Свет его души. Часть первая

Путь в тысячу миль начинается с одного шага.

Конфуций

Часть первая
У магов свои пути

    Солнце садилось за темной стеной леса на западе, и там еще горел закат, а над морем уже  клубились золотисто-сизые тучи, затянувшие горизонт серой дымкой дождя. Свет был рассеянным и желтым, а ветер, что дул с моря, становился все холоднее.
    Маленький мальчик стоял в воде, и набегающие волны ласкали его босые ноги, нашептывая что-то успокаивающее, какие-то древние, известные только им истории о грозных морских царях и прекрасных царицах в коронах из кораллов и жемчуга.
Грезы уносили мальчика в дальние страны, где небо яснее и ярче, и необъятна морская ширь, где белые меловые утесы встают из волн, похожие на пенные короны, где закаты умирают долго, рассыпая в небе червонное золото. Там бродят единороги, и драконы рассказывают друг другу тайны мира, и тонко звенят колокольцы на упряжке старухи Нааг, королевы царства ночи, которая пролетает, рассыпая щедрой рукою звезды. Волшебные источники там никогда не пересыхают, утоляя жажду любого страждущего, и можно желать все, что угодно – ведь под неизвестными созвездиями мечты обязательно сбудутся…
    Замечтавшись, мальчишка не заметил высокого мужчину, исподтишка наблюдавшего за ним. Чужеземец – а это был чужеземец, судя по куртке, украшенной бирюзой и медными пластинками, внимательно смотрел на малыша, улыбаясь тому, как тот сосредоточенно  вглядывается в темнеющий горизонт.
Но, наконец, мальчик увидел этого человека и обернулся.
     - Кто ты?
     - Я? – чужеземец рассеянно посмотрел на него. – Я Дэвлин.
      - Волшебник? – прищурился Римус, с любопытством глядя на незнакомца. Вид его был настолько необычен, что никем другим заезжего чудака нельзя было и представить.
     - Я этого не говорил, - сказал мужчина. Он повернулся к мальчику спиной и некоторое время шел по пляжу, оставляя глубокие следы на мокром песке. Но потом, словно передумав, остановился, обернулся назад и, что-то прошептав, махнул рукой. Вечерний воздух под его пальцами сгустился, образовав странные завихрения, заискрился, и вот облачные корабли, надувая паруса, поплыли над спокойной водой залива к призрачным башням легендарного Нирматиля, города древних, к его золотым шпилям и легким куполам, ловящим свет вечернего солнца. 
    Римус застыл от восхищения, выронив всю свою «добычу». Недавние грезы чудесным образом воплотились в реальность, которая оказалась еще прекраснее, чем ему представлялось. Но пока он смотрел в закатное небо, незнакомец исчез, и видение стало тускнеть, пока не превратилось в самые обычные облака. Римус остался стоять посреди пустого пляжа, задумчивый и тихий. А когда его мать, бросив безуспешные попытки докричаться до сына, спустилась вниз со скалистого утеса, мальчик произнес с нескрываемым восторгом:
     - Мама... Это был волшебник!
    Женщина кивнула в ответ и ласково обняла сына. И вместе они пошли домой.

* * *
    Остров Арун очень похож на шляпу – высокая зеленая гора, поднимающаяся из воды, окруженная «полями» - пологими лесистыми склонами. Мореходы называют его еще Шляпой Волшебника – и не только из-за сходства с колдовским колпаком, но и из-за того, что раньше на этом острове и в самом деле жили чародеи и колдуны. Но это было давно, и теперь на Аруне вряд ли можно отыскать хоть одного волшебника, хоть одну колдунью. Говорят, все они  перессорились между собой и то ли извели друг друга, то ли просто отправились на более обширные и богатые острова или на материк. При этом колдуны умудрились поругаться с советом старейшин Аруна, которые славились своей обидчивостью и злопамятностью. После этого старейшины запретили на острове всякую магию. А со временем истории о волшебниках обросли невероятными подробностями, рождая предрассудки. Во всяком случае, искусство магии здесь недолюбливали и даже отрицали, несмотря на то, что в одном дне пути по морю находилась знаменитая Академия Магии Сорфадоса.
   Арун - хмурый, негостеприимный остров, большую его часть занимают непроходимые леса и болота. Маленькие деревеньки, разбросанные по склонам горы Арх –  потухшего вулкана, - упрятаны среди темных сосновых лесов и рисовых полей. Городов там почти нет, лишь крохотный портовый Фротт дремлет в конце длинной узкой бухты. Кажется, на этом острове никогда ничего не происходит – жизнь течет мирно и вяло, не богато и не бедно, и одно есть развлечение в прибрежных деревнях: смотреть, как проплывают на горизонте корабли с коричневыми и белыми парусами.

* * *
    Подрастая, Римус стал замечать, что вокруг него творятся странные вещи: при желании он мог, например, одной мыслью зажечь огонь в очаге или загнать на крышу сарая злобного волкодава, хотя он и сам не понимал, как это у него получается. Сначала он боялся этих сил, но чем больше проходило времени, тем привычнее становилась для него магия. Конечно, поначалу рассказывать о своем даре он никому не собирался. И первое время Римусу удавалось сохранить в тайне способность к колдовству. Но магию скрыть не так-то просто – особенно, если ты еще не умеешь толком ею управлять, и она прямо-таки вырывается наружу, причем в самое неподходящее время.
Однажды он играл на берегу Аринары, забавляясь с летающими камешками, которые заставлял описывать в воздухе круги и мудреные петли. Игра настолько захватила мальчика, что он не сразу заметил, что из-за ветвей за ним внимательно наблюдает его младшая сестренка.
- Эй, Дем! – окликнул ее Римус.
Камешки попадали в воду, а девочка уже бежала вверх по тропинке к дому, только мелькали яркие ленточки в ее волосах.
Римусу удалось тогда догнать и успокоить Дем, пообещав ей большой сахарный леденец и имбирное печенье с ярмарки во Фротте. Но с того дня ему пришлось стать вдвое осторожным в занятиях колдовством.
Несмотря на это, Римусу доставляло огромное удовольствие пользоваться магией. Чем усерднее Римус тренировался, тем лучше у него выходило двигать предметы усилием воли или понемножку управлять стихиями и отыскивать потерянные вещи. К тому же мальчик открыл в себе дар понимать язык животных, птиц и рыб, трав и деревьев. Это было великолепно! Римус ощущал себя всесильным, способным почти на что угодно. Он мало что знал о настоящих магах, и думал, что магия – это нечто вроде веселой игры, правила которой он должен придумать сам.

