В поисках рая

                Новелла

      Вадим даже вздрогнул, когда так неожиданно заверещал дверной звонок. Он подскочил с табуретки, но тут же успокоился и обратился к деду.
- Это к тебе, а я… я посижу в комнате, - шестнадцатилетний подросток тут же вышел из кухни, дед же направился к входной двери, чтобы открыть ее пришедшему.
- О-о!.. – услышал его возглас внук. – Рад вас снова увидеть!.. Здравствуйте, Клавдия Анатольевна.
- Очень рада и я, что вы жив и здоровый, - ответила немолодая, представительной внешности женщина, явно пенсионерка, которую Вадим, сидя в комнате деда, успел разглядеть в прихожей стоящем трельяже. – Принесла вот, вам денежки.
- Может, зайдете в комнату? Угостил бы чайком.
- Нет-нет, спасибо, только что пила.
 Прямо в прихожей она предъявила более старшему по возрасту собрату какую-то карточку и указала место, где тому расписаться. Когда дед это сделал, открыла небольших размеров, однако выпученную сумку, достала много-много, как казалось подростку, денежных купюр, отсчитав нужную сумму, вручила ее старику.
- Ой спасибо, дождался!.. – радостно воскликнул дед.
- Тратьте их на здоровье!.. – улыбнулась разносчица пенсий. – Ну а я пошагаю опять, многих нужно сегодня мне еще обойти и порадовать.
      Пенсионеры распрощались, одну пачку банкнотов дед засунул в карман висевшего на вешалке пиджака, а с остальными вошел в комнату и положил их в выдвижной ящик старого, как и он сам, буфета.
- Я сегодня богатый! – довольный жизнью и собой, заговорил бывший шахтер, после чего многозначительно и с улыбкой в глазах кашлянул, тут же предложил внуку: - Если хочешь, пойдем, прогуляемся вместе.
      Но мальчишка ответил не сразу - ненадолго задумался. Он чувствовал себя неважно и как-то дискомфортно, будто где-то и что-то забыл, будто чего-то важного не сделал.
- Ладно, деда, пойдем, - все-таки согласился Вадим. – Надеюсь, купишь мне хоть пару пачек сигарет.
- Что ж с тобой делать, - и расстроился старый, - очевидно, придется купить. Лучше бы шоколадку или какого-нибудь сока…
- А ты можешь и то, и другое!..
- Ладно-ладно, подумаю… Собирайся, а я… я на минутку в туалет…
      И оставшись один, парень вдруг подскочил, в волнении заходил по комнате, решившись, бросился к буфету, выдвинул его ящик…
      А на улице солнце. Оно, правда, не грело… Как будто обжигали ногу лежащие в кармане джинсов деньги… И Вадиму хотелось вернуть, и с большим облегчением, эти деньги обратно. К сожалению, поздно уже...
      Скорее бы от них избавиться, - подумал он, идя рядом с дедом.
      Шестидесятипятилетний Кузьма Андреевич всю жизнь проработал в шахте и к тому же на севере, а это означало, что пенсию он получал относительно большую. Однако этих денег могло хватить только на жалкое существование, если бы заслуженный шахтер не продолжал работать сторожем на одном частном, вовремя зарплату выплачивающем предприятии города. И он прекрасно понимал, что по сей день работающие и тем более бывшие горняки стали балластом, совершенно ненужными элементами в нашем американизированном и напрочь извращенном государстве, что ждать с моря погоды бессмысленно, а потому по мере сил и продолжал трудиться.
- Деда, этих купи, - указав на коробочку не очень дорогих сигарет, около первого же, попавшегося на их пути ларька попросил Вадим, чтоб не мучила совесть, стремящийся  как можно скорее остаться один.
- Раз уж куришь, куплю…
      Сам же недавно бросивший курить, Кузьма Андреевич выполнил желание внука, купив  в придачу шоколадку, после чего тот объяснил деду, что есть какие-то важные и неотложные дела и, оставив его одного, ушел своей дорогой.
      А на улице солнце. Оно, правда, не грело…
      Вскоре Вадим вошел в хорошо знакомую дверь и с довольным выражением лица подал хозяину квартиры заранее приготовленную сумму.
- Два вагона, маэстро!..
      С темными мешками под глазами, среднего возраста мужчина, как утверждали многие, когда-то был хорошим пианистом.
- Но ты, мой птенчик, должен, - казался непреклонным он. – Аж за три, если не изменяет память, вагончика.
- Да, но я… я обещал отдавать частями, - не отступал парень.
