Дыхание в унисон

          Повесть

     Валерий, Валера, Валерик – неплохой в целом парень; правда, учиться не хотел, кое-как поступив, тут же и бросил техникум, но зато не был склонен к спиртному, на свидания бегал нечасто. В единственном души не чая сыне, родители во всем ему потворствовали, а время потихоньку шло – Валерий ушел, а потом и вернулся из армии, после которой, повзрослев, захотел уйти из дому, начать самостоятельную жизнь.
- Но ты… ведь мы… - заморгала большими наивными глазами покрасневшая и очень удивленная подруга, с которой парень был знаком всего несколько месяцев, когда он совершенно неожиданно сделал ей предложение. – Мы даже никогда, ни разу не поцеловались!..
- Это не поздно и сейчас.
- Прямо сейчас? – и совсем растерялась девчонка.
- Думал, ты  меня любишь, - будто обиделся он.
     Они были одни; папа с мамой в гостях; а на экране телевизора волнующие кадры эротического, с лирической музыкой клипа.
- Да, люблю, только я… не могу вот так сразу!..
- Не бойся, никуда не убегу… и не брошу тебя никогда!..
     В конце концов произошло то, чего и следовало ожидать. Они стали мужчиной и женщиной; парень был переполнен огромным и всеобъемлющим чувством счастья.
- Христина, милая, голубка, - шептал и снова поддавался опьянению он при последующих встречах наедине, – я хочу быть с тобою всегда!..
- И я, и я!.. – старалась… и все же не могла полностью раскрепоститься и испытать блаженство девушка.
     И вскоре относительно нестарым, на протяжении многих лет работающим, но не ахти что и накопившим родителям пришлось изрядно раскошелиться, пришлось справлять дитяткам свадьбу, покупать им отдельную, чтоб жили сами по себе квартиру. Правда, и сам молодожен уже чего-то в жизни стоил и работал на угольной шахте, но… слишком быстро и рос аппетит, слишком быстро росло самомнение.
- С отпускных покупаю машину, - во всеуслышание объявил.
- Но на что же, Валера, а жить?.. – встревожилась Христина. – Да и мне бы скорее устроиться на работу!..
- Еще чего придумала?!.. Поедем вместе к моему дяде, там тачки дешевые, заодно у него отдохнем.
- Но ведь залезем по уши в долги!
- Своим ходом оттуда вернемся, - и казалось, не слышал Валерий.
- Хотели жить самостоятельно… - и вовсе опечалилась девчонка.
- Да что ты мелешь, что ты мелешь?!.. – вскипел, повысил голос он. – У вас всех только тряпки и жратва на уме!..
     И было лето; август; жарко. Христина удалилась в ванную и втайне от него всплакнула. Впервые.


     Плеснув себе водки, Авдей залпом выпил, с большой охотой закусил. Валерий был очень занят, а именно играл в козла. Но казалось, боясь, что не останется ему, тайком поглядывал туда, где коротали смену, выпивали приятели, горнорабочие участка. В слесарной мастерской стоял галдеж.
- Сегодня Лебедев, дурак, заставил собирать нас по уклону хлам, - почти стихами высказался пожилой и всеми уважаемый мужчина.
- Метит на должность зама, - усмехнулся другой.
- Да он на горняка* не тянет, - не выдержал и сам в горном деле не очень-то сведущий, но любящий поумничать Валерий. – Все суетится, бегает, а толку… как с козла молока!
- Ха!.. – вдруг заорал один, рядом с умником сидящий рабочий, треснув пустушечным дуплем по столу. – Позорники!..
- Ладно вам!.. – сконфузился, аж покраснел Валерий, уступив место поджидающим, уже чуть-чуть навеселе товарищам. – Получилось нечаянно!..
     И в трех шагах такая же, не менее шумная компания; а наш герой будто с горя налил и сразу принял полстакана обжигающей, вскоре подействовавшей водки.
- Дайте кто закурить.
- Лучше бы закусил, - лишь заметил Авдей.
- А то не хватит сил, чтоб обработать шерстку у молоденькой, вероятно, красивой жены, - тотчас добавили, заулыбались мужики.
- Ладно вам!.. – совсем расстроился парнишка. – Сами давно не можете!..
- Говорил, что попросит соседа, - не унимались те.
- Если сосед такой же баламут, алкоголик как ты, - вступился за салагу Авдей, - то просить бесполезно.
- Вот именно!.. – в конце концов повеселел и сплюнул на бетонный пол Валерий.
     Однако вскоре сей покой, их мирное существование нарушил тот же горный мастер Лебедев, ворвавшийся в мастерскую с озабоченным и очень недовольным видом.
- В шахте авария, а вы!.. – переминался с ноги на ногу. – Два добычных участка!..
- Не тяни, говори!..
- Движок!..
- Что движок? Полетел?!..
- Ну да. Звонил диспетчер, срочно опустить…
- Куча дел, так бы сразу сказал!.. - привстал Авдей и обратился к остальным: - С кем-нибудь, давай, съездим!..
     Желающих, конечно, не было.
- Так и быть, обойдемся без вас, - решив поехать в шахту сам, заторопился явно обиженный Лебедев.
     Все с облегчением вздохнули.
     Когда горный мастер с Авдеем вернулись, в слесарной мастерской стояла тишина, стоял густой табачный дым, а самих горнорабочих, кроме Валерия и еще одного перебравшего товарища, уже не было – кончилась рабочая смена и они отправились в душевую. Едва сидел на лавке окончательно пьяный, с жалким видом салага.
- Кажись, немного перебрал, - увидев вернувшихся, тотчас привстал, потянулся к недопитой бутылке, однако тут же передумал и неуверенно шагнул к выходу другой, более старший мужчина. – Допивайте. А пас.
     На столе полный беспорядок: лежали остатки закуски, окурки, скомканные коробочки из под сигарет.
- У нас еще осталось выпить? – и немного очнувшись, Валерий. – Давай, по капле, да пойдем!..
- Тебе уже сегодня ни к чему, - приводил все в порядок Авдей. – И по какому это случаю ты решил так сегодня нажраться?!
- Со своей разругался, вот на зло и решил отыграться.
- Ну и дурак, - подвел итог старший. – Нашел кого и чем пугать!..
- Вот именно!.. – согласился с ним Лебедев. – Что ж, давайте, пойдем. Мне еще в нарядную…
     И спустя полчаса их встретил северный, уже взъерошенный сентябрь. Два часа ночи; шел монотонный и тоскливый дождь…
- Куплю машину и тогда!..
     Авдей же продолжал молчать.
- Вот тогда!..
- Помолчи, надоел.
     В темноте едва виднеющиеся лужи, грязь…
- Вот и дома, до завтра!.. – немного протрезвел Валерий.
- Купишь машину и тогда, - усмехаясь, мужчина, - докажешь всем, что ты!.. Ну да ладно, до завтра.
     Шел монотонный и тоскливый дождь; в глазах Авдея снова всплыло и не хотело исчезать видение: в белом платье невеста, ее счастливое, еще наивное лицо. «Горько!..» - с тупой жестокостью кричали и не хотели отступаться уже подвыпившие гости.


     Всегда веселый, добрый и большой, и очень-очень сильный папа. Взял на руки, понес. Совершенно неважно, куда. А кругом облака. С ними стала единой, плыла, становилась все более мощной, быть может, и не предвещающая счастья, но чудесная, можно сказать, космическая музыка… Лишь пушинка в пространстве… и в ночи, и в светлом безграничном дне, пушинка в вечности, в любви… Но, увы, появились другие, менее сильные, ненадежные руки… и вернули на грешную землю… Тяжелые эти руки… Отвратительный запах и храп…
     Почему?!.. И за что?!.. А может быть, сама, в своей чрезмерной жажде благ и в своем неуемном стремлении поскорее устроиться, свить прочное гнездо, сама и повинна во всем?.. Но ведь это – кирпичики, из них строятся замки…
     Христина поднялась с постели и занялась домашними, нескончаемыми делами, а к обеду проснулся и он, ненаглядный.
- Жена, а жена, где ты есть?!.. – еще лежа в постели, и совсем не в плохом настроении, воскликнул. 
- Готовлю, дорогой, обед, - отозвалась из кухни она.
- Ты это дело брось!..
- Что-то серьезное?.. – отложила стряпню и явила свой лик молодая хозяюшка.
- Разумеется, милая, - подскочил и, обняв, повалил на диван. – Для начала займемся другим!..
- Но я… да и ты… - пыталась воспротивиться супруга.
- Помолчи, ненаглядная!.. Ну!..
     И хотелось ей очень раскрыться и отдать себя всю, и хотелось самой получить… То, о чем только знала, чего, естественно, желала. Хотелось, но… как обычно, ничего… Не смогла обмануть ни себя, ни Валерия.
- Ты просто-напросто не любишь меня, - упрекнул, отдышавшись. – И всегда, и всегда холодна!..
- Зато ты чрезмерно горячий!.. – на этот раз не промолчала и вскипела Христина. – Только-только начав, начинаешь пыхтеть!.. И потом… мог бы меньше и пить!.. Этот твой тошнотворный, омерзительный запах!..
- Ах так?!.. – рассвирепел супруг. – Тогда найди себе другого! Чтобы мог с тобой час, чтоб не пил и так далее!..
     И так далее, так далее… И закончилось тем, что Валерий наспех оделся, хлопнув дверью, куда-то ушел, а Христина осталась одна… И обедать одной… Давясь слезами.