* * *

    - Я никогда ему этого не позволю, Энджи! – Отец Римуса стукнул кулаком по столу. – Он никогда, слышишь, никогда туда не поедет!
    - И что ты сделаешь? Запрешь его в доме? – спросила женщина, яростно глядя на мужа. – Пойми, это не нам решать.
    - А кому решить? Кому? Ему что ли? – мужчина ткнул пальцем в сторону мальчика, вжавшегося в стену возле очага. Мальчик со страхом смотрел на отца, и в его взгляде таилась обреченность: нет, отец никогда не разрешит ему ехать в Академию! А ему так хотелось там учиться, последние полгода он только об этом и думал. Услышанная однажды от кого-то история не давала ему покоя. – Он еще ребенок, чтобы что-то самому решать!
    - Ему двенадцать! И такую силу, как у него, не скроешь! И чем старше он будет, тем труднее будет с этим жить!
    - Вот именно! Но не беспокойся, я выбью из него всю эту дурь. Никакой он не маг, и точка! Чтобы мой сын стал одним из тех помешанных колдунов?! Они и дома-то не имеют, как будто бродяги какие!
    - Не ты наделил его этой силой, не тебе решать, что с ней делать! – Римус видел, как потемнели глаза у матери, что не предвещало ничего хорошего. – Мальчик и сам в состоянии решить, что он хочет! И в любом случае, учиться ему нужно обязательно. Такая сила, как у него – не игрушки. В неумелых руках она может наделать много бед!
    - Как ты можешь так говорить?! – взревел ее муж. Он ходил по комнате взад-вперед, но на сына не смотрел. Потом  взял себя в руки, и сел за стол напротив сохраняющей видимое спокойствие Энджи. – Отпустишь его в Сорфадос на колдуна учиться? – вдруг как-то сникнув, спросил он.
    - Да, Гидеон, отпущу! – со слезами воскликнула женщина. – Я его не меньше твоего люблю… но уж раз так получилось… мы должны отпустить его туда, где он станет настоящим волшебником, и  мы еще будем гордиться им, вот увидишь! – она не смогла сдержать рыдания и расплакалась в голос, уткнув лицо в ладони.
    - Видишь, паршивец, до чего ты мать довел?! – Гидеон впервые за вечер поглядел на Римуса. Тот, ничего не ответив, подошел к матери и обнял ее.
    - Если ты не хочешь, я останусь… - внутренне содрогнувшись, прошептал он. Женщина слабо улыбнулась.
    - В Академии тебе будет лучше, чем здесь.
    - Но, мама…
    - Ничего, ведь со мной будет Демельза. Да и ты будешь приезжать. Будешь? Я привыкла к расставаниям... Твой брат ушел на войну и не вернулся… Твой дядюшка уплыл с торговым судном, и от него уже пять лет как нет никаких вестей… Но я не пала духом, как  отец. Он так и не смирился с этими потерями.
    Она осторожно посмотрела на Гидеона. Тот угрюмо взглянул на жену, но промолчал. Весь его яростный запал куда-то делся, осталось лишь глухое раздражение: на Энджи, на Римуса, на все магическое племя...
    - Как ты не понимаешь, - произнесла женщина, - что если он останется здесь, то сделает себе хуже! Если он станет удерживать магию в себе, то когда-нибудь эта магия вырвется наружу, огромная сила, способная уничтожить весь остров! И нас. А может случиться и так, что магия в нем постепенно угаснет, и тогда… Маги не могут жить без своей силы!..
    - Откуда ты все это знаешь?
    - Мне рассказывали, - с вызовом ответила Энджи. - Я же родом с материка. У нас там нет таких глупых предрассудков, как здесь!
    - И это правда? – нарочито спокойно спросил ее муж.
    - Да.
    Теперь оба смотрели на сына, отец – с какой-то ненавистью, с тупым непониманием и страхом, мать – с нежностью и неизбывной болью в глазах, словно ожидая от него ответа. Римус кивнул, и хотя ему было очень больно из-за ссоры родителей, но желание попасть в Академию всегда оставалось сильнее чувства вины. И мечты уже унесли его через серые волны моря, к Сорфадосу, столице королевства, где этим мечтам предстояло сбыться.
    А Энджи невыносимо было только при одной мысли, что придется расстаться с любимым сыном, возможно, навсегда. Как сложится его жизнь в Сорфадосе? Он уедет туда, чтобы учиться колдовству, и может быть, что не вернется на Арун. И даже если вернется…    Останется ли он прежним? Конечно же, нет. Магия меняет людей сильнее, чем невзгоды и безжалостное время.
    Она не была готова к новым разлукам, что бы ни говорила сыну, но нельзя идти против воли богов – это Энджи тоже хорошо знала. И чувствовала каким-то особым материнским чутьем, что Римус оправдает ее надежды.
   
* * *
    - Приехал сюда, чтобы стать магом? – невысокий осанистый человек с рыжей бородой, но совсем без волос на голове, встал из-за стола и уперся взглядом в Римуса. Мальчик растерянно кивнул.
    - Что ты умеешь?
    Римус ждал этого вопроса, но ему все-таки стало страшно, когда под пристальным взором рыжебородого он стал творить заклинание, чтобы вызвать огонь – лучшее,  что тогда знал.
Он чувствовал себя настоящим колдуном. И почти не смотрел по сторонам, хотя в кабинете главы Сорфадосской Академии Магии аннэйрэ Дэвлина было много интересного, начиная с богатых шпалер, изображающих сцены из "Песен Диритара" и заканчивая скелетом какого-то существа под потолком, похожего на маленького дракона.
Радостное возбуждение охватило мальчика: он знает! Он умеет! Римус упивался сознанием собственной важности, его распирало желание показать себя с самой лучшей стороны. Не зря же он так усердно учился у знахаря из Фротта тем крупицам истинного Знания, какие только были доступны такому скромному человеку, как целитель Амикус! Не зря он приплыл с богами забытого Аруна в огромный, жуткий и прекрасный Сорфадос!..
    - Достаточно, - мужчина одним кивком погасил огонь в камине, так старательно разожженный Римусом. – Приходи к нам через три года. Если не передумаешь, - последние слова прозвучали довольно резко.
    Мальчик, еще такой самонадеянный утром, вышел из кабинета рыжебородого, и, едва разбирая дорогу, поплелся к выходу. По пути ему встречались ученики Академии, и он смотрел на них чуть ли не с ненавистью, потому что ему казалось, будто эти молодые маги смеются за его спиной, обзывают  неучем и деревенщиной. Первый в жизни экзамен… неудача! Разве он на это надеялся? Разве того ждал?
Злые слезы жгли глаза. «Они выкинули меня… Решили, что я им не подхожу… Ну ничего… Я не забуду! Покажу, какой я маг!» - с обидой думал он, выходя на улицу и оглядываясь на высокое здание Академии, окруженное садом. Тишина и приглушенный шепот в коридорах учебного заведения сменились суетой и шумом городских улиц. Высоко над городом солнце играло на золотых шпилях королевского дворца, и никому не было дела до мальчика, который только что испытал самое большое разочарование в своей жизни. Римус с досады пнул осколок горшка, так что тот отлетел на противоположный конец улицы и разбился об стену.
Как же больно ударили по его самолюбию слова того человека: «Приходи через три года… если не передумаешь», какая издевательская насмешка чудилась юному чародею в них!..
   Ведь было так восхитительно жутко плыть по морю на старом торговом судне, ощущать под скрипящими досками палубы огромную темную бездну с ее опасными обитателями... И хотя он еще толком не знал магию, но старый шкипер и двое его помощников посматривали на мальчика, плывущего учиться колдовской премудрости, с уважением.
Совсем не так, как смотрел на него отец.
Один из матросов, юнец лет на пять постарше самого Римуса, расписал ему все прелести жизни волшебника, и эти рассказы удивительным образом совпали с тем, что мальчик нафантазировал себе, упражняясь в своих способностях. Безграничные возможности магии прельщали его, он хотел вернуться на Арун во всем блеске славы и величия, а теперь придется возвращаться ни с чем. Но вернуться на остров и снова работать с отцом в гончарне, как обычный человек, как будто нет в нем никакой силы?.. Не зря мать говорила ему перед отъездом, что магию запирать в себе опасно – когда-нибудь она вырвется наружу, и тогда не оберешься беды.
    Римус и сам не заметил, как очутился на дороге, ведущей ввысь, на скалистый хребет, так что город с его дворцами, рядами черепичных крыш, крепостными стенами, улицами, садами, беспокойными жителями внезапно оказался внизу, а впереди, в конце узкого залива, засияла морская гладь с разноцветными пятнышками-парусами.  У мальчика вдруг перехватило дыхание: только сейчас он осознал в полной мере, что находится в столице королевства, и вся эта сверкающая красота дворцов лежит перед ним, как жемчужина на зеленом бархате. Он стоял среди маков и васильков, и прохладный ветер теребил его темные волосы, где-то недалеко журчал ручей, а воздух, избавленный от городских запахов, стал свежим и чистым, пьяняще-сладким от ароматов пряных летних трав.
Конечно, дядя подыщет ему какую-нибудь работу, и три года не пройдут даром. Сложно отказаться от мечты, тем более такой прекрасной, как возможность управлять стихиями и подчинять себе гордых драконов... Неласковый прием в Академии только сильнее подхлестнул желание Римуса туда попасть, попасть любой ценой. Если аннэйрэ Дэвлин считает, что он еще мал и не имеет достаточно сил - то что ж! За три года у него будет возможность выучить кое-что  посильнее, чем заклинание, вызывающее огонь! И тогда... Римус зажмурился от предвкушения будущей победы. Воображение живо и ярко рисовало ему сцены, в которых он был великим магом - пусть и подсказаны они были всего лишь слышанными когда-то историями и легендами.

