День торжества закона. Ироническая проза

День торжества закона.

- Вась, ну, Вась, вставай! – жена тормошила меня изо всех сил. А мне вставать не хотелось. Я только что пришел с ночной смены с цеха по производству совков и детских лопаточек. Мне снился хороший сон, будто я выполнил план на 240 процентов и меня поощрили тем, что разрешили посмотреть цветной телевизор в комнате нашего парторга  в течении ДВУХ часов! А то мне так надоел наш чёрно-белый телевизор.
- Вась, ну, проснись!
Я нехотя открыл глаза.
- Вася, у нас детское питание кончилось. Сходи  в магазин.
- Ну, вечно у тебя так, Вера! О чём ты думаешь! Ты вообще охренела. Голову не забыла? Да, ты что,- возмутился я,- сегодня ведь среда -  День торжества закона и время, - я глянул на часы, - обед!
- Да замоталась я! На собрании матерей – воспитателей детей будущих строителей светлого будущего.  Я выглянула в окно ни кого не видно. Ты быстренько, короткими перебежками, магазин близко.
День торжества закона был принят пять лет назад и одобрен на референдуме, в котором участвовали сто процентов населения, допущенного к голосованию.
 Референдум, как обычно прошел на основе свободного волеизъявления граждан, под пристальным присмотром наших славных сил безопасности.  Получив бюллетень, нужно было поставить галочку с отметкой «Да». После  каждый должен был исполнить свой гражданский долг, подойти к представителю Службы безопасности показать свой правильно заполненный бюллетень. А потом собственноручно опустить его в урну.
Суть этого Дня заключался, в том, что любому гражданину в этот день, среду с 10 утра и до пяти вечера, может быть предъявлено обвинение в совершении любого преступления. Наша Великая партия и наше горячо любимое Правительство мудро решили, что каждый гражданин может совершить преступление. И те дела, по которым не смогли найти преступника, могли быть предъявлены тому, кого задерживали в этот День.
 Правда сами граждане не горели желанием идти под суд и в этот День отсиживались по домам. Только в случае крайней нужды, прячась и озираясь, они могли выйти на улицу.
Я оделся, взял талоны на детское питание, вышел на улицу. Жена стояла у окна с тревогой смотрела мне вслед. 
 На всех окнах, не было занавесок, так как считалось, что честным людям скрывать нечего. Занавески были только на окнах руководителей нашей наилюбимейшей партии, работников различных силовых ведомств и тех, кто работал в сфере распределения продуктов питания и различных вещей. Это было сделано очень мудро: дабы не вызывать лишних кривотолков и брожения, вызванных слухами, что они имеют лучшие вещи и жрут чёрную икру вёдрами. А так не видно и  что у них там и как. А не видно, значит, и ни чего у них нет и икру не жрут.
До магазина я добрался нормально. За прилавком сидела довольно дородная продавщица, рассматривавшая  журнал мод. На обложке были изображены  дебелые женщины – железнодорожницы с увесистыми шпалами в руках. Они были одеты в сиреневый  ватники, и зёлёные в желтый горошек ватные штаны. На ногах валенки с вышивками на темы последнего съезда партии. Самый последний писк моды! На головах у них были оранжевые каски. Девицы были румяны от лёгкого морозца, улыбались весело и задорно. Позади их висел красочный плакат «Задание партии – выполним с опережением!».
Я подал ей талон, она, не отрываясь от чтения журнала, поставила банку с детским питанием на прилавок. Я подошёл к стеклянной двери магазина, посмотрел на улицу – ни кого. Глубоко вздохнув, я вышел на улицу. Вот уже  мой подъезд, несколько шагов и я дома.
- Гражданин, подойдите сюда, - услышал я чуть хрипловатый голос, обернулся и видел грузного, высокого лейтенанта помилиции.
История такого странного названия наших доблестных органов правопорядка заключалась в следующем: в начале две тысячи одиннадцатого года, в разгар тёмных времён, тогдашние власти решили, в целях улучшения работы правоохранительных органов бывшую милицию было решено переименовать в полицию. Но улучшения не наступило. Потом светлые головы решили, что всё дело в названии и потребовали вернуть название милиции. Вернули. Однако стало ещё хуже, потому, что сотрудникам, задёрганными всеми этими переименованиями совсем стало не до борьбы с преступниками, только успевай, сдирай старые названия и устанавливай  новые. Да и сами граждане путались, как обращаться к  хранителям правопорядка, товарищ милиционер или господин полицейский. Поэтому решили эти два понятия совместить – назвать помилицией. И обращаться можно было и товарищ и господин. Хотели миполицией, но как - то не звучит.
- Гражданин, пройдёмте! – строго посмотрев на меня, произнёс лейтенант, рукой, показывая на распахнутую дверцу патрульной машины.
Ехали не долго. Меня провели в здания суда, мы поднялись в зал судебных заседаний. За столом заседала мясистая дама, судья, со строгим, заплывшим жиром лицом в радужной мантии. Так как в эти дни, судей называли представителями неких сексуальных меньшинств, дабы не противоречить мнению народа, они носили радужные мантии.
- И так, - дама заговорила сухим, дребезжащим голосом, - суд в составе судьи Рокотовой приступает к рассмотрению дела гражданина, как фамилия то?
Петров Пётр Петрович, - брякнул я первое пришедшую на ум фамилию.
- Гражданина Петрова Петра Петровича, обвиняемого в…, - она перебрала несколько папок, достала, ту, что была ниже всех, - в ограблении детского сада «Дебил».
Взглянув на мой пакет с детским питанием:
- У вас есть ребёнок?
- Да.
Тогда она достала из стопки ещё одну папку:
- И в неуплате алиментов гражданке Суриковой. Вы признаёте свою вину?
- Товарищ судья, - я прокашлялся, - мне нужно позвонить своему адвокату.
- Хорошо, - согласилась судья. Внизу в вестибюле есть телефон.
  Я подошёл  к старому обшарпанному телефону. За мной внимательно наблюдал молоденький сержант помилиции. Я уверенно снял трубку, набрал какой-то номер,  незаметно нажал на рычаг телефона громким голосом, что бы слышал сержант, начал говорить.
- Товарищ генерал! Разрешите доложить: ваше приказание выполнено! Есть! Есть! Так точно! Прибыть лично для доклада? Есть!
Я повесил трубку и направился к выходу.
- Гражданин, вы куда.
- Товарищ сержант! Вы разве не слышали? Товарищ генерал приказал мне лично явиться и доложить о выполнении особо важного и особо секретного задания.
- А как зовут генерала? – ехидно спросил сержант.
Я напустил на себя суровый вид:
- Товарищ сержант! Генерал этот особо секретный и фамилия у него особо секретная – Иванов! Немедленно предоставьте мне машину, для скорейшего прибытия в штаб генерала Иванова! Или вы хотите из сержантов стать рядовым?
Стать рядовым сержанту  не хотелось. Через несколько минут я был уже дома. Заходя в квартиру, я подумал, какая ведь у нас мудрая Конституция! Особенно статья 31 – «Каждый гражданин имеет право на отмазку в День торжества закона». А отмазка – великая вещь, иначе б у нас пол страны сидело.
-