Гадалка

______________________________________

- Я не буду платить - сказала она.
Водитель маршрутки удивленно оглянулся, но за краем переднего сиденья увидел не наглую хабалку и не наркуху из ближнего-двуспального района. Девушка была какая-то чересчур нормальная. Не хотелось от нее слышать такие слова.
Девушка отражалась в зеркале, и отражение поднимало черный воротник куртки. Отражение глядело из глубины так же сурово, как водитель иногда глядел на своего напарника, пришедшего пьяным. Какая, дескать, работа в этом состоянии? Я тебя спрашиваю, какая работа?..
- Я не буду платить - интеллигентно, тихо и настойчиво повторила девушка. - Поехали.
Водитель медленно передвинул рукоятку передач, и маршрутка вырулила по грязной колее, отчаливая от переполненной станции метро. Пассажиры за спиной притихли.
Всю дорогу ему что-то мешало. Он не знал, что не дает ему открыть рот. Желание повиноваться? Нежелание устраивать скандал? Да ну, что ты, какой такой скандал! У Вано и то больше скандалов за целый день, кому охота деньги терять. Деньги?.. Какие деньги?.. Стоп... Что такое - деньги?
Он понял, что смотрит на блестящие кружочки в кармашках справа от себя, а зачем они - было непонятно. 
Девущка постучала по двери, требуя выпустить. Он нажал кнопку и выпустил. Руки сами повернули руль, нога нажала на педаль, и маршрутка, пробуксовав в ледяной грязи, рванула вперед. 
Из головы постепенно исчезали слово за словом, мысль за мыслью, образ за образом.
На повороте какой-то человек в дубленке чуть не попал под колеса, погрозил кулаком и исчез.
*
На другом конце Москвы, через несколько часов, тоже был человек, который чувствовал себя плохо.
Скромный банковский работник сегодня не мог завести свою машину, взятую в кредит, выйти из квартиры, взятой в ипотеку, и просто так поехать на работу. Сначала он тщательно перекрестился, глядя в зеркало, потом сообразил, что нужно ехать на метро, а то придется опять стоять в пробке.
Скромному банковскому работнику было тяжело. У него на плечах лежала ответственность.
Он был ужасно не в духе. Что-то разладилось в схеме счетов, управлявших переводами денег в Швейцарию, и он очень боялся, что его уволят.
На эскалаторе какая-то девушка помахала ему рукой. Он не улыбнулся. Ему было не до того.
Девушка вышла на Арбатской, поднялась наверх, в метель, прошла полкилометра, расстелила на Арбате пестрый коврик и начала танцевать. Обычно ей за это бросали деньги, но сегодня денег не будет.
Ей, вообще-то, было все равно: она просто танцевала.
Закончив очередной номер под воображаемую музыку, она спросила в пустоту: "Кто хочет погадать?"
Пустота, как обычно, ответила.
Пустота обычно хочет большего.
*
В полутемном кафе - с настоящими скатертями, с настоящими свечами - было тихо. Праздники еще не начались. Официантка, которой не выпало сегодня утомительной работы, терзала свой мобильник, прислонившись к косяку кухонной двери.
Девушка в черном растянутом свитере с цветной каймой у воротника аккуратно доедала свой бифштекс и что-то объясняла толстому представительному дяде в сером костюме.
Официантка не очень-то прислушивалась, о чем они говорят, но последние фразы заставили ее бросить игру и податься вперед: не так уж часто мужики в костюмах, потеряв всякий стыд, умоляют прекратить играть в дурную игру каких-то неформалок. Да еще и говорят, как в кино - "все, что угодно, только не это! Только не это!"
Девица постаралась его успокоить, но он отодвинул стол и упал на колени, продолжая орать какие-то нечленораздельные слова.
- Я могу и не это - отвечала девица, глядя на него спокойно и доброжелательно. - Почему это вас так расстраивает? Я могу еще несколько раз раскинуть вам карты, но карты - это только наглядный способ показать расстановку сил. Настоящая машинка, как известно, у меня в голове.
- Мне плевать, что у тебя в голове! - мужик перешел на умоляющий шепот. - Но какого ж черта ты меня морочишь, сволочь! Либо я буду богат и известен, но умру через два месяца, либо я под конец жизни пропью последние деньги и разбазарю все свое умение... Как оно связано-то? Почему или то, или это? Нельзя по-человечески, что ли?
Неформалка посмотрела на него, как на дурака.
- Вы писатель - объяснила она. - То есть - сочинитель. Согласно моим данным, поэт в России должен соответствовать определенному образу. И писатель тоже. Автор должен быть больше, чем автором. Значит, в этом случае вы, писатель, частный предприниматель и успешный любовник Наташи Ва...
- Не вслух - простонал мужик.
- Но вы просите объяснить! Я же объясняю! 
- Нет, нет... Не так громко!
- Хорошо - девица слегка убавила громкость. - В общем, вы не более, чем сочинитель. Но не больше, чем поэт. И так, и этак - все, получается, недотягивает до мечты.
- А что делать? Я бы что угодно отдал...
Она постучала по скатерти:
- Известность того типа, который вам нужен, не добывается легко. Или вы соответствуете образу, заводите себе влиятельного врага, публикуетесь, добиваетесь всемирной славы и остаетесь в веках - либо вы живете собственной жизнью, но ничего с этого не получаете.
- Все врут календари - пробурчал мужик и встал. - Ни одного варианта. Иди нафиг со своим предсказанием. За ужин я платить не буду.
- Будьте здоровы - тоном отличницы ответила неформалка и доверчиво улыбнулась.
Мужик побледнел, схватил пиджак и выбежал в двери.
Официантка подождала пару минут, а потом подошла к столику. Девица безмятежно и медленно доедала ужин.
- Слушай, а деньги-то у тебя есть?
- Нету - все так же безмятежно ответила девица и посмотрела в глаза. - Он ушел. А ты, наверное, хороший человек? Люся тебя зовут, да?
Вопрос был очень не к месту, и казалось, что у девушки сейчас начнется истерика - "ой, ой, не выгоняйте меня, не надо, я вам всю посуду перемою"... Но вместо этого что-то мигнуло, стены поплыли, свет замигал, и официантка Люся вдруг увидела себя в церкви. Гремели колокола, как в итальянском кино, вокруг бурлила смуглая толпа, а Люсю держал под руку самый настоящий жених, и был он, вроде бы, один в один, лохматый Витек из третьего подъезда в родительском доме.
Голова пошла кругом.
- Эй! Это что, цыганский гипноз? Я сейчас милицию позову! - хотела сказать Люся, но почему-то не сказала.
- Если вам нужна именно такая свадьба, то она у вас непременно будет - сказала неформалка. И покачала головой. - Идите. Вам же не терпится. Идите побыстрее.
Люся смотрела, смотрела, а теперь уже и сил смотреть не было, и начала Люся проваливаться в какой-то омут, где на самом дне было все. чего так жадно хочется - и свадьба, и спокойная, сытая жизнь, и дом в Италии, и Витек, ставший большой шишкой, знакомый с людьми, имевшими отношение к экспорту героина.
Гадалка кивнула и вышла из-за столика.