* * *
- Мир принадлежит нам, Римус.
Они лежали в высокой траве, и утреннее солнце ласкало их тоненькими лучами, пробивающимися сквозь крону высокого дуба. Лето только начиналось: долгое, чудесное лето, полное колдовства, света, высокого синего неба, свободы и жизни. Все казалось возможным, и не было границ для мечтаний.
- Магам можно все, - повторил старую поговорку крепкий рыжеволосый паренек с хищный тонким профилем.
Римус, вытянувшись в траве, чертил над головой какие-то загогулины и совсем не слушал собеседника. Он был рад теплу, душистым травам, щекочущим лицо, стрекотанию кузнечиков и далеким звукам города, волнами наплывающим с порывами ветерка, неясным нежным звукам. Даже небольшое беспокойство, угнездившееся в груди тугим комочком и заставляющее юношу время от времени чувствовать угрызения совести, не мешало наслаждаться летним утром.
- А здорово мы сбежали, - радостно сказал он. – Только, наверное, нас искать будут.
- Не будут, - усмехнулся сосед. – Думаешь, я ничего не продумал? Мы с тобой пошли собирать траву-медянку, которую собирают только утром и только в начале лета.
- Это ты молодец! - одобрил выдумку приятеля юноша. - А где мы потом медянку возьмем?..
- Вот, - откуда-то сверху в руки Римуса упала тугая связка трав. - Ты меня недооцениваешь.
Все-таки приятно вот так бездумно лежать, следя за причудливой игрой света и тени в кроне дерева, особенно если знаешь, что твои сокурсники зубрят сейчас в душной аудитории очередное скучное заклинание.
- Вирт, а ты дождь вызвать можешь?
Небо сияло совершенной чистотой, ни единого облачка до самого горизонта.
- Могу, - самоуверенно заявил молодой маг. - А оно тебе надо?
Они засмеялись, глядя вверх и представляя, как потоки воды вдруг низвергаются на Сорфадос.
 - Ну так что ты там говорил?.. - разморенный теплом и немного сонный, спросил Римус. - Про магов.
- Говорил, что маги - почти что боги на земле.
- Ну это ты загнул! Кто же нам такую власть дал?
- Никто и не давал - она у нас просто есть, и все.
Римус недоверчиво хмыкнул. С первого дня в Академии им твердили, что маг обязан подчинять свои желания  сохранению равновесия в мире. Нельзя желать многого, нельзя пользоваться магией во вред - зло вернется сторицей.
- Тебе-то что, ты  и магов в своем медвежьем углу ни разу не видел, пока сюда не приехал! - продолжал Вирт. - А я знаю, что почем. Разные тут слухи ходят... Верховному магу сам король не указ... Аннэйрэ Дэвлин будто бы демона держит в услужении. А уж про некоторые запретные вещи, вроде игр с сознанием, я молчу...
- Да ты что?! - искренне поразился Римус. Представить, что кто-то из его собратьев нарушает законы магического мира, было непросто. И уж  тем более представить, что это делают самые высокопоставленные волшебники.   
- Но ведь так нельзя, - убежденно сказал юноша. - Нам нельзя пользоваться магией во вред.
- Это ты стариков-наставников наслушался? - хохотнул Вирт. - Есть разница между тем, что нам говорили и говорят и тем, что на самом деле. В моей семье есть маги, и знал бы ты, как они живут!.. Мой дядюшка Рили живет в своем замке на юге не хуже, чем король! Он ведет дела с заирцами, продает им кое-что контрабандой, и заирцы на него чуть не молятся. Так-то, приятель, магам можно все, главное - уметь найти нужных людей и завести с ними дружбу. А в некоторых странах, вроде Амидана, волшебников почти нет - представляешь, какое раздолье для нас? Мне уже предложили там очень хорошее место.
Вирт был старше Римуса на три года, ему уже исполнилось двадцать, и он готовился к обряду инициации, чтобы стать настоящим волшебником. Неудивительно, что он уже думает о будущем, но вот то, каким ему это будущее представлялось, Римуса пугало.
- А ты сам чем заниматься будешь? Небось, как другие дураки, уйдешь в бродячие маги?..
- Я не думал, - честно ответил юноша.
- А ты подумай, - его приятель приподнялся на  локтях, так что из травы выглянуло лицо в веснушках. - Зачем нам сознательно гробить себя в каких-то глухих деревеньках, когда можно вкусить все прелести жизни!
Молодой маг сделал в воздухе плавный жест рукой, и под его пальцами сгустился туман, быстро приобретая очертания обнаженного женского тела, и через несколько мгновений на них смотрела светлокожая красавица с длинными темными волосами, распущенными по спине. Она призывно улыбалась, скаля белые ровные зубки, манила рукой в тяжелых золотых браслетах. Римус почувствовав внутреннее напряжение, задрожал, и горячая волна накрыла его с головой.
- Тьфу, катроп тебя дери, перестань! - выругался он, сгоняя наваждение все еще дрожащей рукой.
Вирт в очередной раз засмеялся, потешаясь над своим стыдливым собратом.
- Какой ты скромник!
- Зато у тебя склонность по борделям...
Договорить он не успел - прямо над Виртом зависла маленькая серая птичка, усердно работающая крылышками.
- Послание, - равнодушно сказал молодой маг. - Тебе.
Римус осторожно взял птицу в руки, и она обратилась запиской.
- Меня в Академию зовут. По какому-то срочному делу, - удивился он.
- Ну так иди, - ответил ему приятель. - Нехорошо заставлять ждать профессора Одианна.
Римус встал, отряхиваясь от травинок, запутавшихся в волосах и одежде. Вирт демонстративно закрыл глаза.
- Я пошел.
- Ага. Только не чеши языком, где я.
Все очарование летнего утра куда-то делось, а в душе юноши снова ворочался зверек нехорошего предчувствия. Не прощаясь, он быстрым шагом спустился с холма к морю и побрел по берегу. Даже траву-медянку забыл. И все думал о темноволосой красавице, чей образ так удачно создал Вирт...
На территорию Академии не пускали конных путников, но сегодняшний посетитель, судя по всему, был очень важной персоной: возле массивных дверей стояла карета, запряженная парой великолепных скакунов. С виду карета была самой обычной, но Римус не обольщался: если уж ее хозяину позволили проехать до самого здания, то это, по меньшей мере, кто-то из приближенных короля. Может и сам король. При этой мысли юноша ощутил священный трепет: вот-вот он увидит правителя Хардии! Он так уверовал в эту идею, что размечтался и не сразу откликнулся на свое имя, когда поднимался по лестнице.
- Сирингани!
Он поднял голову и увидел наверху профессора Одианна, причем крайне раздраженного с виду.
- Где тебя носит?
Римус промямлил что-то в ответ.
- И даже не думай врать. Опять сбежал с Виртэном ри Дуайном, - старого мага нельзя было обмануть. – Мальчишки!.. – проворчал он себе под нос.
Они шли коридорами и залами, мимо дверей, за которыми слышалось сонное бормотание учеников, и юноша не мог взять в толк, что же надо от него старому профессору, и почему его, собственно, просто не водворили обратно на занятия. Или наказать хотят? Да вряд ли… давно бы уже парк подметал или еще что. Тут что-то другое…
Сомнения разрешились, когда они вошли в кабинет профессора. В высоком кресле лицом к окну сидела немолодая женщина в роскошном темно-синем платье из блестящего атласа, пепельные волосы собраны в аккуратную прическу, заколотую сапфировыми гребнями. Во всем ее облике сквозила легкая надменность и чопорность.
Поклоны, приветствия и вежливые расшаркивания... Гостьей профессора оказалась леди Береника ри Моэм, мать супруги премьер-министра.
- Это тот самый ученик? – спросила наконец она, глядя на юношу.
- Да, Ваша светлость.
- Не похоже, что он…
- Поверьте, это только кажется.
Недоумение Римуса усилилось. Но он терпеливо ждал, резонно полагая, что скоро все разъяснится. Старался не смотреть на аристократку, сидящую напротив, но не мог сдержать любопытства – раньше он никогда не встречался со столь знатной и богатой дамой.  Та держалась исключительно вежливо, каждое движение отточено до совершенства. Она прекрасно умела скрывать свои чувства, но Римус мог ощутить толику беспокойства, в глубине бледно-голубых глаз таилась тревога. Несомненно, герцогиня проходила курс обучения защиты от магических проникновений в душу, но такого рода заклятия не всегда действует, как нужно, ведь магия разных волшебников так же различна между собой, как и их внешность.
Женщина, немного помедлив, вынула из сумочки кусочек бумаги и протянула профессору, а тот отдал юноше. Римус заглянул в надушенную записку и вздох удивления едва не слетел с губ.
- Это возможно? – герцогиня ри Моэм изящно изогнула бровь.
Тот кивнул, правда, неуверенно и по молчаливому принуждению своего наставника.
- Хорошо. У вас три недели, Римус Сирингани, - на прощание герцогиня одарила юношу холодной улыбкой.
Одианн ушел провожать гостью к карете, оставив юношу одного, и строго-настрого запретив выходить из кабинета до своего возвращения. Но молодой маг и не собирался уходить: его жгли вопросы, так и не заданные наставнику при герцогине. Он вертел в пальцах клочок бумаги, исписанный каллиграфическим почерком, и старался не думать о страшной сути того, что ему предстояло совершить. Но страхи и сомнения уже завладели им. Когда профессор вернулся, то застал ученика в крайне возбужденном состоянии.
- Но почему я, профессор? Я же не…
- Ты сможешь. Герцогиня хочет совершенной секретности, чтобы ни единого слова, ни единого шепотка… Ты же понимаешь, это государственное дело.
- И подсудное.
- Вовсе нет, - старик тяжело опустился в то самое кресло, где сидела леди Береника. Кресло сохранило аромат ее надушенного платья – тонкий, едва уловимый запах миндаля. – Мы… идем на некоторый риск, но риск оправдан. Римус, ты ведь из семьи гончара?
Юноша кивнул, не понимая, к чему клонит старый маг.
- После Академии тебя ждет не самая завидная участь – жизнь бродячего мага или какой-нибудь далекий южный остров. Совет вряд ли оставит тебя в городе, они стараются отослать новичков набираться уму-разуму в самые дальние провинции. А с влиянием семьи ри Моэм тебе будут открыты все двери… Ты исключительно одаренный волшебник. И… я не удивлюсь, если… - последние слова профессора прозвучали в мыслях ученика, заставив того покраснеть от смущения.
«Зачем нам сознательно гробить себя в каких-то глухих деревеньках, когда можно вкусить все прелести жизни здесь, в столице!» - эти слова Вирта вспомнились как нельзя кстати, и Римус уже не был так уверен в неправильности предстоящего дела. Всего лишь небольшое задание… Ничего сверхсложного. Просто знания и немного магии…
- Я согласен, профессор.
Вот он, его шанс! Столько бессонных ночей над учебниками, заклинания, отработанные до совершенства, древние мертвые языки, эльфийская и драконья магия… Он только перешел на третий курс, но уже превосходил многих учеников Академии своими умениями. И всегда знал, что жизнь подкинет ему шанс – при должном усердии, разумеется. На Аруне говорят: фанфары судьбы. И он услышал их звук, видят Сестры-Богини! Он знал о риске провала – единственное неверное слово, упущенное мгновение – и заклинание рухнет, обратив свою мощь на создателя. Все должно быть выверено сотни раз. Но Римус знал: он справится. Разве может быть что-то невозможное для мага, идущего к своей цели?


