Выстрел

                Новелла

     Гедиминас наблюдает, как неуклюже раскачивается похожий на огромного зеленого  кузнечика вместительный МИ-6, приняв в свое нутро давно не отдыхавших вышкомонтажников. Поднимая сногсшибательный ветер, он наконец отрывается от земли и, уже обретя грациозность, слегка накреняется, после чего начинает удаляться, набрав скорость, летит над вечерней, белые ночи празднующей тундрой.
     И только теперь, после развода с женой, после тяжких сомнений, долгого пути сюда, на Крайний Север, после многодневного, совершенно безумного марафона, молодой мужчина начинает понимать, вернее, чувствовать, что остался один, совсем один, как перст, как в физическом, так и в духовном плане. Он тяжело и в то же время с облегчением вздыхает, едва передвигая ноги, идет мимо наполовину ими же срубленного фундамента буровой, ряда пустующих балков, сворачивает к реке.
     Несколько дней назад, залив окрестные луга, река грозилась затопить и их на возвышенности расположенный клочок земли. Вода злобно бурлила, клокоча, уносила все за год накопившиеся людские грехи, сметала все, что попадалось на пути. Все же вскоре притихла – теперь лишь кое-где из мутного, продолжающего пениться потока высовывались обломленные деревья, белели какие-то доски, плыли остатки смытых прибрежных строений. 
     Гедиминас вторично вздыхает, усаживается на краю высокого обрыва, свесив ноги, бессмысленно взирает на другой, густым, но низкорослым кустарником поросший берег. Он чувствует приятное веяние ветерка, ласкающего слегка загоревшую и комарами изжаленную кожу, продолжая сидеть неподвижно, глубоко задумывается.
     Из этого сумеречного состояния парня выводит чей-то топот, повернув голову, он неожиданно замечает оленя, хотя не раз их видел в зоопарке, теперь не сразу и узнал, в первый момент подумал, что перед ним молодой лось. Не обращая на человека никакого внимания и неторопливо двигаясь вдоль берега, животное робко, будто впервые прикасаясь к девичьим губам, пощипывает кустарники. Любуясь изящностью северного красавца, очень боясь его вспугнуть, Гедиминас продолжает сидеть тихо, не шевелясь. Потом, когда олень скрылся из вида, мужчина закуривает, сделав пару затяжек, спрыгивает с обрыва и подходит к холодной, в свои объятия призывающей пучине. Швырнув сигарету, он брызгает себе в лицо мутной ледяной водой, с трудом карабкается кверху. Хотел уже идти в балок, но перед ним, с ружьем в руках, появляется незнакомый, уже немолодой человек. Лицо пришедшего казалось взволнованным, хотя двухстволку этот, по-видимому, из действующей буровой забредший охотник держал очень уверенно.
- Олень, - произносит он, задыхаясь. – Ты не видел оленя?.. Неужели его упустил?!..
- Зачем он тебе?.. – пожимая плечами, вместо ответа спрашивает Гедиминас, а потом продолжает: - Во-первых, мне его жаль, во-вторых… конец мая, мясо быстро испортится…         
- Жаль, жаль!.. – злится незнакомец. – Все равно ведь погибнет, даже если никто и не тронет!..
- Это почему же?!..
- Он почти что домашний и отбился от стада, - терпеливо, но коротко объясняет старик, - для него это верная гибель!.. Так ты мне скажешь, черт возьми, куда делся олень, или нет?
- Ну а если скажу?..
- Значит, вместе и будем…
     Вдруг Гедиминаса охватывает какое-то странное, ранее неиспытанное волнение, быть может, это было внутреннее возвращение в прошлое, проснувшаяся в нем страсть предков к охоте, хотя прекрасно понимал: в данном случае это – убийство.
- Ладно, уговорил, - и решившись на это, указывает в сторону ушедшего оленя. – Беги туда, а я за пушкой, догоню!..
     В считанные минуты, схватив в балке старенькое, приятелями оставленное ружье и несколько патронов, мужчина догоняет старика, который внезапно останавливается, внимательно прислушивается к каждому звуку. Со стороны редколесья и впрямь доносится стрекот сороки. Сломя голову, они мчатся туда, потом вновь замирают.
- Ай, ай!.. Айе, айе!.. – искусно, будто всю свою жизнь только этим и занимался, кличет старый охотник.
     На поляну как лебедь вплывает невинное и совершенное, и беззащитное животное. И как-то совершенно неожиданно, самопроизвольно Гедиминас вскидывает двухстволку, почти не целясь, нажимает на курок. И обрывается вдруг струны тишины и олень спотыкается, и пытается встать, к сожалению, медленно, очень-очень медлительно валится, распластывается на земле. Какое-то время мужчина продолжает быть в том же воинственном состоянии духа, все же вскоре приходит в себя, ужасается. Животное еще бьется в конвульсиях. Лихо, будто молодой, к нему подбегает старик, мастерски вонзает длинный охотничий нож. Из раны под лопаткой брызжет густая, темно-вишневого цвета кровь. Олень еще раз вздрагивает, наконец затихает.
- А ты молодец, - вытирая нож клочком сорванной травы, говорит незнакомец. – Быстро его уложил!
     Но Гедиминас пожимает плечами – им уже овладели другие, противоположные чувства, грусть и горечь собственного поражения. А старик в это время немедля, сделав большой надрез, начинает сдирать шкуру только что бывшего живым и красивым, а теперь превращенного в тушу животного. Молодой же мужчина, держась в стороне, наблюдает за происходящим. Под кожей верхней части шеи оленя кишат огромные гадкие черви, не замечавшему в прошлом за собой брезгливости парню становится не по себе.
- Личинки оводов, - как ни в чем не бывало, поясняет пришелец.
- Пойду я, - вдруг произносит Гедиминас, делая первые шаги.
- Куда ты?.. А мясо?!..
- Сам ешь.
- Чокнутый какой-то, - бормочет пожилой, неизвестно откуда появившийся человек.

                1992 г.