Через два года Витю пристрелили, и Люся осталась хозяйкой виллы на Кипре, а гадалку в свитере вспоминала редко. А вот где была два часа, уйдя однажды с работы, и вовсе припомнить не могла .
*
Писатель медленно шел под снегом по обочине Варшавского шоссе, минуя остановки.
Было уже около двух часов ночи, и редкие автобусы проносились мимо, усиливая писательскую грусть. Грусть разрывала легкие, вылетала наружу с сигаретным дымом, все тело ломило, и было очень стыдно за то, что повелся, заплатил, поддался. Нет, ну это ж надо!.. Или всю жизнь в дураках, или раз - и в дамки! Нет у нее, дескать, другого выбора!
На гадалку его навел знакомый толкиенист. Писатель всегда с симпатией относился к толкиенистам, но это было как-то уж совсем не к месту. Дура. Антуражная, но дура.
Не то чтоб он верил в гадания, но на душе у него было хреново. Хотелось употребить.

На обочине дороги ловил машину какой-то чернявый, низенький человечек, кажется, азербайджанец. Это следовало из того, как виртуозно он употреблял сдобренный акцентом русский мат, перемежая его непонятными словами. Писатель таких слов и то не знал.
- Брат! - кричал человечек, размахивая руками. - Брат! Помоги до дому добраться! Я водитель маршрутки! Пятьдесят грамм, что... Пятьдесят грамм, говорю! Я тэбе говорю, разве можно увольнять чэловэка за пятьдесят грамм спирта?.. Ексть?.. Что ты сказал? Да сам ты туда иды, что-ты-что-ты...
Очередная машина, выслушав это, унеслась в неведомые дали. Азербайджанец остановился, и усы его горестно повисли. Он посмотрел на писателя и вдруг озлился.
- Сейчас бы в дэрэвню... - прошептал он, и на глаза его навернулись искренние слезы. - Вы же все говорыте, у нас гэроина полно, да? Мы всэ богатые, да? Панимаэшь? А на самом деле - в дэревню! Пэчку топить... Килограмм героина купить... и кайфовааать!..

