Тайна жемчужного времени

     Внимание!
     Электронная и печатная версии повести-сказки «Тайна жемчужного времени» -
о фантастических приключениях маленьких человечков - подготовлены к выпуску телекомпанией «Русь» при содействии Министерства Регионального развития РФ.
     Постановка музыкального спектакля осуществлена актерским коллективом драматического театра города Костромы.
     Спектакль принят к постановке театрами Веры Хуциевой и Сергея Образцова-Нового.
     Иллюстрации к книге выполнены художником-графиком Галиной Максимовой.
     Авторским проектом представлена серия из восьми книг в жанре фэнтези.  Рекомендуется для чтения в кругу семьи.

     СПЕКТАКЛЬ В АУДИО ФОРМАТЕ ДАН -   
http://www.youtube.com/user/Larisa2567?feature=watch
 

Кое-что о жемчуге и гномах.

Жемчуг состоит из перламутра. Он откладывается вокруг песчинок, зажатых створками раковин морского моллюска, а затем растет, превращаясь в чудесную горошину. Самая крупная жемчужина весит шесть килограммов! Найти даже небольшую белую или черную жемчужину – большая удача.
Раковины-хранительницы морских сокровищ называют жем-чужницами. 
Неверное представление о том, как выглядят гномы, сложилось у людей, которые не видят дальше своего носа, да и не хотят видеть. В их понимании гном – маленькое существо со сморщенными щечками исключительно мужского рода, волосатое и бородатое, раздражительное и злобное, которое вылезает из-под земли только ради какой-нибудь пакости. Между прочим, это вовсе не так. Гномы это те же дети, только сугубо лесные. Они не смогли бы жить в больших городах, лишенных простора. Правда, гномы и гномны больше похожи на маленьких гуттаперчевых кукол. У больших кукол – большие проблемы, у маленьких – маленькие. А кто сказал, что маленькие проблемы решаются легко?..
1.    Скукер отправляется на поиски жемчуга.
ДРУЗЬЯ предупреждали маленького Скукера, что в лесу никакого жемчуга нет. Клады еще изредка встречаются, а вот жемчуга -  нет. Он спрятан внутри раковин, а те в свою очередь водятся только в глубоководных морях.
Но Скукер так не думал. Он был убежден, что жемчужины рождаются из звезд. Когда они созревают, то падают на землю, почти как яблоки с деревьев. 
И уж, конечно, больше всего прекрасного жемчуга должно быть в лесу! Падая с большой высоты, жемчужины глубоко врезаются в землю, и найти их под слоем опавшей листвы нелегко, но возможно. В жизни ничего невозможного нет! Хочешь чего-то добиться – напрягись. Да, засунь голову в карман, – и ищи.
В поисках жемчуга, говорят, отлично помогает госпожа Удача, упорство кладоискателя и волшебный компас Виноградной Улитки. Правда, эта госпожа стара и ленива, и далеко не так щедра, как хотелось бы.
Скукеру жемчуг нужен был позарез. Много, очень много жемчуга, может, целая куча. «Богатство измеряется кучами, – тут он немного задумался, – как, впрочем, и мусор».
Удача и счастье могут подождать, когда для дела полезнее мисс Улитка Указательница, сокращенно – Уу.
Но где она может находиться в данный момент – вопрос вопросов! Дом на спине, еда под боком. Чем не жизнь начинающей миллионерши?
Надо заметить, что у большинства богачей несносный характер. Они истеричны, взбалмошны и привередливы. Уу не была исключением. Недавно какой-то поклонник подарил ей новенький «Мерседес». Что она сделала? Вытерла об него ноги: ей показалось, что вид из окна был неинтересным и глупым. Хотелось, чтобы морские волны били в лобовое стекло, а в салон врывался запах  фруктового мороженого. Что, разве её запросы сверхестест-венны?!
Но довольно о низменных фантазиях и пересудах обывателей! В жизни есть нечто более высокое и достойное внимания. Любовь, например.
Скукер был влюблен.
Вся эта затея с поиском жемчуга была следствием его влюбленности. Любовь многих толкает на безрассудные поступки. Она заставляет нас активно поглощать кислород, плохо питаться, и еле волочить ноги по земле.
Любовь прекрасна! А все влюбленные доходяги!
Скукер был безумно влюблен в Кеклю. Он мечтал сделать ей достойный подарок.
 А Кекля была весьма примитивной девочкой.
 Природа не наделила ее ни исключительным умом, ни широ-ким великодушием. Она была заносчива и эгоистична.
Часто любимых мы наделяем чертами, которых у них нет. Это наши добрые фантазии делают замухрышек принцессами, а свинтусов щеголями.
В характере Кекли было больше минусов, чем плюсов. Немалая доля вины за недостаток воспитания ложилась на родных и близких. Родители девочки занимались ей из рук вон плохо. Они и понятия не имели, какой должна быть гармоничная личность. Буквально с пеленок стали готовить из девочки поп-звезду. «Баю, баю, я спеваю, рот любимый раскрываю. Слушать всех себя прошу. Кто не слышит – укушу. Шу-шу-шу! »… – была ее первой и единственной колыбельной, которую пела ей перед сном бабушку.
Чуть ли не каждые полчаса между бабушкой и внучкой такой диалог:
—      Есть что-нибудь Вкусненькое?
—      Ук-у.
—      А сладенькое?
—      Укх-хэ. (Рот старушенции был набит шоколадом).
—      Ну, - хоть булочка с марципаном?
—      Акх-ха-ха… – поперхнется.
—     А марципан без булочки?
—      Гр-бр-мыр!
—      И ватрушечно-изюмного нет?
—     Экая ты!.. Поела бы лучше каши с редькой!
—     Ага! Отраву на палочке?!
—     Не отраву, а витамин…
И уж совсем катастрофически-отвратительная черта: нечест-ность. Вранье – на каждом шагу. По поводу и без повода. Съест конфету без спроса, а свалит на кузнечика. Ей возразят: «Не едят кузнечики сладкое». Найдется и в этом случае: «Откуда я знаю: значит, конфета была горькой». – «Конфеты не бывают горькими». – «Вот кто это сказал, тот и съел все конфеты… Семейка сладкоежек!.. А то откуда бы это было известно? Вы сами же и съели все конфеты… Вот».   
Бывало, вскроет Кекля красочный пакетик с леденцами, унич-тожит его содержимое, а в бездушную, шуршащую  ужасом пустоту, протолкнет забавы ради еще живую бабочку. Той становилось страшно, и она теряла сознание. У Кекли ни капли жалости, ни раскаяния: «Тебе бы на сцене роль тени отца Гамлета исполнять. Тьфу на тебя, притворщица»!   
Страшно подумать, что может вырасти из такой жестокой де-вочки!
Однажды, желая отвадить Кеклю от сладкого, родители так «почистили» полки с леденцами и вареньем, что умерли от перееда-ния и сошли с ума. Вернее сначала сошли с ума, а потом «скончались на нервной почве». Такой диагноз им поставили врачи. Жалко их, хирургов, конечно. И папе с мамой можно только посочувствовать. Вот что получается, когда переусердствуешь в воспитании единственного ребенка… Детей надо жалеть, пока они еще вредные и маленькие, а больших и вредных жалеть дико. Разве ни так?
Кекля осталась под присмотром бабушки.
Бабуля была патологически ленивой старушенцией: пальцем о палец не ударит. Дом под ее управлением на одних ходулях держался. Стены и потолки изглодала обозленная бескормицей плесень. Терпения у старушки хватало лишь на то, чтобы сварить кашу из одуванчиков. Каша по недосмотру получалась невкусной, а по виду напоминала разбавленную пометом навозную кучу. Бр-р-р! Бабка поест, и – на боковую. Спать может целыми днями. А храп такой, что у бактерий ушные перепонки лопаются!
Лень это заразный микроб. И безразличие тоже прилипчивый микроб. Они передаются от человека к человеку через грязную посуду и подлость.
Откуда же взяться хорошему воспитанию, когда тебя в собст-венном доме встречает дурной пример?..
Часами крутиться перед зеркалом это – пожалуйста. Читать книги – «Фу, какая скукотища»! Особая страсть – конфеты. Кекля могла съесть их целую гору. За чаепитием ей не было равных. Оборачиваясь к соседу, занесшему ложку над вазочкой с вареньем, она спрашивала: «Хочешь»? И пока тот открывал рот, она уже облизывала края опустевшей чаши. Что тут скажешь?
«Усердием» – вся в бабушку.
 Попроси кто из пожилых гномов  помочь прополоть полевую гвоздику, Кекля сразу же сказывалась больной: хваталась то за голову, то за сердце, причем, по незнанию сердце у нее располагалось с правой стороны. «Милочка, – говорили ей, – стыдно не знать, где находится сердце».
«Ну, и что, – кривила она губки, — может у меня их целых два. Мне все равно, что у меня внутри. Я же не собираюсь выковыривать свое сердечко. И потом, мальчишки влюбляются не в печень и не в селезенку… Уж я-то знаю»!
В вопросах любви она была не по годам взрослой.
В вопросах дружбы и сострадания – ходячим бревном.
Взять такой случай… Как-то раз пчелы напали на гномничку Пиресью. Они приняли расписанный красными ягодами платок на ее голове за земляничную поляну.
               