- Ой не знаю, не знаю!.. И что мне с вами делать? Все норовят взять в долг, а мне же без наличных как?!.. Сколько стоит одна лишь поездка?!..
- В последний раз, маэстро!.. Клянусь, на этой же неделе рассчитаюсь полностью!
- Что мне до ваших клятв, ты мне деньги гони! – весьма и весьма недовольный мужчина все-таки пошлепал в кухню, довольно долго там пробыв, вернулся с коробочкой из под спичек в руке. – Бери, в последний раз!..
      Холодный сентябрьский вечер и опавшие желтые листья деревьев, и грязь… и везде – непролазная грязь. Однако парень ничего не замечал, он торопился, он почти бежал.
      Придя домой, Вадим тотчас разулся и сразу же направился в кухню, так как отец был на работе, без боязни достал только что приобретенный спичечный коробок, начал готовить зелье – с коробка этой «дряни» получались две дозы. Уже в комнате парень включил магнитофон, сев на диван, наполнил шприц, пытался сосредоточиться… А со стены, казалось, осуждая, глядела на Вадима мать, три года назад погибшая в автодорожной аварии.
      Что же я делаю?!.. – стоял навязчивый вопрос, на который парнишка себе не хотел отвечать.
      Какое-то время он все еще находился под воздействием покойной, но потом оградился от всех, сосредоточившись, сдавил жгутом мышцы руки, сжал накрепко кулак… Отложив шприц в сторонку, Вадим сразу расслабился и начал ждать «прихода», ждать погружения в нирвану; и это иллюзорное, с отсутствием каких-либо забот, словно одев чудесные розовые очки, увы, недолговечное состояние покоя и всеобъемлющего счастья пришло… И чуть позже «догнался» и расплылся в пространстве…
      Ночью приснился жуткий сон, будто бежит Вадим куда-то, дальше от города, по дороге ведущей к железнодорожному вокзалу, а ноги, словно ватные и к тому же тяжелые, почему-то не слушаются; парню трудно бежать, но он отлично понимает, надо, иначе – крах, конец… Продолжая свой бег, вдруг услышал весьма неприятный, сиплый голос маэстро: «Вернись!». Рядом же бывшего пианиста не было, только голос откуда-то… повелительный голос, которому трудно противиться. Все же парень бежит; ноги его не слушаются, а он все-таки несется. Внезапно ударяет молния, попадает в него… «Вот так тебе!..» - снова голос маэстро; тело Вадима вздрагивает, он падает наземь, бьется в страшных конвульсиях и теряет сознание… «Ты, гаденыш, забыл, что мне должен деньжат, - придя в себя, опять услышал парень. – Вернись и отдай мне должок, вот тогда и беги, мотай на все четыре стороны». Вадим с трудом встает и, уже не бегом, а лишь едва передвигая ноги, продолжает свой путь в никуда. «Ты, я вижу, не понял!» - и снова ударяет молния, снова все повторяется… Очнувшись, парень сворачивает в сторону от дороги, перелазает через кювет и, пробиваясь сквозь густые заросли кустарника, находит более или менее подходящую березку. Наклонив ее, снимает с пояса ремень, надевает на шею, а другой же конец привязывает к вершине достаточно крепкого деревца. «Нет-нет, сперва верни мне долг!» - на этот раз к судорогам прибавляется ужасная, почти невыносимая боль, после чего какая-то неведомая сила приподнимает и бросает его в вонючую придорожную канаву. Захлебываясь грязью, Вадим с трудом карбкается и… слава Богу, просыпается.
      Чувствовал себя парнишка на самом деле отвратительно, будто все то, что происходило во сне, было в действительности. Он встал и, сходив в туалет, снова лег, тщетно пытаясь уснуть, в конце концов не выдержал и зажег у кровати стоящий торшер. Четвертый час утра – значит, отец давно вернулся, спит. Стараясь сильно не шуметь, Вадим снова поднялся, засунул руку под шкаф, где был его тайник, достал оттуда все необходимое для приготовления дозы и вскоре впрыснул ее в вену…
      В школе он получил две двойки, был поэтому зол, к тому же сильно нервничал из-за того, что последний урок – физкультура, а у него исколотые, в темных синяках руки, кроме этого, что особенно злило его, еще в недавнем сильное и мускулистое тело превратилось в дряблую и какую-то вялую массу – вряд ли в данный момент Вадим бы смог отжаться от земли хотя бы десять  раз. На перемене он заторопился в туалет, где быстро и умело наложил на руки грим – благо, в городе существовал народный театр – и все же с боязнью явился на последний урок.