Писатель поймал его за плечо и внимательно посмотрел в глаза.
- Килограмм героина, говоришь? Пойдем со мной.
- Да нэт, что ты, какое героина? - рванулся азербайджанец. - У меня и печки-то нэту, да... Ккой гэроин... 
- Есть у меня печка, есть. Идем, поговорим. Я тут одну девушку знаю .
- Да не нада дэвушки! Добрый ты человэк.. - захныкал азербайджанец и обвился вокруг писателя, как плющ. - Мне бы в тэпло... В тэпло мэня вэдешь... Пойдем-пойдем, эй, мама, мама...
И под снегопадом, покрывающим все и вся, скрылись оба.
*
Варвара Ивановна, работник Пушкинского музея, медленно шла по тротуару, покрытому ледяной коркой, и думала о чудесах.
С чудесами у нее отношения были непростые.
В сущности, ее работой было каждый день показывать людям чудеса. По образованию она была вовсе не искусствовед, а учительница русского языка, но это не мешало ей сторожить зал и смотреть за поведением посетителей.
Иногда посетители были очень вежливыми, знакомились с ней, заводили разговоры, и одним чудом становилось больше. Это очень радовало.
Зеленые двери ей тоже попадались - в любом городе есть зеленые двери. Раз - и ты в Эрмитаже. Или на Колыме. А иногда и в Переславле-Залесском. Так что на скучную жизнь Варвара Ивановна не жаловалась никогда.
Дома у нее было уютно. Туда захаживали и героические работники культуры, и клубные девочки, и музыканты, и писатели... И все было хорошо, так как человек она была компанейский. Правда, с годами она заметила одну вещь: ни у кого из ее друзей никогда не было денег. Даже у клубных девочек.
У нее-то и не могло быть, но закономерность наводила на грустные мысли.
Чудеса жили у нее на работе, чудеса случались каждый день, но денег у нее не было никогда. Зарплата у сотрудника музея - это не так уж и много. Из зеленых дверей в квартире, а особо - в шкафу, порой появлялись незнакомцы неформального вида, делились всем по-братски, кормили ее, но денег не приносили.
Еще немного, и деньги стали бы навязчивой идеей Варвары Ивановны, о чем она грустно и размышляла, ступая по мокрому снегу и пиная его протекающими ботинками. Почему так, она не очень понимала. Силы духа, что ли, не хватает? Чудес ведь полно. Вроде бы все есть, но только вот еще бы денег... 
- А у кого их много - грустно сказала она вслух. - Разве что у Кащея бессмертного? Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце...
- А зайцу - страшно! - весело подсказали ей сзади. Из кафе вышла какая-то девушка, высокая, черноволосая - ну чисто грузинская княжна! - и подмигнула ей. - У всех проблемы.
Варвара Ивановна печально покачала головой. А, вот оно! Еще одно чудо. И, как всегда, наверное, безденежное. Не везет им в этом, чудесам...
- Пойдем ко мне - как обычно, сказала она. - Я тебя супом накормлю.

Чудо немного замешкалось, а потом вынуло из воздуха яйцо и сунуло Варваре Ивановне в руки, прерывая поток печальных мыслей.
- На! Держи.
Яйцо было каменное или костяное. В общем, какое-то необычное.
- Это что, смерть Кощеева? - удивилась наконец Варвара Ивановна, ощупывая подарок. - А добрый молодец где?
- Да! Она! Так что бери, заплати налоги и живи спокойно.
Затем девица подмигнула и скрылась в метели, как ее и не бывало.
- Заплати налоги... - пробормотала Варвара Ивановна, машинально пряча красивое яйцо в сумку. - Налоги с доходов платят! А какие у меня доходы?
И пошла скорее домой, где ее ждали ученый кот и пачка печенья.
*
Скромный банковский работник не спал. Его все-таки разнесли, он валялся с больной головой и слушал, как за тонкой стеной разговаривают и выпивают соседи.
Разговоров не было слышно как следует, и он постучал в хорошо знакомую дверь, чтобы по русской традиции быть третьим: в квартире его соседа, писателя, часто бушевали запростецкие пьянки, к которым можно было присоединяться. Но в этот раз ему не открыли.
Тогда он спустился вниз, сел в свой бедный хендай и рванул по пустому Варшавскому шоссе - на Варшаву.