Бедная Пиресья кричала от боли:
—    Ай! Ай-яй-яй! Сжальтесь! Улетайте! 
Она чуть было не умерла от укусов. 
Кекля стояла рядом, когда случилась эта трагедия. Безусловно, могла бы помочь подруге, но демонстративно отвела глаза в сторону, и трусливо ретировалась, делая вид, что не замечает пчелиной атаки. Она продолжила преспокойно играть в куклы у себя в шалаше под кустом орешника, не удосужившись набрать номер «Службы спасения». Впрочем, долю участия она проявила:
—   Кишь! Кишь! – Сказала, обращаясь к пчёлам. – Ишь, ветку нашли!
Можно назвать оглушительным везением появление в ту роковую минуту рядом с Пиресьей зацветших разом Белых Хлопушек. На ее счастье растения вовремя взорвались белым цветом. Фейерверк отпугнул от бедняжки Пиресьи кусачих пчел. Еще бы немного, и ее пришлось везти в больницу. Но – и все равно – еще долго после этого Пиресья прятала под низко натянутой на лоб льняной косынкой распухшие от укусов брови. С носом дела обстояли совсем худо: его вздёрнутый кончик распух и стал похож на надкусанную морковку. С таким дефектом мириться было и вовсе трудно. Пиресья часто плакала и, шмыгая носом, горько причитала:
— Какая же я кикимора!
Кекля подсмеивалась:
— Кики! Кики! Кики! С носом земляники! Если вдруг распух твой нос – окуни его в навоз…
И, что удивительно, на все случаи у Кекли, когда её пытались пристыдить за зловредность, находились вульгарные отговорки: «А я ничего не видела… А я ничего не знаю... А я вам не нянька… А мне это не круто, не круто – и все!.. А мне, типа, это нужно?..»…
 