     Тридцать три года; возраст умения ждать и терпеть, возраст более зрелых и более плодотворных мыслей; и таким, вне сомнения, был, вне сомнения, есть да и будет Спаситель… Прошлое есть основа, его никогда и никому не стереть, оно должно способствовать, способствует рождению этих, более зрелых и более плодотворных мыслей…
- Мне, к сожалению, пора, - с задумчивым видом произнесла женщина.
- Иди, - равнодушно ответил Авдей. – А я немного подремлю.
- Боюсь, увидимся не скоро, вряд ли это получится на следующей неделе.
- Что ж… Ты ведь умеешь заводить…
- Если этого хочешь, блестят глаза у тебя…
- Часто люди балдеют тогда, когда делают то, что, мягко скажем, не совсем пристойно, что щекочет им нервы, - усмехнулся мужчина. – Пикантность ситуации в нашем случае в том, что я, в отличие от тебя, совершенно свободен…
- Ты искуситель, Казанова, - нисколько не обиделась она, - ты играешь людьми!
- Я просто неплохой психолог и хорошо знаю их слабые места… Чуть ли не в каждом человеке таится рабская и, очевидно, неосознанная жажда, желание быть только инструментом в чьих-либо руках, чтоб им кто-либо, не так уж важно кто, руководил, играл, манипулировал как куклой. В то же время таится потребность и играть самому. Часто бывает непонятно, кто кого подчиняет, кто есть кукловод, а кто - марионетка, каждый мнит себя умным и сильным. В нашем случае я, полагаю, играю тобой, ты, наверное, мужем.
- А влюбленность есть слабость, - печально улыбнулась гостья. – Тот, который в кого-либо влюблен, тот и есть кукла в руках любимого человека.
- Это к нам не относится, - усмехнулся Авдей.
- Как сказать, как сказать?.. А в отношении нас, мне абсолютно безразлично, кем я буду с тобой, игрушкой или кукловодом.
- Порой и впрямь чертовски хочется, чтоб мною кто-нибудь руководил, хочется стать инструментом… Хотя бы временно… Ну давай же, попробуй, сыграй!..
- С удовольствием, милый!.. – начала целовать, ласкать тело любовника…
     «Сыграла», а потом… ушла; и мужчина остался один; и пытался… пытался уснуть.
     Возраст умения терпеть, более зрелых мыслей… Только что, что делать со своим, очень и очень сильным и слишком сексуальным телом?!.. Чрезвычайно трудно жить, когда все знаешь наперед!..


     Почти что каждый день звонила, не забывала сына мать.
- Насколько помню, говорил, - и опять же она, - что у тебя сегодня выходной.
- Пригласишь нас на ужин?- вопросом ответил Валерий.
- Нет, я не приглашу! И все же собирайтесь в гости, покупайте подарок, так далее!..
- Кому?!..
- У бабушки сегодня юбилей, забыла вас предупредить.
- Хорошо, только мы… мы сидим без гроша!.. 
- Как обычно, - и замолкла, задумалась мать. – Чтоб не бегать, сходите к соседям и займите до завтра у них. Я вам вечером дам…
- Ладно-ладно, займем!..
     Собрались и купили подарок, цветы и бутылку крепленого, увы, не лучшего вина, и направились к бабушке. Под ногами шуршали опавшие, успевшие подгнить листья.
- Я сегодня весьма сексуально настроена, - с лукавым выражением лица, сообщила супругу Христина. – Ты уж много не пей.
- Посмотрю, - небрежно бросил и поморщился он, а потом, улыбаясь, добавил: - На этом фронте я всегда готов!..
     Под ногами шуршание листьев, старый-престарый, хрущевских времен дом, наконец полутемный и пропахший кошачей мочой, и совсем неприглядный подъезд. Но прежде чем переступить порог, влиться в компанию ей почти незнакомых, близких мужа людей, Христина с робостью призналась:
- Я боюсь.
- Ты просто глубоко дыши, - лишь усмехнулся он.
     И вошли, и вручили подарок, поздравили; и далее шло все преспокойным, как всегда в таких случаях бывает, в какой-то мере скучным образом. Разнообразие внес намного опоздавший, с аудио плеером на поясе, потому с торжествующим видом вошедший Максим, двенадцатилетний, ростом с родителей мальчик, двоюродный брат Валерия.
- Поздравляю, бабуля, - от себя ей вручая цветок, покраснел.
- Ух ты!.. – и стал центром внимания другой, более старший и женатый «мальчишка». – Купили плеер! Покажи!..
- Вот, пришлось, - пояснил дядя Клим, - за прилежность в учебе!..
- Сани, - осмотрел вещь Валерий, скривив лицо, изрек: - К сожалению, не японский, дерьмо!..
- Нет, японский!.. – пытался возразить Максим.
- Да нет же, посмотри, написано!..
- Отдай!.. – наконец разозлился и надолго насупился тот.
- Ну конечно, Валера, я знаю, - тут не выдержал Клим, - оно ведь все, что не твое – дерьмо, - но обидчик уже и не слышал, уже в наушниках балдел.
     Неуютная пауза.
- Что ж, давайте хоть выпьем!.. – неприятно, конечно, и ей, виновнице торжества.
- Ага, давайте, опрокинем, - на этот раз расслышал, поднял рюмку Валерий. – В твое здоровье, бабушка!
- Ну а я уже больше не буду, - очевидно, стыдясь за сыночка, вскочил, развел руками все время молчавший отец шалопая. – Мне ведь в ночь на работу.
- А может, все-таки на посошок?..
- Нет, спасибо, пойдем.
     И родители парня, тайком вручив Христине якобы занятую у соседей сумму, распростились, ушли. Оставшиеся выпили еще… и еще; и Валерий был лидером, проникся ролью тамады… пока были спиртные напитки.
- Ну что, Христин, потопали?.. – не осталось ни капли.
- Пойдем, - покорно согласилась та.
- Вы, надеюсь, домой?.. – проявила вдруг бдительность бабушка.
- Зайду к Володьке, поиграю в компьютерные игры.
- Один?!..
- Ну конечно, а что?..
- Посмотри, какой шустрый!.. – пожал плечами обескураженный Клим.
- Ты что себе, голубчик, позволяешь?!.. – с возмущением, старая. – Женился, значит, никаких Володек!.. Гляди, там, у него и добавишь!..
- Да не волнуйтесь вы, не маленький!.. – разозлился Валерий.
- И в самом деле шел бы ты лучше домой, - встала из-за стола, пыталась успокоить племянника мать Максима Валя. – Друзья, конечно, хорошо…
- Да что ты гонишь, что ты, тетя, гонишь?!.. – и вовсе разошелся тот. – Во-первых, он вообще не пьет, а во-вторых… какое ваше дело?!..
- Ну да ладно, да ладно, уймись…
- И что вам всем от меня надо, чего все прицепились?!..
     А за столом опять все в крайнем замешательстве молчали, молчала и в дверях стоявшая, вот-вот готова разреветься Христина.
- Гуд бай!.. – произнес на прощание Валерий.
     Хлопок двери; напряженная тишина… Первой пришла в себя виновница торжества.
- Гаденыш!.. – констатация факта.
- Вот такой он, наш внук, - тяжко-тяжко вздохнув, молвил слово и дед.
- Я бы заехал по физиономии, - высказался Клим.
- Вряд ли это что даст…
- Говнюк, - чуть ли не плача, добавила когда-то нянчившаяся с балбесом Валя.


     Такой же, как и в сентябре, октябрь - моросил мелкий дождь; истощенный, но все еще жив, и совсем одинокий комар; кругом как-то уныло, прохладно… Не жарко и в читальном зале библиотеки. Ни закурить, ни попить кофейку… Читать, как и идти домой, Авдею вовсе не хотелось; оставалось лишь думать и, быть может, чуть-чуть помечтать.
     Старина Брехт и его «Трехгрошовая опера», отчаянный и очень драматичный парень Мекки-Нож…* Те самые проблемы были, разумеется, есть, видно, будут всегда; и не только у нас… Вряд ли поможет, успокоит Брехт… Когда в душе протяжный вой, нужно что-то другое, вероятно, сильнейший катарсис, вызванный, например, опять-таки немцем Борхертом…** 
     Моросил этот мерзкий, всем надоевший дождь; в зале молча сидели и что-то читали, пытались слиться с кем-то мыслями, хватались за иллюзии, страдали слабые и сильные, и очень-очень одинокие, как тот комар, наверное, неглупые мужчины, женщины, подростки. И девушка… с янтарной брошью на груди.
     Женщина и янтарь!.. Янтарь и слово жив, живица – с живительным, можно сказать, пьянящим запахом, прозрачная и чистая слеза младенца. Живица стала солнечным, сама не видя солнца, камнем, осталась чистой на века. А кем же, кем же стали мы?!.. И ищем забытья в других, менее теплых и светлых вещах, всю жизнь чего-то ждем, чего-то постоянно ищем. Но не там, не того…
     Наконец он сдал книгу и вышел; продолжал моросить надоедливый, надолго зарядивший дождь; мужчина закурил, приподнял ворот куртки и медленно пошел туда, где люди, там где много людей.
- Мне, пожалуйста, самый красивый, желательно с комариком внутри янтарь, - попросил продавщицу с улыбкой.
- С комариком, увы, очень редко встречаются, - и в ответ улыбнулась она, - но без него… Я уже присмотрела, сейчас… Вот, прошу…
- Ух ты!.. – и купил очень теплый, изящный, с прозрачным натуральным янтарем кулон.
     Моросил надоедливый дождь; а на душе уютно, радостно… Уж теперь не убьешь, не изнасилуешь, не украдешь…