Ваха, продавец неуказанного товара, возвращался домой из казино и ловил машину. Он выиграл и был в ударе. Хозяин такие вещи не одобрял, но Ваха знал - победителей не судят.
Он тормозил чайника на Варшавке, напевая какую-то песню, а из карманов его в метель вываливались разноцветные деньги. Увидев эту картину, скромный банковский работник нажал на тормоз, остановился, наставил на Ваху палец и сказал: падай, ты убит.
Закайфовавший Ваха испугался и упал. Он три часа пролежал в снегу и отделался воспалением легких, а банковский работник, добравшись до Варшавы, обменял валюту на границе, купил дом и зажил счастливо. Его не мучили ни насморк, ни кошмары, ни скорбная песня о Варшавском гетто, а деньги сами текли к нему в руки: работа попалась прибыльная, а в Варшаве компьютеры так не глючили.
*
Писатель и маленький айзербайджанец выпивали третий час.
Рыба форель в качестве закуски успокоила обоих.
- Ты подумай - жаловался писатель. - Либо так, либо этак! Это ж даже в сказке не сказать! Разве ж так можно! И мое яйцо себе забрала!
- Яйцо? - ужаснулся собутыльник и с подозрением посмотрел на него. - Одно или оба?
- Нет - вздохнул писатель. - старинную реликвию. Костяную. Вообще-то я ей в детстве игрался, ценность небольшая...
Они помолчали.
- Ну, навэрное, ей нэ понравилось. Ей взятка нада дать - рассудил азербайджанец. - ЧТО В МИРЕ ВСЭГО ДОРОЖЕ? Килограмм героина, да? Ничего дороже в мире вообще нэ бывает. Но лучше - кокаина. Он харащо идет. Знаешь, я в курсе, где его брать, этот килограмм!
И засмеялся.
*
Девушка танцевала третий час.
Метель уже не мела с такой силой, и редкие туристы собрались в кучку поглазеть на танцовщицу, которая пляшет так долго. Вокруг коврика уже стоял плотный круг людей, и было теплее, но она двигалась, а они - нет, и поэтому лица менялись.
Горка мелочи на краю неуклонно росла.
Танцовщице не составило бы труда проплясать весь день, выбивая каблуками снежную пыль, но она два раза прерывалась на гадания. Оба раза приходилось начинать пляску сначала, собирая народ заново.
Она знала, что рано или поздно в толпе окажется человек с жадными глазами, человек, который захочет большего, и поэтому никуда не уходила.
Вперед протиснулся высокий южный человек и уважительно снял шапку, под которой были курчавые волосы и плешь.
- Хозяйка - почему-то сказал он. - Хозяйка, прости, погадай на дом. У меня дома нэт. Мне на дом погадать нада.
- Для тебя? Бесплатно! - сказала девушка и рассмеялась.
Они всегда удивляли ее. Чем, скажите мне, чем можно заплатить за настоящий, всамделишный дом? 
*
В комнате пахло сырым, и были какие-то облезлые кресла. Верхний свет никто не зажигал.
Писатель с товарищем стояли перед Витьком, как два оборвыша. Только сверхъестественный напор азербайджанца и репутация какого-то из его друзей (да у меня друзей по всей Европе!)помогли устроить все за пару дней .
- Понимаете, я не знаю, как с вами разговаривать - интеллигентно начал писатель.
- Как есть - оборвал его Витек. - И покороче. А то обижусь.
- Вы извинитэ за бэспокойство - подал голос азербайджанец - но нам срочна нужен килограмм кокаина. На здаровье.
Брови Витька от неожиданности вылезли за ту линию, где начинают расти волосы.
- За хрена?.. - сказал он враз осипшим голосом. - вы что, торговать собрались? Да и нет у меня столько...
- Ну, вы понимаете - замялся писатель - есть тут одна девушка. Она по профессии гадалка. Вы, наверное, слышали? Чернявая такая. И прозвище у нее - гадалка. А как зовут, никто не знает.
Витек тяжело задумался.
- Нда, слышал... А она кто? Ты ее видел?
- Видел.
Витек приподнялся и посмотрел на писателя с невольным уважением. - А какая она из себя? Цыганка, что ли? Московские белый-то не продают... А ей на хрена столько-то?
- Да просто это единственное, чего у нее нет - наконец ответил писатель. - Все остальное она берет, когда захочет. И заставить ее еще никто не смог. И появляется, когда захочет. А если ей столько дать, или, там, золота три кило, она, наверное, мне желание все-таки исполнит... Ну, и вам, может, перепадет заодно...
Предложение было заманчивое. Они немного посидели и подумали, подперев подбородки. Затем Витек свистнул Лысому, и Лысый принес телефон.
- Ваха - сказал Витек в трубку с должным подобострастием. - Ваха, тут такое дело...
Он изложил дело, подвизгивая и запинаясь.
Из трубки раздался зверский простуженный кашель.
- Да разве что за яйцо Кащея! Правое! - Ваха, чувствуя себя плохо, выражался изысканно. Чем хреновее, тем заковыристее.
- Заметано! - неожиданно перебил Витька писатель, вырвав у него трубку.- Непременно! Я все могу достать! Знаешь, все! Хоть фаберже из кости мамонта, чтоб его! У меня знакомые в музее !
Трубка опешила.
- Нууу, раз все... Кхе-кхе-кхе... Только я хозяину доложу, пущай посмеется!
- Докладывай! - согласился писатель. - Ловлю на слове.

