом, это был человек – никто, в «процветающем» обществе, место которому у «параши». То обстоятельство, что партийный билет я отдал без слез и дрожи в руках, еще ни о чем не говорит. Сохранить самообладание мне помог предыдущий период, когда я ходил со «строгачем», т.е. имея строгий выговор. В тот период я увидел истинную сущность людей, с которыми судьба свела меня и в жизни, и по работе. Мне было смешно, когда уважаемые ученые переходили на другую сторону улицы, если видели, что на этой стороне предстоит встреча со мной. Они боялись «замараться» общением со мной. Люди по отношению ко мне поделились на несколько категорий: одни считали недостойным даже здороваться, другие злорадно хихикали и потирали руки. Были и удальцы, для которых я стал неким героем-любовником и они восхищались моими «подвигами». Одним словом, насмотрелся я тогда на общество развитого социализма вдосталь.
      Сейчас, по прошествии тридцати пяти лет вспоминая эти коллизии, я с удовлетворением вспоминаю свое поведение на бюро горкома партии. Без слез и унизительных слов, молча, я положил красную книжицу на стол и вышел из здания. Более того, мое «геройство» простиралось гораздо дальше: с улыбкой на устах я в тот же день уехал на джаз-фестиваль в славный город Куйбышев, ныне это Самара. Куйбышев в то время был довольно «продвинутым» городом, в котором партийный диктат был чуть слабее. Отсюда и факт проведения в одном из центральных ДК города джазового фестиваля, на который съехались музыканты из разных городов Союза. Мы же, как близкие соседи, поехали туда целой делегацией, в которой были и музыканты и такие «примазавшиеся», как я, активисты институтского клуба джаз, блюз, рок – музыки. Фестиваль  длился два дня и прошел отлично, особенно удался заключительный  джем-сейшн. Это было что то вроде свободного состязания музыкантов длившееся всю ночь. Я впервые присутствовал на таком мероприятии и с удовольствием наблюдал, как слегка подвыпивший музыкант выходил на сцену и начинал одну из традиционных или просто хорошо знакомых джазовых тем, к нему мог присоединится любой из зала и они начинали импровизировать. Результат, как правило, вызывал бурный восторг зала. Наша казанская команда, как и другие, расположилась своим мирком в зале. Было спиртное, конечно, но сразу хочу сказать, что выпивка была чисто символической, только для тонуса. В эту ночь, пусть и на время, но я забыл о своем новом статусе в обществе. К утру все закончилось и днем мы уехали в Казань.
    Приехав в город я в полной мере ощутил  свой статус исключенного из рядов КПСС. Ведь приговор, вынесенный мне партийным ареопагом, должен приводится в исполнение. Исторически методы гражданской казни менялись в соответствии с временами и носили разный характер, в зависимости от образа общественной жизни этого общества. В старину гражданская казнь означала, что приговоренного привязывали к позорному столбу, ломали над головой шашку и лишали всех регалий. При Вожде всех времен и народов, это почти наверняка тюрьма, а то и стенка. При Леониде Ильиче гораздо мягче. Он, по моему, был человеком вообще не злобивым. Но, как говорится: жалует царь, да не жалует псарь. На местах командовали парадом верные адепты сталинской эпохи и уж они то не могли упустить возможности постоять за нашу Родину, которую позорят и губят личности подобные мне. Нет, я не могу сказать, что меня гоняли по улицам, как дикого зверя с криками: «Ату, его, ату!», конечно нет. Я ведь вращался в обществе интеллигентных людей, поэтому все было тихо, вежливо и … подло. Простите меня, но не хочется вспоминать эти факты. Отдушиной и можно сказать спасением оказалось мое новое увлечение, неожиданно пришедшее из мира самодеятельного клуба ДБР. В этом неформальном сообществе я нашел людей, которым было совершенно безразлично моё партийное состояние, важно, что за человек ты есть. Я весь полностью, с головой погрузился в этот мир. Работа стала для меня второстепенным занятием. Но вот один из парадоксов советской действительности: неважно, как я выполнял порученную мне работу, мне продолжали платить приличную зарплату. Половину своего рабочего времени я проводил в Москве, а в институте стал вести жизнь некоего плейбоя. У нас образовалась веселая компания из молодых сотрудников центрального аппарата института и мы распрекрасно проводили свободное от работы время. Единственное, в чем я себя теперь ограничивал, это контакты с женщинами. Веселые вечеринки, ни к чему не обязывавший флирт, это да, но интимная связь с кем бы то ни было исключалась. Я искренне не хотел скандалов дома.
    А дома, как это ни странно, обстановка была вполне приличной. Моя жена вновь нашла в себе силы стерпеть мои выходки и не донимала меня ни какими претензиями.  Именно семейное благополучие и явилось той спасительной соломинкой, что помогла мне  выдержать бурные события  жизни. Я тогда еще не понимал этого, хорохорился по молодости и глупости. И только много позже осознал всю глубину мудрости моей молодой жены и её терпение к моим идиотским выходкам. Без этого и без нее мне трудно было бы выжить.
    Имея за собой такой крепкий тыл, я все более втягивался в работу нашего музыкального клуба, здесь я чувствовал себя комфортно и по обстановке и по общению с людьми. Актив клуба начал готовить программы, которые можно было показывать широкой публике. Стали практиковаться выезды по городам республики и я выступал здесь в роли организатора или, как сейчас принято говорить, продюсера. Это было новым и очень интересным делом для меня. В зимний сезон появилось новое поветрие в молодежной среде: с запада пришла мода на дискотеки, т.е. те же танцы, но в новом антураже. Вместо привычного оркестра на сцену встал диск – жокей, вооруженный звуковоспроизводящей и усиливающей аппаратуры. Он теперь командовал парадом, т.е. танцами. С самого начала дискотеки кардинально отличались от обычного вечера танцев. Во первых, зал для танцев располагался, как правило в замкнутом помещении, но даже если оно было открытым, все равно организаторы стремились его ограничить освещением, силой звука и т.д. Во вторых, подбиралось специальное освещение, использовались световые эффекты: стробоскопы, ультрафиолет, зеркальный шар и другие доступные средства. В третьих, музыка: это была стопроцентно западная дискомузыка. И еще: звук был подавляюще громким и очень качественным, плюс вопли и комментарии диск – жокея, все это напрочь шокировало нашу не привыкшую к таким шоу молодежь. Диск – жокей задавал ритм всему действу, воспроизводя на своей аппаратуре записи тех или иных исполнителей. Популярность такие дискотеки приобрели ошеломляющую.
    Наш клуб по природе своей не культивировал на своих мероприятиях знакомство с музыкой в стиле диско, но оказался в эпицентре дискотечного бума, прежде всего потому что активисты его лучше других знали современную западную попмузыку. Поэтому он то и выступил инициатором дискотек в городе Казань.  Нужно еще добавить, что осенью в городе под патронажем обкома ВЛКСМ открылся новый молодежный центр. Клуб переехал туда и там же стали проводить первые в городе дискотеки. Случилось это благодаря Овсянникову Сергею, заместителю директора МЦ и выпускнику КАИ с нашего курса. Стоит ли говорить, что теперь основное свободное время я проводил в стенах этого заведения. Жизнь моя неожиданно приобрела новое качество.