     Она сыграла ему рондо.
- Боюсь, что этой ерундой ты никого не удивишь, - сделал вывод Валерий.
- Зачем кого-то удивлять? .. – тут же сникла Христина. – А ведь тебе когда-то нравилось.
- Играла б что-нибудь путевое…
- Я тучи разведу руками?..****
- Можно, конечно, и ногами…
- Пошляк!..
- И нужна ли нам эта бандура?.. – ткнул пальцем в инструмент. – Стоит практически без дела, а мне придется залезать в долги!..
- А нужна ли тебе так машина?.. – и пожала плечами супруга. – Пианино купил, подарил мне отец, я его ни за что не продам.
- Ну, это… поживем-увидим, - продолжал гнуть свое, хитро улыбнулся супруг.
     А вечером того же, выходного дня, только собрались погулять, телефонный звонок.
- Приходите к нам в гости, на ужин, - бодрым тоном, мать женщины.
- Ладно, мама, придем…
     И спустя пять минут…
- Мне , признаться, не хочется, - пытался брыкаться Валерий.
- Надо, - и поставила точку она. – Обещала, придем.
     Неторопливо шли по улицам вечернего, уже темнеющего города.
- Давай, заглянем к тете Вале, - внезапно предложил супруг.
- Но мы… нас будут ждать…
- Всего на несколько минут!.. – казалось, и не слышал он.
     Дверь открыла сама тетя Валя.
- Ого!.. – и с радушием встретила, пригласила зайти, упрекнула племянника: - Мог бы и позвонить.
- Мы зашли мимоходом, - объяснил и с восторгом добавил: - Я слышал, вы приобрели компьютер!..
- Купили на свою беду.
- Почему на беду?!..
- Наш Максим только этим и занят, - и вздохнула она. – Ну да ладно, пройдите, поиграйте и вы.
- Нет-нет, мы на минутку, в другой раз, - оставаясь в прихожей, Христина, только муж и на сей раз не слышал и уже, вероятно, играл.
     Тут женщины немного поболтали. В домашнем одеянии, видно, из кухни появился Клим.
- А этот крендель где?!.. – и спросил, поздоровавшись.
- Очевидно, увлекся и он, - указала хозяйка квартиры на дверь, из-за которой доносились дружные и явно возбужденные возгласы.
- Да!.. – посерьезнел, даже омрачился мужчина и тут же обратился к гостье: - И за кого ты вышла замуж?..
- Эй-эй!.. – предупредила Валентина.
- Ладно-ладно, не буду, пошли!.. – обращаясь опять же к Христине. – У нас есть вкусное-превкусное варенье!..
- Спасибо, но… - заколебалась молодая женщина. – Я только маме позвоню?..
- Да, конечно, конечно, звони…
     Уют, чай и печенье; а за стеной совсем чужой, совершенно чужой человек… Очевидно, увлекся, играл…


     Карина вспомнила тот вечер и наваждение до того… С волнением… но в то же время и с недоумением…
     Странно…
     Ночная смена; утро; лето и скупое, почти негреющее солнце; чей-то пристальный взгляд и мурашки, тотчас пронзившее желание ему, незнакомцу, отдаться!.. И отнюдь не красавец, правда, недурно сложенный мужчина подошел.
- Вижу, ждете меня, - усмехнулся наглец.
- Жду автобус, как все…
     И чего это он вдруг пристал к не молоденькой, не вызывающе себя ведущей женщине?..
- Вы ждете именно меня!..
- Похоже, вы совсем того!.. Я, естественно, замужем, у меня уже взрослая дочь!..
- И несмотря на то, вы, я вижу, несчастна.
- Покажите счастливого.
- Ваш потайной огонь продолжает гореть, продолжает сжигать изнутри.
- Слава Богу, живая, слава Богу, владею собой.
- Все должны жить в гармонии с миром, природой и, разумеется, самим собой, что означает необходимость прислушиваться к своим желаниям, а воздержание… Это, увы, диссонанс!..   
- Гармонии и близко нет и не может быть там, где обман и измена, разврат!..
     Настоящий самец, все ему нипочем; очень-очень неглупый и настойчивый, сильный!.. И оба все прекрасно понимали и искусно играли…
- Нравственность – понятие весьма и весьма расплывчатое, - философствовал незнакомец, -  оно есть умозаключение людей и оно, несомненно, абстрактно. На самом деле все гораздо проще: есть только «инь» и «ян», два полюса, и больше ничего!..
- Чисто мужское, первобытное мышление… Выжить, не означает кого-то убивать или грабить, любить, не значит лечь с объектом вожделения в постель.
- Но стремиться к последнему надо! Грош цена мужику, который боится или стесняется любимой об этом сказать, намекнуть!..
- Как видно, я – очередной объект…
     Вероятно, надолго, надолго!..
- И очень может быть, последний!.. – вполне серьезно заключил. – Я это чувствую нутром.
- Так сразу, ни с чего и?!..
- Ни с чего никогда ничего не бывает! А мы… мы с вами знаем, лично я убежден, что мы оба живем как бы в одной тональности, что наши мысли и чувства существуют и вибрируют, распространяются на той же частоты, той же длины волнах… По меньшей мере, я отлично слышу и вижу, могу себе представить то, что видите и слышите, и чувствуете вы… И хочу вас ласкать, и хочу в вас войти!..
- Довольно!.. Это уже слишком!..
- А в это время вы… - возбужденно продолжил мужчина, - ваше упругое и страстью переполненное тело прямо-таки пылает от желания, мысленно вы раздвигаете ноги, руками обвиваете меня… И мы входим и тонем друг в друге!..
- Прекратите, - и с мольбой обращаясь к нему, - прошу вас, достаточно!..
- Признайтесь, в вас проснулась женщина, - наконец усмехнулся. – И даже стало сыро там…
- Вы страшный, беспощадный человек!..
- Я альтруист и потому могу, готов и выполню любую вашу прихоть, любые ваши сокровенные желания!.. 
     И автобус; наконец-то подъехал и спас от натиска столь непривычных, к сожалению, приятных, с ума сводящих слов. На время…
     В действительность вернул звонок; в трубке раздался голос мужа:
- Чем занимаешься?..
- Мечтаю, - и почти не солгала Карина.
- Ну давай, помечтай, - наверно, улыбнулся он. – Говорят, что невредно.
- А ты?..
- Я, увы, задержусь…
     Этот непродолжительный, со стороны казалось, пустословный разговор внес желание действовать – женщина погляделась в зеркало, потом набрала хорошо знакомый номер.
- Привет, мой милый, это я!.. – с кокетством начала. – Не ожидал?..
- Привет, рад слышать, но… - и с прохладцей ответил любовник, - мне пора на работу.      
- А я… - тут же расстроилась Карина, - я могла бы придти.
- Значит, придется отложить…
- А жаль!..
- Позабавься хоть изредка с мужем.
- Ты бессердечный, беспардонный тип!
- Ну а ты ненасытна кошка, - усмехаясь, парировал он. – Да ладно, ладно, не серчай, мне действительно некогда.
- Завтра сможем увидеться?..
- Обязательно, киска, звони!..
     На этом разговор закончился; давным-давно закравшееся подозрение, что у Авдея есть другая, быть может, более молодая женщина, наподобие снежного кома росло и внезапно обрушилось тяжкой, непосильной для нее ношей и Карина металась по комнате, а в ее голове беспрерывно рождались, тотчас отбрасывались неосуществимые, здравому уму противоречащие планы. Решила позвонить на шахту.
- Да, он недавно спустился, - ответил неприятный и с нервозными нотками голос. – Вы могли бы спросить у него самого.
     И гудки; как пощечина…
- Стерва, - и вслух произнесла, вновь задумалась женщина и невольно добавила: - К сожалению, и я…
     Чрезвычайно медленно текли, едва сочились сквозь пространство и зычно капали минуты. Потихоньку текли, вырастали в часы, а они превращались в спокойствие. Придя в себя, она, как подобает хозяйке, приготовила мужу вкуснейшее, что пальчики оближешь, любимое им блюдо. Тот не заставил себя ждать.
- Ого!.. – воскликнула Карина, увидев красные гвоздики в протянутой руке верного ей человека. – Это ты мне?..
- Ну да, а кому же еще?.. Все спешим, все куда-то бежим!..
- Спасибо, дорогой, спасибо!.. – с комом в горле прильнула к супругу она.
     Поужинали при свечах.


     В начале ноября здесь, в средней полосе, тепло; не сказать, чтобы очень, однако… белых мух еще не было; были бесплатные харчи, дом, постель, а чуть позже – машина и, конечно, Христина.
- Мне б скорее иметь, родить нам человечка, - ровным горячим дыханием щекотала плечо. – Такого же крепыша как ты!
- Значит, здесь же и сделаем!..
- Ну так, может, начнем?..
- Тебя как будто подменили!.. Дай немного вздремнуть!..
- Вздремни, мой касатик, ты мой труженик, спи… Проснешься и, как говорят в Декамероне, еще раз вспашешь мое маленькое поле…
- Начиталась там всякой фигни!
- Ну и ладно, и ладно, молчи!.. – обняла и прижалась все телом она. – И поспи, наберись много сил!.. 
     Наконец!.. Вошла, как говорится, во вкус, захотела еще и еще!.. Ну а в нем появилось желание заниматься любовью с другими!.. И с такими, каких еще не было: с изящными и очень-очень страстными… Осчастливить бы всех! Многих прямо в машине… за рулем и на заднем сидении!..
- Не вздыхай, успокойся и спи, - проявила заботу своя.
- К лету бы перекрасить машину. А вот резину надо бы сейчас…
- Может быть, как-нибудь обойдешься?..
- Ты что?!.. Хочешь попасть в аварию, в лучшем случае въехать в кювет?..
- Не хочу, разумеется, но на что же ее, эту резину покупать?..
     И так далее, так далее…
     Здесь, в средней полосе, тепло… Харчи, машина и Христина…