- Ну что, ребята, разогреемся, - после проверки, предложил учитель, а потом и скомандовал: - Нале-ево!.. Бего-ом, марш!
      И Вадим побежал. Хватило сил на круга полтора. Прерывисто дыша, в испарине, он метнулся к скамейке, развалившись на ней, приложил руку к сердцу.
- Что случилось, Сопрыкин?.. – с озабоченным видом, учитель.
- Что-то колет вот здесь…
- Ладно… - на минуту задумался он. – Сегодня просто посиди, но в ближайшее время чтоб сходил мне к врачу!..
- Да, конечно, схожу, - успокоился парень.
      После уроков к нему подошла одноклассница, которая Вадиму очень и очень нравилась, о которой давно и с большими надеждами грезил. Только это, увы, было месяц, а может быть, и два назад.
- Что с тобой происходит? – прямо спросила девушка.
- Ничего, - пожал плечами он.
- Мог бы сегодня и зайти… - робко произнесла она и тотчас покраснела. – Угостила бы чаем с пирожным.
- Ни к чему мне пирожное и чай, - и с иронией ответил, а потом стал серьезным, а верней, очень грустным парнишка, удаляясь, добавил: - Прости.
      Едва Вадим переступил порог своего дома, как с ним заговорил отец, которого не видел сутки:
- Ну, здравствуй, сын! – был весьма благодушно настроенным. – Что там сегодня в школе отхватил?..
- Сегодня не вызывали… - изобразил беспечный и невинный вид отрок. – Только четверку по физре…
- По физкультуре мог бы получить и пять!..
- Просто болела голова, но теперь не болит!..
- Что ж, бывает у всех…  Мой руки и пошли обедать.
- Что-то не хочется, пап… Не так давно ел в школе…
- Не успел, очевидно, пропукаться… - явно огорчился отец. – Ну да ладно, покушаешь позже. Сегодня приготовил твой любимый гороховый суп.
- Да, конечно, чуть позже!.. Пойду делать домашние задания…
      Очень долго над ними корпел – в ожидании, когда уйдет отец, скорее только делал вид, будто что-то решает и учит. В конце концов устал, а может быть, и впрямь проголодался. Покинув свою комнату, Вадим отправился в кухню, где уже готовил на работу «тормозок» отец, и налил себе полтарелки супа.
- Ты на смену?.. – лишь формально спросил у родимого сын.
- Ага… И, похоже, уже засиделся, нужно поторапливаться. Я надеюсь, что время найдешь, чтоб сходить за картошкой. Много, наверно, не бери, с десяток килограммов нам с тобой вполне хватит.
- Хорошо, будет сделано, папа!..
      Едва родитель за порог, как сынок тотчас ожил - сломя голову, Вадим метнулся в его комнату, где на столе лежала лишь одна, зато довольно крупная купюра. Спрятав ее в карман, парень быстро собрался, решив проделать более трудную, малоприятную работу,   отправился в магазин за картошкой. И купил он, конечно, не десять, а меньше, семь с половиной килограммов, но и та показалась тяжелой. Обливаясь потом, он почему-то вспомнил прошлое, когда нанюхавшись клея, впервые встретил, познакомился с маэстро.
- Балдеешь, птенчик?.. – подсев к нему на поодаль от людских глаз стоящую лавку, заговорил мужчина и, когда Вадим в испуге уже хотел броситься в ноги, продолжил более дружелюбным тоном: - Да не бойся, глупыш, не продам!.. На кой черт, интересно бы было узнать, ты так гробишь здоровье свое?..
- Приходится, - пожал плечами парень, - когда желаешь поймать кайф.
- Ты это называешь кайфом?!.. – цинично усмехнулся незнакомец. – Разве ты знаешь, что такое кайф?!.. Я бы мог тебе в этом помочь, если только захочешь… И узнал бы значение слова балдеть, был бы словно в раю…
- Да, конечно, хотел бы, - даже и не задумался Вадим, принимая роковое для себя решение.
- Ты об этом не пожалеешь, - поднимаясь с лавки, самодовольно улыбнулся, потом хлопнул ему по плечу и кратко приказал мужчина: - Иди за мной в пяти шагах.
      И парнишка пошел, как собачка поплелся за ним. Далее все происходило как в кино. Весьма распространенное, можно сказать, банальное начало – несколько доз бесплатно, а потом, будь любезен, плати, и немалые суммы!.. Но не думал об этом Вадим, не хотел о том думать…
      А в итоге весь в мыле, от семи килограммов картошки! Занести ее в кухню уже не было сил и парень оставил свою ношу прямо в прихожей, у входной двери. В предвкушении радостей, он быстренько ополоснул лицо, снова вышел из дома, направляясь, конечно, к маэстро.