Варвара Ивановна внимательно выслушала писателя и не на шутку рассердилась.
- Видите ли, друг мой дорогой! Я не настолько бедна, чтобы воровать вещи из запасников! Это не мои собственные карманы! Если уж вы дошли до таких просьб... Я же понимаю, что вас кто-то попросил! Да и нет у меня таких прав... Что, пугать будете? Чем вы собрались меня пугать?
Писатель, комкая в руках полотенце, заливался краской. Он уже переживал поражение, когда Варвара Ивановна перевела дух и добавила:
- А вот личные вещи - другое дело. Вы хорошо описали вашу фамильную реликвию, когда просили взамен продать "хоть что-нибудь, древнее, похожее на яйцо". Невежественный вы человек... Так вот, она у меня. Мне ее передала какая-то незнакомая девушка. 
Писатель сглотнул.
- Я не смогла бы ее сдать в музей, а что с ней делать, ума не приложу. Посмотрите.
На полочке лежало что-то знакомое, большое, округлое и тяжелое, в бархатном мешочке. 
Писатель уставился на него просветленным взором.
- Сколько вы за него хотите??? Если уж я так глупо его потерял - я обязан заплатить.
Варвара Ивановна подумала и решила, что человек попался действительно благодарный. Но слишком много просить - признак невоспитанности. А пошутить всегда можно. 
- Пять тысяч евро...
- Заметано - обрадовался писатель. - Друг, я сейчас вернусь, подожди немного.
- И чтоб на счет в швейцарском банке! - прокричала ему вслед Варвара Ивановна и рассмеялась. Ей не верилось, что у человека есть столько денег. И попросила-то она не на самом деле. Ее чудесные друзья менялись и более ценными вещами. Вот личный перстень Тамерлана, медный такой, она бы никому не подарила. 
Но он принес ей банковскую карточку, все документы, поблагодарил и смылся.
Варвара Ивановна, оставшись одна, начала разглядывать бумаги и вдруг увидела нечто такое, отчего смеяться ей расхотелось.
*
Высокий азербайджанец ушел счастливый, сбив шапку на бровь. Толпа, запрудившая Арбат, медленно рассасывалась. Она не помнила, откуда их столько взялось. Она сосредоточенно сворачивала коврик и прятала его в маленькую сумку. Сумку нужно было положить во внутренний карман куртки, и тогда она уменьшится окончательно.
Мимо шел милиционер из отделения 5, и она сказала ему "кыш". Он шарахнулся, взлетел в воздух, и ветер унес его над крышами.
Они приносят непонятные вещи, хотят непонятного, хотят ненужного, хотят большего
Они приносят непонятные вещи, хотят непонятного, хотят ненужного, хотят большего
Они приносят непонятные вещи, хотят непонятного, хотят ненужного, хотят большего
Они приносят непонятные вещи, хотят непонятного, хотят ненужного, хотят большего
У меня нет денег на хлеб, денег на воду, денег на квартиру
я могу меняться, но всем почему-то нужны именно деньги. Я могу жить бесплатно, но как я тогда буду дарить? Не все люди выдерживают то, что я дарю
Я могу делать деньги из ничего для других
Для себя тоже, но это неинтересно

я плохо понимаю, за что мне должны давать деньги. Я бегаю по городу, я хожу по воде, я танцую
они кричат и умоляют меня, просят, просят 
У меня есть все, а у них - ничего
я не хочу того, что есть у них, а мне нужно немного. Но кто мне это даст
они не умеют больше

Мыслила она не словами, а картинками. Или, на худой конец, страницами из книг.
Сегодня  чего-то не хватало. Поэтому она снова бродила по улицам, сплетая из слов и поступков на редкость затейливую сеть: чем больше в ней было узлов, тем легче ей было на душе. Внутренний круговорот на время прекращался. 
Домой она возвращалась задумчивой и тихой.