     Авдей нередко выпивал, но болезненной тяги к спиртному никогда не испытывал, писал хорошие стихи, но никому их не показывал. Однажды все-таки решился и… в городской газете появилась первая, казалось, никем и незамеченная, никем непризнанная публикация. Прошло дня три; звонок; и в трубке девичий, с явным волнением голос:
- Ваши поразительные стихи… - и запнулась она, - тронули меня до глубины души.
- Спасибо, я весьма польщен, - лаконично ответил Авдей, пытаясь вспомнить где, при каких обстоятельствах, когда же этот голос слышал. – Наверно, пишите и вы?..
- Нет, увы, не пишу, а о вас, между прочим, подумала, что вы чрезвычайно умный и внутренне богатый человек.
- К сожалению, бабник и пьяница!.. К тому же очень-очень стар, мне давненько за двадцать!..
- Самое время, чтоб жениться, - слышно было, как со смеху прыснула девушка. - Обзавелись бы детьми, забыли бы о чувстве одиночества…
- И носиться с авоськой, стать рядовым и скучным обывателем?!.. Не хочу!.. А одиночество… Человек – существо очень сложное, в то же время, увы, до абсурда простое, он – частица Вселенной… Человек есть всегда одинок. И тем более, поэт. И ничего не изменить!.. Личная жизнь поэта – постоянное страдание, иначе бы и не рождались, не появлялись бы стихи. Желание, умение, талант писать стихи – от Бога, смертный, в то же время бессмертный поэт есть воплощение Бога в творчестве, поэт не в силах жить как все, в рутине, он неподвластен самому себе… Жажда писать – своего рода наркотик.
- Выходит, положение безвыходное, - тут вздохнула она, - и вы обязаны писать!.. А к чему вам тогда выпивать и к чему вам беспутная жизнь?..
- Я, может быть, помпезно выражаюсь, но любовь вершит все. Только влюбленный человек способен приподняться над обыденностью, задуматься о смысле нашего существования, увидеть настоящий звездный дождь, услышать музыку, казалось бы, в обыкновенной речи. А посему люблю их, женщин, всех: изящных, кругленьких, веселых и печальных, умных и глупых… А пьянство… Наверное, от безысходности своего положения, от одиночества в конце концов…
- Только счастья от пьянства немного!
- Да, действительно, мало. За все надо платить, в том числе за талант. И если человек чем-либо, каким-нибудь талантом наделен, значит, в ущерб чему-то. Ну а счастье… Это – непозволительная роскошь, - задумался Авдей. – Вот вы, насколько понял, умная, по меньшей мере, неглупая девушка, но, признайтесь, не очень счастливая, как и все, одинокая. 
- Муж постоянно чем-то занят… К тому же с ним… с ним трудно о чем-либо говорить. Он, увы, нигилист.
- Занят, может, другими, быть может, очень важными делами.
- А чувства, а душа?!..
- Это – проблема многих, миллионов людей на земле. Все норовят лишь что-то от кого-то взять, при этом забывая дать. Ну а мы… мы уже говорим, значит, что-то друг другу даем. И можем это делать впредь.
- Спасибо, но… - как-то вдруг спохватилась, явно засмущалась она. – Боюсь, вам быстро надоем.
- Позволь мне перейти на «ты».
- Да, конечно, конечно!
- И называть тебя Юноной.
- Согласна.
- В таком случае…
- Нет-нет, на сегодня достаточно, нет!.. Я скоро, очень скоро позвоню!..
     И гудки… Лай собак за окном…
     И осталось предчувствие… Живое тянется к живому…
«Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу…»*****


     Похолодание… на улице и в отношениях; с той поры как вернулись домой… И раздражение…
- Ну что там у тебя с работой?.. – и однажды с иронией спросил, потом вздохнул Валерий. – Что-нибудь подыскала?..
- Медсестрой не устроиться, - лишь развела руками женщина. – Зря, выходит, училась.
- И?..
- Санитаркой в больницу, а на шахту техничкой…
- О последнем забудь!..
- А о чем же мне помнить?..
- О том, - все-таки улыбнулся, - что ты моя жена! И я сам обо всем позабочусь.
- Только, пожалуйста, не тяни, - попросила Христина и, побледнев, метнулась в ванную.
- Хм! – с озабоченным видом продолжил Валерий, когда она вернулась в комнату. – А ты, случайно, не того?..
- Похоже, да.
- Черт! – и вовсе не обрадовался он. – А у врача, у гинеколога была?..
- Пока что нет, но…
- Так чего же ты ждешь?!.. – не дав ей толком объяснить, оглушительно рявкнул супруг. – Прямо-таки детсад, настоящий дурдом!..
     А Христина молчала; он продолжал кричать; отчуждение росло.


     Едва Авдей пришел с работы и очень-очень хотел есть, зазвенел телефон.
- Голодный волк на проводе, - ответил, как всегда, шутливо.
- И я, - и донесся немного гнусавый, взбудораженный голос Валерия, - но только в сексуальном плане. Ты бы мог мне помочь…
- Хочешь трахнуть меня?..
- Тебя пусть трахает начальство, а у меня в машине телка!.. Мог бы снами сначала и выпить, а потом…
- Моя квартира не бордель!.. И вообще… что-то рано ты начал!..
- Да пойми же, моя залетела, - не ожидав такого поворота, растерялся Валерий, - вечно только психует и в последнее время совсем не дает…
- Ну и что?.. Сам же ей и заделал, терпи!.. От себя же добавлю, что в таком положении несладко со всеми…
- Больно хочется с этой…
- Поимей эту сучку в машине.
- Боюсь, в машине мне не даст…
- В таком случае дрочи!.. – разозлился Авдей, бросив трубку, добавил: - Годиков, этак, десять!..
     И не успел он заварить индийский, черный бархатный чай, вновь раздался звонок. И звонил на сей раз совершенно другой, другого склада мышления, другого внутреннего мира человек.
- Очень внимательно слушаю, - и намного серьезнее, мужчина.
- Это я… - как колокольчик зазвучал знакомый милый голосок. – Мне очень хочется похвастаться!.. В какой-то мере и поплакаться…
- Что-то произошло?..
- Да, во мне зародилась другая, пока что крошечная жизнь!..
- С чем тебя поздравляю!.. Ну и мужа, конечно…
- Похоже, он совсем не рад, хотя раньше хотел… И у меня к нему с недавних пор какие-то двоякие чувства: люблю и в то же время…   
- Ну а он?..
- Почти и не бывает дома, - и вздохнула Юнона, не осталось сомнений, Христина.
- Где же он пропадает?..
- Мы недавно купили машину…
- И, наверное, в отпуске, - ждал подтверждения Авдей.
- Да, недавно вернулись.
- А может, в чем-то виновата ты?..
- Может быть, может быть… Могли бы разобраться сами, но… он совсем как мальчишка, трудно с ним говорить!..
- Будешь воспитывать двоих.
- Может быть, может быть, - повторили она. – Если не разбежимся.
- Как бы то ни было, он – все-таки отец твоего ребенка.
- Что ж, придется терпеть.
- И пытаться все как-то уладить.
- Спасибо, - будто этого ждала Христина, на прощание сказала: - Я тебя никогда не забуду.
     А через несколько минут опять, уже третий звонок.
- Скорая помощь, - пытался как-то приободриться мужчина.
- Хорошо, не психушка, - засмеялась Карина.
- Весь мир – сплошной дурдом.
- Ты не в настроении?..
- Я по уши влюблен, - не счел нужным что-либо скрывать.
- Позволь спросить, в кого, - преспокойно спросила любовница, - Кто же эта засранка?..
- Эта засранка – твоя дочь!
- Что?!..
- Только не надо волноваться, я клянусь, между нами все чисто!..
- Но как?.. как так могло произойти?!..
- Это не телефонный разговор.
- Ты предлагаешь?..
- Да-да, я предлагаю, приходи! – бросил трубку Авдей, туда-сюда недолго походил и с силой дернул из розетки шнур.


     И подкрался колючий декабрь, и как-то незаметно подползла освирепевшая, с бушующей метелью ночь, а Христина чего-то ждала; должно быть, нежности и ласки… Не дождавшись, всплакнула и вскоре…
     Много-много людей и глаза, чей-то проникновенный, одобряющий и явно восхищенный взгляд; и от этого взгляда тепло… Шумный и мощный водопад, кругом скалы, мимозы и снег, и полет; а рядом обладатель явно восхищенного и одобряющего взгляда, его надежное плечо; много-много цветов, руки, ноги и грудь, и глаза; в них небо, музыка, призыв; дыхание в унисон и полное слияние в ранимой, беззащитной душой и с пылающим телом… Волна блаженства, небо, мать и откуда-то кровь… Только все нипочем, ибо рядом был Он, большой и сильный, настоящий…
     Проснулась, вдруг все поняла.
     А за окном декабрь, с бушующей метелью ночь; а рядом преспокойно спал… нет, не Он, а Валерий.   