Алсай недоумевала: что хорошего Скукер нашел в капризной и жеманной Кекле? Неужели не замечает ее недостатков? Неискрен-ность Кекли, её дурной характер – очевидны. Она вредная и ограниченная. Она никогда не сможет по достоинству оценить все его таланты. Кекле льстит, что Скукер посвящает ей стихи, но что она в них смыслит?! Получив его очередное поэтическое послание, Кекля спешит справиться: сможет ли она после смерти Скукера получать солидные гонорары за его произведения? Боже, боже, она что – ждет его смерти?! Это уже не просто недомыслие и глупость, а откровенное кощунство. А вот она, Алсай, желает Скукеру только удачи. Она помнит наизусть многие строчки. Как Скукер замечательно пишет о своих переживаниях! Вот пример: «Такая глупая пчела: «Люблю»!.. –  твердила мне вчера. А нынче прокусила пятку. Непостоянство – неприятно». Здорово! Здорово и замечательно! Это же маленькая философская притча! А какой слог?! А какая метафора! Это останется на века! А что станет делать со стихами Кекля? Да она же просто похоронит их в своих бесчисленных шкатулках вместе с блестящими булавками и заколками…
Отзывчивая и предупредительная, Алсай была прямой противоположностью Кекли. Алсай не любила наряжаться. Она носила простенькие, но милые сарафаны, строила из песка замки, в которых по
ее утверждению жили добрые Эльфы и цветинии. С ними она была дружна.
О цветиниях никогда раньше не слышал. Все вокруг, считали, что Алсай их просто выдумала. Ну и фантазерка!
Мальчишки частенько подтрунивали над ней, дразнили и дергали за косички. Она была грустной, замкнутой и очень одинокой. А еще у Алсай была волшебная скрипка. Правда, без струн. Молчаливая и прекрасная. Заветной мечтой девочки было вернуть ей голос.
Цветинии по просьбе Алсай буквально вдоль и поперек исходили желудевую поляну в поисках благозвучных струн. И вот долгожданная удача: на дне пересохшего ручья удалось отыскать еще живые волоски солнечной водоросли мезолии, Отличный струнный материал. Мастер Цайль изготовил из него четыре струны: Соль, Ре, Ля и Ми.
И наконец-то Скрипка заговорила. Когда к ней прикасался смычок Ласкового Ветра, она пела о любви. Она рассказывала Алсай о прекрасных Белых Ночах, которые спускаются с небес на крыльях бабочек. Это для того, чтобы юные сердца верили: день – длиться дольше ночи, а свет счастливых глаз нам всего дороже. Этот свет ведет нас по жизни сквозь мрачные тоннели и лабиринты, и  всегда выводит к Солнцу. Конечно же, каждому хочется, чтобы счастливых дней в году было больше, а солнце никогда бы не проваливалось в черные дыры ночей. Пусть бы оно приходило к нам по мостикам ярких и звонких радуг навсегда!.. 
Алсай доверяла Скрипке все свои сердечные тайны. Она при-зналась, что очень любит Скукера, что хотела бы выйти за него замуж, но тот почти не замечает ее. Скукеру нравится совсем другая, и это разрывает девичье сердце.
Я так его люблю, так люблю!.. – говорила Алсай. – В уголках ее глазах появлялись крохотные слезинки. – Я готова умереть за него…Я бы молилась на него. Я хочу состариться вместе с ним… Я могла бы жить с ним хоть на необитаемом острове. Мне от него ничего не надо. Я счастлива, что могу видеть его глаза, говорить с ним. Я могла бы… Я не знаю: кто так придумал, но мне надо знать, что он есть… Понимаешь, я боюсь, что Скукер женится на Кекле, и они покинут эти места… Если я не смогу его видеть, я ослепну. Ес-ли я не смогу дышать с ним одним воздухом, мое дыхание остановится, и я умру. Мне очень, очень хочется плакать… Разве в неразделенной любви мало причин для слез?..
Нет, я тебя понимаю, – говорила Волшебная Скрипка, – очень даже тебя понимаю, ведь скрипки для того и существуют, чтобы по-нимать несчастных и влюбленных. Черствые сердца к нам глухи. Мы им не нужны. Они довольствуются боем барабанов. Нет, правда, я тебя понимаю.
 Она спела подруге одну из своих замечательных песен: «Где нет любви – там грустно лету. Любви своей не предавай. Делись последней коркой света с тем, с кем собрался в светлый Рай. И руку протяни в беде. И не казни обидным словом… Ходите смело по воде в дни светлых праздников Христовых»!
– Когда-то я служила у людей. У них впервые и услышала эту песню. Мне она нравится. А тебе?
– Немного непонятная и печальная, но мне она тоже нравится. Я давно хотела тебя спросить: а почему ты ушла от лю-дей?
– Это долгая история. Людям я стала не нужна.
– Ты?!
– Да, я. А что ты делаешь такие круглые глаза?! Ничего удивительного. Все устаревает: и бутерброд, и калоши, и мочалки, и даже музыка.
– Нет, музыка не может устареть. Музыка есть музыка, особенно если она волшебная. Волшебство никто не может отменить или запретить. В него  можно верить или нет. А без веры жить вообще нельзя.
– Ты очень правильная, Алсай. И таких, как ты, к сожале-нию, меньшинство.
– Значит, меньшинство должно учить большинство тому, что такое хорошо, а что  – плохо, и никак не наоборот.
– Это так называемое «большинство» ничего и никого слу-шать не желает. Мало того, оно и знать-то ничего не хочет. У этого большинства есть минимальные знания, которых вполне хватает, чтобы гнать, держать, запрещать и ненавидеть, а еще - поесть и поспать. Большего им и не надо. А отрицательных инстинктов в каждой бездарности хватит на десятерых гениев. Парадокс? Конечно!.. Возмутительно? Пе-чаль-но!..
– Ты такая умная
– Я-то?..
– Ага. Как небо в океане.
Польщенная комплиментом скрипка, чтобы выглядеть ещё стройнее, чуть подтянула колки.

2.   Компас Виноградной улитки заводит
в тупик.
АЛСАЙ, узнав о затеи Скукера отправиться в лес на поиски жемчуга, испугалась за него, ведь там жил злой волшебник Жабёр, который охотился на виноградных улиток и маленьких гномиков. Рассказывали, что улиток он превращает в безжалостных гладиаторов, а гномиков в замшелые камни. Из этих камней он строит себе неприступный замок. И разрушить этот замок не сможет никакая сила, кроме Живой Воды. Для окончания строительства Жаберу не хватает всего одного камня. Он и рыщет по лесу в надежде пленить и околдовать какого-нибудь несмышленыша. Скукер только посмеялся над ней.
—      Я не маленький, чтобы верить твоим дурацким сказкам. А если мне встретится Жабёр, я заставлю его клыками рыть землю. 
Вооружившись совком, кухонным ситечком и ведром, Скукер, никому ничего не сказав, отправился в лес на поиски  домика Улитки Уу.
Нашел он его достаточно быстро. Дом находился на окраине леса, неподалеку от разлапистой ели.
Скукер постучал в крохотное окошко и спросил:
– К вам можно?
– Милости прошу, – ответила Виноградная Улитка.
– Приятного аппетита, – сказал Скукер, заметив, что та ла-комится шляпкой белого гриба.
– Хотите присоединиться к завтраку?
– Спасибо. Я сыт. Я вам в свою очередь могу предложить шоколадный батончик.
– Это исключительная гадость.
– Разве?
– А вы не знали?
– Я не знал.
– Теперь будете знать. Шоколад вреден для здоровья. Мне, например, непонятно, почему нас не предупреждают об этом письменно. Не понимаю, просто не понимаю. – Она смачно хрустнула кусочком гриба. – Не могу оторваться… Вы не могли бы оторвать меня от этой аппетитной шляпки?
   Скукер осторожно взял Виноградную Улитку на руки и перенес на траву.
– Теперь я с удовольствием бы поспала. Но у вас ко мне дело?
– Да. Мне… Понимаете, мне нужна ваша помощь. Я ищу жемчуг. Мне бы хотелось воспользоваться вашим компасом. Пожа-луйста, если вам не жалко? Это не займет много времени.
Виноградная Улитка вытащила из домика свои изумительные рожки, которые служили ей компасом:
– Пожалуйста. Мне ничуть не жалко. Только я не видела здесь никакого жемчуга. Может, он здесь и был когда-то, но много-много миллионов лет тому назад… Действительно, я слышала от предков: что здесь когда-то шумело море, но теперь… мы ничего не найдем. Хотя, с другой стороны, мне все равно нечего делать. Я приму в этом деле посильное участие. Вы будете капать, а я рядышком дремать. Вам ведь будет приятно поглядывать на мой компас? Редкой красоты вещь, знаете ли… Ну, берем меня с собой, молодой господин?
– Не возражаю. Я даже сочту это за честь.
– Как вы сказали: «Сочту за честь»? Превосходно! Превосходно! Никогда не слышала таких волшебных слов. Они очень благозвучны. Кстати, а что означает слово «честь»: это случайно не ножка белого гриба? Признаюсь, люблю грибы. Готова есть их с утра до вечера.
– Что вы, что вы! Честь совсем иное. Ее нельзя съесть, а вот потерять можно… Честь это такие достойные уважения моральные качества как, например, неподкупность, смелость и бесстрашие. По-нятно?
– Понятно, конечно. Жаль, что я такая ужасная обжора, и чести у меня, верно, никогда уже не будет. Я так много ем, так мно-го… Что ж, придется худеть… Сейчас все худеют, даже гороховые стручки и зарплаты поэтов… И знаете что, зовите меня Виулой. Меня так звала в детстве моя бабушка. Она была очень умной и доброй. Бабушка умела читать годовые кольца деревьев, как книги. Она знала столько много сказок. С ней было интересно. Жаль, что ее больше нет.