* * *
    Знойным летним днем город Фротт почти застыл в дрожащем раскаленном мареве, поднимавшемся от нагретых крыш и мостовых. Было время прилива, возле причала лениво покачивались на воде старые лодки, с сухим стуком ударяясь бортами друг о друга. Никого, даже в порту – в это время рыбаки давно в море. Жара прогнала с насиженных мест и сборщика податей, и мальчишек, вечно шнырявших на причалах, и торговцев. Только под навесом трактира сидели в тени два старика – они целые дни проводили здесь, глядя на прибывающие торговые суда и рыбацкие лодки, не в силах отказать себе в этом нехитром развлечении сонного портового городка.
    В конце длинного залива показался коричневый парус, и скоро небольшой бриг причалил к берегу. В начавшей суматохе никто не заметил скромно одетого молодого человека с котомкой в руках, который быстрым шагом пересек пристань и стал подниматься вверх по крутой улочке, выходящей к причалам. Он ни у кого не спрашивал дороги, а между тем любой житель Фротта мог поклясться, что видел его впервые.
    Незнакомец поднимался по дороге все выше и выше, пока город не стал едва виден, скрытый поникшей от жары зеленью. Тогда путник обернулся к морю, слепившему глаза. Здесь, на высоте, жаркий летний ветер сменился прохладным бризом. Сердце молодого человека замерло от радости, когда он увидел спускающиеся уступами к воде поля, извивы дорог и окаймленный лесом берег. «Я дома!» - подумал он. И сейчас остров совсем не казался ему мрачным и серым, как много лет назад, когда он последний раз бросил взгляд на его вершину, похожую на шляпу волшебника.
    Наконец позади остался знойный, пыльный путь. Молодой человек оказался среди освежающей прохлады лесов, его родных лесов, и все ближе подходил он к той прибрежной деревушке, где родился и вырос. Солнце уже скрылось за горой, и глубокие тени лежали на всей земле, когда путник увидел впереди огоньки деревенских домов. Он перешел прозрачный ручеек по шатким, хлипким мосткам, посередине которых вдруг остановился, постояв немного, что-то странное прошептал себе под нос, дотронувшись рукой до истертого дерева, и сразу стало заметно, что сделались крепче старые мостки. Путник довольно хмыкнул и поспешил дальше по мягкому ковру золотистой пыли, лежащей на дороге, и вот он уже стоит возле большого, грубоватого каменного дома. Дверь ему открыла немолодая, рыжеватая с проседью, женщина. Она с улыбкой посмотрела на гостя, спрашивая, что ему угодно, но вдруг осеклась на полуслове, и лицо ее изменилось – удивление и радость отразилась на нем, в глазах блеснули слезы.
    - Римус! – сдавленный вздох, и вот она уже крепко обняла сына, а тот смущенно улыбался, и загорелые ладони ласково гладили волосы матери.

* * *
   Спустя три года после окончания Академии, Римус впервые со дня своего отъезда оказался дома. Он с радостью и щемящим сердце восторгом узнавал знакомые с детства места. Казалось, ничего вокруг не переменилось с тех пор: те же рябины перед домом, только теперь ставшие выше и гуще, тот же заросший осокой пруд в низинке, быстрые речушки и склоны Арха, ощетинившиеся сосняком.  Сколько удовольствия бродить по старым тропам детства, вспоминая, открывая для себя полузабытый мир!.. Сколько горькой радости в узнавании старых знакомых! Но если природа как будто и не менялась вовсе, то лица соседей и родственников Римус узнавал с трудом. Отец его еще не старик, конечно, но уже не было в нем прежней силы и ловкости, былого задора и жизнерадостности. Мать стала печальнее, она как будто истончилась, исхудала, сделалась похожей на легкие стебли тростника, еще крепкие, но готовые вот-вот сломаться от сильного порыва ветра. Зато сестренка, маленькая Демельза, которую маг запомнил семилетней крошкой, подросла, превратилась в красивую молодую женщину, веселую, неунывающую. Она уже вышла замуж и растила двоих детей: шкодливых, неистощимых на выдумки близнецов. Первое время Римус чувствовал себя с ней скованно – ведь и она едва помнила его.
    - Надолго ты к нам? – спросила его мать в первый же день за маленьким праздничным ужином.
    - Я и сам не знаю, - честно ответил молодой маг. – Пока я свободен, и дел у меня никаких нет… Мне дали год, поживу здесь до следующего лета. Потом вернусь в Сорфадос.
    - У магов свои пути, верно? – невесело усмехнулся его отец, глядя непонимающе, с затаенной опаской и ненавистью.
Римус не ответил.
Безмятежный теплый вечер вдруг показался ему морозным, как будто волшебник стоял на пронизывающем ветру. Ему стало неуютно – внезапно он отчетливо понял, что теперь его ничего не роднит с этими людьми. Надежды, которым он жил в Сорфадосе, надежды на примирение с отцом, вдруг обратились ничем. С того самого момента, как Гидеон узнал о том, что его сын умеет колдовать, они стали чужаками друг другу. Да и что они знают о магии? О нем самом?.. Веками укоренявшийся страх перед чародеями отразилось и на его семье. Ведь когда он уезжал в Сорфадос, отец изо всех сил старался не пустить туда сына. И столько лет прошло… Тринадцать долгих лет, семь из которых он провел в Академии, а последние три года преподавал там основы магии. Он изменился за эти годы, постигая сложные науки, путешествуя, узнавая мир, перед ним все шире открывалась жизнь страны – от приморских поселков на востоке до горных деревень на севере. Говорят, что большие знания приносят большие печали, и Римус только сейчас до конца понял эту истину, осознавая, насколько отчужден он от своей семьи. Они уже сейчас относятся к нему по-другому, и сила, отметившая его, становится клеймом,  по которому можно выделить его в толпе среди людей и сказать: «Вот идет маг». 
Чего же хотел он, вернувшись на родной остров? Прощения? Да, в глубине души Римус мечтал о том, что отец смирится с его выбором. Но нет, по-прежнему между ними высилась стена,  еще более крепкая от того, что сейчас он уже не тот мальчишка с глупыми детскими забавами, которого было легко запугать. Теперь отец сам боится силы, что так изменила его сына, и стала куда опаснее, подкрепленная знанием.
Теперь все в нем выдавало столичного жителя: и манеры, всегда безупречные, так что и не поверишь, что он произошел из самой простой семьи, и одежда немного иного кроя, чем носят на Аруне, и даже речь с характерным для Сорфадоса тягучим выговором. Родители терялись рядом с сыном, а Римус чувствовал, что смущает их своим поведением. Пропасть между ними была слишком глубока.