     Он показался ей совсем птенцом, хотя довольно симпатичным.
- Садитесь, подвезу за так, - открыв дверцу машины, сказал.
     Что оставалось делать молодой, к тому же незамужней женщине?..
- Я Валера, а вы?..
- Но ты же говорил, за так…
- Можно, конечно, и не отвечать.
     С большим желанием блеснуть, парнишка нажимал на газ и часто резко тормозил.
- Ну, допустим, я Люда.
- Люда, Людмила… Это от слова милая?..
- И, между прочим, одинокая.
- Пригласила бы в гости.
- Оставь свой кончик для жены, - с грустной улыбкой, женщина.
- Ей хорошо и без него.
- В этом случае ты – ротозей и просто не умеешь этим заниматься, не умеешь найти к ней подход.
- Могла бы обучить.
- Долго будешь расплачиваться.
- Как-нибудь расплачусь.
     И женщина задумалась над тем, что, очевидно, суждено ей быть лишь средством, объектом удовлетворения похотливых желаний мужчин, отдаваться таким вот самцам.
- Ты очень смелый мальчик!
- И хочу, чтоб со мною считались.
- Останови у этого крыльца… Что ж, спасибо, прощай.
- Эй-эй!.. – воскликнул бабник-дилетант, тут же осекся и добавил: - Угостила хотя бы чайком.
- Ради Бога, - и пожала плечами Людмила, - если будешь послушным.
- Постараюсь.
     Он оказался в самом деле смирным, даже слишком, пожалуй. Сидел, пил чай и, хлопая глазами, ждал. Вне сомнения, урока. Ей все это казалось пикантным. Села ближе к нему и искусно вздохнула…
     И Валерий завелся… как говорят, с полуоборота.
- Уймись, - не сразу все ему позволила, воспротивилась женщина. – Прежде чем что-то получить, надо сначала дать.
- Как?!.. – вновь захлопал глазами.
- Ты что, не видел порнофильмов?..
     Он оказался страстным и способным малым и провел с ней всю ночь, а утром, ошарашив, заявил:
- Отныне буду жить с тобой.
- Звучит очень заманчиво, - задумалась Людмила, - но иди-ка, дружочек, домой. Так будет лучше обоим… И к тому же добавлю, что у меня есть сын…
- Ну и что?..
- И я старше тебя!
- В постели это не заметно.
- Жизнь – не только постель!.. Представь, что скажут люди и твоя жена, как на это отреагируют родные… Да и мне… Только-только успею привыкнуть, а ты… Две-три недели поживешь и отчалишь к другим берегам…
     Валерий начал уговаривать, много ей обещать; его слова ласкали женский слух… Очень-очень хотелось поверить…


     Зима; на носу Новый год; две женщины и полонез Огиньского. «Прощание с родиной», прощание с эфемерным счастьем.
- Ты можешь мне ответить, мам, - все о том же Христина, - почему разлюбила отца?
- Не знаю, - растерялась Карина. – Все время думала, люблю… Казалось бы, кого, как не его?..
- Потом вдруг появился некто, - и продолжила дочь.
- Почему ты так думаешь?..
- Чувствую… Не сомневайся, чувствует и он, мой обманутый папа.
- Похоже, да… А ты?.. Ведь и ты?!..
- Признаюсь, есть один, интересный и умный, настоящий мужчина. Только это не то!.. Между прочим, сама ему часто звоню. Ну а он… и не ведает, кто…
- Не очень сложно и узнать, чтобы позже влюбиться.
- А я и так в него немного влюблена.
- Вот-вот!..
- В моем-то положении, мама?!..
- Но не вечно в таком положении будешь, - недовольная, встала Карина. – Ладно. Давай-ка собирать вещички.
     Сложили в сумки все необходимое, на дорожку присели.
- Сыграй, пожалуйста, еще раз, - внезапно попросила старшая.
     Зима, на носу Новый год; две женщины и полонез… Прощание с эфемерным счастьем.


     Сквозь шторами закрытое окно от уличного фонаря струился неживой, будто потусторонний свет.
- Ну не лежи, скажи же что-нибудь, - попросила Карина.
     Но любовник упорно молчал.
- А что, чем могу я конкретно тебе, да и всем вам помочь?.. – в конце концов заговорил, рукой скользнул в ее опять сырую глубь. – Хочешь этого вновь?..
- Да, хочу, - поспешно подтвердила та.
- Ну а вдруг ничего не получится?..
- Чтобы все получилось, постараюсь и я. Вопрос всего лишь техники.
- Даже не знаю как, с чего начать.
- С того, с чего сейчас…
- Гореть нам, черт возьми, в аду!..
- Да, мой милый, гореть, - вновь поддаваясь опьянению, согласилась Карина.
     Но Авдей не ласкал; он будто бы кому-то мстил; возможно, тем, бывшим в этой постели красавицам, вероятно, Валерию, а может быть, и всем, всем женщинам и их мужьям, сожителям, любовникам…
- Ты сегодня жесток, - придя в себя, упрекнула она.
- Начал вживаться в роль, - с иронией ответил он. – Если не нравится, можешь одеться и…
- Нет-нет, наоборот!.. Это так необычно!.. Прямо какой-то мазохизм!..
- И все-таки, пожалуйста, уходи и забудь обо мне навсегда. И не вздумай звонить!.. Иначе сам в один прекрасный день возьму и позвоню ему, твоему мужу, и подскажу, с чего и как с тобой начать, как тебя ублажать… Чтоб больше не росли рога!..
- Возможно, я и шлюха, но!..
- Я знаю, знаю, прекрати!..
     И Карина оделась, перед тем как уйти, проронила:
- Надеюсь, выполнишь, что обещал.
- Я никому и ничего не обещал! – хотел вскочить, но спохватился и остался в постели Авдей. – И никому, и ничего не должен!..
     Хлопок замка и тишина… пришла; заполонила мир; и потихоньку превратилась в вой.


     Автобус, тяжело пыхтя, подъехал и, сделав полукруг, остановился, и из него, галдя, посыпались идущие на смену мужики. Валерий приоткрыл окошко машины, однако все, один-другой кивнув, заторопились к освещенному, редко пустующему административному зданию шахты.
- Домой?.. – вяло спросила Людмила.
- Нет-нет, он, наверно, приедет на тачке.
- На своей?
- С нищетой не вожусь!..
     Из-за угла вплыла и, шелестя покрышками, приблизилась, плавно затормозила иномарка.
- Неужто он?!..
- Сказал, абы с кем не вожусь! – с гордостью произнес и ринулся к товарищу сожитель.
     Короткая беседа и… оба подошли к отечественному, с десяток лет на службе «жигуленку». Не проронив ни слова, будто не видя в гордом одиночестве на заднем сидении съежившейся Людмилы, мужчина уселся за руль и, запустив еще горячий двигатель, прислушался. А Валерий опять повторил:
- Мне кажется, стучит.
- А мне, - не выдержала женщина, - что твой друг совершенно слепой.
- Простите, не заметил, добрый вечер, - не очень-то смутился, вскользь глянул на нее Авдей.
- Он в мыслях вовсе и не здесь, а очень далеко, - успокоил Валерий любовницу, - он знаменитый в городе поэт! 
     Шахтер и поэт; странное сочетание; и включил передачу; машина тронулась и до Людмилы неожиданно донесся будоражащий, очень приятный, необычный запах одеколона; и взгляд ее сначала был прикован к строгому и, судя по всему, классическому профилю, потом к ухоженным и, очевидно, чувственным рукам.
- Вполне прилично тянет, но!.. – виртуозно развернулся он.
- Может быть, поменять масло?..
- А зачем?.. Сам же мне говорил, что недавно менял… Ну а подрегулировать, конечно, желательно. Могу, если хочешь, и я.
- Что ж, давай, в долгу не останусь!
- Звони… - наконец улыбнулся и, заглушив движок, вышел из машины мужчина, напоследок добавил: - До свидания, пора на наряд.
     Воцарилось какое-то неопределенное молчание.
- Черт! – первым очнулся Валерий. – Думал, сразу обсудим все эти дела!..
- Может быть, надо его угостить…
- Да он не очень-то и пьет.
- В закоулках, возможно, не пьет… Ты пригласи домой.
- Может, ему еще и девку?!..
- Это явно сумеет и сам!..
- Да, наверно, сумеет, - едва тронулись с места и мотор рассердился, заглох. – Черт возьми!..
     Людмила промолчала и подумала: она, легковушка, железная, а тоже требует к себе внимания, умелого и чуткого к ней обращения. Перед глазами всплыл красивый мужественный профиль, пальцы, плечи и бедра…
- Да, нехило живет... – мечтательно произнесла она. – У него что, богатая жена?..
- Нет, давно разведен. Ну а деньги… Раньше работал на добычном участке, естественно, неплохо получал…
- Тогда тем более пригласи. Приготовлю закуску, обед…
- Да, конечно, конечно. Завтра же позвоню.
     Домой вернулись за полночь; значит, завтра уже наступило. Выходной, можно спать до обеда обоим. И, включив телевизор, легли, но совсем молодой и цветущий мужчина повернулся к стене…   
- А ты о чем-то не забыл?.. – обняла его женщина.
- Хочешь выжать все соки, - проворчал, тут же ожил Валерий…
     Красивый мужественный профиль, пальцы, плечи и бедра… 


     Малыш… Он внутри, сладко спит; волноваться не надо. А надо хорошо питаться и много фруктов, овощей… Но на что их купить?.. Всегда, всю жизнь чего-то, что-то человеку надо…
     Христина подошла к окну, во льду проделала смешную и в то же время прослезившуюся лунку.
     По сути-то чужие люди… Помогли, подыскали работу, поддержали морально. Тетя Валя и Клим… Добрый, чем-то похожий на отца, вне сомнения, сильный мужчина.
     Шаги в прихожей; мать.
- Ты опять вся раскисла?.. – и с упреком спросила.
- А что мне больше остается?.. Ведь дело даже и не в том, что бросил, не первая, как говорится, не последняя, а в том, что ничегошеньки не объяснил, ушел и все, пиши пропало!
- Полагаю, что так и вернется.
- А зачем?.. Неужто можно что-то изменить?..
- Вернуть, чуть-чуть скрепить да склеить можно, всякое в жизни бывает, - подошла и прижалась к Христине. – Вопрос лишь в том, а стоит ли?.. Все женщины боятся одиночества и боятся остаться на скудной и редко получаемой зарплате, боятся за своих детей, мужики, к сожалению, часто, все понимая, безнаказанно, умело этим пользуются.
- Но он казался добрым, скромным.
- Не хнычь, - перешла на шутливые нотки и с улыбкой подбодрила старшая. – Сама найду тебе исправного и небедного мужика, и уж, конечно, не такого сопляка!..
     Тут как птичка запел телефон; Карина оказалась ближе; только тот, кто звонил, лишь молчал.
- Это, кажется, твой благоверный, - обратилась к Христине.
- Дай-ка отвечу я, - засуетилась, раскраснелась та…
- Хочу с тобой поговорить, - наконец-то промямлил пропавший.
- Никак вдруг вспомнил о забытой и когда-то любимой жене?..
- Пока что и не забывал!.. – опять-таки самодовольным, с пренебрежением к собеседнику тоном отозвался Валерий.
- И в постели с другой?!..
     Тишина.
- Так и быть, приходи. Во-первых, дам тебе пощечину, а потом побеседуем.
- Ты об этом еще пожалеешь!.. – бросил трубку Валерий.
     Женщины постояли и в глубоких раздумьях уселись, и инстинктивно сырость развели. Но с работы вернулся отец.


