Антология становления личности. Школа 38. Три эпиз

Моя родная школа № 38 находится на Боссэ. Это на юго-восток от Карьера, правее Шанхая и с километр не доезжая до Собачеевки.  Если кто  не в курсе, то Боссэ – это самый старый и центровой район города Юзовка, он же Сталино, он же Донецк, он же город миллиона роз, он же столица угольного края, он же сердце Донбасса. А сердце Боссэ – это моя школа.
Когда голландского мудака-эксплуататора по фамилии Боссэ большевики вешали за яйца,  здания моей школы еще не существовало, оно появилось позже, в аккурат, когда русский с китайцем стали «братья навек». Вот для этих самых «братьев навек» данную постройку и сооружали, а поскольку весть о чудесном изобретении бетона до Боссэ еще не дошла, то для возведения двухэтажного архитектурного дива использовался саман, глина, дранка и деревянные лестничные пролёты.
Китайцы, населившие мою будущую школу,  с 07.00 утра и до 10.00 вечера трудились на донецком хлопчато-бумажном комбинате, выпуская синюю хлопчато-бумажную материю, из которой потом шили синие хлопчато-бумажные робы, в которых эти же китайцы работали на хлопчато-бумажном комбинате.  И всё бы было хорошо и замечательно, но тут нежданно – негаданно Мао Дзедун послал на *** весь Советский Союз, целиком. А поскольку Советский Союз был государством очень гордым, то он в отместку за это послал нахуй всю тысячную толпу китайцев, оккупировавших здание на Боссэ.
Узкопленочных выгнали, но не пропадать же добру –  пустующее китайское общежитие было решено переквалифицировать в восьмилетнюю школу и запустить туда учеников, среди которых оказался и я. И начались эпизоды.
Эпизод первый. Витрина. Год 1980. Весна.
Третий класс. Мой одноклассник-мудак Серега целый день обзывает меня по-всякому. Ну, думаю, я тебе, сука, припомню. ****ец тебе. Живем в одном доме. Идем  домой. Я предлагаю идти не задворками как обычно, а по улице. Проходим возле магазина «Продтовары». Витрина из сваренных металлических уголков и шестимиллиметровых стекол 2 Х 2 метра. Я хватаю этого ничего неподозревающего товарища за его коричневый лапсердак и бросаю в витрину, как жидкий робот бросал Терминатора. Его глаза – глаза коалы, увидевшего лох-несское чудище. Он разбивает собой нижнюю часть витринного стекла. Верхняя как гильотина срывается вниз. Удивляюсь – у него всего пара царапин. Ничего не отрублено, ничего не отрезано. Продавщица забирает у меня портфель в качестве залога. До возмещения ущерба. Стекло стоит 90 рублей. Но это еще не всё. Вечером заявляется к моим родителям его маман. Требует моральной компенсации. Тут у меня сдают нервы. Я говорю –  если бы вашего мудака-сына рядом со мной не было, то мне некем было бы витрину расхуярить. Так, что давай, бля, плати половину суммы за стекло и не ****и. Довод железный. Родители стали на мою сторону. Отслюнявила 45 рэ как миленькая.
Мораль – за потерю контроля и бдительности платит каждый.
Эпизод второй. Лестница. Год 1981. Зима.
Четвертый класс. Третья перемена. Время жрать для нашего класса. Обед – руб тридцать две в неделю. После звонка все метутся на первый этаж в столовую. Как лошади. Как ни разу не жравшие. На площадке перед вторым пролетом лестницы меня обгоняет Федя. Он хороший. Он мой друг. Но его спина слишком привлекательна для пинка. И он его получает. Да так, что катится по деревянным ступенькам кубарем. Как в американском кино. После такого падения герои голливудских фильмов впадают в кому. Федя живет. У него даже ничего не сломано. Ему повезло. Ступеньки не бетонные. Но это еще не всё. Он сидит на лавочке. В вестибюле. Плачет от боли и обиды. Я подхожу к своему другу Феде. У него глаза панды, которого лишили бамбука. Спрашиваю что случилось. Толкнул в спину какой-то мудак – отвечает. Я солидарен. Вот скоты, варвары, нелюди – говорю. Обещаю найти и ввалить ****юлей. По полной программе. Я в классе второй по силе. Обещаю найти и убить. Провожаю плачущего Федю в столовую. Там уже всё сожрали.
Мораль – никогда не подставляй спину, даже другу.
Эпизод третий. Стенгазета. Год 1982. Весна.
Пятый класс. Самая красивая девочка – Алла. Я редактор стенгазеты. Отличник. Она член редколлегии. Нам поручили нарисовать стенгазету. О нашей родине. СССР. Я предлагаю Алле заняться оформлением газеты дома. У меня. Она соглашается. Родители на работе. Мы начинаем. Но мне не хочется. Я хочу видеть Аллу. Голой. Фрейдистские чёртики уже в мозгу. У меня много вязаных шарфов. Маминого изготовления. Я беру один и связываю Алле руки. Сзади. Неожиданно для себя. Неожиданно для неё. Что ты делаешь – спрашивает. Буду сейчас тебя раздевать. Толкаю её на диван. Связываю вторым шарфом ноги. Не знаю зачем. Она в школьной форме. Коричневая плиссированная юбка. Гетры. У неё глаза пушистого кролика, из которого хотят сделать жаркое. Слез нет. Лицо цвета помидора. Оказывается, так бывает. Я не знал. Я дотрагиваюсь до бёдер. Брыкнулась. Ударилась головой о стену. Там ковёр. Слава Богу. Мне её очень жалко. Она хорошая. Я развязываю шарфы. Она уходит домой. Лунатик. Завтра мне ****ец – думаю. От её родителей. Доделываю стенгазету. Но это ещё не всё. Утром опаздываю на урок. Как всегда. Пустой вестибюль. Вешаю стенгазету. С Аллой всё нормально. ****еца от родителей нет. Не рассказала. Газета висит три часа. Никто ничего не замечает. Первой заметила математичка. Бывшая пионервожатая. Поводит меня к газете. Смотрю. Плакатным пером. Мной. Десятисантиметровыми буквами. Вместо «СССР». Написано. «СССС». Вот и ****ец. Неуд по поведению за месяц. Но ничего. Я отличник. Отмазали. РайОНО нужны показатели.
Мораль – доводи начатое до конца, ****ец всё равно придёт.   

Пэ.Эс. Иногда я прихожу к моей бывшей школе – обшарпанной,  трухлявеющей и разваливающейся прямо на глазах. Она давно закрыта. В углах сиротливо торчат ржавые железные профили с приваренной по периметру арматурой, стены подпёрты деревянными укосинами, фундамент усыпан неудавшимися попытками замазать трещины. Но я её люблю. Она часть меня. Она всегда останется заведением, воспитавшим из меня порядочного человека, моей Альма Матер, моей колыбелью, моим глиняно – саманным Стоун Хенджем.
Аминь!