За некоторые вещи деньги брать нельзя, сказала очередная картинка и погрозила пальцем.
- Значит, так! В большинстве своем люди очень добры - сказала на это гадалка, уставившись на снег. - Но им нужно давать все больше. Поэтому я не прошу у них ничего жизненно важного - в ответ попросят еще больше и пропадут.
Она развернулась в шене и поплыла дальше под снегопадом, огибая ненужных ей людей.

Я делаю им добро
Я дарю им то, чего они хотят.
потом они исчезают. 

Мысли танцовщицы всегда были быстры, так же , как ее танец, быстрее, чем ее руки.
Ничего обычного в мире уже не осталось, говорили мысли людей вокруг.
Поэтому так, думала она.
Поэтому так.
*

Люся, с сегодняшнего дня - невеста Витька, хозяйским взором оглядывала квартиру.
- Так, что это за обои у тебя! Переклеим, как только сможем!
- Переклеим, солнышко, переклеим... - смущался Витек, будто под взглядом ротного. - И мебель эту дурацкую выбросим...
- И сантехнику чтобы поменять! - командовала Люся. - А то как жить? Нет, слушай, что это такое? У тебя же денег до фига! Говорит, что любит меня больше жизни, обещает свадьбу в Италии, а мне жить в таком свинарнике?! Где нормальная хата? Аууууууууууууууу....
Она плюхнулась на кровать и разрыдалась. Витек засуетился.
-Солнышко, солнышко, не плачь, ну слышь, ну не плачь, солнышко! Я же не постоянно стригу большие бабки. То есть, то нет.
- Тогда никакой свадьбы!
- Нет, нет, солнышко, ну подожди ж ты, ексть... Тут как раз два таких придурочных мужика...  я сейчас Вахе позвоню. Правда, у него воспаление легких, но он их с моей помощью обработает, как нефиг делать.
Он подошел к телефону и набрал Вахин номер.
*
Скромный сотрудник варшавского банка раз в год позволял себе выпить и в таком виде пойти на работу.
В этот день с ним обычно творились всякие интересные вещи. Он сидел в кабинете, заходил на русские сайты, в том числе на сайт родного банка, где помнил старые пароли, и разглядывал картину потоков, которая представлялась его взору во всей красе.
Иногда ради разнообразия он шутил. Родной банк помнился ему жмотом, жалевшим денег не только обычным сотрудникам, но и админам. А ведь жалеть лишний раз поощрить админа - это не просто хамство, а еще и верная гибель.
Скромный сотрудник банка почитал себя робингудом. При идеальной работе всех систем раз в год из общей казны незаметно исчезала довольно внушительная сумма, которую он, возбужденно хихикая, отправлял на случайный счет.
Иногда он представлял, что бы говорили эти люди, если бы узнали, откуда деньги.
Он думал, что по большей части ему бы сказали спасибо. Если, конечно, это не был счет человека, которого подозревают в особо крупой краже.
*
Писатель и товарищи лежали за перевернутой кроватью в чужом, пустом и большом доме и играли в войнушку.
Та самая игла в яйце из кости мамонта, добытая всякими ухищрениями за большие деньги у сотрудницы музея, понятное дело, оказалась в последний момент недостаточной платой. Ваха с Витей потребовали денег, а денег больше не было. Слово за слово, и началась интересная игра, которая закончилась, как бы это сказать - противолежанием.
Не то чтоб писателю было жаль за мечту всей его жизни отдать такую дорогую вещь.
Но вот чисто из вредности...
Азербайджанец не зря намекал на то, что когда-то служил в особых войсках. Исключая валявшегося в отрубе Витю, в доме Ваха был один, загнать его в угол удалось быстро, и теперь у писателя под ложечкой сосало нехорошее предчувствие, что сейчас они точно убьют человека.
- Не отдам! - крикнул в который раз Ваха. Щас мои подойдут!
- Отдавай! - закричал писатель, угрызаемый страхом. - Тут судьба на кону, а нам гадалке платить нечем!
- Какой гадалке? - неожиданно заорал незнакомый голос из динамика в потолке.