     И вовсе не хотелось спать.
     Успех; стихи; весьма и весьма в популярном, с огромным тиражом журнале. А в глубине души тоска, сумбурные, вряд ли к чему-то приводящие мысли, быть может, лишь зачатки мыслей. Придет время, созреют и тогда, вероятно, превратятся в основу и движущую силу творчества, пространственными существами и сущностью всего происходящего в мире. Но они, эти мысли, могут быть иногда и затертыми, поглощены более мощными, с большим потенциалом мыслями. Ах, и сколько же их, светлых и мрачных, никчемных и гениальных витают, ищут себе воплощения?.. И все же, все же ни одна из них не исчезнет бесследно, просто так, без последствий…
     Авдей вовсе не спал, а зажал свою волю в кулак и занимался тем, что весьма дурно пахло, что могло отразиться, повлиять на его же, без того очень сложную, можно сказать, капризную судьбу. Тем не менее делал. Делал то, чего в жизни не делал.
     Оккультизм есть наука опасная!..
     И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла не ешь…
     Но почему?!.. Кто бы мог однозначно ответить?!..
     Долго не спал Авдей.


     Он оказался очень пунктуальным и даже более, чем ожидала женщина, очаровательным. К тому же беспредельно наглым. Едва успел переступить порог, взглядом будто раздел и, обращаясь к Валерию, который думал только о машине и как бы поскорее выпить, выдал довольно примитивный комплимент:
- Да!.. Губа, я вижу, у тебя не дура!..
- А это вовсе не его заслуга, - отшутилась Людмила. – Я сама охмурила, затащила парнишку в постель.
- Мне остается только сожалеть, что это был не я, - вручил бутылку коньяка. - Простите, не купил цветы.
- Так уж и быть, на этот раз прощу.
     Вскоре уселись и… после первой же рюмки Авдей с Людмилой перешли на «ты».
- Ты отлично готовишь, - наконец констатировал он. – Вот бы только укропчику!..
- Чтоб улучшить потенцию?.. – усмехнулась она.
- Нет, пока что справляюсь и так, - и в ответ усмехнулся мужчина. – Можешь даже проверить.
     Валерий будто и не слышал, он с усердием ел; и часто, слишком часто, вливал в себя коньяк.   
- Ты мне позволишь закурить? – Авдей вновь глянул на Людмилу долгим и полным вожделения взглядом.
- Ради Бога!.. Сын сегодня у матери…
     А Валерий все пил, все сильнее пьянел.
- Опять включила этот чертов ящик! – скривив от недовольства губы, ткнул пальцем в телевизор он. – Одна реклама и придурковатые, для слабоумных предназначенные фильмы!..
- Тут ты, пожалуй, прав, - согласился и гость. – Лучше включить магнитофон, послушать бы что-либо для души.
- Почему бы и нет, - угождая Авдею, встала с места Людмила, в течение нескольких мгновении сумела показать ему не только ослепляющие, с ниточками синих жилок груди, но и чрезвычайно стройные, как бы нечаянно обнажившиеся ноги. – Что бы нам прокрутить?..
- На твое усмотрение.
     И хозяйка квартиры, казалось, впав в сомнамбулическое, будто у зомби состояние, наконец отыскала кассету.
- Ну так как же нам с этим движком?.. – чуть-чуть ожил Валерий.
- Можем сделать хоть завтра!.. Лишь бы свежей была голова!..
- Да-да, ты явно перебрал, - добавила и снова опустилась в кресло женщина.
     И диссонансом ко всему тихо-тихо звучала лиричная, для нежных чувств мелодия; ноги Людмилы разошлись, стало частым дыхание. Авдей поднялся, подошел…
- Может, займемся групповухой?..
- Я хочу лишь тебя, - едва пролепетала та.
- Начинай… Сделай это мне прямо при нем.
     И умелые руки расстегнули ширинку… И умелые губы, язык…
     А Валерий лишь тупо взирал.
     Безумие и разрушение!.. И всего, что могло быть святого!..


     Маленький человек, человечек… вдруг впервые толкнул; и еще, и еще… Христина приложила руку к животу, улыбнулась, погладила… А он, наверное, уснул. Чтобы набраться сил, чтобы придти, увидеть, победить!..
     Радости не было конца, только дома, увы, никого… И она поднялась, подплыла к телефону и набрала давно знакомый номер.
- Да, - очевидно, не в духе, Авдей.
- Мой малыш… он во мне начал брыкаться!.. – все-таки не смогла удержаться счастливая и молодая будущая мать.
- Значит, будет здоровым и крепким мужчиной! Я тебя поздравляю!.. – сказал как будто нужные слова…
- Что-то случилось?..
- К сожалению, да… Рад, что ты позвонила, но лучше… впредь лучше не звони. Особенно сейчас!..      
- Почему?!..
- Ты должна оставаться такой, какая есть теперь, чуткой светлой и чистой. А с такими как я или твой желторотый, лишь собой озабоченный муж, лучше бы не общаться вообще!..
- Вы с Валерой знакомы?!..
- Да, мы вместе работаем.
- Значит, мы с тобой виделись.
- Много раз… Раз даже танцевал!.. Не обижайся и не унывай, прости… А мне надо очиститься, стать хотя бы немного другим… Когда-нибудь, надеюсь, позвоню, - положил трубку он, а Христина задумалась.
     Другой мужчина, только пока что маленький, вновь проснувшись, забрыкался. А она с оптимизмом и верой, что все будет в итоге прекрасно, вздохнула.


     Усталость. В тридцать три года – надо же!.. Должно быть, потому, что глупо, беспардонно жил, в каком-то смысле экспериментировал. Увы, за все, чуть раньше или позже надо, приходится платить.
     Авдей налил стакан и выпил, закусил. Один!..
     Поэт; тщеславный человек. Оно, это тщеславие, необходимо для того, чтобы поверить в самого себя, чтобы действительно что-либо дельное, стоящее внимания сотворить, чтобы твой скромный, а вместе с тем и гениальный труд приносил людям озарение и свет, жажду кому-то что-то дать, а не лишь получать… И ведь кто-то когда-то сказал, что человек, не осознавший свое назначение, не может считаться великим человеком… Вот-вот, сначала человеком!..
     А время превратилось в камни… над головой; может, в полночь обрушатся…
     Телефонный звонок – средство коммуникации со внешним, увы, таким же как и сам, отнюдь несовершенным миром.
- Спящий ковбой у аппарата.
- А твой конь наготове, ковбой? – узнал голос недавно ушедшего в отпуск и явно намекающего на поездку горного мастера. – Боюсь, опоздаю на поезд.
- Конь пока не остыл, а вот всадник!.. К сожалению, принял стакан.
- Автобус только что ушел, - тяжко вздохнул горняк, - а частники… сам знаешь, обдерут как липку.
- Видно, надо рискнуть!..
     Январь, метель и снежные заносы; едва светили и качались, лишь кое-где мигали жалкие, будто простуженные фонари…
- Ого!.. – в явном настрое пустословить, сложил свои вещи в багажник приятель. – Думал, придется ждать.
- Говорил, что мотор еще теплый,  - равнодушно ответил, включил магнитофон Авдей.   
     С полста кирпичных современных зданий, а потом лишь бараки, бараки - окраина… Неблизкий и давным-давно по топкой и коварной тундре на костях наших дедов проложенный путь – к магистрали железной дороги, вокзалу. И зимой вполне сносным казалось шоссе.
- Классно парень поет, - опять заговорил болтливый, видно, навеселе горняк.
- Кто?.. – будто только проснулся, удивился водитель. – Этот кабацкий патриот, как там его, Шуфутинский?..
- Да. И я слышал, что он… ну из тех, диссидентов.
- Раз тебе он так нравится, то бери и кассету, дарю, - извлек и, положив в коробочку, с улыбкой протянул ее приятелю.
- А зачем?!..
- А не то вышвырну в окно!..
     И тому оставалось принять этот мелкий, но приятный презент.
     И вот она, железная, конечно, тоже на костях и на крови построенная транспортная артерия. И вокзал…
     Поезд уже стоял; и с ношами пыхтели прибывшие, занимали места уезжающие, туда- сюда сновали озабоченные люди. Мужики распрощались…
- Может быть, подвезете до города? – молодая красивая женщина.
- Нет-нет, простите, тороплюсь.
     Мог бы и подвезти… Но хотелось скорее домой, хотелось оказаться в милом, где ждала недопитая бутылка логове и хотелось побыть одному…
     Вот-вот полночь; множество едва ползущих машин; их приходилось обгонять; одну и вторую… и третью; узкая полоса дороги, поворот, а впереди огромный МАЗ; визг тормозов, удар… Откуда-то, со стороны Авдей увидел перевернутый и вдребезги разбитый Вольво, себя в нем окровавленного, с беспомощно в сторону откинутой головой, живых и невредимых пассажиров сзади ехавшего Москвича, водителя грузовика… На все это глядел он с иронией, будто бы зритель старого и довольно наивного, сентиментального кино; позже какая-то огромная, в которой оказался и с ускорением летел и бесконечно длинная труба; и очень-очень долгий путь; два стражника и наконец Оно, в виде светящегося шара Разумное Сверхсущество; заговорило с ним приятным дружелюбным тоном:
           «Пожалуй, рановато появился. Мог бы еще и пожить».
           «Торопился домой», - пытался оправдаться тот.
           «Торопился скорее добавить, утолить свою горечь в вине».
           «Не скажу, что я был алкоголиком».
           «Мне обо всем известно. Ты – губитель сердец и подлец, и развратник! И неплохой
            поэт».
            «Да, надеюсь, что был…»
            «Даже не знаю, что с тобой и делать. Может, отправить назад?..»
            «Если честно сказать, то не очень хочу возвращаться».
            «Ну, это ты, голубчик, брось!..»
            «Но я – свободный человек, вопрос жизни и смерти для меня несущественен!..»
            «Да!.. Ты, я вижу, к тому же упертый!.. Но греха в этом нет, повзрослеешь и сам
            все поймешь… Жалость, конечно, только чувство, все же жалко живых, пытаю-
            щихся тебя спасти, вернуть к жизни людей. Им и впрямь очень нужен поэт…»
     И голова у гостя закружилась, в глазах все слилось в голубой и феерический туман; и Авдей впал в беспамятство.