– А что с ней случилось?
– Она… мы не знаем точно, что произошло… но однажды она пропала. Пошла провожать Время и не вернулась. Поговаривают, что она попала в клешни Царя Всех Лесов и Морей страшнейшего и наиужаснейшего Жабёра Третьего, и что он лично умертвил ее на арене своего цирка.  Я-то надеюсь, что она жива.
– Пошла провожать Время?
– Да. До Дороги.
– А зачем его провожать?
– Это долг вежливости. Скажите, если бы у вас в гостях была любимая подруга, вы бы разве не захотели проводить даму до дома?
– Если бы речь шла о девочке, то – да, конечно… А зачем провожать время, не понимаю. Мне казалось, что оно существует само по себе. Оно ведь не из плоти, как мы, а из какого-то там вселенского взрыва или паутины…
– «Из какой-то паутины»… – Стыдно так говорить. Не «из какой-то там», а из самой тончайшей и прозрачной.
– Ой, пожалуйста, не надо про паутину… Мне становится страшновато.
– Юноши не должны бояться таких пустяков, как время и пространство. Уяснили? Впрочем, будь по-вашему, не станем рассуждать о вечном. Пока…Только внимательно капайте, пока я буду дремать. А если попадутся грибы, немедленно будите и отдавай их мне. Я приготовлю из них настоящие конфеты. Уверяю, вы просто пальчики оближите. Договорились?
– Конфеты – вещь неплохая.
– Конфеты – лучшее лекарство. Конфеты – эликсир мудро-сти. Хочешь поделиться с другом мудростью – угости его конфетой. Конфета, конфета, ты, конечно, не котлета. Ты – тягучая комета. Я люблю тебя за это.
– Хорошо. Я согласен. А где то место, откуда мы начнем поиски?
– Копайте рядом.
– Как, и никуда не надо идти?
– А какой в этом смысл? Любая нужная вещь может нахо-диться в любом месте… или не находиться в совершенно ином кон-кретном месте. В этом-то и заключается радость поиска и его бессмысленность.  Я так полагаю.
Скукеру нечего было возрастить. Он приступил к поиску.
Он очень старался. Он тщательно просеивал через ситечко каждую горсть земли. Смотрел: не блеснет ли на солнце жемчужина. А солнце тем временем двигалось к закату.
В лесу становилось все темнее и темнее.
– Может, продолжим работу завтра? У меня уши болят от звона лопаты.
– Еще есть время. Давайте поищем в другом месте. Соглас-ны?
– Хорошо, поищем. Вы такой настойчивый юноша, что вам трудно отказать. А вообще-то, я добрая. Я никому ни в чем не отказываю. Почти никому. Однажды моей руки просил дождевой червь. Ему пришлось отказать: мне не нравятся молодые выскочки, которые ковыряют в носу. Надеюсь, вы не станете при мне заниматься такими некрасивыми вещами? Меня от одних воспоминаний об этом тошнит…
Виула медленно поползла по тропинке в одном ей известном направлении.
– Так мы далеко не уйдем, – констатировал Скукер.
– Почему? Это вполне возможно…
– Лучше я понесу вас на руках.
– Спасибо. Не буду возражать. Вы такой галантный. Это очень даже комфортно и романтично. Только не сжимай пальцы, а то я ничего не увижу. И не прыгайте: растрясете мой желудок… Кстати, пора перейти на «ты», раз уж мы подружились и научились перескакивать с «вы» на «ты». Идет?
– Идет. Я буду нести вас очень бережно.
– Не «вас», а меня. Как правильно?
– Правильно будет сказать «тебя».
– Нет, «тебя» я не подниму. Ты очень тяжелый.
– Вы… ты… вы меня совсем запутали. Говорите, как вам удобно.
Скукер и Виула распределили обязанности: он шагал и раздвигал ветки, а она с помощью компаса искала возможное местонахождение жемчужных раковин.
– Остановись. Кажется, я что-то нашла.
– Где?
– У тебя, что, со зрением плохо? Да вот же, у самых корней березы, прямо под носом… У тебя и у меня… У нас под носом… Она на какое-то время задумалась. – Опять не правильно: при такой расстановке слов нам достаётся один нос на двоих. Этого очень мало, хотя с другой стороны лучше, чем ничего…
– Не будем философствовать. Я лично ничего, кроме сыро-ежки не вижу.
– Сыроежка не цель?! Никогда не обижайте грибов, мальчик. Даже отвар из мухоморов достоин пера Шекспира! Это правда! Или вы и Шекспира  не уважаете?  А он, между прочим, сначала хотел отравить Джульетту, образно, конечно, настойкой мухомора, и уж только после глубоких раздумий перешел на менее сытный яд. А сыроежка вполне съедобный гриб. Давай его скорей сюда! Я ужасно проголодалась!
После непродолжительной остановки и легкого ужина новые друзья договорились не отвлекаться на пустяки и идти только впе-ред.