* * *
Соседи с интересом и настороженностью посматривали на молодого волшебника, неожиданно появившегося в их деревне. Не было такого дня, чтобы какая-нибудь местная кумушка не заглянула к матери Римуса, дабы утолить свое любопытство, а потом рассказывать трагическим шепотом, что «сын у бедной Энджи какой-то странный». Римус отлично помнил, как относятся жители Аруна к колдунам и чародеям, а в глазах соседей он и был таким колдуном: мрачным, молчаливым, угрюмым, похожим на хищную птицу. И хотя юноша никогда и ничем не выказывал свое превосходство, все сразу поняли, что лучше держаться от него подальше, дабы не нарваться на неприятности.
Молодой маг бежал на родной остров в поисках спокойствия, отчасти он хотел осуществить детскую мечту – появиться на Аруне во всем блеске величия. Но оказалось, что слава ничего не значит для жителей Аруна, и будь он хоть Верховным магом, к нему не стали бы относиться более почтительно.
Римус недолго наслаждался безмятежной и размеренной жизнью – если обычные люди относились к магам с опаской и недоверием, то богатые семьи считали своим долгом пригласить в дом настоящего чародея из самого Сорфадоса: других развлечений на острове не было.
Казалось, как только молодой волшебник ступил на землю Аруна, время вдруг понеслось с головокружительной быстротой. Только что было знойное лето, но вот уже леса на склонах Арха порыжели, небо наполнилось стаями перелетных птиц, а море стало серым и неприветливым – скоро должен был начаться сезон бурь.
Римус надолго уходил в сырые осенние леса, иногда пропадая там на два-три дня, бродил по пустынному побережью, где когда-то любил бегать мальчишкой. Он и сам не знал толком, чего ищет, череда смутных предчувствий теснилась в его душе, и с каждым днем эти предчувствия становились все сильнее.
Наступил праздник Середины Осени, принеся промозглые туманы с моря, дожди и пронизывающие ветра, утреннюю изморозь на траве, которая исчезала к полудню, пригретая еще теплыми лучами солнца. В этот день было принято жечь костры с ароматными травами, угадывая в завитках дыма предсказания на зиму, петь старинные баллады в кругу семьи, совершать паломничества в храмы. К крохотным пагодам, укрытым в глуши лесов, тянулись со всего острова пешие и конные путники, молчаливые, сосредоточенные, они шли поклониться богам, испросить у них благословение и совета.
Семья Римуса тоже отправилась в ежегодное путешествие к лесному храму Идарис, богини Дня, что своей белой маковкой возвышался над террасами убранных полей, сияя в неярких лучах осеннего солнца. Молодой человек предпочел остаться дома, боясь, что вызовет бурю негодования среди паломников, считающих, что маги оскверняют их святыни. Как только повозка, в которой ехали родители и сестра, скрылась за поворотом дороги, он отправился в противоположную сторону – узкой тропкой, едва хоженой и уже заросшей высокой пожухлой травой, он спустился к берегу реки Аринары, где любил сидеть в молчаливом одиночестве, смотреть на медленную, желтоватую от глины воду и упражняться в своих способностях.
День выдался сухой и ветреный, время от времени на песок падали крупные капли дождя – скоро должны были начаться сезонные ливни и шторма, и судоходство прекращалось до самой весны, так что с острова нельзя было выбраться на материк.
Молодой маг думал о том, что пора уезжать в Сорфадос, хотя в его распоряжении был год – до следующего лета. Но он соскучился по столице, по ее узким запутанным улочкам, по любимым уголкам огромного, окружающего Академию сада, по красным черепичным крышам, уступы которых видны из его окна. А больше всего он истосковался по ученикам и преподавателям, по тем немногим людям, которых мог бы назвать друзьями.
Римус сидел под раскидистой ивой с изуродованным, искривленным стволом, смотрел на княжеское поместье на другом берегу: крепкий каменный дом, за столетия ставший похожим на кусок гранита, и казавшийся вырубленным из той же породы, что и скалы под ним.
Приближение человека он почувствовал еще задолго до того, как на пустынный речной пляж вышла высокая девушка, закутанная в темный плащ. Видимо, она рассчитывала, как и Римус, побыть в одиночестве, и очень удивилась, увидев сидящего под деревом мага.
- Простите, я не знала, что тут кто-то есть, - от неожиданности чуть испуганно и быстро проговорила она, глотая окончания слов.
- Ничего, - улыбнулся Римус, вставая со своего места и приветствуя незнакомку традиционным жестом: правой рукой касаясь поочередно лба и груди. Она не была похожа на девушек из деревни, да и раньше Римус никогда ее не видел. К тому же, все давно ушли на праздник. Волшебник заметил тонкое золотое кольцо на ее пальце, что безошибочно указывало на высокое происхождение хозяйки украшения.
- Я уже ухожу, - сказал он, не желая смущать неожиданную гостью. – Приятного вам дня.
- Постойте! А вы случайно, не тот самый маг?..
Молодой человек обернулся, удивленный таким поворотом разговора. Откуда она могла знать?.. Хотя, как откуда – наверняка о нем судачат во всех окрестных деревеньках, с самого его приезда. Как же - маг из столицы!..
- У нас в доме только и разговоров, что о «колдуне» из Старых Дубов! - слова незнакомки подтвердили его догадку. - Все слуги боятся, что вы нам попортите зерно в закромах. И я думала… мне говорили… Что вы страшный старик с клыками вместо зубов и в остроконечной шляпе, на которой сидит чучело грифа, - неожиданно откровенно ответила ему новая знакомая, застенчиво улыбаясь, отчего на ее щеках заиграли ямочки. «Да она еще девочка», - подумал Римус, разглядывая хрупкую фигурку, скрытую плотным плащом. На вид ей можно было дать лет четырнадцать, хотя волосы цвета темного золота были собраны в прическу, положенную девушке . По-детски округлое личико светилось безмятежным спокойствием, и все женские чары в ней еще дремали, хотя уже сейчас она была очаровательна и прекрасно знала это.
- Стоит ли верить слухам? – усмехнулся маг. – Но почему вы решили, что именно я – тот колдун?
- Да просто вы не похожи на людей из деревни. К тому же, я там всех видела. И одеваетесь вы не так, как другие, - ей нельзя было отказать в наблюдательности и логическом складе ума.
«Как будто она зверька чудного увидела, - усмехнулся про себя Римус, отмечая любопытство собеседницы. – Впрочем, чего можно ожидать от нее?.. Здесь и колдуны-то не бывают… Знахаря, и того днем с огнем не сыщешь». Он уже привык к подобному любопытству, хотя временами оно ему досаждало. В конце концов, он не ярмарочный фокусник, чтобы на него все смотрели с открытыми ртами.  Неужели и эта девочка хочет, чтобы он вынул изо рта змею или начал дышать огнем?
Но, кажется, она ожидала совсем не этого. Похоже, Римус был интересен сам по себе, как будто та сила, что отметила его, ничего для нее не значила.
- А вы правда из Сорфадоса? Говорят, что там очень красиво. Я никогда там не была. Какой он? - поинтересовалась девушка. Видимо, нечасто ей приходилось разговаривать с новыми людьми, вот и нашла себе собеседника в лице мага. - Мой отец говорит, что отвезет меня туда в будущем году на бал в королевском дворце. А вы видели короля?
- Видел, вот так же близко, - улыбнулся Римус. – И даже с ним разговаривал. -  Ему было странно, что незнакомая девушка говорит с ним, как с обычным человеком,  а ведь он привык, что с ним всегда говорят с каким-то опасением, затаенным страхом и желанием поскорее отвязаться, дабы не навлечь на себя неприятности.
- Лорна ри Орэйн, - с достоинством произнесла княжна, смешно вздернув подбородок. Видимо, она решила, что лучше представиться человеку, который удостоился аудиенции самого короля.  – Мой отец владеет всеми этими землями.
- Римус Сирингани. Преподаю в Академии Магии, - в тон ей ответил волшебник.