Некоторое время все молчали.
- Эй! - заорал изо всех сил охрипший Ваха. - Вы тут уже? Берите их! Берите! они за моей душой пришли! Они от гадалки!
В динамике прокашлялись.
- Если от гадалки, то мы не будем связываться - ответил чей-то умный и взрослый бас. - Ваха, ты договаривался, да?
- Договаривался - обреченно ответил Ваха.
- А плату получил?
- Получил, получил, мы честно все отдали! - заорали дуэтом писатель и азербайджанец.
- Получил... - раздалось из-за ящиков.
- Ну, вот и не рыпайся - подвел итог голос. - Ребят, идите спокойно, шухера больше не устраивайте, а гадалке передайте мой привет. Поняли?
- Поняли - севшим голосом тихо сказал писатель.

За баррикадой из ящиков промолчали. Затем проскрипели шаги по коридору, и ловкая рука в хирургической перчатке что-то вбросила в комнату.
- Ложииись! - заорал Витек и прикрыл голову подушкой. Все попадали на пол, но бомба не взорвалась, а вместо этого человек за ящиками поднялся и выскочил в коридор.
Писатель робко выглянул из-за стола. По коридору удалялся звук бегущих ног, а посреди комнаты лежал пакет.
Витек без страха приоткрыл его и кивнул.
- Во. Давай заберем, и пошли. А то гадалка, наверное, волнуется.
*
Сегодня в гостеприимном доме был праздник. Гостей попросили явиться вовремя, не опаздывать и нарядиться покрасивее.
Варвара Ивановна, накрывая богатый стол, не суетилась, а на губах ее играла таинственная улыбка . Когда все собрались, она подняла первый тост и заявила:
- Друзья мои! Возлюбленные мои друзья! Очень долго мы были бедны и несчастны. И пусть часто даже счастливы - но ужасающе бедны! Но это время ушло безвозвратно!
Друзья притихли.

- Несколько дней назад мне встретилась таинственная незнакомка - продолжала Варвара Ивановна, наслаждаясь разгорающимся интересом публики. - Она передала мне некий предмет, который принес нам неожиданную удачу!
- И что получилось? - выскочил кто-то из новеньких и неторопливых. Варвара прервала его небрежным взмахом руки.
- Что случилось, я до сих пор не совсем понимаю, но у меня теперь на счету в швейцарском банке несколько миллионов евро. Так что мы, ребята, посылаем все к чертовой матери, бросаем все дела - и эмигрируем в Голландию!
- Ураааааааааа! - завопили собравшиеся гости и дружно подбросили в воздух шляпы. - Отдохнем!
- Ага, и подарим кому-нибудь денег - проворчал какой-то коммунист.
Затем недавно влившийся в компанию человек с растаманскими косичками, заплетенными вокруг головы, открыл в стене зеленую дверь, и длинная вереница изысканно одетых людей промаршировала в нее, напевая веселые песни.
- Мы придем обратно - пообещал кто-то. - У нас будет ностальгия. 
Последней квартиру покинула Варвара Ивановна. Она выключила везде свет, проверила, не открыты ли окна, и помахала из окна Пушкинскому музею.
- Я тебя не брошу! Я буду приезжать!
Здание укоризненно молчало. Так что Варвара Ивановна растерялась, а потом сказала:
- Ладно, ладно. Как же я без работы-то? Не буду я тебя бросать. Но отпуск на две недели - это святое. Передай директору, что у меня... у нас... у нас отпуск!
А затем шагнула в дверь и растаяла.
*
Писатель с товарищами вышли ночью на пустую площадь.
Вернее, писатель - вышел. А остальные стояли на краешке бордюра и опасливо наблюдали, как писатель идет по брусчатке, выходит на самую середину, запрокидывает голову к небу и ждет. Все молчали, и только Ваха тихо кашлял.
Через некоторое время с той стороны площади появилась тоненькая черная фигура. Она шла легко-легко, будто танцевала.
Она и танцевала.
Она кружилась, ловила снежинки, и это было удивительно красиво. Но писатель решительно шагнул к ней и загородил дорогу.
- Что вам надо? - удивленно спросила танцовщица. - Мы с вами уже встречались! Вам не хватит?
- Слушай... - писатель от волнения с трудом находил слова. - Вот... Мы сколько могли, сколько наскребли. Этого у тебя точно нет. А дороже ничего просто не бывает. Возьми, все возьми, только чтобы не так... и не так...
Танцовщица посмотрела на него большими глазами и вздохнула.
- Ну вы и зануда... - сказала она. - Сколько уже всего перевернули, а все кажется, что у вас ничего не получится. Делайте, что хотите. А это лучше выкинуть куда-нибудь подальше.
Она выхватила из рук писателя пакет и подбросила его высоко-высоко.
- Ложись! - заорал Витек, и все упали.
Снег стал особенно густым.