3.   Величайший ум – доктор Уксус. 
 АЛСАЙ любила бывать в гостях у доктора истории Уксуса. (Полное его звание звучало так: генералиссимус и президент-директор Новой и Новейшей Истории). Уксус слыл продвинутым малышом с рождения. Едва научившись говорить, он изобрёл собственную систему речи, названную им «недоболтайкой». И вместо того, чтобы попусту тратить калории на членораздельное произношение слогов, сократил их до минимума. Фразы «Шапку на голову» и «Гулять, на улицу» в его исполнении звучали так: «Ша на го», «Гуля на у».   
За эти и другие заслуги он и стал главным ученым страны. Он заведовал математической Лестницей,  центральной магической об-серваторией. Работал круглые сутки. На отдых у него не оставалось ни секунды времени. В его обязанности входило изучение астрономической чехарды и гастрономической туманности Желудь.
Док рассчитывал траектории падающих желудей, и научно предсказывала кометные дожди, которые могли стать гибельными для их колонии. Его наблюдения помогали вовремя принять меры безопасности. По команде из обсерватории  лазерные пушки расстреливали опасные скопления желудей. Представляете, что бы могло случиться с планетой гномов, упади хоть несколько крупных желудей на их столицу?! Случилась бы планетарная катастрофа!
Однажды сотрудники решили подшутить над своим профессором. Они перенацелили главный телескоп на водную гладь лесного озера. Это, понятно, сбило программу наблюдения.
Уксус ничего поначалу не заподозрил. Но, увидев на экране компьютера вместо привычного желудевого скопления шевелящиеся плавники рыб, ученый поднял настоящую панику. Он едва успел нажать на кнопку «расстрельной» пушки, убегая «с поля сражения» с криками: «Спасайтесь, кто может! Нас атакуют мон-стры»!
Хорошо еще, что пушку предусмотрительно отключили от питания, и снаряд не вылетел из жерла.
И, конечно же, нехорошо насмехаться над теми, кто значительно старше. Это увлекательно, но не здорово! В пожилом возрасте запросто можно получить разрыв сердца.
Док наказал своих обидчиков. Он лишил их шоколадных наборов ко Дню Защитников Чести. Он заставил студентов переписать все старые отчеты о падениях неопознанных тел и «сесть за таблицу умножения». Это была его собственная таблица. Она существенно отличалась от общепринятой. По ней два мороженых умноженных на два равнялось одному большому брикету, но никак не четырём. Он пришел к такому своеобразному вычислению самостоятельно. В новейшем решении ему виделась изюминка научного открытия.  Чистая математика, что она дала миру практического? Да, ничего не дала, а его таблица умножения спасет мир от маразма.
Спорить с ним на этот счёт было бесполезно.
Лишиться в праздничный день самого дорогого студентам, конечно, было обидно. Шоколад был их единственной пищей. Ничего другого они не ели.
В свободное от основных занятий время док работал над  конституцией Неуправляемого Государства Гномов.Сокращенно НГэГэ. В первый  раздел он поместил главы со-ставляющие основы отношений Белоснежек и гномов. Второй посвятил отношениям гномов и Белоснежек. Третий том получился развлекательным. Там, в основном, описывались новейшие приключения граждан его страны, посещение ими Ясной поляны и пятилетнее перетягивание канатов в честь этого выдающегося  события.
Конституция вещь серьезная. Это основной закон, который облегчает жизнь тем, кто его придумывает, и усложняет тем, кому предстоит по нему жить и умереть. И процесс этот, похоже, вечен…
Свой труд профессор прятал в дупле старого рассохшегося дерева. Он объяснял нежелание ознакомить общественность с рукописью наложенным на нее грифом «Совершенно секретно. Читать только по слогам. Один слог в год». Профессор глубокомысленно сообщал: «Говорить о книге несвоевременно. Пусть время все расставит по своим местам. «Сегодня» это сегодня. Об этом «сегодня» с полной ответственностью и объективностью мы сможем сказать только Завтра».
– А когда же мы перейдем к наблюдениям за звездами? – спрашивали молодые сотрудники обсерватории. – Надоели ваши консервированные желуди. Что же, прикажете в расцвете сил ждать конца света?
– Несвоевременно. Несвоевременно. Оставим звезды влюб-ленным. Они существуют только в их воображении.
– Да вот же они: над головами!
– Чепуха! Чепуха и чушь! Такая же чушь, как константа скорости света! Скорость света – еще большая чушь, чем скорость тьмы!
 Увлечению наукой предшествовало увлечение пением. Еще в младенчестве Док, тогда он был просто Докушей, любил поплакать и покричать. Сценой ему служила прогулочная коляска. Привстав с матраца и раздувая крохотные губки, Докуша ужасающим фальцетом исполнял арию Татьяны из оперы Чайковского «Евгений Онегин». Наслаждаться его пением, если честно, можно было только сидя в инвалидном танке. Что ни говорите, а ученый гораздо безобидние, в смысле производства шумных децибелов, чем оперный певец. А, с другой стороны, может, мир потерял еще одного Шаляпина?..
«Да-с, да-с, наука вещь серьезная. В ней не помурлыкаешь «под фанеру». – Так говаривал Док.
    Но так он говорил, чтобы покуражиться и оправдать имидж чудака-ученого с мировым именем.
Алсай же он признался однажды: «Не верю я ни в свою конституцию, ни в таблицу умножения. Всё это для затуманивания мозгов. Невежество помогает держать массы в повиновении. Я одну треть души дьяволу продал за звания и награды. По глупости: молод был. Хотел всеобщего признания, оваций, поклонения… Но две трети моей души чисты и нетленны. На днях собираюсь вывести формулу ночи. Это будет волшебная ночь. Мы выведем на центральную площадь светлячков и объявим о наступлении Вечного Утра…».
Однако, при всем своем фиглярстве, Док был добрым и отзывчивым.
Он, к примеру, к самой обычной бесконечности относился с нескрываемым трепетом и любовью, и говаривал: «Подумаешь: плюс бесконечность – минус бесконечность… от нее ведь не убудет. Лишь бы ей с нами было хорошо, а мы, смертные, и малыми величинами перебьемся»… 
Каждую пятницу Уксус занимался рассылкой приглашений:  оставлял на пнях листовки для маленьких детей с призывом добровольно превращаться в гномов.
Он разъяснял, чем занимаются гномы, как они живут. В пред-ставлении людей гномы – бородатые карлики, охраняющие подзем-ные сокровища. Но это совсем не так. У людей выработался стерео-тип. Они ничего кроме бороды не хотят в гномах замечать. А, между тем, гномы – никакие не карлики, а маленькие, ну, скажем, необыкновенно маленькие человечки, и ничего человеческое им не чуждо. Среди гномов есть настоящие фотомодели и спортсмены, художники и правозащитники. Быть гномом интересно. Они ищут клады, борются со злыми духами, и всегда их побеждают.
Уксус растолковывал детям, как правильно превращаться в гномов в специальной инструкции.
Как видим, инструкция проста и легко выполнима. Может, ко-му-то стоит попробовать?..