* * *
- Эй, маг!
Она пришла. Римус никогда бы не мог подумать, что княжна придет, и, в общем-то,  не надеялся на это – они познакомились лишь вчера, и даже не условились о встрече, просто он мимоходом упомянул, что часто бывает в этом месте, на берегу Аринары, что ему нравится смотреть на медленные воды реки.
Слишком долго маг был один – а юная наследница богатого рода бежала от внимания и опеки, в ребяческом желании идти наперекор всему. Молодой волшебник никогда бы не признался, что ему не хватает обычного человеческого общения, без условий и без игры, а Лорне была безразлична его огромная сила, пугающая, несомненно, до дрожи пугающая других. Стоило раз заговорить с кем-нибудь из местных, его лицо белело от страха, а глаза становились круглыми и такими испуганными, будто Римус прямо сейчас собирался обратить несчастного в камень.
С юной княжной все было не так.
В долгих разговорах, которые вели они, гуляя по нехоженым тропам, знакомым лишь одному магу, сидя на берегу моря, всматриваясь в подернутую жемчужной дымкой гладь, тема магии была лишь одной из многих других, интересовавших Лорну. Ни разу она не попросила нового друга показать какой-нибудь трюк, и молодой маг недоумевал, почему. Но скоро он перестал задумываться об этом, потому что разговаривать с Лорной  было куда приятнее, чем демонстрировать свои силы, и впервые в жизни магия для него стала чуть менее важна, чем всегда.
Желание поскорее покинуть Арун тоже прошло, хотя все равно Римус чувствовал себя на острове запертым, загнанным в угол. Дни тянулись друг за другом, скрашенные лишь редкими, и от этого более драгоценными встречами с Лорной. Со страхом думал маг о будущем лете, когда ему придется уехать обратно в Сорфадос, а там кто знает, в какие еще глухие уголки Алмарры закинет его судьба...
- Но ведь я буду с тобой в столице, - говорила ему княжна, как всегда, улыбаясь. Сложно было застать ее в плохом настроении: она всегда была оживлена и весела, иногда задумчиво-молчалива, но никогда – грустна.
Наивная, добрая, беспечная – совсем еще ребенок – Лорна  не знала тягот и тревог жизни, надежно оберегаемая любящими родителями, защищенная, как стеной, своим положением и богатством. Они с молодым магом были различны совершенно во всем, начиная от происхождения и заканчивая взглядами на жизнь. Но хотя и происходила Лорна из богатой аристократической семьи, в ее поведении было столько непосредственности, искренности и какой-то странной доверчивости, что Римус иногда терялся с ней, ведь он-то был давно приучен к строгому соблюдению приличий и правил. Она дерзко высмеивала мага во время их коротких встреч, но тут же извинялась, заливаясь румянцем, и постоянно просила что-нибудь рассказать: о его жизни, о Сорфадосе и Академии, о далеких землях, которые представлялись ей загадочными и прекрасными. Римус рисовал перед ней  образы тенистых садов Сорфадоса, когда весеннее солнце играет на свежей зелени; темных лесов севера, где растут высокие корабельные сосны, и воздух густой, как смола; морей и бурь, и теплых рассветов в лиловой дымке над островами. Он многое знал и из книг, и еще больше - из жизни, широкие философские познания и суровый опыт сочетались в нем так просто, что неодолимо тянули к себе юную княжну. Юноша и сам не понимал, как это получилось: он всегда боялся заводить новые знакомства, зная, как ненадежны они для того, кто владеет колдовством, но вдруг, по какой-то неведомой прихоти богов, эта наивная девочка сумела пробраться в его душу, сумела найти к нему какой-то таинственный ключик.
В тот тихий зимний день они встретились, как всегда, под старой ивой.
Лорна улыбалась, а взгляд так и лучился весельем, какой-то очень доброй невысказанной вестью, которую она держала в себе, да только новость рвалась наружу вместе с радостью.
- Отец устраивает прием в честь зимнего Солнцестояния. Я уговорила его… Придешь?
- Приду, конечно, - ответил маг, держа ее за руку.
Хрустела от инея трава, ломались тонкие стебельки под тяжелыми шагами молодого мага, Лорна сбивала рукой с веток колючие иголочки изморози. Затихшее, словно заколдованное царство одетых в белое молчаливых деревьев, блеклым пятном светит сквозь облака солнце. Наверное, это был последний, пусть и холодный, но погожий день в году.
- Знаешь, он будет рад тебя видеть, мой отец. Он так сказал.
Римус только крепче сжал ее покрасневшую от холода ладонь. Ему не хотелось идти в дом князя, но он не мог отказать Лорне. Вообще-то слухи о ее отце ходили не самые приятные. Старик Ротбард слыл человеком резким и жестким, из тех, кто всегда идет к своей цели, хоть и по головам других. Римуса, конечно, это не особенно смущало, но все равно встреча с таким человеком не предвещала ничего хорошего.
- Будешь приходить ко мне в Сорфадосе? – не слишком умело  сменил он тему.
- А меня пустят?! – искрящийся любопытством и радостью взгляд девушки встретился с мрачноватым взглядом мага. – Говорят, что волшебники не пускают… женщин… в свои дома.
- Конечно, а еще они готовят из юных девушек колдовское варево, чтобы продлить себе жизнь! – рассмеялся юноша, пригибая нависшую над головами ветку, так, чтобы серебристая пыль инея осыпала им плечи. 
- А я не боюсь тебя, - самоуверенно заявила княжна. –Мне кажется, что ты не похож на человека, который варит жуткие зелья и убивает людей.
«Почему она так доверилась мне? - думал маг, по-прежнему держа Лорну за руку. – Как будто совершенно не боится. Неужели она так же верит всем людям? Или только мне?» Это казалась Римусу чем-то в высшей степени странным. В конце концов, ведь он привык полагаться только на себя. Его так учили и родители, и наставники в Академии, осмотрительность вошла у мага в привычку. И не мог он представить в мире человека с такой детской непосредственной душой, человека, верящего в людей так же сильно, как Лорна.

* * *
Княжеское поместье располагалось на скалистом утесе, к дому подступал разросшийся сад, весь усыпанный еловыми шишками и хвоей.  Просторный добротный дом безо всяких архитектурных излишеств говорил об основательности и незатейливом вкусе хозяев, их старомодных взглядах на жизнь и уверенности в собственной силе.
В мрачноватой полутемной гостиной весело трещал огонь в камине черного мрамора, столы ломились от обилия блюд. Гости бродили по  высоким просторным залам, шутили, разговаривали, смеялись и почти не обращали внимания на Римуса: немногословный, не слишком общительный волшебник не располагал к светским беседам. По такому случаю он был облачен в синий с серебром камзол, который надевал лишь раз, на аудиенцию с королем, и от этого казался красивее, чем был на самом деле. Маг не чувствовал себя неуютно или скованно – наоборот, все напоминало ему Сорфадос, многочисленных знакомых и приятелей, Академию, светские приемы, на которых ему изредка доводилось бывать -  жизнь, от которой он так опрометчиво сбежал. Он вспомнил и медленный ритм айенны, которую сейчас играли музыканты, и ольму, быстрый веселый танец, и величавый ганори , которые обычно исполняли на таких приемах.
На возвышении в конце зала показался менестрель с лютней в руках. Он едва коснулся струн – и все смолкло: музыка, разговоры, смех. Глубокий мягкий голос запел:

Этот город мне снится ночами:
Он укутан в холодный туман,
В нем легко позабыть о печали,
На рассветный смотря океан...

Старых улиц изгибы знакомы
Мне до боли, до боли в груди,
Очертанья забытого дома
Так увидеть хочу впереди...