     Февраль; чрезвычайно лютый, на улицу не высунуть и нос. Христине было одиноко и опять же тоскливо.
- Слава Богу, пришла! – услышав скрежет открываемой двери, заторопилась встретить мать и, взяв в руки застывшие, морозом дышащие пакеты, игриво спросила: - Что-то вкусненькое?..
- Тебе бы только вкусненького, - с любовью пожурила та. – У меня, между прочим, есть новость: твой недавно вернулся к родителям и даже вроде бы не пьет!..
- Пусть живет где он хочет, - с безразличием, дочь. – Говорила же, мама, что он мне совершенно чужой.
- Ты уж, пожалуйста, не серчай, но формально он все-таки твой. Даже став не твоим официально, он отец твоего малыша, - протянула ей киви, резко сменила тему: - Чем сегодня накормишь?.. Проголодалась как волк!..             
- Я сварила гороховый суп. На второе получишь блины. Что ж, пошли.
     И уселись за стол. Но Карина опять что-то вспомнила и к еде не притронулась. У нее явно дрожали руки. Тут тревожное чувство охватило Христину. По правде говоря, это чувство возникло давно… Теперь достигло апогея.
- Что-то случилось? – и как недавно у Авдея, спросила у матери.     
- Нет, ничего серьезного, - явно солгала старшая.
- Что с ним случилось, мама?!..
- Ты только не волнуйся, жив, - вдруг расплакалась женщина. – Ехал ночью со станции и столкнулся с какой-то машиной… Он до сих пор в реанимации… В каком то смысле в этом виновата я.
- Признайся, ты ведь с ним спала?!..
- Перед ним мало кто устоит, - наконец-то решилась сознаться, с облегчением вздохнула Карина. – Сам сперва поманил, а потом, как всегда в таких случаях бывает, отверг. И теперь утверждает, что любит тебя.
- Ну и что вы решили в итоге?
- Если сумеешь удержать, держи, я не буду препятствовать.
     И наступило тягостное, довольно долгое молчание.
- Я подумаю, мама.
- Подумай, - поднялась, отошла от стола так ничего и не съевшая Карина.


     Но недолго Валерий терпел; покатился, как говорят, по наклонной плоскости, опускался все ниже и ниже; и нашел себе женщину, на этот раз конченую алкоголичку, с которой вместе пил и бесконечно, ежедневно вздорил. И на работе складывались напряженные, с пренебрежением к прохвосту отношения.
- А этот салаженок где?.. – спросил один из мужиков, когда все уж собрались в нарядной. – Опять сегодня не придет?
- Наверно, в пятый раз женился, - отозвался другой.
- Или в первый развелся, - под общий смех, подал голос и третий.
     Он все-таки пришел; еле живой, с кое-какой закуской и тремя, для откупа, бутылками водки, заранее придуманной, не очень-то правдоподобной версией-легендой – якобы дома обвалилась стена. Тут мужики немного поворчали, отпустили его восвояси.
     И Валерий побрел; к любовнице с ее трехлетним сыном Мишей; в обветшалый, с печным отоплением барак, где никто и не ждал.
- Это ты?.. – едва переступил порог, пролепетала молодая, в замызганном халате женщина; в углу игралось большеглазое, как обычно, голодное, анемичного жалкого вида создание.   
- А ты где, стерва, нажралась?!..
- Заходил тут с похмелья один, - нисколько не обиделась она. – И всего-то с бутылочкой красного.
- Расплатилась натурой?..
- Что ты мелешь, дурак?!..
- Ладно, - махнул рукой сожитель. – Дай на пару бутылок вина.
- С удовольствием, но… откуда возьму?..
- Откуда хочешь!.. Сама-то без меня нашла!..
- Клянусь, все отдала тебе!..
- И хрен с тобой! Не хочешь по-хорошему, не надо, - метнулся к шкафу он, где под бельем порой хранились небольшие, на неотложные расходы суммы. – Значит, все заберу!..
- Не смей!.. – с визгом вскочила и прытко бросилась за хахалем она. – Здесь только Мише на детсад!..
- Уйди!.. – этак небрежно и, казалось, несильно ударил любовнице в грудь, начал рыскать в тряпье, а в это время та, несколько метров отлетев, головой ударяясь о печь, как-то беззвучно растянулась, обмякла. – Вот мы их и нашли!..
- Мам!.. – что было сил заверещал малыш. – Ты упая, упая, вставай!..
- Да не шуми ты, - кладя деньги в карман, ухмыльнулся мужчина. – Не видишь, мамочка пьяна?..   
- Не пяна, а упая!.. – запротестовал тот.
- Эй-эй, ты дуру не гони!.. – все-таки подошел к ней Валерий, наклоняясь, побледнел. – Ты что?!.. Очнись! Я не хотел, очнись!..
     Сочилась, тотчас застывала кровь из рассеченного виска… Полуоткрытый и безвольный рот, стеклянные и в то же время с мутной пеленой глаза…
     Веревки дома не нашлось… телефона, естественно, тоже…
- Упая, - повторял ее сын.


     Вынужденное физическое бездействие Авдея, сквозь боли и мучения, все-таки приносило плоды – было время подумать, все взвесить, оценить и, взяв себя в кулак, творить. Он знал, что многое, не очень важное забудется, но главное в глубоких тайниках души осядет и при большом желании всплывет… Основным же желанием было: воскреснув, более мудро, может быть, более праведно жить…
- Вам опять передача, любезный, - игривым тоном сообщила, озарила присутствием хрупкая, весьма хорошенькая медсестра. – Положила ее в холодильник.
- И снова неизвестно от кого?..
- Нет, увы, не представились.
- Но это, очевидно, женщина?..
- А вы что, голубой?.. – усмехнулась она. – Ну да ладно, чуть позже зайду, что-нибудь принесу… 
- Спасибо, но…
- Нет-нет, догадывайтесь сами, ни за что не скажу!.. – и упорхнула озарять других.
     Карина… Что он мог бы ей дать?.. Лишь стихи?.. И нельзя слишком долго жить прошлым!..
     В окне палаты ожила, беспомощно карабкалась и пыталась лететь полусонная и весной подогретая муха.
     Весна… и любовь… Какой-то мудрец, вероятно, Конфуции сказал: Если любовью будут воспламенены сердца смертных, то весь свет будет наподобие одного семейства… Вроде бы и простая, совершенно понятная… гениальная мысль!..
     Почему-то клонило ко сну.
     Познание приходит с опытом; и лаконизм суждении. Для того, чтобы стать мудрецом, надо жить, расплачиваться за ошибки, ну а вследствие снова грешить. Однако жизнь и есть любовь; не только платоническая… Каждый более или менее праведно живущий человек хватается за мысль, что Бог воздаст всем по заслугам. Но зачем ждать чего-то от Бога?..
     Закрывались глаза.
     А чем же заплатил Конфуции?.. За вышеупомянутую, за многие другие мысли?.. Но не идти же в монастырь, не закрываться в четырех стенах!.. И с таким-то либидо это просто немыслимо!.. Даже прикованный к больничной, давно осточертевшей койке, все о том же, о том же… И остается лишь банальный, быть может, гениальный вывод: произвести себе подобного и выполнять  свой человеческий, как говорят, гражданский долг.
     Сон возвращает жизненные силы.
        «Я тебя никогда не забуду,
        Я тебя никогда не увижу…»
     Должно быть, и не заслужил… Да и не надо строить из себя страдальца!..
     Сон в силах сгладить все острейшие углы, он есть лучшая часть нашей глупой и, увы, не безоблачной жизни.