4.    Первая находка кладоискателей.

ВИУЛА, Виула, и куда ты меня завела? Здесь сплошные мухоморы, коряги и паутина. Чащоба. Ни одной ценной находки за день! – Возмущался Скукер.
– У тебя совок очень мелкий. Надо было с лопатой прихо-дить. Ты без размаха работаешь. А еще лучше иметь экскаватор. Может, вернемся?
– Не могу. Я себе слово дал, что без подарка для Кекли до-мой не вернусь.
– Сам дал – сам забери назад.
– Это будет не честно. Нельзя себя обманывать.
– А я себя частенько обманываю. Обману, а потом вывожу на чистую воду. Если сам себя не научишься обманывать, так и проживешь век простофилей, и станешь легкой добычей для мошенников. Я себя однажды, знаешь, как обманула?
– Как?
– Круто. Я соскоблила с мухомора красную краску, и сказала себе: «Виулочка, зажмурься, – и съешь. Представь, что это белый гриб». Ну, с воображением у меня, понимаешь, все нормально, а вот с желудком нет. Короче, чувствую в воздухе пахнет керосином, надо сплевывать эту гадость, пока в голове кузнечики не запрыгали… Еле отдышалась. У меня после этого два дня пена изо рта шла. И, знаешь, такое чувство было, будто одну мою половину сварили, а вторую – замариновали…
– Вот видишь, к чему обманы приводят.
– А я теперь себя потихоньку обманываю. Методом «от обратного».
– Это… как это?
– Ем, к примеру, съедобный гриб, а внушаю
себе, что это – отрава.
– Я что-то сегодня этого не заметил.
– А я сегодня честная…
– Гм-гм… Ну, допустим.
– Вот я тебя и обманула. Конечно, я пыталась внушить себе, что ем гадость, но мне очень кушать хотелось… Можешь поверить?
– Могу.
– И снова я тебя обманула. Я вовсе и не голодна была. Просто я не хочу, чтобы эти грибы достались кому-то другому. Обидно было бы: находишь, находишь, а съесть не можешь…
– Ты бы лучше жемчуг искала. Ты бы…
– Ч-ь, не бухти… – Виула прижала рожки к губам, – что-то в земле перекатывается.
– Где? Здесь? – Скукер ткнул совочком в землю прямо перед собой.
– Чуть правее.
– Здесь? – Он переместил руку.
– Не в эту сторону. Ты что, не знаешь, где – «право», где – «лево»?
– Я-то знаю. Это ты не знаешь. Вот эта рука, с совочком, у меня правая, а та, которая с тобой и с ведром – левая.
– Это так считается у вас, у гномов. А у нас, у улиток, на-оборот: рука, в которой ты меня носишь, и есть самая настоящая правая. Понятно?
– Хорошо. Не буду сейчас спорить. Здесь? – Скукер оперся на локоть левой руки.
– Точно. Копай!
Опустив улитку на землю, Скукер принялся за работу.
Земля в этом месте была особенно плотно спрессована и опле-тена корнями деревьев. Копать было очень тяжело. Скукер помогал себе и пятками и кулаками, вколачивая кромку совка как можно глубже. Ему пришлось приложить невероятные усилия, прежде чем углубиться на двадцать сантиметров.
И вдруг металл обо что-то звякнул. Скукер отложил в сторону совок, и осторожно, чтобы не повредить незнакомый предмет, стал откапывать землю руками. Порядком вспотев и разодрав в кровь пальцы, вытащил на поверхность застрявший в корневище пузырек.
– Ого! – Выказывала восторг Виула. – Ого и огошеньки! Просто какая-то огогушинка! Наверное, в этой огогошке не меньше килограмма жемчуга!
– Ты что, больная?!
– Обижаешь.
– Откуда в таком крошечном пузыречке килограмм жемчуга?
– Ты ко всему придираешься. Так нельзя. Я же не продавщица, и весов у меня при себе нет. Ну, пусть в нем не килограмм, пусть девятьсот граммов… Но все равно это очень много. И потом, имею я право ошибиться?..
– Там вообще ничего нет, – встряхнул Скукер бесцветный пузырек. – Сплошная торричеллиева пустота.
– Дай посмотреть.
– Пожалуйста.
– Ого-го!
– Ну и что там ты увидела?! «Ого-го, го-го, го-го». – Пере-дразнил Скукер Виулу.
– Смотри сам.
– Смотрю.
– Видишь?
– Что я должен увидеть?
– Череп и кости видишь на этикетке? Да это же картина кисти Верещагина! Она же миллионы стоит. По-моему, картина называется. «Апофеоз конца света»… Или я что-то путаю?
– Или ты «что-то путаешь»… Череп вижу, кости вижу, а жемчуга не вижу. И еще вижу, что ты совсем в живописи не разбираешься. Элементарных вещей не знаешь. Стыдно.
– Это я твой интеллект простукивала. Теперь и сама вижу, это же жидкость для изготовления жемчуга! Я так думаю, что череп изображен для того, чтобы дать тебе понять, глупый ты гном, тебе… тебе понять дать, – от волнения Уу нагромождала слово на слово, – что жидкость эту ты должен вылить себе на голову. Поверь, произойдет чудо! Чудо произойдет немедленно, и по твоей кудрявой голове покатятся великолепные жемчужины…
– А, может, мне, глупому, дают понять, что пора вылить эту жидкость на твою голову? Испытаем?..
– Во-первых, мне жемчуг не нужен, во-вторых, я только вчера мыла голову, а, в-третьих, меня с детства укачивает от одного вида бусинок. Как-то я съехалась на пятой точке с жемчужной горки, а потом меня увезли в больницу с головной болью и сотрясением мозга.
– Я тебе не верю.
– Сам убедись. – Она показала ему едва заметный шрам на голове. – Это память о столкновении с дубом.
– Теперь понятно: почему ты так туго соображаешь. Причём тут твой бесплатный аттракцион?! Причём тут шишки на голове?! Это, – он в сердцах тряс пузырьком, – самая настоящая отрава.  Обычно такой знак ставят на упаковках с ядовитыми материалами. Видишь, тут еще и перекрещивающиеся кости изображены. Надо от этой гадости избавиться как можно быстрее!
– Ну, не знаю, не знаю: ты главный – тебе и решать. Я бы на всякий случай пузырек не выбрасывала. Может, он и пригодиться в хозяйстве: с ним, например, можно ходить за молоком или мёдом.
– Угу! А, может, его использовать, как кошелек для истра-ченных денег? 
–      Или использованных мыслей…
–      Глупых.