Через некоторое время все поднялись. Гадалки нигде не было. 
Это ж надо - радостно сказал писатель, которого озарило. - И без героина хорошо. Все будет хорошо! Я согласен на два месяца! Два месяца славы! Витек, пойдешь ко мне во враги?
- Пойду - сказал Витек. - Когда поссоримся. А пока все надолго. Пока можешь жить.
Люся всхлипнула.
*

- Я выйду здесь - раздался тихий интеллигентный голос. - Остановите.
- Здэсь? - беспомощно спросил водитель.
- Да. Именно. Не беспокойтесь обо мне, я доберусь.
Как в тумане, не чувствуя рук и ног, он медленно причалил к бортику остановки. Переднее колесо наехало на камень и замерло, вывернувшись неестественным образом.
- Благодарю вас - торжественно сказала она и спрыгнула на асфальт с подножки. Черные полы куртки взлетели легко, как ленты танцовщицы.
- Благодарю... Вас...

Он с трудом нажал на газ и вырулил на дорогу. Пассажиры шумно перевели дух. Секундой позже в салоне начался гвалт, и водитель пригнул голову. Женщины кричали, здесь женщины орут, как оголтелые куры, мужчины матерились такими словами, которых он и не знал никогда. Всплывала, давила изнутри тоска по чему-то давно забытому, родному, когда еще ничего этого не было... Ой... Ой-ей, плохо как... Плохо... 
Водитель остановился через два квартала, открыл двери, прижал к груди шапку и заплакал черными слезами.
В окно постучали.
- Ну что, брат? - ухмыльнулся низенький кудрявый земляк с золотым зубом - поехали ко мне. Ох... Что поделаешь, надо было дом в дэревня строить!
- Иди ты!.. - отозвался водитель на понятном обоим языке и воткнул ключ в замок зажигания. Машина заурчала. Пассажиры поспешили выйти, выталкивая друг друга.
- Да нэ нада! - закричал маленький азербайджанец, как безумный, прыгая за уезжающей машиной. - Ничего тебе нэ нада! Дом, ты понимаэшь, дом тебе нада! Дом! Пэчку топить... Килограмм героина купить... И кайфовать!.. И кайфоваааать!.. Щастье, панимаэшь! Щастье! ..
Маршрутка со страшной скоростью неслась по заснеженной дороге в направлении города Подольска.

Танцовщица шла по дорожке между бетонных блоков, возвращаясь домой.
Сегодня опять не было денег, но ей улыбались люди. Люди бесплатно покормили ее в кафе, а один прекрасный человек даже подвез ее до нужной остановки. А что, полная маршрутка народу, от компании не убудет, а всем приятно.
Надо подарить ему что-нибудь хорошее.
Наверное, у него большая семья там, где-то в бывшей союзной республике. Им бы подошел большой такой дом, кирпичный, теплый, и хорошая работа, чтобы можно было выписать домой семью. И чтобы война закончилась наконец, это всенепременно. И чтобы никаких неприятностей с законом у них просто не было...
Ах, да, он же подходил ко мне на улице...

Они все так любят меня, неужели это все правда? Да, придется признать, что это правда - подумала она и улыбнулась. Они ничего обо мне не знают, но все так любят меня. Увидят - и глаза у них теплеют. А то и останавливаются.   
Они хорошие.
- Треф! Треф, стой! Стой, тебе говорят, ах ты су...
Краем глаза она увидела, что к ней несется огромная собака. Она хлопнула в ладоши, и собака присела и завиляла хвостом.
- Хороший Треф, хороший... - она бросила взгляд на встревоженного владельца. - Удачи вам.
Хозяин сделал шаг назад.
- Пожалуйста, не надо... - забормотал он. - Пожалуйста, пожалуйста, не надо...
Танцовщица кивнула - со всем изяществом.
- А-а, ладно... Вы ведь даже не спросили! Ладно. Не надо, так не надо.
Оба собеседника выдохнули, будто спасаясь от страшной смерти.
Она обогнула замерших человека и зверя и пошла, напевая, к дому, оставляя аккуратную цепочку узеньких следов - такие следы оставляют кошки, приносящие счастье.   

Чего не хватает? - думала она.
Чего же мне не хватает?