- Ну вот, как и обещал, принес!.. – с довольным выражением лица, сообщил он торговцу. – Это за те два вагончика...
- Хорошо, что принес, - спокойно отозвался тот, поспешая взять деньги.
- А на эти еще… - и Вадим еще раз протянул ему руку с банкнотами. – Пять вагонов, маэстро, еще!..
- Ого!.. Уж не ограбил ли кого?!..
- Разумеется, нет.
- Ты смотри, если влипнешь в историю, - пригрозил «благодетель», - чтобы забыл о том, что здесь когда-то был и что знаешь меня!..
- Все понятно и так!..
- В противном случае пришью, - разошелся мужчина, - зарежу как свинью, понятно?!..
- Я давно это понял и сам, давай лучше соломку скорей!..
      Маэстро так же быстро, как и вошел в раж, успокоился, однако настроение у парня стало опять же скверное. Можно только добавить, что оно у него, настроение, менялось с каждым прожитым часом. Иногда это происходило из-за совершенно ничтожного, не стоящего серьезного внимания повода, но много чаще – без какого-либо повода вообще.
      Снова доза и кайф… и покой, ощущение свободы; снова утро и «ломка», и занятия в школе… и желание съежиться, сгинуть…
      Отцу он собирался лгать, что сдачу от картошки потерял. Понимал, что по этому случаю будет, что еще предстоит неприятный, с внутренними угрызениями собственной совести, душещипательный разговор, поэтому домой в тот день и не спешил. После последнего урока Вадим лишь сделал вид, что куда-то торопится, а на самом же деле, не прошло полчаса, вновь вернулся в пустой и, казалось, какой-то чужой без привычного гомона, одинокий и всеми отвергнутый класс.
      Одиноким и всеми отвергнутым, а вернее, ушедшим от всех, был, конечно, он сам, испытывающий в данный момент острую физическую боль и не менее сильные духовные страдания. Прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь, он решился на то, чтоб тайком приготовить и воткнуть в себя дозу здесь, в школе.
      В эйфории и трансе, позабыв о течении времени… Однако в школу начали собираться учащиеся второй смены и парню пришлось покинуть это относительно спокойное и теплое местечко. Еще час побродил он по слякотным, после первого снега, сыростью пронизывающим улицам, в конце концов не выдержал и повернул в сторону дома.
      То, что увидел в кухне, на какое-то время выбило из колеи, поразило Вадима. Совершенно пьяный отец сидел на табуретке и, уткнувшись лбом в стол, а плечом прислонившись к стене, спал весьма неспокойным, с громким и прерывистым храпом сном; рядом с ним на полу стояли четыре пустые из под водки бутылки, а на столе закуска и две рюмки. В таком плачевном состоянии, насколько помнил отрок, отец был только раз, когда похоронил мать. И Вадим ненадолго задумался, после чего бросился в комнату родителя, где на спинке стула висел его потрепанный пиджак и, засунув руку во внутренний карман, достал оттуда весомую пачку крупных и чуть менее крупных и приятных на ощупь купюр – по-видимому, это была отцовская шахтерская зарплата. Дрожащими руками парень отложил себе примерно половину и, уже успокоившись, отсчитал сумму, оставшуюся после покупки картошки, которую оставил на столе, остальные засунул обратно в карман пиджака. А потом преспокойно вернулся к отцу, начал его будить.
- Шел бы ты в свою комнату, пап, - в самом деле жалея кормильца. – Я тут немного приберу, ну а ты в это время с полчаса отдохни, полежи на диванчике… Тебе ведь скоро на работу…
- Сегодня, слава Богу, выходной, - с трудом поднялся и, глядя на сына заплывшими и покрасневшими глазами, пробормотал он. – Извини, мы тут с другом одним… неожиданно встретил его…
- Ладно-ладно, иди… я тебя провожу…
      Будучи в домашней одежде, отец, не раздеваясь, лег и вскоре снова захрапел. Вадим же приготовил сразу несколько доз; ввел сначала одну, а спустя полчаса, чтоб «догнаться», усилить воздействие первой, и вторую; был в состоянии дурмана, в неземных состояниях долго. Очнувшись, вспомнил про домашнее задание по тригонометрии… но рука потянулась к жгуту, а потом и шприцу…
      Вадиму все сходило с рук; и к его же несчастью. Повезло и теперь. Если кому-то постоянно везет и от этого он получает какие-то материальные или духовные ценности, то другим такое везение выходит только боком, в конечном итоге приведя их к несчастьям и, увы, лишь к страданиям. Придя в себя, отец, конечно, спохватился, что не хватает ползарплаты, однако помалкивал, очевидно, считая, что эти деньги по своей собственной глупости сам же и потерял, даже не заикнулся об этом, а сын на это и рассчитывал.