5.  Скукер и Виула попадают в плен к Жабёру Третьему.


СКУКЕР и Виула так увлеклись спором, что не сразу заметили, какая опасность их подстерегает.
Кровожадный Жабёр давно следил за их действиями из глубины леса.
—    Какая тупая добыча сама ползет ко мне в рот! – Облизнулся, предвкушая аппетитную закуску. – С ума сойти! То-то мне сегодня снился трезубец Посейдона. Это – к удаче…
Жабер тщательно маскировался, подбираясь к ним все ближе и ближе. Голову его, с ужасными, развесистыми, как у дьявола, рогами, прикрывал еловый венец,
«Не зря меня мама таким страшным родила. – Рассуждал. – Не родись зажимкой, а родись страшилкой».
Не менее  отвратительные клешни были обмотаны соломой, дабы не издавать пугающих звуков, и обеспечивать чудовищу скрытность передвижения. Настоящий танк с непробиваемой бронёй! Уродливая фигура Жабёра выросла перед кладоискателями совершенно неожиданно.
Виула точно язык проглотила. Взглянув на чудовище краешком глаза, она тут же упала в обморок.
Жабёр широко расставил ноги, подпер бока клешнями и зашипел на Скукера:
– А ты разве не боишься меня, тщедушный гном?! Я самый-самый! Я самый кровожадный! Я самый злой и беспощад-ный!
– Понятно, значит будем звать вас Сам Самычем.
– Не смей мне дерзить, гном, а то я тебя проглочу сырьем, и даже руки не успеешь помыть!
Скукер незаметно спрятал пузырек в карман и поднял с земли совок для самообороны. Однако неповоротливый с виду Жабёр успел придавить нехитрое оружие перепончатой задней лапой. Обращаясь к своей орде, гаркнул:
– Эй, бандитики! Эй, разбойнички! Этот гном хотел испор-тить нам праздник! Ха-ха! Люблю перед сном пожевать мозги недалеких мудрецов! А вы, мои братья, вы любите на ночь глядя лузгать черепа недоумков?!
– Ура! Ура! Ура нашему Великому, нашему замечательному полководцу и самодержцу Жабёру Третьему! Ура-а-а!
– Не надо бурных эмоций.
– А аплодировать можно, как в театре.
– Лучше, как на балете. Люблю балет без тапочек. Помню, привела меня мама на «Лебединое озеро»… А вот больше ничего не помню…
– Балет… Это про что?
– Это конфеты такие… 
Эхо этого воинственного клича провалилось под землю, отчего даже почувствовалось некое колебание почвы, как во время землетрясения.
Скукер понял, что дела их плохи: силы слишком не равны. Что могут сделать с шестью отпетыми головорезами маленький гном и обезумевшая от страха полуслепая старуха?!
Жабер был жестоким и жадным правителем. Он вел кровопролитные войны со всеми соседними государствами. Опустошая города и деревни, пополнял казну золотом и серебром.
Ремесленников и знатных вельмож обращал в рабство. Непо-корных – отправлял в тюрьмы. Он подвергал пленных мучительным и изощренным пыткам.
 Известен случай, когда он замучил до смерти летучего кузне-чика, посадив его в банку с голодными осами. 
Осы разорвали беднягу на кусочки. Он молил их о пощаде, а у них от его оглушительных криков только разгуливался аппетит. Они и крылья сжевали до основания, а потом уселись на мусорную завалинку, и стали облизываться.
—      Вкусно! Очень вкусно!
—      Ага! Как в раю побывали…
При этом по его приказу двое дюжих палачей безостановочно барабанили по банке скорлупой ореха, отчего осы пришли в неистовство и буквально разорвали насекомое на части.
—    На колени! Встань немедленно на колени! – Закричал Жабёр.
Будь Скукеру известно хоть чуточку о зверствах Жабера, он бы, вероятно, не вел себя так заносчиво. Но, впрочем, Скукер всегда отличался храбростью.
Мальчик, ничуть не испугался, и достаточно смело ответил:
– Я не разговариваю с незнакомцами, тем более не встаю перед каждым встречным на колени!
– Да-а?! Скажите-ка на милость!.. Ха-ха-ха! – изобразил на своем ужасном лице презрительное удивление Жабер. –  А мы можем и не разговаривать. Возьмем да и треснем тебе по башке вот этой вот булавой. – Бандит одной клешней подкинул вверх страшную головешку утыканную акульими зубами.
– За что же мне такая честь? – Стараясь изобразить наив-ность, спросил Скукер.
– Да просто так: за красивые глаза. Ты что, совсем глупый: не видишь, что мы бандиты? Шучу. Позволь представиться: Мое Экстремальное величество Жабер Третий. Слышал про такого? Надеюсь, теперь ты не будешь утверждать, что мы не знакомы?.. Надеюсь, теперь тебе страшно?
– Нет. Все равно я тебя не боюсь.
– А так? – Жабер вставил в пасть обе клешни, растягивая рот до ушей. При этом выпучил глаза, и свел в одну точку безумные черные зрачки. – Так тебе страшно, отважное чучело и скарлатина на палочке?! Ну, скажи, что страшно?
– Ничуть. Вы сейчас ужасно глупо выглядите, Ваше Дурачество.
– Ты дерзкий гном! И ты будешь наказан! Не хочу тебя больше пугать: неинтересно. Вот доберемся до моего замка, ты у меня получишь! Получишь! Обещаю и клянусь протухшей лягуш-кой!
Скукер не выдержал и усмехнулся:
–      Нашли, чем клясться… Я тоже могу поклясться  вашей отсохшей клешней, что не боюсь смерти.
Жабер от злости покраснел, приказал слугам связать Скукеру руки.
Завязалась неравная борьба. Лысые навозные жуки заломили Скукеру руки за спину, связали его веревкой, а рот заклеили скотчем.
Потом пленного стали избивать дубинками, пока он не затих и не перестал сопротивляться.
– Ладно, хватит с мальчишки! – сказал Жабер. – Он мне нужен живым. Я превращу его в отличный булыжник. Мне как раз одного-то и не хватает, чтобы окончательно обустроить королевст-во.
Жабер зло ухмыльнулся.
Подобострастно захохотали его охранники.
Затем злодеи смастерили из подручных средств походные но-силки, и положили на них связанного и избитого Скукера.
Кинули жребий, кому нести носилки.
Вукич и Мукич оказались менее везучими. Они вытянули со-сновые иголки, которые оказались короче остальных и означали проигрыш. И теперь им предстояло тащить плененного Скукера до самой разбойничьей стоянки.
6.  Тяжелый жребий Мукича и Вукича.