     На улице лежал оледенелый, с торчащими бутылками и прочими отходами, серого цвета снег; и лужи, чрезвычайно много луж в конце апреля – пасха; весенний праздник воскресения Христа, воскресения, быть может, Христины.
     Время все ставит на свои места.
     Карина с облегчением вздохнула и, взяв тарелку мужа, добавила в нее любимого им плова.
- Ешь, мой хороший, ешь.
- Вы прямо будто голубки, - и заметила дочь.
- Разве было когда-то иначе?.. – пожал плечами он.
- Вот именно, - поддержала и мать.
     С аппетитом обедали; на сей раз не мелькал проигнорированный, порядком надоевший телевизор, замолкли на минутку все; и только как-то шаловливо, создавая атмосферу покоя, мирно постукивали , как колокольчики звенели ложки…
- Может, по капельке вина?.. – предложила Карина.
- Раз Христине нельзя, воздержусь, - проявил солидарность отец.
     И опять все замолкли.
     Отец… и муж… Тот, который не предал, ни разу и не упрекнул, который терпеливо ждал, вне сомнения, страдал. Тот, который носил ей и носит цветы…
     И каждому хотелось малость, может быть, и от счастья всплакнуть.
     Мирно постукивали ложки…


     Острая боль и, стиснув зубы, первые шаги; проявление терпения; не час, не два, а много-много дней подряд; в конце концов награда – официально здоровый и с допуском работать под землей; и очень запоздалое известие о том, что совершил Валерий; звонок Карине на работу.
- Не находишь ли ты, что часть вины за то, что стряслось с твоим зятем, лежит и на нас?
- Да, увы, и за то, что случилось с тобой.
- В отношении меня ты ни в чем не повинна и к тому же я – зрелый мужчина, а он… Может, могу чем-то ему помочь?..
- Вряд ли, - тяжко вздохнула женщина.
- Ну а как на все это Христина?..
- Пережила… и пока, слава Богу, у нее все в порядке. Можешь сам позвонить…
- Неохота тревожить… Вот только бы узнать когда?..
- Ждем в августе.
- Не так уж и долго… Дай мне, пожалуйста, знать…
- Да-да!.. Я, однако, скажу, что ты мне позвонил, передам ей привет…
- Но как?!..
- Она все давно знает, догадалась сама… И теперь все у нас хорошо.
- Я рад… Так ты уж не забудь…
- Ладно-ладно, а ты… ты держись!.. и стань более серьезным!..
- Хорошо, обещаю!.. Пока.
     Гора свалилась с плеч… И хотелось Авдею в тот день позвонить, побеседовать с юной доверчивой и отвергнутой глупым Валерием женщиной, но решил воздержаться, так и не позвонил. Свои мысли мужчина направил в другую и тотчас поглотившую его музыкальную тональность, а вечером родил, вернее, написал короткий, в муках изношенный стишок.
         Время
         Оно бежит;
         И клацают секунды монотонно;
         И умирают не родившиеся,
         Родятся мертвые
         Хамелеоны.
         А время?..
         Оно есть только цвет.
     И в самом деле время – цвет, определяющее ценность всех наших помыслов и поступков, совершенных работ, всех человеческих деянии.
     К ночи проверил свой почтовый ящик; обнаружил журнал, в нем опять публикация!.. И растворился в незнакомых и, вне сомнения, близких ему людях, дышал с Планетой… и Христиной в унисон.
     Значит, время пришло.


     Сто шестая статья; до трех лет и так далее; явно неглупый, деловитый адвокат, ибо суд отложили – как-никак есть законная, которая вот-вот должна родить жена… Страшная духота; пять шагов до двери и обратно…
     Обед; бурда, от которой тошнило… На нарах развалились, снова похрапывали двое, а Валерий ходил; один из них, с наглой рожей детина, арестован вчера; пять шагов до двери…               
- Да не мелькай, мудак, садись! – вдруг рявкнул тот, наглец. – А то поставлю буквой гэ…
- Видно, хороший у тебя язык, - отозвался Валерий, но только перед тем подмой…
- Ты еще что-то вякаешь?!.. – явно бравировал противник.
- Заткнись, козлина, не бренчи.
     Здоровяк на рожон не полез; инцидент был исчерпан; даже жалко немного…
     Христина, Христушка, жена!..
     Вонь, духота и будто для свиней жратва; пять шагов до двери и обратно…


     Психологически готовилась, была уверенна в себя, но стоило переступить порог роддома, как сердце у Христины замерло, ушло куда-то вниз, в пятки.
- Все отлично, голубка, расслабься, - немного успокоил врач. – Чуть попозже родишь без проблем!
     Хочешь не хочешь, надо ждать. В предродовой палате суетная и явно предвещающая муки атмосфера; томились две, быть может, более решительно настроенные женщины.
- Ты, видно, в первый раз, - обратилась к Христине одна.
- Да… И ужасно боюсь.
- Кто из нас не боится?.. Главное, не паникуй, такова наша женская доля!..
- Постараюсь, спасибо!..
     Всего-то несколько хороших, теплых слов…
     Ожидание чуда… ожидание того, кто, по-шахтерски выражаясь, желает на-гора давно… Все же где более старший, шахтер?.. Что ожидает его?..
     Началось, а вернее сказать, начались…
- Тужься, девочка, тужься, - поддерживали, все время повторяли ей.
     Старалась. И когда уж казалось, что вот-вот разорвется на части, казалось, не осталось сил, перед глазами роженицы появилось озабоченное, побледневшее лицо мужа. И как-то неожиданно, впервые дав о себе знать, заголосил другой, малюсенький и долгожданный человек.
- Мальчик!.. Ишь, какой здоровяк!..
     И этот «здоровяк», опять почувствовав привычное, из которого вышел тепло, в сей момент успокоился. Мать, естественно, млея, наконец поняла, что готова Валере простить, готова долго-долго ждать…


     Карина, как всегда, в делах; телефонный звонок, голос Авдея и упрек:
- Ты обещала позвонить!..
- Извини, я как раз собиралась… Много всяких забот… Как же ты разузнал?..
- У меня вертикальные связи… А проще говоря, почувствовал…
- Ну и что?.. Передать ей привет?.. – ироническим тоном спросила. – Что конкретно ты хочешь?..
- Поздравить… может быть, и забрать из роддома…
- Все это, конечно, красиво, но весьма несерьезно. Как-никак, а она несвободна, пока что замужем, Авдей!..
- В таком случае, черт меня побери, - пришел в негодование он, - позволь хоть быть у вас извозчиком! Машину у друзей возьму.
- Ой, не знаю, не знаю!.. Лучше спросить у нее…
- Спроси да и запомни раз и навсегда: я лишь желаю ей добра, а этого никто не запретит.
- Ладно-ладно, пока.   
     Христина сразу согласилась, мало того, будто этого ждала.
- А люди?.. – пыталась образумить дочь Карина. – Что будут думать и что скажут они?!..
- Мне как-то совершенно безразлично, мама, - печально усмехнулась та. – Я б хотела остаться с Валерой, в то же время раздвоена, принадлежу им обоим… И ничего, увы, не изменить!..
     Что с ней и говорить?!..
     Возвращение дочери и прибытие внука домой.
     Безумец!.. Он подарил Христине семь пылающих, свежестью дышащих роз, а в придачу янтарный кулон, поцеловал в щеку… еще и взял младенца на руки.
- Нехилый парень, весь в отца, - как бы и сделал комплимент.
- Ну хватит, хватит, дай-ка мне, - нервничала Карина. – Возомнил себя папой.
- Ах да, я всего лишь извозчик, - паясничал мужчина, тут же вручив ей малыша, театральным жестом пригласил: - Прошу вас в машину, молодая бабуля, Христина!..
     Издевался стервец да и только!
     Приехали; и Авдей проводил до двери, как-то растерянно глядел.
- Ну, счастливо вам, девочки, - повернулся, ушел.
     Обе притихли и вошли в обновленную, благодаря стараниям отца, уютную квартиру дочери.
- Эй-эй, а ты, случайно, не ревнуешь, мама?
- Да нет, но ты… Боюсь, ой, боюсь, далеко с ним зайдешь.
- Говорила тебе, что зашла, - опечалилась та. – Не бойся, у меня другая, сама видишь, какая забота.
     И младенец проснулся, напомнил о своем существовании.


     Часы, дни и недели, и месяцы, снова… и опять наступила зима; морозный вечер января; до возвращения Валерия оставалось не так уж и много; пора было домой, но такой же капризный, похожий на отца Денис в гостях у бабушки уснул.
- Ну и что теперь делать, - задумалась Христина. – Не хочется его будить.
- Оставляй его здесь, - отозвалась Карина, - как-нибудь справлюсь и сама.
     И молодая женщина впервые, после привычной суеты и бессонных ночей, осталась в непривычном состоянии духа, совершенно одна. И вернулась домой, попив чаю, легла, попыталась уснуть… Безуспешно. Встав, походила по квартире и…
- Я весь внимание, - ответил, как всегда, шутя Авдей.
- Хочу, чтоб ты ко мне пришел, - выпалила она.
- Может, лучше по телефону?.. – еще брыкался он. – Пойми, все это очень трогательно, натурально и чисто, однако… не имеет большого значения…
- Ты ничего не понимаешь, - удивляясь своим же словам, усмехнулась Христина. – Философия здесь ни к чему.
- Жалеть не будешь?..
- Нет.
     И мужчина пришел…


     Оно бывает разное, утро; заря и озарение… и почему-то снова одиночества печаль…
- Что будет дальше?.. – он спросил.
- Будем прилежно выполнять свой долг, - спокойно отозвалась женщина.
- Философия здесь ни к чему, - повторил ее мысль, улыбнулся Авдей. – Ты становишься слишком уж мудрой.
- Это не я, природа…
     А время почему-то шло…
- Даже не знаю, что сказать, - засмущалась, прощаясь, Христина. – Пусть у тебя все будет хорошо!..
- И у тебя, у нас!..
     И Авдей потихоньку побрел; но уже не голодный, не одинокий волк в сырую, без тепла нору… И в нем рождалось новое, конечно, про любовь стихотворение. Дыхание в унисон.
 
*Имеется в виду должность горного мастера.
**Герой вышеупомянутой пьесы немецкого драматурга и режиссера Бертольда Брехта.
***Писатель, в своих произведениях описавший жуткие сцены войны.
****Хит Ирины Аллегровой.
*****Слова из знаменитой рок-оперы А.Рыбникова «Юнона и Авось».

1994 г.