Но проснусь - и исчезнет виденье,
Как оно исчезало не раз.
Растворится обманчивой тенью,
Бликом солнца в сиянии глаз...

Поманит сквозь прозрачную дымку,
Ярким росчерком света в ночи,
То вдруг станет опять невидимкой
На далеком забытом пути.

Но однажды замкнуться дороги:
И вернуться к началу опять.
Будет легче забыть мне тревоги,
Будут звезды чуть ярче сиять...

Мне приснятся сады и туманы,
И суровость холодная стен,
Я вернуть в этот город нежданный,
Но ворота откроет он мне.

На плечо Римуса легла легкая ладонь, и он тут же обернулся – рядом с ним стояла Лорна. Он впервые увидел ее без тяжелого плаща, скрывающего фигуру, в светло-сером шелковом платье, изящную и грациозную, и им вдруг стало не по себе от того, что сегодня оба были другими, не такими, как всегда.
Как будто ничего и не изменилось, но чуточку ласковее и нежнее стал взгляд Лорны, и чуточку крепче – объятия мага. Музыка айенны отзывалась смятением и тягучей болью в душе волшебника, сладкими и страшными предчувствиями, а еще – уверенностью, той самой, что заставляла его творить самые сложные заклятия, вдохновенно даря свою силу. Но нет, сегодня в нем не было ни капли магии, она куда-то пропала, ушла, сегодня он – обычный человек, который кружит в танце обычную девушку. И свет, что разгорался в душе, жег его изнутри, предавая огню память обо всем, что он знал до этого.
Как рождается любовь? Из одного-единственного первого взгляда? Или из многих взглядов, слившихся в один долгий? Из нежных улыбок, из радостного смеха? Из слов или из молчания?.. Из случайных прикосновений, из бликов огня на мокрых стволах деревьев? Как двое понимают, что лишь они одни суждены друг другу? И кажется, что мир стал немножко другим, и хочется молчать, потому что словами нельзя высказать того, чем полна душа.

Старик-князь смотрел на все это со смесью любопытства и неприязни.
Он сидел в высоком кресле с кубком вина, его брови то и дело сдвигались к переносице, когда взгляд падал на дочь, танцующую с магом. Он не мог не отметить, что сегодня Лорна хороша, как никогда, и таким восхитительным счастьем светится ее личико, что невозможно глядеть на девушку без улыбки. Хмуриться же Ротбарта заставлял молодой волшебник, мрачноватый и суровый на вид, в котором князь угадывал сильного и опасного противника.
- Не нравится мне все это, - проворчал он, так сильно стиснув в руке кубок, что костяшки пальцев побелели.
- Этот юноша довольно недурен собой, особенно когда улыбается, - отметила его жена, стоявшая рядом.
- Дорогая моя супруга, этот мальчик никогда не станет нашим зятем, будь он хоть трижды Верховный Маг. Так неразумно – связывать жизнь с волшебником, и вы постарайтесь объяснить нашей дочери, что я больше не желаю его видеть. Ей нужно прекратить эти встречи, если она хочет удачно выйти замуж. Впрочем, девочке все равно придется это сделать, хочет она того или нет. А я со своей стороны позабочусь, чтобы этот маг поскорее уехал в Сорфадос.
- Вы жестоки с ней.
- Я всего лишь справедлив, - ответил мужчина таким тоном, что его жена сочла за лучшее промолчать. – Дочери должны приносить почет семье, а не вешаться на каждого встречного фокусника. – Князь дал волю своему раздражению в сухом недовольном кашле.
- Вы понимаете, дорогая моя Авиталь, насколько важны нам отношения с семьей ри Аурелия. Их сын, Одом, будет великолепной партией Лорне, и она получит титул герцогини, - продолжил он. – Пройдет два года, и они смогут вступить в брак.
- Опасно связываться с человеком, за которым стоит король… Говорят, что этот Римус получил место придворного мага, но отказался.
- Власть короля держится на верности его вассалов, - заметил мужчина. – А на магов в Совете всегда можно надавить. У них есть свои слабые стороны.
- Делайте, как считаете нужным, - улыбнулась княгиня, прислушиваясь к музыке. – Играют ганори.
Князь степенно поднялся с кресла, отдав кубок с недопитым вином слуге, и традиционным поклоном пригласил жену на танец.

* * *

Неделю спустя Римусу пришло срочное письмо из Сорфадоса. Глава Академии Магии просил его явиться к нему по какому-то неотложному делу, и волшебник никак не мог отказаться.
Лорна пришла проводить молодого мага на пристань Фротта. Стояла прямая и гордая, только чуть прикрыла глаза узкой ладонью, то ли закрываясь от резкого ветра, что теребил выбившиеся из прически золотистые пряди, то ли пряча навернувшиеся слезы. В синих рассветных тенях не было видно ее лица.  А маг, как всегда напряженный и собранный, уверенный в себе и одновременно какой-то странно беззащитный, глядел вместе с ней на восход. Он медлил, но дорога уже звала его. Последние жаркие объятия, напутственные слова, ласковые прикосновения к ее ладони, взгляды и улыбки, в которых сквозит печаль. Они уже были разделены этой серой хлябью, огромным пространством из волн и морской пены, которое не перелететь даже с помощью магии, ибо магия человека не может преодолеть таинственные силы моря…
- Я как можно скорее устрою все дела и вернусь, - пообещал он Лорне, и, увидев блеснувшие уголки глаз, произнес: - Не печалься, - он накрыл ее ладонь своей. – Прости, что мне приходится уезжать. Ты будешь возвращаться одна?
- Да, никто не знает, что…
- Боги!.. – он хотел побранить девушку за такую безалаберность, но не стал. Волны стенали, выплескиваясь за край каменного причала, возле которого покачивалась небольшая даркада , и шкипер уже давал знак Римусу, что пора отправляться.
    Лорна зябко поежилась, и молодой маг в последний раз обнял ее за плечи, прошептав на ухо что-то ободряюще-бессмысленное. Потом молча улыбнулся и зашагал прочь, легко и нарочито бодро поднялся на борт и произнес заклинание, вызывавшее попутный ветер, который тут же наполнил полосатый парус и погнал даркаду к гавани Сорфадоса. А Лорна стояла, прямая и гордая, и только ветер играл у ее ног брошенным птичьим пером…