      Не прошло и полмесяца, как парень сел на мель. Чего и следовало ожидать. Свои наручные часы да и другие более или менее ценные вещи он давно уже продал, добрался и до украшений матери. Несколько золотых перстеньков превратились в маковую соломку, а в конечном итоге в ничто, привели лишь к погибели глупого и, конечно же, слабого...
      На мели, на мели… И отчаяние, муки… А в одну из бессонных ночей его пронзили страшные, доселе неиспытанные боли: прямо-таки раскалывалась голова и острейшая, к тому же постоянная ломота в суставах, время от времени повторяющиеся судороги. Как в предсмертной агонии, как в том жутком кошмаре, в котором Вадима преследовал маэстро. И казалось парнишке, что вот-вот ослабевшее тело взорвется, разлетится на части – менее острые боли были и раньше, но стоило ему ввести в вену очередную дозу, как они проходили. Значит, надо купить эту чертова дозу, этой чертов соломки, только денег, увы… а торговец без них, без наличных никак!.. И была для него лишь одна, небольшая возможность каким-то образом продать последнее, из того, что осталось от матери, а именно очень-очень красивые, из чешского стекла, и самые дорогие сердцу Вадима бусы, за которые днем в каком-нибудь коммерческом ларьке, быть может, выручил бы на несколько коробков соломки.
      Едва переносимые, с ломкой суставов и судорогами боль… И всю ночь, и всю ночь… Парень метался и стонал, обливался слезами и потом… А в это время за окном, и он все это видел, шел спокойно снежок и с улыбкой глядел на него молодой и беспечный, и словно издевающийся месяц…
      В школу Вадим не пошел; он скитался по улицам, корчась от продолжающихся болей и пытаясь придумать, как же сбыть и кому предложить те в кармане лежащие бусы. И опять повезло – в одном из небольших коммерческих магазинчиков он запросил и тут же получил за них сумму, достаточную не на пару, а даже на четыре дозы – эквивалентом самочувствия и благосостояния парня стало, увы, наличие «дури», наличие той самой, уже проклятой им маковой соломки.
      Наконец облегчение, эйфория и кайф… Позже мысли о том, что мгновения счастья есть всего лишь мгновения, что наступят опять беспросветные, с безысходностью, черные дни и ночи. И боязнь повторения столь недавнего прошлого, боязнь вновь упереться в тупик,  снова корчиться в муках, преследовала Вадима. И он вышел из дома вторично; ноги сами направились к деду.
      Ранний северный вечер; темнело… Впереди представительной внешности женщина… с той же сумкой, она!.. Да, разносчица пенсий... Вошла в подъезд одного из пятиэтажных домов. Парень последовал за ней, но подниматься наверх, разумеется, не стал. Как и во всех домах, внизу подъезда полутьма. Свет горел, очевидно, где-то на третьем этаже, а у почтовых ящичков, как нарочно, лежал полутораметровый отрезок водопроводной трубы… Минуты длились вечность; в конце концов послышались те самые, ее тяжелые шаги… Вадим ударил только раз; издав лишь хриплый стон, женщина повалилась на лестницу, моментально обмякла. Вырвав из ее рук сумку и поспешно засунув ее под полу куртки, парень бросился к выходу…
      На следующий день в городе только все и говорили о случившимся, о том, что одна из  разносчиц пенсии находится в реанимационном отделении больницы, что она без сознания с черепно-мозговой травмой, вряд ли останется живой. О всем этом парню с возмущением рассказал отец, перед которым он изображал больного, симулировал легкое недомогание. А на самом же деле Вадим, имея много-много денег, был все время под действием дозы, был в состоянии блаженства, был в светло-розовых очках.
      Прошло несколько дней.
- Говорят, что та старая женщина, - опять заговорил отец, - которая приносила пенсию и деду, не приходя в себя, скончалась.
- Жаль, - смог ответить-таки наркоман… а отныне убийца…
 Они, люди в форме, приехали и позвонили в дверь под утро.
- Будите сына, он поедет с нами, - кратко приказали отцу.
      Но разбудить не удалось. Вадим спал вечным сном, а на его лице застыла благодатная улыбка.

                1994 г.