  МУКИЧ, более длинноногий, шел впереди.
При ходьбе мешок скатился назад, в сторону Вукича, и на него пришлась основная тяжесть. Разбойник то и дело встряхивал мешок, пытаясь перераспределить вес, но только еще больше надрывался, всё плотнее и плотнее прижимаясь к мешку.
Через час разбойники вышли на окраину леса.
Здесь их ждала карета, запряженная саранчой, с форейтором на подножке, который держал в руке зажженный смоляной факел.            Царь, утомленный верховой ездой, пересел в карету. «Посетовал: «Какие неудобные сёдла, однако, выпускают наши кожевенники… Да и задницы наши не лучшего качества! Неужели, нельзя было лучше позаботиться о нежнейших свойствах седалищных половинках   
Бандиты, сопровождавшие Жабёра, вскочили на кузнечиков, и, охаживая их плетьми, поскакали по едва заметной тропинке вперед, подсмеиваясь над конвоирами Скукера, которые перетаскивали мешок с седла на седло.
Ночь надвигалась быстро.
Картеж направлялся в сторону Черной Горы.
Путь туда был неблизким.
Жабер рассчитывал достичь своих владений к утру.
Однако саранча выбилась из сил; и пришлось сделать остановку, чтобы ее не загнать до смерти.
  Разбили лагерь. Царский шатер поставили у костра. Копья составили в пирамиду. Жабёр приказал распрячь карету, а саранчу отвести в загон и накормить травой.
Надо заметить, что загон этот принадлежал Божьей Коровки. Здесь, на сочных стеблях трав, Белюня разводила и выращивала тлю. Она ухаживала за стадом, пока ее овечки не становились тучными и пригодными в пищу.
Сейчас из окна своей сторожки Белюня следила за происходя-щим, но вмешаться даже не пыталась: жизнь дороже.
Самого жирного кузнечика Жабер приказал зажарить себе на ужин. Послав к черту этикет, он разбросал по ковру ножи и вилки, и принялся есть клешнями. Проглотив насекомое целиком, почти не жуя, Жабёр посетовал на жгучую отрыжку:
–      Экая отрава! Почему без сахара? Вы же знаете, что я всё ем только с сахаром.
Гвардейцы виновато пожали плечами. Им ничего не перепало с царского стола, и они оставались голодными.
Утолив, так сказать, червячка,  Жабёр закрыл красные от недосыпания глаза, и скоро уснул.
Нести ночную вахту выпало «везунчикам» Вукичу и Мукичу. Они не вытянули свой счастливый жребий: короткая хвойная иголка досталась этой паре. 
– А царь-то у нас мошенник… – С неохотой собираясь в караул, шепотом сказал Мукич.
–      Тише ты. Тише, придурок. – Умолял Вукич. – За такие слова в два счёта на каторгу угодим.
–      А что, «тише»?! Всё тише, да тише! Надоело! Мне лично
– Надоело! Вот возьму и взбунтуюсь! – Продолжал возму-щаться Мукич. – Нам самая тяжелая работа достается: и воды натаскай, и костер разведи, и голов наруби… Сколько можно?! Царь у нас -  не царь, а бесстыжий лодырь.
– Хватит, говорю. Помолчи. Всё лучше, когда ты головы рубишь, а не тебе… И царь у нас не лодырь, а бездельник.
– Слушай, какая разница?!
– Большая. Бездельником нужно родиться, а лодырничать может любой.
– Я бы тоже мог родиться бездельником.
– Мог, мог… но не родился же?! А родился ты, тёпа, вуль-гарным и трусливым идиотом.
– Это я-то?!
– Ты-то… Не я же?
– Извинись сейчас же, а то я, знаешь, что с тобой сделаю?
– Интересно, ну, и что ты со мной сделаешь? – принял воинственную позу Вукич.
А Мукич в тот самый момент  без всякого предупреждения попытался тяпнуть Вукича булавой по голове:
–       Получи, накрахмаленная пепельница!
 Вукич каким-то чудом успел увернуться: булава прожужжала над самым ухом, слегка задев оттопыренную мочку, и опустилась  в центре царского шатра. В бросок Мукич, похоже, вложил всю накопившуюся злость, и потому стержневой опорный столбик срезало, точно бритвой. Шатер сложился карточным домиком.
Сон сняло как рукой.
От неожиданности и страха Жабер квакнул не своим голосом. Он решил, что на бивуак напала вражеская армия. Больше всего на свете его страшили атаки Осветителя Солнца. В его дружине состояли мощные лучники. Они были настоящими снайперами. Их стрелы убивали наповал. А от смертельных ран не спасали ни заговоры, ни настойки из пчелиного помёта.
Лоб Жабера покрылся испариной, а волосы тут же поседели. Тело его сморщилось и скукожилось, и стал похож он на плешивую козявку.
– Ква! – Орал он истошно. –  Ква! Ква! Куквареку!..
От страха он забыл о своём божественном происхождении и готов был поменяться жизнями хотя бы и с самой заурядной лягушкой: лишь бы избежать смерти.
Дым костра щекотал ноздри и раздражал гортань. Жабёр чихал и кашлял, взывая о помощи, пока для дыхания хватало воздуха. Потом он стал задыхаться, и потерял сознание.
Помочь ему было некому: слуги разбежались, кто куда. Мукич и Вукич тоже залегли в овраге, боясь высунуть головы из укрытия.

(Продолжение - по предъявленным сноскам )-...