* * *
Холодным зимним днем на берегу Аринары, под кружевным пологом заснеженных деревьев стоял человек. Шел мягкий пушистый снежок, успевший припорошить одежду мужчины. Видимо, стоял он здесь давно, возможно, с самого утра, глядя на серую ленту незамерзающей воды. Он с беспокойством всматривался в противоположный берег, на мост через реку, словно ожидая кого-то. Изредка он в нетерпении прохаживался взад-вперед, увязая в сугробах, но на мосту так никто и не появился.
«Почему она не идет? – с тревогой думал Римус. – Еще вчера я дал ей знать, что буду здесь». Он не находил себе места от волнения, хотя понимал, что помешать их встрече могло что угодно. Какие-нибудь дела могли отвлечь ее, да и… Прошло два месяца с последней встречи, Лорна легко могла перемениться к нему. В конце концов, кто он такой? Обыкновенный ничем не примечательный колдун. Римус сдержал горькую усмешку. Чтобы отвлечься, он в очередной раз посмотрел на крошечный предмет, который сжимал в ладони: серебряное кольцо старинной работы с ярким голубым топазом – подарок Лорне.
Мысль о том, чтобы увезти княжну с острова, неотвязно преследовала мага, но пока тот не спешил делиться ни с кем своими планами. Еще успеется, думал он. Все нужно хорошо обдумать, и некоторые опасения все же были, ведь он не так уж и свободен в своих действиях, как хотелось бы. Маги в Совете ни за что не одобрят, если он поступит столь опрометчиво и увезет Лорну с собой... Но, с другой стороны, разве сможет кто-то остановить его? Он поклялся Сестрам-Богиням, что уедет с Лорной далеко от Сорфадоса, может, в Амидан или Заир, и будет, обязательно будет с ней счастлив... 
Ему представлялись прекрасные картины безмятежной жизни с Лорной: белый домик у моря, сад, полный роз, южное теплое солнце, тихие вечера, в которые они вдвоем прогуливаются по усыпанным блестящим песком дорожкам сада. Ее золотистые волосы под его ладонями, ее смех и румянец на ее щеках…
Все-таки пора решиться. Если княжна не смогла прийти, значит, что-то случилось, и нужно выяснить, что именно. Не стоять же тут до самой ночи, прислушиваясь к скрипу веток на ветру, напрягая магический слух до того, что становится слышно, как в поместье над рекой стучат по лестницам каблуки и звенят о фарфор ложки?..
Князь сам встретил его на пороге дома. Он сильно постарел за два месяца со дня последней встречи, осунулся, похудел и стал похож на тень. Римуса тут же кольнуло предчувствие.
- Лорна умерла, - резко и злобно сказал старик, стоя на каменных ступенях. – Неделю назад. Убирайся!! – рявкнул он, потянувшись за кинжалом на поясе. Глаза его налились кровью. – Это ты ее убил!!
Маг не шевельнулся, сраженный страшной вестью. Князь кинулся на него с кинжалом, но наткнулся на ледяную стену - так обреченно-холоден был взгляд Римуса, что отец Лорды вздрогнул и отшатнулся. Маг стоял, ничем не защищенный, и старик сжимал в руке кинжал, и оба застыли друг напротив друга - двое мужчин, обезумевших от горя.
Осознание того, что случилось, пришло не сразу. И когда это случилось, Римус захохотал: страшно, безумно, и смех был похож на слезы сумасшедшего. Что-то рушилось, что-то невероятно родное и близкое, и маг мог только смеяться. Ротбард смотрел на него со смесью отвращения и ужаса, наверное, он ждал чего угодно, но не этого.
Невозможно! Она не могла умереть, не могла покинуть его, ведь она была так молода, так красива!.. Только не она! Римус не мог поверить в слова князя, ему хотелось разнести дом по камню, лишь бы сказанное оказалось ложью, и Лорна, улыбающаяся, как прежде, вышла к нему навстречу. Яростная злоба на весь мир захватила его, злоба на всех, кто разлучил его с Лорной. Заклинания рвались с языка, но усилием воли Римус все-таки смог подавить в себе желание тут же обратить все вокруг в пыль и пепел.
Неожиданно злость схлынула. Он обессилено опустился на ступени, поглощенный своим горем, и только тогда действительно осознал – Лорны больше нет. С ней больше не поговорить, не взять ее за руку, она не улыбнется больше, не станет дерзко высмеивать его и просить рассказать истории…
Пустота – вот что чувствовал Римус. Ужасающая пустота, пропасть, разверзшаяся в душе, зияющая рана, которую ничем не залатать. Как будто весь свет разом ушел из его жизни, все надежды, еще хрупкие, несмелые, но способные поддерживать в самую трудную минуту, разом пропали, растворились, не оставив ничего, кроме холодной гулкой темноты. Не осталось сил, мир стал зыбким, как дрожащее марево, пустота разъедала сердце, отдаваясь болью в груди. Воспоминания, жестокие воспоминания, нахлынули черным потоком, улыбки, взгляды и прикосновения потонули во тьме.
 «Она в тот день возвращалась одна, под снегом, так далеко!» - эта мысль была самой страшной из всех. Ведь Лорна из-за него пустилась в тот долгий путь, без провожатых, пешком, только для того, чтобы проводить его в Сорфадос.
Маг поднялся со ступенек и побрел прочь. Его никто не остановил, никто ничего не сказал, и сам он молчал, зная, что если сейчас заговорит с кем-то, то потом очень пожалеет о своих словах.
Непростительно долгое время Римус провел в Сорфадосе, решая какие-то незначительные и мелкие дела Академии, которые постоянно задерживали его! Никчемные, ненужные, только отнимающие драгоценные часы, которые он мог бы провести с Лорной! И ведь если бы он был рядом… Если бы знал…
О том, что произошло с Лорной после того, как он покинул остров, Римусу рассказала девочка, работавшая на кухне в поместье.
Болезнь юной княжны, незаметная поначалу, обратилась тяжелым недугом, сковавшим ноги, а потом и все тело. Лихорадка не прекращалась ни на минуту, и скоро княжна впала в беспамятство. Ее родители не хотели, чтобы Римус знал об этом, и пригласили какого-то целителя из Фротта, но тот ничего не сумел сделать, а время было упущено.
Заклинания и зелья, всевозможные ритуалы смогли только отсрочить неизбежное ненадолго, дать больной успокоение, облегчить боль, но не спасти. Римус как маг понимал это, но как смириться?.. И он раз за разом прокручивал в голове заклятия из древних книг по целительству, пытаясь найти ответ, который все равно был уже никому не нужен.
Лорна не боролась за себя. В ней никогда не было той неистребимой жажды жизни, которая отличала молодого мага, его силы духа и воли. Она умерла тихо, легко, угасла от порыва холодного ветра, истаяла, как снег на исходе зимы. Римус не знал, думала ли она о нем, как не знал ее последних слов, но каждую ночь он теперь просыпался от одного и того же сна: мост  над пропастью, он стоит посредине, и вдруг мост начинает рушиться, и Римус хватается за камни и дерево, но все равно падает в темноту.

* * *
Море шипело, как рассерженная кошка, как тысячи рассерженных кошек, плевалось ошметками пены, пытаясь достать край высокого берега. Римус стоял там, наверху, и взгляд его был прикован к горизонту. Он чувствовал, как разгорается в нем отчаяние, накатывает в его душе, как эти волны, осаждающие берег, раз за разом, не снижая напора. Магия колола пальцы, рвалась наружу, и на краткий миг волшебник испугался неистовой силы, которая вдруг родилась в нем и властно требовала освобождения. Почти против воли он поднял руку, и над пустынным берегом разнеслось одно лишь слово – слово отчаяния и боли. И вдруг скала, что высилась впереди, высокая скала, поросшая травой и оплетенная водорослями, пошатнулась, по ней прошла дрожь, и она осыпалась в воду. Только туча пыли осталась на ее месте, а на берегу, на песке, скрючилась в бессильных рыданиях фигурка человека.

* * *
- Убегаешь?! Хочешь, чтобы мы больше тебя никогда не увидели?
- Да. – Римус торопливо запихнул в котомку пару рубашек и кинул сверху деревянную шкатулку с магическими принадлежностями. Была ночь, и в доме давно все спали. Откуда Дем прознала, что он собирался уйти?..
- Ты ни о ком не думаешь, кроме себя! – горячо прошептала она. Римус видел при свете свечи, как лихорадочно блестят ее глаза.
Маг выпрямился.
- Дем, я тут не останусь, - его слова прозвучали сухо и резко, порывом холодного зимнего ветра. – А отец будет только рад, если я уберусь восвояси. Вы все будете рады. Вы ненавидите таких, как я. Боитесь.
Демельза промолчала. Правда в словах Римуса была обжигающе-горькой.
- Я не хочу видеть, как вы шепчетесь у меня за спиной, знать, что здесь мне никогда не будут по-настоящему рады. Что ж, у магов свои пути. А вы живите так, как жили, и вам без меня будет спокойнее.
Он знал, что семья его не приняла, и не примет никогда. Мать – да, она еще любит сына и будет любить всегда, но отец и сестра… Гедеон воспитал в дочери стойкий страх перед магической силой, и Дем уже никогда не станет смотреть на него, как на родного брата, будет бояться, завидовать, ненавидеть… А он будет ненавидеть этот остров, где светлые мечты обратились в холодные головешки. Прочь отсюда, как можно дальше, на север, куда угодно, только чтобы не видеть эти замшелые зеленые склоны, чтобы забыть дороги, по которым он здесь бродил, чтобы вычеркнуть из памяти образ высокого каменного дома на берегу реки. Прочь!
- Когда-то я верил, что любовь меня спасет. Я ошибся.
Римус достал из кармана кольцо с голубым топазом и протянул Демельзе.
- Возьми. Хотел подарить ей… В тот день. А теперь… - истерзанная  память все еще причиняла ему боль, и рана в его душе все еще была свежа. Он страстно желал избавиться от всего, что связывало его с Аруном, причем избавиться навсегда. – Теперь оно мне ни к чему.
В распахнутую настежь дверь заглядывали ясные звезды, ветер ворвался в комнату, взволновав занавески на окнах и края скатерти на столе – свежий, сильный ветер, наполненный ароматами влажной земли, прелых листьев и тающего снега.
- Прощай, Дем, - Римус закинул котомку за плечо и, в последний раз обняв сестру, вышел из дома.