звезда

Кристина же, в мужчинах разочаровавшись, решила даром времени не терять и начала петь при людях, люди слушали и деньги большие платили, поскольку пела Кристина аки птица Алконост, только мясо человечье не ела, материальные ценности предпочитала. Ну, не есть, в смысле, ценности эти, а на себя напяливать и вокруг себя расставлять в красивом порядке. Певицей стала Кристина. Звездой самой настоящей. Сначала ей новый статус по приколу показался, это когда поняла она, что имущество, из-за любви Петра потерянное, восстановлено целиком и полностью в короткие сроки. Потом вообще понравилось – когда мужчины все на одном из ее концертов с мест повскакивали и воздрочили на ее светлый образ, несмотря на тихие протесты жен, и выбирать она могла любого из них – умного или глупого, бедного или богатого, на Квазимодо похожего, или на Сергея Глушко. Хоть на час, хоть на ночь, хоть на всю оставшуюся жизнь. И выбирала Кристина. Умных, богатых, на Глушко похожих. И каждый раз думала, что на всю оставшуюся жизнь, а оказывалось – на час. Очень уж много их ей на голову одномоментно свалилось, и с выбором она очень затруднялась, она уже вообще не узнавала их в лицо, не отличала одного от другого – все они говорили одни и те же слова, дарили подарки, весьма напоминающие друг друга, и в раздетом виде выглядели примерно одинаково. Кристина была счастлива, она не была уже одинока, но смутные сомнения не давали ей ощущения абсолютного счастья – для чего она вообще напрягается, если все такое одинаковое. То ли дело она сама – много ли женщин могут похвастать тем, что они, как она, Кристина, тоже исключительные, много ли женщин могут сказать, что при их появлении, или даже при виде их фото, все мужчины отчаянно дрочат, в надежде быть замеченными и обласканными?..
 А вот такого же исключительного мужчины, как она сама – женщина,  Кристина не видела нигде, и, любуясь собой, иногда грустила сладостно, вполне осознавая, что она – дама высшего порядка, и, следовательно, не надо ей никого, а на час для здоровья она всегда себе найдет.
 Однажды, окрыляемая осознанием общего оглтелого обожания, она, обворожительная, оглядывала общество обезличенных олухов, отчаянно онанирующих. На их фрачно-безбрючном фоне вдруг мелькнула странная тень, у тени была борода и какая-то непонятная одежда, напоминающая не то юбку, не то поповскую рясу. Тень стояла неподвижно, в абсолютном спокойствии созерцая происходящее. Кристина, обожествленная толпой, превесьма удивилась странному поведению тени – все онанировали, а тень стояла, то запуская руку себе в бороду, то иронично усмехаясь в усы. Тень русского монаха Храбра, сложенная значительно красивее, недели мириады Глушко, постояв минуты две, невозмутимо удалилась, не высказав Кристине и сотой доли должного почтения. И закончился уже концерт, и стояла Кристина одна посреди опустевшего зала, и никак не могла понять, почему странная, и даже какая-то страшная тень ни в какую не хотела онанировать на ее светлый образ, напротив, будто бы посмеивалась над всеобщей радостью, не желая принимать в ней участия. Долго стояла Кристина таким образом, размышляя, а может, ожидая, что тень вернется и объяснит ей популярно причины своего ненормального поведения. Но монах был уже где-то далеко, на полях и лугах, на нивах и пашнях, и радовался солнышку, и тому, что ящерка греется на камешке, стараясь с ним слиться и остаться незамеченной. А Кристина с тех пор покой потеряла, и стала искать кого-то, хотя бы отдаленно напоминающего страшную и странную тень, но, естественно, не находила, и похудела, и песни стала петь другие, и когда она пела, никто в зале не дрочил, а все слушали внимательно, плакали иногда даже, и деньги платить отказывались, говорили, что теперь Кристина с душой поет, а душу за деньги нельзя продавать. Только деньги у Кристины были, и пела она теперь исключительно для души, и в надежде на то, что хотя бы подобие странной тени, хотя бы воспоминание о ней, появится где-то в зале, хотя бы на долю секунды, хотя бы, чтоб объяснить причину своей загадочной усмешки. Но тень не появилась больше. Никогда.